Анализ угроз экономической безопасности России, связанных с проблемами государственного управления научно-технологическим развитием

Введение. В условиях новых глобальных вызовов, с которыми столкнулась наша страна, особое значение для обеспечения ее социально-экономического развития и национальной безопасности, в т. ч. экономической безопасности, приобретает научно-технологическое развитие. Жизненно важно восстановление и укрепление технологического суверенитета страны, необходимо автономное инновационное развитие широкого спектра отраслей экономики, развитие прикладной науки и высшего образования, создание и внедрение в реальный сектор новых технологий (в том числе и даже прежде всего – гражданского назначения, поскольку именно в этой сфере наносятся системные удары в «экономической войне», объявленной нашей стране странами-лидерами сложившегося миропорядка). Причем, и целеполагание инновационного развития уже должно следовать не столько «глобальной повестке», сколько национальным интересам и специфике страны (широко известны примеры расхождений между этими императивами [6]). Создание и внедрение в различных отраслях комплекса новых технологий, отвечающих российским особенностям и интересам – необходимое условие обеспечения национальной безопасности страны, и не только по соображениям импортозамещения. Многие критически необходимые нашей стране технологии и не создавались в глобализированной экономике, поскольку даже не ставились такие цели, поэтому следует начинать с «импортозамещения институтов» [9].

В свою очередь, научно-технологический комплекс во всех странах, им располагающих, развивается, по ряду объективных экономических причин, при поддержке и под контролем государства. В России тем более частный сектор отстает в масштабах инвестиций в научно-технологическое развитие (далее НТР), в т.ч. и потому, что вначале придется инвестировать в создание или восстановление самого сегмента прикладных исследований и разработок, а от частного сектора бессмысленно требовать таких долгосрочных и рискованных вложений. Поэтому высокотехнологичная сфера развивается в основном под управлением государства и за счет госбюджета, а темпы и качество НТР в России критическим образом зависят от качества государственного управления им. Это качество, по признанию даже первых лиц государства (см. далее), остается неудовлетворительным, причем, настолько, что ученые и специалисты-практики даже изыскивают пути «параллельной государству» реализации крупномасштабных инновационных проектов [13]. В то же время при всём желании полностью заменить государство в управлении инновационным развитием невозможно «по построению», в силу его огромных ресурсных возможностей, необходимости координации усилий больших коллективов, отраслей и регионов, глобального характера смены технологических укладов и т.п. [3; 4].

По мнению авторов, именно системные проблемы госуправления НТР в России создают наибольшие угрозы национальной безопасности страны, в т.ч. ее экономической безопасности, технологическому суверенитету. Новые глобальные вызовы обострили эти проблемы, но связанные с ними угрозы не сиюминутны и не ограничиваются периодом санкционной войны. В данной работе проводится анализ проблем государственного управления НТР, причем, в отличие от работы [7] и т.п., особое внимание уделяется уже не выбору стратегии НТР, а политике управления созданием и внедрением новых технологий. Т.е. не тому, что именно следует делать и куда конкретно двигаться, а тому, как следует действовать в сфере государственного управления инновационным развитием – в т. ч. и для выбора рациональных стратегий НТР на всех уровнях, отвечающих национальным интересам России. Таким образом актуальной является следующая цель данной работы –обоснование выбора государственной политики управления созданием и внедрением новых технологий. В соответствии с целью исследования были поставлены следующие задачи: 1) описание и формализация альтернативных вариантов политики управления НТР и государственного финансирования инновационных проектов; 2) анализ эффективности альтернативных вариантов политики управления НТР, государственного финансирования разработки и внедрения новых технологий; 3) прогнозирование эффективности политики управления НТР на примере проекта-маяка АО «Почта России» «Беспилотная аэродоставка грузов». Объектом исследования является научно-технологический комплекс страны и система его государственного регулирования. Предмет исследования – альтернативные варианты политики управления НТР и условия их предпочтительности. Для решения поставленных задач был использован следующий метод исследования: «мягкое», приближенное экономико-математическое моделирование жизненного цикла новой технологии с учетом механизмов государственной поддержки ее создания.

Данное исследование имеет практическую значимость, поскольку позволяет приближенно оценить условия, при которых та или иная политика управления НТР будет эффективна по критерию ожидаемого экономического эффекта от применения разработанных технологий. Научная новизна заключается в описании и формализации альтернативных политик управления НТР, определении условий их эффективности.

Системные проблемы управления НТР как угрозы национальной безопасности России. Ресурсное обеспечение НТР в современной России реализуется преимущественно посредством государственных программ. С 2022 года финансирование всех гражданских исследований и разработок было консолидировано в рамках единой Государственной программы «Научно-технологическое развитие Российской Федерации». При этом основные акценты в совершенствовании государственного управления НТР делались на повышении бюджетной дисциплины, на формальной законности расходования госбюджетных средств. Это породило громоздкие процедуры контроля, аудита, мониторинга. Кроме того, собственно распределение средств на НИР, выделяемых по госпрограммам, чаще всего организовано в форме конкурсов, в рамках общей Федеральной контрактной системы. Сами по себе эти конкурсы чаще всего носят формальный, имитационный характер, тем более что само приложение конкурсных процедур в сфере НТР некорректно (более подробно это обосновано в ряде предшествующих работ авторов [11; 12]). Они порождают высокие транзакционные издержки (в т.ч. временные, что в высокотехнологичной сфере зачастую критичнее, чем затраты стоимостные, в силу динамичности инновационного развития, интенсивности «временной конкуренции» как на глобальном уровне, так и на региональном, отраслевом).

Однако является ли такая «антикоррупционная» направленность в государственном регулировании НТР оправданной и эффективной? Начнем с уточнения понятий. Чаще всего в общественном мнении коррупцией считается – и совершенно ошибочно – обыкновенное воровство, казнокрадство, совершаемое чиновниками с использованием служебного положения. Не подвергая сомнению недопустимость и незаконность таких действий, зададимся вопросом: являются ли они наиболее опасными, или в сфере государственного управления встречаются гораздо более общественно опасные явления?

Чиновник, укравший из казны условный рубль, нанес ущерб на эту сумму, и не более (если только этот рубль не был критически важен для реализации некоторого проекта, который без него не состоялся, т.е. «количество перешло в качество»).

Но тот же чиновник может принять за взятку в 1 рубль управленческое решение, невыгодное с точки зрения всего общества. Проанализируем механизм таких действий (которые и составляют коррупцию в строгом смысле этого слова, в отличие от банального казнокрадства) с точки зрения совместимости по стимулам.

Взятка была предложена заинтересованным лицом (взяткодателем), которое от данного управленческого решения, очевидно, получает намного большую выгоду – для простоты предположим, что она составляет порядка 10 рублей (будь она сравнима по порядку величины с 1 рублем или, тем более, будь она меньше, взяткодателю не было бы смысла предлагать чиновнику взятку в 1 рубль).

В свою очередь, решить проблему в свою пользу легально, предложив всем заинтересованным лицам, т.е. в общем случае всему обществу, компенсацию, поделившись частью полученной выгоды, взяткодатель не может. Причина в том, что суммарный проигрыш от реализации желаемого решения для остальных субъектов, членов общества, намного выше его частной выгоды, и составляет, условно, порядка 100 рублей (будь он заметно менее 10 рублей, взяткодатель смог бы договориться с остальными членами общества легально).

Итак, коррупционное управленческое решение принесло обществу ущерб на сумму порядка 100 рублей, притом, что было оно принято за взятку в 1 рубль. Именно поэтому коррупция в строгом смысле слова гораздо опаснее казнокрадства (хотя подавляющая часть пропагандистских усилий в «борьбе с коррупцией» направлена именно против этого, более простого и очевидного вида преступлений – и есть основания полагать, что такое смещение фокуса внимания общества и правоохранительных органов преднамеренно) [8].

Осталось задаться вопросом, так ли важен в описанном механизме условный «взяткодатель». На наш взгляд, это промежуточное звено можно и опустить. Принять «нужное» и общественно вредное решение чиновник может и бескорыстно, либо имея иную личную заинтересованность в нем (вплоть до ментальной близости к некой узкой заинтересованной группе, солидарности с ней), либо – что чаще всего и происходит – по причине низкой квалификации. Поэтому, по нашему мнению, нужно смещать акценты в совершенствовании государственного регулирования (как в сфере НТР, так и в других сферах): вместо борьбы с нецелевым расходованием средств госбюджета следует бороться, прежде всего, с неэффективным.

Причем, эти два императива на практике нередко становятся конфликтными. Так, длительные формальные процедуры (в т.ч. конкурсные), приводящие к критическим потерям времени на реализацию высокотехнологичных проектов (что резко снижает их эффективность или просто делает их реализацию бессмысленной), формально как раз и призваны минимизировать риск нецелевого расходования госбюджетных средств.

Кроме того, именно формальная борьба за бюджетную дисциплину и против нецелевого расходования средств усиливает межотраслевые барьеры (поскольку гораздо проще или даже единственно возможно соблюдать формальные правила, изолируясь от прочих участников и отвечая лишь за «свой участок»; кроме того, при попытках межотраслевого взаимодействия, «залезая на чужую поляну», чиновник намного больше рискует быть обвиненным именно в нецелевом расходовании ресурсов).

Это, в свою очередь, критически снижает качество научно-технологического развития и пагубно сказывается на социально-экономическом развитии и состоянии экономической безопасности страны. Каждое ведомство «отвечает за свой участок работы» и правильность расходования выделяемых ему средств по известному принципу «к пуговицам претензии есть?».

Поэтому, например, на протяжении всего постсоветского периода не решается задача совместной оптимизации стратегий развития авиационной техники (Минпромторг) и наземной транспортной инфраструктуры (Минтранс) – более того, такая задача даже не ставится как задача НИР, поскольку это противоречило бы «разделению сфер ответственности между ведомствами» (т.е. финансирование таких НИР было бы «нецелевым» как для Минпромторга, так и для Минтранса). В то же время, как показано в множестве работ и легко логически объяснимо, эффективное на общенациональном уровне решение требует совместной оптимизации характеристик аэродромной сети (длин и покрытия взлетно-посадочных полос, расположения аэродромов) и воздушных судов (их взлетно-посадочных характеристик, дальности полета и т.д.) [14]. Ведь можно, например, сократить потребные длины взлетно-посадочных полос и ослабить требования к их покрытию, сэкономив средства на их строительство и содержание, за счет улучшения взлетно-посадочных характеристик самолетов – но это, очевидно, потребует дополнительных затрат на разработку авиационных технологий, на производство и эксплуатацию соответствующей авиационной техники. Возможно, что рациональным будет противоположное изменение. Оптимальный баланс, с точки зрения суммарных затрат госбюджета, может быть найден только в ходе совместной оптимизации. Любое же изолированное решение нанесет ущерб госбюджету страны – однако именно такие решения и принимаются ввиду «четкого разделения сфер ответственности органов власти».

Аналогичные примеры можно привести в области технологического развития авиастроения и здравоохранения как потенциального пользователя санитарной авиации, который мог бы оптимизировать пространственную организацию лечебно-профилактических учреждений, опираясь на транспортные возможности авиации, и т.д. Причем, дополнительные издержки на реализацию неоптимальных решений имеют порядок десятков процентов бюджета каждого ведомства. Это особенно критично ввиду ужесточения ресурсных ограничений в новых условиях глобальных вызовов для России.

Подчеркнем, что формальная консолидация всех средств, выделяемых из госбюджета на НТР в рамках единой государственной программы, ГП НТР, не сняла проблему межотраслевой координации стратегических решений. Напротив, в силу ограниченности когнитивных и технических возможностей Минобрнауки России реально администрировать расходы на НТР «своих» отраслей продолжают отраслевые федеральные органы исполнительной власти как соисполнители Минобрнауки по ГП НТР в рамках своих изолированных ведомственных проектов.

Разумеется, принятие глобально эффективных на общероссийском уровне решений требует методов их формирования, инструментария оценки эффективности и оптимизации решений, а в основе этого инструментария – адекватных математических или, скорее, компьютерных моделей сложных организационно-технических систем [14]. Но сама их разработка остается бессистемной и ведется лишь в инициативном порядке (причем, также с риском быть обвиненным в нецелевом расходовании средств), пока они не востребованы самими институтами госуправления.

Фактически, государственное управление НТР в России остается формальным, имитационным, а не содержательным – причем именно по причине борьбы за формальную «правильность» действий, а не за их результат. Плановые и отчетные показатели НТР в госпрограммах носят формальный характер, чтобы любые мероприятия были заведомо успешными. Лица, принимающие решения, стремятся избежать ответственности в случае неудач НИР и ОКР. Сами механизмы управления рисками, неизбежными в научно-технологической и инновационной сферах, слабо совместимы со сложившейся в России системой госуправления, которая не признает ошибок – и, соответственно, формально не совершает их [10]. В итоге растет разрыв между объективной реальностью как таковой и госуправлением, что приводит к критической потере его эффективности.

Анализ эффективности альтернативных вариантов политики государственного управления научно-техническим развитием. В современной системе государственного управления России преобладает политика управления научно-технологическим развитием, ставящая во главу угла соблюдение жестких формальных процедур, контроль за недопущением нецелевого расходования средств госбюджета. Причем, стремление к формальной дисциплине сочетается с невниманием к содержательным реальным результатам деятельности – более того, как подробнее будет пояснено ниже, они сознательно отодвигаются на второй план. Назовем такую политику управления политикой легализма. Данная политика (как показано в работах авторов [10]) является неизбежным следствием особенностей системы государственного управления, сложившейся в современной России, таких как:

– отсутствие права на риск у лиц, принимающих решения (ЛПР), а также у получателей бюджетных средств, т.е. исполнителей НИР, ОКР, инновационных проектов;

– наличие жестких межведомственных барьеров, отсутствие межотраслевой координации управления;

– снижение личной ответственности ЛПР за реальный, содержательный конечный результат инновационной деятельности;

– отсутствие достаточного научного обоснования решений, волюнтаризм ЛПР (что тесно связано с предыдущим пунктом – отсутствие ответственности за реальный результат приводит к невостребованности «умного управления», и, наоборот, невозможность его реализации заставляет ЛПР всячески избегать ответственности за содержательные результаты деятельности).

Как следствие, акцент при управлении реализацией проектов и программ, при госбюджетном финансировании НТР и мониторинге этих процессов делается на недопущении нецелевого, а не неэффективного расходования средств. Имеют место длительные процедуры согласования проектной документации, причем, вместо содержательного научного их анализа принимаются коллегиальные решения (пусть даже высококвалифицированными должностными лицами и экспертами – но сама процедура исключает содержательный анализ решений), направленные не на повышение объективности и глубины анализа, а лишь на размывание ответственности. Ужесточается контроль не конечного результата (который, наоборот, размывается, выхолащивается и при планировании, и при мониторинге реализации программ и проектов), а лишь соответствия формальным правилам расходования средств.

Причем, наличие описанных системных проблем в сфере управления НТР признано уже на самом высоком уровне. Например, процитируем выступление Президента России В.В. Путина на заседании Совета по науке и образованию 08 февраля 2023 г. [2]:

«Зачастую, к сожалению, происходит подмена задач. Все усилия направляются на контроль процессов текущей деятельности участников научно-технологической сферы, на то, чтобы обеспечить реализацию так называемых мероприятий, формально отчитаться об объеме выделенных средств, об освоении средств, количестве грантов или созданных лабораторий. Но это — мы с вами понимаем — лишь инструменты, средства достижения целей, а нужны практические, конечные результаты, которых ждут страна, экономика и граждане… На достижение именно таких содержательных результатов необходимо четко ориентировать всю нашу государственную политику в научно-технической сфере».

Антиподом политики легализма является политика, которая нацелена на недопущение неэффективного расходования средств, на реальный результат – возможно, даже в ущерб соблюдению формальных правил. При этом ЛПР наделяются как реальными полномочиями и ресурсами, так и жесткой персональной ответственностью за конкретный, содержательный конечный результат. При этом в случае успеха руководителям таких проектов «прощаются» нарушения формальных правил, допущенные в процессе его достижения. Как показывают исторические примеры (начиная хотя бы с эпохи Петра Первого, далее – в советский период, особенно в середине XX века, но и в новейшей истории России такие примеры уже появляются), это оказывалось оправданным с точки зрения национальных интересов страны, интересов большинства ее населения. Назовем такую политику госуправления политикой утилитаризма. Как правило, политика государственного управления в научно-технической сфере смещалась от формального легализма в сторону последнего варианта в критические для страны периоды, когда продолжение имитации формально правильной деятельности уже напрямую угрожало не только благосостоянию населения и национальной безопасности страны, но и физической безопасности самих ЛПР.

Сторонники обоих подходов к политике государственного управления развитием имеют аргументы в их пользу. Ужесточение формальных правил и недопущение нецелевого расходования средств призваны повысить вероятность если не успеха инновационной деятельности, то хотя бы того, что выделяемые на нее средства действительно будут израсходованы на создание и внедрение новых технологий. Утилитаризм ставит успешность этой деятельности в сильную, почти абсолютную зависимость от личных качеств, квалификации и добросовестности ЛПР. В то же время легализм чреват, как описано выше, выхолащиванием инновационной деятельности, выбором не самых эффективных решений (в т.ч. потому что более консервативные пути инновационного развития менее рискованны). И, как уже было отмечено, он сопряжен со значительными транзакционными затратами – как денежными, так и временными. Возможно, оба варианта политики имеют право на жизнь в различных условиях, и было бы интересно выявить условия предпочтительности легалистской и утилитаристской политики как области значений некоторых параметров, характеризующих национальную инновационную систему (НИС) [1] в целом и конкретный инновационный проект в частности. Далее будет предложен упрощенный подход к формализации обсуждаемых здесь проблем и явлений.

Рассмотрим с помощью простейшей экономико-математической модели разработку и внедрение в экономике России некой новой технологии, которая призвана решить заданную конечную задачу (например, предоставление медицинской помощи, или перевозку пассажиров по территории страны, или обеспечение энергией, и т.п.) с меньшими издержками, чем нынешние технологии, при сохранении уровня качества услуг (такое допущение об экономическом смысле новой технологии можно принять без ограничения общности). Создание технологии, проведение исследований и разработок (ИиР) потребуют некоторого времени, притом, что общий жизненный цикл, ЖЦ технологии (до момента ее морального устаревания, создания новой и более совершенной) ограничен. При этом сама вероятность успешного создания и внедрения новой технологии – далеко не 100%-на, и может сильно меняться в т.ч. в зависимости от политики государственного управления.

Введем следующие условные обозначения:

– вероятность создания технологии;

– дополнительная к первой вероятность того, что технология создана не будет;

– экономия затрат при внедрении технологии, млрд. руб./год;

– длительность ЖЦ;

– длительность ИиР;

– суммарные затраты на ИиР.

Тогда эффективность различных вариантов политики управления научно-техническим развитием можно оценить с точки зрения ожидаемого эффекта от внедрения технологии за весь ЖЦ – как разности получаемой экономии эксплуатационных затрат за время применения технологии и затрат на ИиР, с учетом вероятностей создания и несоздания новой технологии (во втором случае никакой экономии национальная экономика не получит, лишь понесет затраты на ИиР). Пусть

– ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб.

При этом будем исходить из того, что политика легализма «по построению» характеризуется более высокой вероятностью успеха создания технологии, а политика утилитаризма – более низкой. В то же время политика утилитаризма может выигрывать у первой в скорости и стоимости проведения ИиР. Кроме того, само качество созданной новой технологии (в данной модели его отражает экономия при ее применении) может быть ниже в случае политики легализма, поскольку следование формальным правилам может существенно ослаблять направленность ИиР на достижение реального конечного результата.

Разумеется, такую модель можно совершенствовать, например, учитывая дисконтирование будущих денежных потоков, что важно при реализации долгосрочных инновационных проектов, учитывая вероятности достижения «частичных успехов» и т.п. Тем не менее даже в простейшем варианте модель отражает все заложенные в нее качественные соображения о преимуществах и недостатках обсуждаемых вариантов политики управления инновационным развитием.

Параметрический анализ эффективности альтернативных вариантов политики государственного управления НТР. Рассмотрим несколько характерных сценариев (сочетаний значений параметров введенной выше модели). Для каждого случая проанализируем эффективность различных вариантов политики управления научно-техническим развитием в зависимости от вероятности создания технологии. Именно этот параметр модели является наименее определенным в реальности. Поэтому рассмотрим его именно как свободный параметр, изображая зависимости ожидаемого эффекта проекта за весь ЖЦ от этой вероятности, отображаемой по оси абсцисс. При этом для наглядности обе зависимости – для политики легализма и для политики утилитаризма – будут изображены на одном графике. В то же время в соответствии с ранее описанными предположениями для первой характерны большие значения вероятности создания технологии, чем для второй (хотя, помимо добросовестности ЛПР и прочих участников проекта, вероятность успеха в принципе может быть ограничена сверху – например, при смене технологических укладов она, как правило, невысока). Т.е. на графике для политики легализма следует рассматривать области, расположенные правее, чем для политики утилитаризма.

Сценарий 1. Рассмотрим следующие значения параметров модели.

Политика утилитаризма: ; ; ; .

Политика легализма: ; ; ; .

Таким образом, предполагается, что при переходе от политики утилитаризма к политике легализма транзакционные издержки, связанные с проведением ИиР, как стоимостные, так и временные, велики, соответственно, сильно возрастут стоимость и длительность ИиР. Результаты отображены на рисунке 1.

Рисунок 1. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (сценарий 1).

Источник: составлено авторами.

В таком случае предпочтительнее будет политика утилитаризма, поскольку она будет обеспечивать положительный эффект от внедрения технологии хотя бы при высокой вероятности создания технологии. Легализм неэффективен при любой вероятности успеха, т.к. и сроки создания технологии сильно затянуты, и сам ожидаемый эффект от ее внедрения сравнительно невелик.

Сценарий 2. Рассмотрим следующие значения параметров модели.

Политика утилитаризма: ; ; ; .

Политика легализма: ; ; ; .

В этом случае предполагается, что при переходе от политики утилитаризма к политике легализма издержки, связанные с проведением ИиР, возрастают несущественно, как и длительность ИиР. Результаты отображены на рисунке 2.

Рисунок 2. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (сценарий 2).

Источник: составлено авторами.

В таком случае однозначно предпочтительнее будет политика легализма, поскольку, транзакционные издержки (как стоимостные, так и временные) и проигрыш в эффективности созданной технологии невелики по сравнению с политикой утилитаризма, но вероятность успеха всё-таки, как предполагается, выше.

Сценарий 3. Рассмотрим следующие значения параметров модели.

Политика утилитаризма: ; ; ; .

Политика легализма: ; ; ; .

В этом случае предполагается, что при переходе от политики утилитаризма к политике легализма издержки, связанные с проведением ИиР, возрастают несущественно, как и длительность ИиР – как и в Сценарии 2. Но при этом экономия эксплуатационных затрат при внедрении новой технологии – сравнительно низка, поскольку в погоне за соблюдением формальных правил реальный результат внедрения новой технологии оказался на втором плане. Результаты отображены на рисунке 3.

Рисунок 3. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (сценарий 3).

Источник: составлено авторами.

В таком случае предпочтительнее будет политика утилитаризма, поскольку, в отличие от легализма (который оказывается заведомо неэффективным, как и в Сценарии 1) обеспечивает положительный эффект хотя бы при высокой вероятности создания технологии.

Прогнозирование эффективности политики управления инновационным развитием на примере проекта-маяка Почты России «Беспилотная аэродоставка грузов». В качестве примера реализации утилитаристской политики управления инновационным развитием рассмотрим проект-маяк АО «Почта России» по внедрению беспилотных воздушных судов (ВС) для доставки почты и грузов в отдаленные, труднодоступные и малонаселенные регионы России.

С одной стороны, существуют обоснованные ожидания высокой эффективности применения БВС для доставки грузов и почты именно в таких регионах, поскольку при соблюдении высокой регулярности и частоты рейсов (требуемой при доставке почты) загрузка тяжелых пилотируемых ВС будет крайне низкой, тогда как легкие беспилотные ВС не будут требовать излишних затрат на «перевозку воздуха» [5].

С другой стороны, пока само внедрение беспилотных ВС в гражданской сфере тормозится – не только в России, но и за рубежом – нерешенностью комплекса проблем, как технологических (обеспечение глобального покрытия территории надежными сетями связи, навигации, управления движением, контроля воздушного пространства; в целом обеспечение безопасного применения БВС в воздушном пространстве), так и регуляторных – во многом отражающих именно неготовность технологий.

Тем не менее, развитие беспилотной гражданской авиации неизбежно (что подтверждается обширным опытом ее нелегального применения в самых разных отраслях экономики), и следует искать пути безопасного освоения и совершенствования соответствующих инновационных технологий. Тем более что и достижение приемлемого уровня безопасности также требует накопления опыта эксплуатации таких систем [15; 16; 17], т.е. «дорогу осилит идущий».

В основе указанного проекта-маяка лежит идея частичной и временной либерализации, дерегулирования в такой жестко регламентированной сфере как гражданская авиация. Предусмотрено установление экспериментальных правовых режимов (ЭПР), предполагающее отмену на определенных территориях (в частности, в Чукотском автономном округе) и на определенный период общих требований по подтверждению летной годности ВС, квалификации персонала и т.д. То есть, в рамках данной работы, можно считать, что сам по себе проект-маяк представляет собой пример политики утилитаризма в управлении инновационным развитием. Интересно проанализировать, при каких технико-экономических условиях этот рискованный эксперимент мог бы оправдаться.

Экономия затрат при внедрении беспилотных ВС оценивается в сравнении с вертолетом «Ансат» как примером относительно массового и все-таки легкого вертолета (поскольку сравнение с наиболее массовыми отечественными вертолетами семейства Ми-8/17 грузоподъемностью около 5 т на почтовых рейсах с загрузкой порядка десятков и даже сотен кг было бы абсурдным). Примем следующие значения параметров. Пусть заданный объем почтовых перевозок с заданной частотой выполняет следующее количество вертолетов Ансат: ; среднегодовой налет вертолета Ансат ; стоимость летного часа вертолета Ансат

Тогда годовая экономия затрат при внедрении беспилотных ВС рассчитывается по следующей формуле:

,

где – количество беспилотных ВС,

– среднегодовой налет беспилотных ВС,

– стоимость летного часа беспилотных ВС.

При расчетах использованы следующие значения параметров: ; затраты, связанные с созданием и эксплуатацией инфраструктуры ; ; ; где – длительность создания необходимой инфраструктуры.

Рассмотрим несколько характерных случаев и определим, при каких параметрах реализация данного проекта будет эффективной с точки зрения суммарного эффекта от внедрения беспилотных воздушных судов.

Случай 1. Рассмотрим следующие параметры почтовой транспортной системы на основе беспилотных ВС: ; ; Т.е. предполагается, что беспилотные ВС летают примерно в 100 раз дешевле вертолета, но их в 10 раз больше, а среднегодовой налет вертолета и беспилотного ВС одинаковый. В данном случае увеличилась частота полетов, т.е. повысилось качество обслуживания, и одновременно снизилась стоимость полетов при выполнении фиксированной работы. Как показано на рисунке 4, ожидаемый эффект от внедрения технологии будет положителен уже при вероятности успешного создания новой технологии больше 30%.

Рисунок 4. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (случай 1).

Источник: составлено авторами.

Случай 2. Рассмотрим следующие параметры почтовой транспортной системы на основе беспилотных ВС: ; ; Т.е. предполагается, что беспилотных ВС в 10 раз больше, чем вертолетов, среднегодовой налет вертолета и беспилотного ВС одинаковый, но беспилотные ВС летают дешевле вертолета всего в 12 раз. В данном случае также увеличилась частота полетов, т.е. повысилось качество обслуживания и снизилась стоимость полетов при выполнении фиксированной работы. Однако сам объем полетов, суммарный налет парка, выше в 10 раз – тогда как летный час БВС лишь в 12 раз дешевле, чем у вертолетов. Значительные постоянные затраты на разработку и внедрение новых технологий, создание дополнительной инфраструктуры, нивелируют эту малую экономию. Как видно на рисунке 5, при любой вероятности создания новой технологии доставки почты ожидаемый эффект от ее внедрения будет отрицателен.

Рисунок 5. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (случай 2).

Источник: составлено авторами.

Случай 3. Рассмотрим следующие параметры почтовой транспортной системы на основе беспилотных ВС: ; ; Т.е. предполагается, что потребное для обеспечения требуемой регулярности доставки почты количество беспилотных ВС и вертолетов одинаково, среднегодовой налет вертолета и беспилотного ВС одинаковый, и беспилотные ВС летают дешевле вертолета в 12 раз, в расчете на летный час. В данном случае качество обслуживания не изменилось, но снизилась стоимость полетов при их неизменном объеме.

Как показано на рисунке 4, ожидаемый эффект от внедрения технологии будет положителен уже при вероятности успешного создания новой технологии больше 30%.

Рисунок 6. Ожидаемый эффект от внедрения технологии за ЖЦ, млрд. руб. (случай 3).

Источник: составлено авторами.

То есть, проекты-маяки такого рода оправдаются (в смысле ожидаемой полезности, т.е. в среднем по стране), даже при умеренной вероятности успеха, либо в том случае, если БВС при повышении интенсивности полетов на порядок обеспечат многократную – на два порядка – экономию эксплуатационных затрат, что возможно при их миниатюризации относительно легких вертолетов наподобие «Ансат», либо в том случае, если будет достигнута экономия удельных затрат примерно на порядок, но не потребуется повышения частоты полетов для выполнения требований по срочности доставки почты.

Заключение

Преобладающая в практике госуправления в России политика легализма, т.е. борьбы за формальную дисциплину при расходовании государственных средств, выделяемых на инновационное развитие, в ущерб содержательным результатам, может порождать высокие транзакционные издержки при создании и внедрении новых технологий. Также она ослабляет стимулы для достижения содержательных конечных результатов при создании новых технологий, и достигаемый эффект при их внедрении может быть относительно низким. Сложившаяся в России политика государственного управления реализацией инновационных проектов критическим образом снижает эффективность и темпы инновационного развития, создавая угрозы национальной безопасности страны.

В работе был обоснован выбор государственной политики управления созданием и внедрением новых технологий. Были решены следующие задачи:

1) описаны и формализованы альтернативные варианты политики управления НТР: политика легализма и политика утилитаризма.

2) Проанализирована эффективность альтернативных вариантов политики управления НТР, государственного финансирования разработки и внедрения новых технологий. С помощью упрощенной экономико-математической модели были выявлены области значений параметров (в т.ч. вышеупомянутых дополнительных затрат времени и средств на соблюдение формального «порядка», длительности ЖЦ, а также среднегодового эффекта от внедрения новых технологий и вероятности их успешного создания), при которых политика легализма:

– либо заведомо неэффективна, при любой вероятности успешного создания новых технологий (поскольку транзакционные затраты на соблюдение формальных правил и потери в эффективности созданных технологий не позволят им окупиться за весь жизненный цикл);

– либо уступает в ожидаемом эффекте за весь жизненный цикл технологий политике утилитаризма, предполагающей освобождение от формального контроля процессов реализации инновационных проектов, в расчете на скорейшее достижение максимальных результатов, если вероятность успеха сравнительно высока (выше 50%).

Также политика легализма может оказаться заведомо неэффективной в тех случаях, когда вероятность успеха инновационного проекта в принципе невысока безотносительно к добросовестности его участников, что характерно именно для периодов смены технологических укладов.

3) Предложенный подход к анализу эффективности политики управления НТР проиллюстрирован на реальном примере проекта-маяка АО «Почта России» по организации беспилотной доставки грузов и почты в малонаселенных регионах (как примера реализации политики утилитаризма, с частичным дерегулированием, введением экспериментальных правовых режимов на выделенных территориях). Оценены условия, при которых подобные проекты будут эффективными в среднестатистическом смысле, при умеренных вероятностях успеха (порядка 30% и выше). Это возможно, если беспилотные воздушные суда обеспечат существенную, примерно 10-12-кратную экономию стоимости летного часа, выполняя заданный объем перевозок с заданной регулярностью без увеличения объема полетов, в сравнении с пилотируемыми воздушными судами, либо если повышение интенсивности полетов будет сопровождаться опережающим (на два порядка) сокращением стоимости летного часа.