Автаркия 2.0: глобальная экологическая повестка, пандемия COVID-19 и новая нормальность

Введение

Мировая экономика и международная торговля переживают в настоящее время глубочайший кризис, обусловленный пандемией Covid-19. В этой ситуации исследователи во всех странах [1, 2, 3] (Gans, 2020; Polterovich, 2020) пытаются определить, что более целесообразно для стран и народов: увеличить усилия для возвращения в недавнее прошлое, которое постфактум в описаниях наблюдателей начинает приобретать черты «золотого века» человечества, или принять сложившуюся ситуацию как новую нормальность и попытаться достичь успеха в рамках изменившейся реальности. Для многих экономистов опасность кризиса кажется еще большей вследствие опасений по поводу происходящего по всему миру отказа от свободы торговли, что находит выражение и в завершенном Brexit, и в тлеющей торговой войне США и Китая.

Однако 200-летнее господство свободы торговли в экономической науке отнюдь не свидетельствует о том, что этот принцип является всеобщим, базовым и единственно необходимым условием для успешного развития национальной экономики. Потеря британской промышленностью мирового лидерства является не одиночным примером. Сегодня аналогичным образом снижается доля России в глобальной экономике.

Отказ от всеобъемлющей свободы торговли начался не сегодня, с пандемией. Тенденции автаркии начали проявляться уже на протяжении ряда лет, и озвучивали их экономисты, которых сложно заподозрить в симпатиях к протекционизму. Парадоксально, но практическая реализация мер, предлагаемых ими для обеспечения глобализации и реализации глобальной повестки, неминуемо ведет к постепенному переходу к автаркии. Просто пандемия послужила своего рода катализатором медленно набиравших силу процессов. Ряд отечественных исследователей, в том числе Юданов [4] (Uspenskiy, Yudanov, 2016), Ильюхов [5] (Ilyukhov, 2015), Бурцева [6] (Burtseva, Ganebnyh, El-Sibai, 2016), Пелих [7] (Pelikh, 2017), ставят вопрос об использовании автаркического опыта 1930-х годов для обеспечения экономического роста в современных условиях.

Научная новизна работы состоит в определении автаркии и протекционизма в качестве приоритетной экономической политики как для развитых стран, стремящихся сохранить свои привилегии и благоприятный для них status quo, так и для развивающихся стран, заинтересованных в обеспечении прогресса и «догоняющего развития». Дана оригинальная критика теории сравнительных преимуществ и свободы торговли, показано несоответствие мифов об автаркии в современном капитализме фактам экономической жизни. Доказано, что глобальные инициативы, в том числе связанные с экологическим кризисом, в результате приводят к усилению протекционизма, как национального, так и регионального. Раскрыты тенденции изоляционизма и автаркии, проявившиеся в связи с пандемией Covid-19, и спрогнозированы их возможные последствия.

Автаркия 0.0. От понятия автаркии до политизации свободы торговли

Современное понятие автаркии берет свое начало из двух греческих слов, фонетическое звучание которых одинаково, но значение несколько различно. Одно из них, autarkeia обозначает самообеспечение, хозяйствование на основе собственных сил без использования внешних ресурсов, а второе – autarchia – власть деспота, единоличного правителя. В то время как первое греческое слово не несет в себе явных отрицательных характеристик для нашего современника (и, напротив, имело позитивное значение для древнегреческих философов [8] (Braginskaya, 2008), второе подразумевает нечто противное современным принципам социально-политического устройства. Именно вследствие этого омонимического происхождения существующее в современных языках слово «автаркия» имеет двойственный характер.

Одним из последствий этой двойственности стало то, что в академическом использовании два эти термина слились, превратившись в единое целое, где подразумевается, что из первого, то есть экономической самодостаточности, вытекает второе, то есть деспотия, классовое угнетение и удушение производительных сил и энергии нации. Одним из наиболее ярких сторонников теории, что автаркия подразумевает одновременно и то, и другое, являлся Людвиг фон Мизес. По его мнению, с которым сложно не согласиться, «политика представляет собой единое целое. Внешняя и внутренняя политика тесно связаны друг с другом, это единая система» [9] (Von Mises, 1990). Вследствие этого протекционизм как выражение автаркической тенденции тесно связан с экономическим национализмом и вмешательством государства в бизнес. В качестве примера Мизес приводил фашистскую Италию и нацистскую Германию.

Однако если полемический запал великого экономиста понятен и сохранил свою значимость, то его анализ был ограничен и использовал доступную ему на момент написания (1930–40-е годы) фактическую базу. В то же время невозможность полной автаркии как экономической системы самообеспечения открыто признавалась фашистскими лидерами и использовалась для оправдания территориальной экспансии. Так, термин «импортозамещение» был введен в активный оборот Муссолини [10] (Knox MacGregor, 1982), а невозможность достичь автаркии в плане обеспечения Германии сырьем и продовольствием заставила Гитлера требовать экспансии на Восток (Hossbach Memorandum [11] (Evans Richard, 2006)).

Агрессивность авторитарных режимов возмущала Мизеса, но если анализировать их экономическую стратегию с точки зрения науки, то идея германских фашистов заключалась в том, чтобы путем территориальной экспансии превратить внешние торговые связи во внутренние, создав в Евразии пространство без барьеров для торговли и без зависимости от политических пристрастий того или иного этноса с господствующей ролью фашистского государства. Предложения Мизеса о снятии таможенных и иных барьеров на пути свободного перемещения товаров, людей и капиталов во всем мире имеют тот же самый экономический смысл – обеспечить свободу торговли – только с сохранением политической конструкции национальных государств, также ограниченных в своем праве вмешиваться в бизнес. При этом если пределы территориальной экспансии фашистского государства были ограничены Lebensraum, необходимым жизненным пространством, то идеи глобалистов ограничены только физической поверхностью Земли. Таким образом, как автаркия, так и свобода торговли, говоря математическим языком, в пределе представляют две стороны одной медали, или парадигмы – свободного безбарьерного перемещения, не зависящего от политических или идеологических установок, что, с одной стороны, безопасно, а с другой – экономически рационально.

Еще одним примером того, насколько близки практические результаты реализации идей автаркии и свободы торговли, является тема продовольствия. Заботясь об обеспечении продовольствием собственного населения, практически каждый фашистский режим активно занимался вопросами сельского хозяйства, в том числе привлекая для этого выдающихся ученых-генетиков. Продовольственная безопасность рассматривалась как центральная скрепа режима в первую очередь, естественно, из-за опасений голодных бунтов. Необходимость обеспечения продовольствием постоянно растущего населения приводила к ускорению двойного процесса: процесса уничтожения традиционного разнообразия сортов растений, выращиваемых крестьянами, и процесса введения стандартизированного набора сортов, разработанных генетиками [12] (Saraiva Tiago, Norton Wise, 2010). Аналогичный двойной процесс реализуется в рамках современной глобализации, в том числе с участием крупнейших международных агрокорпораций, однако в последнем случае он рассматривается как свидетельство прогресса и приближающегося глобального процветания, образца эффективного использования ограниченных ресурсов. Хотя и в том, и в другом случае, по мнению ряда биологов, именно этот процесс унификации является причиной возникновения новых эпидемий и пандемий, крайне опасных для человечества.

Решение продовольственной проблемы внутри каждой страны при опоре на собственные ресурсы ведет к тому, что объективно исчезает потребность в торговле как способе обеспечения насущных потребностей населения в еде у ряда крупнейших исторических потребителей продовольствия. Примером этого является Россия, которая из крупнейшего импортера зерна превратилась в крупнейшего мирового экспортера. При этом, если исходить из теории сравнительных преимуществ Рикардо, для того чтобы экспорт пшеницы из России вообще происходил, издержки производства зерна (фактически около $ 100 за тонну [13]) должны быть ниже издержек производства любой сложной технической продукции или даже нефти (фактически от $ 71 до $ 83 за тонну [14]). Научная теория, таким образом, противоречит фактам реальной экономики. И связано это в первую очередь с ограничениями и политической обусловленностью первоначального появления теории сравнительных преимуществ и идей свободной торговли.

Как известно, исторически поддержка свободы торговли не была столь однозначной, как сейчас, в мировой экономической среде. Так, ряд германских экономистов и философов-классиков, включая Фридриха Листа и Иоганна Готлиба Фихте, были сторонниками автаркии. Фихте, как и идеологи свободы торговли, отстаивал точку зрения, что идеалом экономики и торговли является достижение равенства и свободы. Однако эффективным способом достижения свободы и равенства Фихте считал протекционизм и замкнутое торговое государство [15] (Fikhte, 2010), то есть континентальную автаркию, а британские экономисты – современники Фихте – свободу торговли. Лист в «Национальной системе политической экономии» указывал, что для стран догоняющего развития свобода торговли закрепляет их отсталость и преимущества стран-лидеров [16] (List, 2005). При этом парадоксальным образом идеи Листа как экономиста-националиста оказались неприемлемы для германских традиционалистов-юнкеров, являвшихся основными экспортерами сырья и товарного зерна и заинтересованных в отсталости Германии как главном условии сохранения своего господства в Германском союзе.

Столкновение этих взглядов предопределило экономическое развитие на многие годы вперед. Но историю, как известно, пишут победители. Неудивительно, что выгодная для Британской империи свобода торговли оказалась господствующей идеологией, в отличие от протекционизма и идей автаркии, отстаиваемых представителями сравнительно слабых германских княжеств, судьбу и форму существования которых определяла Британская империя. Находит свое подтверждение тезис о том, что любая экономическая теория, по своей сути, является товаром, который продается правящим классам и публике, в зависимости от их заинтересованности, и пользуется популярностью лишь то время, пока в ней нуждаются [17] (Torkanovskiy, 2015). С учетом практически полного отказа от критики свободы торговли в последние несколько десятилетий уместным становится вопрос о научности самой теории, исходя из критерия фальсифицируемости, введенного Поппером.

За прошедшее с момента введения свободы торговли в научный и политический оборот время произошли многочисленные изменения в экономике, которые ставят под вопрос анализ Рикардо.

Критики автаркии при расчете национальных издержек на производство того или иного товара исключают из сравнения такие государственные услуги или товары, как безопасность, армия, суды, образование и прочее. При этом страна, с одной стороны, несет издержки по обеспечению указанными услугами, а с другой – не может предложить большинство этих услуг на международном рынке. Исключение целого сектора из сравнения приводит к тому, что модель свободы торговли и специализации той или иной страны на производстве определенного товара становится ущербной. В условиях постоянно возрастающей значимости этого сектора практическая применимость модели сравнительных преимуществ для определения возможностей специализации той или иной страны стремится к нулю. Армия или спецслужбы являются, по своей сути, страховкой на случай военных или недружественных действий со стороны других государств. Однако в мирное время армия с точки зрения адепта свободной торговли не нужна, и ликвидация армии сокращает непроизводительные расходы, увеличивая доступные для экономики ресурсы. При этом ни одна из стран – сторонников свободы торговли не отказалась от армии, а напротив, основные страны содержали по примеру Британской империи и содержат значительные вооруженные силы и службы безопасности.

Аналогичным образом неприспособленность теории сравнительных преимуществ может быть продемонстрирована тем, что в современных условиях, когда значительную долю стоимости товара представляет бренд, а огромное влияние на конечную стоимость для конкретного потребителя имеет канал, по которому данный потребитель получает товар, попытки прямого сравнения издержек на основании теории Рикардо как способа обосновать возможность или целесообразность производства конкретного товара в той или иной стране лишены необходимой фактической и теоретической базы.

Идеал свободы торговли – обмен и специализация отдельных стран на производстве того или иного продукта. Однако даже в рамках одной страны развитие регионов оказывается неравномерно и достижение равенства через свободу торговли даже внутри единого рынка фактически невозможно [18, 19, 20] (Armstrong, Read, 1995; Loughlin, 2007; Rodríguez-Pose, Bwire, 2003). Примером этого являются различного рода региональные программы, реализуемые как в рамках отдельных государств, так и наднациональных объединений, которые направлены на ускоренное развитие тех или иных регионов, ликвидацию отсталости внутри единой территориальной социально-экономической и политической системы. Свобода торговли никоим образом не гарантирует ликвидацию отсталости отдельных субъектов внутри системы, скорее, она направлена на сохранение статус-кво. Обеспечения свободы торговли внутри одной страны, как показывает Филиппон [21] (Thomas Philippon, 2019), недостаточно для поддержания равенства и свободной конкуренции, которые являются залогом эффективного экономического развития. Напротив, свобода торговли становится заложником концентрации капитала и политического лоббизма для обеспечения монополистического уровня прибыльности.

Важным недостатком, отмечаемым современными комментаторами, является также статический характер модели Рикардо. В рамках ее исключена волатильность цен на товары той или иной группы, что ставит под угрозу способность приобретать (в силу отсутствия денег от продажи) иные товары на открытом рынке. Такая волатильность цен особенно характерна именно для сырья и товаров продовольственной группы, хотя может касаться и других групп. Соответственно, страны-производители сырья не имеют возможности прогнозировать и планировать свои доходы и расходы, всецело завися от состояния покупателей сырья.

При увеличении экспорта увеличивается сумма доходов, находящаяся в распоряжении той или иной нации для приобретения товаров на международных рынках. Однако, как показывает опыт современного Китая, наличие профицита торгового баланса не обязательно ведет к закупкам товаров у стран-партнеров, не увеличивает общий объем потребления и не влияет кардинально на глобальное благосостояние, как и на благосостояние торговых партнеров Китая.

Автаркия 1.0. Автаркия как отрицание капитализма

Исторически именно США полноценно реализовали идею автаркии в 1808 году, на год отказавшись от участия в мировой торговле. Последствия были предсказуемы: значительно снизились внутренние цены на экспортные американские товары: зерно и хлопок и повысились цены на импортные товары, в том числе оборудование, что вызвало, согласно ряду исследований, подъем национальной промышленности и стало одним из этапов становления мощной американской промышленности. Ряд исследователей также указывают, что автаркия была причиной падения благосостояния и была отменена под давлением общественности, в первую очередь терпящих убытки от остановки торговли экспортеров сырьевых товаров [22] (Irwin Douglas, 2005).

После этого кратковременного опыта многие экономисты, говоря об автаркии, использовали страны социализма, и в первую очередь СССР как образец квази-автаркического государства. В настоящее время в качестве классического примера автаркии экономисты во всем мире указывают на Северную Корею. Однако более внимательный анализ показывает, что КНДР, хотя и является образцом автаркии в политическом смысле, отнюдь не полагается исключительно на собственные силы. Участие Северной Кореи в международной торговле достаточно значительно с точки зрения ВВП КНДР: отношение объема внешней торговли к ВВП составляет, по разным оценкам, от 11 до 17% на 2018 год [23, 24, 25] в условиях санкций. В отсутствие санкций этот показатель составлял около 25% на 2013 год и в период до 1994 года [26]. Это свидетельствует о том, что с экономической точки зрения Северная Корея автаркией не является, в противном случае, кстати, введение санкций против нее не имело бы вообще никакого влияния и было бы бессмысленным.

Конечно, роль внешней торговли во многих современных странах значительно больше. Например, по состоянию на 2018 год в Южной Корее доля внешней торговли в ВВП составляет 83%, а в Люксембурге – 387% (в России – 52%) [27]. Однако доля внешней торговли в ВВП Северной Кореи сравнима с долей торговли в 2018 году в ВВП Пакистана (29%) или даже США (28%). Интересно, что доля внешней торговли в Древнем Риме составляла 11% [28, 29, 30] (Scheidel, Friesen, 2009; Scheidel, 2009; West Louis, 1932) и около 60% в Британской империи XIX века [31] (OʼRourke, 2012), хотя сокращалась до 20% в XX веке. Британия рассматривается как один из наиболее ранних и преданных сторонников свободы торговли, хотя по уровню таможенного обложения импорта Британия вплоть до 70-х годов XIX века опережала «протекционистскую» Францию [32] (Nye, 1991). Британия впервые в мире в середине XIX века отказалась от ввозных таможенных пошлин и предоставила возможность свободного импорта для ключевых сырьевых и продовольственных товаров для определенных стран. О причинах этого пишет и Мизес: «экономисты всегда утверждали, что ….Выгода, получаемая от внешней торговли, целиком обеспечена импортом. Экспорт – это всего лишь плата за импорт. Если бы можно было импортировать, вообще не экспортируя, импортирующая страна не пострадала бы, а напротив, процветала бы» [9].

Отказ Британии от ввозных пошлин был связан с двумя насущными потребностями – обеспечить британскую промышленность дешевым импортным сырьем, а рабочий класс – дешевым продовольствием. Обе эти задачи решались отменой ввозных пошлин. При этом интересы британских промышленников в обеспечении экспортных рынков требовали встречной отмены импортных пошлин в странах, куда поставлялись британские промышленные товары, что и достигалось требованием взаимности при подписании двусторонних договоров Британии с другими странами. Так что отказ от ввозных пошлин для Британии обеспечивал двойную выгоду. Рынки стран, с которыми соглашения Британской империи о свободной торговле были подписаны без изъятий, были гарантированы для более высокотехнологичной британской промышленности, что обеспечивало как торможение развития национальной промышленности и обеспечение технологической зависимости от Британии, так и недопущение конкурентов. С другой стороны, в тех случаях, где позиции британской промышленности были уязвимы, как, например, в случае текстильной промышленности Индии, заключаемые договоры и соглашения ставили таких конкурентных производителей в заведомо невыгодное положение путем введения пошлин.

Британская поддержка свободной торговли существовала до тех пор, пока протекционистская политика других национальных правительств не привела к появлению мощных промышленных конкурентов, которые, пользуясь благоприятным импортным режимом, заставили британских промышленников потесниться как на зарубежных, так и на внутреннем рынке, и ухудшили положение английского рабочего класса вследствие сокращения производства в стране. По мере развития национальной промышленности в других странах и в английских колониях и доминионах британское правительство, несмотря на поддержание на словах лозунга свободы торговли, постепенно вводило протекционистские меры, опасаясь кризиса национальной промышленности и социального напряжения вследствие конкуренции дешевых промышленных товаров. Свобода торговли использовалась, таким образом, в той степени как это было выгодным для национальной экономики и обеспечения социального мира в Великобритании. Ряд исследователей [33] (Cain, 1982) отмечают, что свобода торговли для Британии была причиной снижения национального дохода и ухудшения условий торговли с 40-х до 80-х годов XIX века.

Автаркические, протекционистские тенденции особенно проявились в годы после Великой депрессии. Это представляется логичным, так как Великая депрессия показала как уязвимость каждой страны в отдельности перед кризисом, так и риски взаимозависимости в условиях распространения кризиса. Модель выигрыша от глобализации и происходящего в рамках него международного разделения труда построена на тезисе о том, что при одинаковых затратах на производство в одной стране выгодно производить вино, а в другой – пшеницу. Однако эта модель, как и все классические модели, абсолютно упускает из виду риски, связанные с производством того или иного товара, и волатильность цен на него, что особенно характерно для сырьевых товаров. При резком перепроизводстве и снижении цен на вино у нации, производящей вино, недостаточно средств для покупки пшеницы в прежних объемах, что ведет и к сокращению производства пшеницы. Поэтому тезис о том, что благосостояние всех увеличивается при свободе торговли, необходимо дополнить и тем, что оно так же и снижается одновременно у всех. Именно это и произошло во время Великой депрессии, вызвав социальную напряженность по всему миру и пролиферацию фашистских режимов, ориентированных на протекционизм и социальную стабильность.

Распространение экономического кризиса подпитывалось за счет взаимозависимости национальных экономик и международной торговли, с одной стороны, а с другой – автаркические тенденции были обусловлены потребностью опереться на собственные силы. Естественно, что страной, наименее пострадавшей от глобального кризиса, оказался Советский Союз, который был исключен из международного товарообмена в силу политических причин. Пример Советского Союза в Великой депрессии длительное время вдохновлял радикальных сторонников протекционизма.

Процессы глобализации, идущие в настоящее время в мировой экономике, политике, общественной сфере, ведут к возникновению и усилению зависимости глобальных партнеров друг от друга. При этом необходимость и возможность выбора снижается, и тем самым создается видимость стабильности. Кризисов становится меньше, но их размах и глубина возрастают. Свидетельством этого является беспрецедентность и нынешнего кризиса, и кризиса 2008 года.

Автаркия 2.0. От отрицания к принятию

Несмотря на осуждение автаркии и продвижение свободы торговли как общественного идеала, уровень международной торговли, достигнув пика в 2008 году, когда экспорт составил 30,76% мирового ВВП [34], стал постепенно сокращаться и достиг 30,11% в 2018 году [34], опустившись до этого до 28,46% в 2016 году [34]. И тому были объективные причины еще до пандемии коронавируса.

С одной стороны, все развитые страны, находящиеся в настоящее время в привилегированном положении, заинтересованы в сохранении статус-кво. Несмотря на поддержку программ экономических реформ и ускоренного развития в развивающихся государствах, потеря развитыми странами рабочих мест, в первую очередь в промышленности и передовых секторах экономики, усиление конкуренции на международном рынке ведут к обострению социальных противоречий внутри самих развитых государств. Поэтому развитые страны заинтересованы в сохранении распределения ролей, при котором они являются разработчиками и создателями сложных продуктов, а развивающимся государствам отведено положение поставщиков дешевых ресурсов. В рамках указанной парадигмы свобода торговли отвечает интересам большинства отраслей экономики развитых стран.

С другой стороны, развивающиеся страны стремятся ввести ограничения для защиты своего передового сектора или обеспечить условия для создания передовых производств в стране для того, чтобы увеличить национальный доход и доходы от экспорта. Для участия в глобальных цепочках создания стоимости создаются особые зоны, бизнес в которых обладает рядом характеристик экстерриториальности по отношению к национальному государству. Таким образом, развивающиеся страны стремятся к изменению положения в свою пользу.

На этом фоне развитые государства выступают с различными инициативами, смысл которых в сохранении их привилегированного положения. И здесь свобода торговли из всеобъемлющего принципа постепенно превращается в необязательное дополнение.

Парадоксальным образом современные экологические требования направлены на обеспечение энергетической независимости, то есть самообеспечение энергетическими ресурсами, в первую очередь возобновляемыми. При этом такое самообеспечение энергетическими ресурсами происходит невзирая на издержки, что означает отказ от теории сравнительных преимуществ. Реализуются программы энергетической безопасности под флагом озабоченности глобальным экологическим кризисом, однако фактически самообеспечение энергетическими ресурсами предполагает, с одной стороны, отказ от принципа экономической эффективности и оптимизации, а с другой – сокращение торговли энергоресурсами, которые составляют значительную часть мировой торговли. Рост производства энергоресурсов в странах, бывших импортерами, и увеличение, в том числе вынужденное, потребления энергоресурсов, производимых в странах – традиционных импортерах, ведет к сокращению цен на торгуемые ресурсы и сокращению потребностей и объемов торговли.

Циркулярная экономика подразумевает повторное использование ресурсов, а не их приобретение у специализированного производителя [35] (Torkanovskiy, 2020). Повторное, зачастую неоднократное, циркулярное использование ведет к сокращению торговли, с одновременным снижением торговли новыми товарами и увеличением объемов торговли товарами, бывшими в употреблении, в том числе и различными фракциями мусора. С точки зрения глобальной экономики это позитивное явление. С точки зрения стран – традиционных импортеров ресурсов циркулярное использование снижает потребность в ресурсах и издержки. С точки зрения развивающихся стран – производителей ресурсов циркулярная экономика означает сокращение спроса на производимые товары, увеличение волатильности цен и конкуренции, снижение экспортных доходов и возможностей развития, что стабилизирует их состояние вечного отставания и сокращает международную торговлю.

При отсутствии доходов от продажи ресурсов страны-производители не будут иметь средств для приобретения товаров, производимых странами – традиционными потребителями ресурсов. Несмотря на финансовую подпитку, выдачу заведомо невозвратных кредитов, в том числе и межгосударственных, уровень мировой торговли не может не сокращаться.

Хотя изменения климата воспринимаются как стимул для объединения усилий государств и корпораций, климатическая повестка показала необходимость работать над сокращением международной торговли, в том числе и для сокращения излишних выбросов и отходов, загрязняющих нашу планету.

Несмотря на формальное декларирование абстрактной свободы торговли, цели капитализма неизменны: обеспечение высокой рентабельности на протяжении как можно более длительного времени, что может быть достигнуто в первую очередь за счет обеспечения монополии. В международной торговле и международных экономических отношениях это означает сохранение статус-кво. Именно на обеспечение внутренней и внешней стабильности направлены предложения многих западных экономистов, в том числе руководителя такого известного think-tank, как Всемирный экономический форум, Клауса Шваба [36] (Schwab, 2020).

Для усиления сотрудничества предлагаются несколько мер. К ним в первую очередь относятся меры по борьбе с изменениями климата, создание единой международной налоговой системы и защита прав работников.

Однако предложения о введении налога на потребление вместо налогов на доход должны в первую очередь усилить государства с высоким уровнем потребления, в то время как страны с низким уровнем потребления будут недополучать налоги. Таким образом, международные корпорации смогут производить во Вьетнаме или Бангладеш, а налоги платить в США или Германии. Страны, предоставляющие льготы для развития национальной промышленности, потеряют интерес к выдаче таких льгот, так как налоги будут оседать в другом месте. Введение всемирного налога на потребление направлено в первую очередь на поддержку существующих крупнейших корпораций и консервацию мирового порядка, несмотря на разговоры о равноправии и развитии. Наряду с поддержкой крупнейших корпораций такой налог станет отрицательным стимулом для переноса производства в страны с более дешевыми факторами производства, сохранив, таким образом, рабочие места в развитых странах.

К аналогичному результату приведет создание равных условий для трудящихся в развитых и развивающихся странах. Практически это означает попытку уравнять издержки, связанные с трудозатратами в странах, где явно наблюдается сокращение трудоспособного народонаселения, со странами, обладающими избыточными человеческими ресурсами. Ни один свободный рынок так не функционирует, цены всегда снижаются при увеличении предложения, однако привилегированные страны настаивают на сохранении цен и таким образом отказывают непривилегированным странам в реализации преимуществ, связанных с их ресурсной базой, в том числе трудовой. Навязывая равные условия для трудящихся, развитые страны активно стимулируют миграцию наиболее квалифицированной, способной и предприимчивой части населения к себе, одновременно беря на себя роль судьи, определяя, достоин ли человек быть допущенным в развитое общество. Это никоим образом не коррелирует с требованиями свободы торговли, в том числе и свободы торговли собственной рабочей силой. Скорее, речь в данном случае идет о защите внутреннего рынка труда, протекционизме и ограниченной автаркии.

Все большее число стран с теми или иными оговорками вынуждены перейти к протекционизму и автаркии. На смену наивной и прямолинейной оптимизации приходит осознание необходимости сохранять резервные мощности, ресурсы. Избыточность таких резервов равноценна страховке, и ее очевидные издержки связаны с затратами на сохранение работоспособности всей экономической системы, которая в условиях глобальной зависимости может оказаться легко уязвима. «Мать природа не любит чрезмерной глобализации и взаимозависимости» [37] (Taleb, 2016). Как показывает история природных объектов, в полном соответствии с концепцией видовой плотности большие популяции делаются еще больше за счет мелких. Так, на маленьких островах больше видов флоры и фауны на квадратный метр, чем на островах покрупнее. Аналогичным образом и в человеческом обществе глобализация ведет к уничтожению традиционных ремесел, культур, социальных отношений, деградации и исчезновению национальной культуры и науки. С другой стороны, сохранение национальной науки и культуры также ведет к сокращению экспортного потенциала страны, ведь издержки содержания науки и культуры ложатся на всю экономику, а национальный культурный и научный продукт зачастую затруднительно экспортировать, его потребление ограничено национальными, языковыми границами. Страны, достигшие определенной степени благосостояния и не стесненные идеологическими рамками, вместо закупки иностранного продукта, начинают активно продвигать и развивать собственное производство культурных и научных ценностей, также сокращая международный спрос на такие ценности у традиционных поставщиков.

На протяжении всей человеческой истории страны и народы, находящиеся в привилегированном состоянии, заинтересованы в сохранении статус-кво. Однако одна из основных характеристик истории – изменчивость. Задачей науки является не поиск средства Макропулоса для сохранения стабильности, а изучение и определение новых возможностей для обеспечения победы в конкурентной борьбе наций и регионов.

Непредвиденные последствия пандемии коронавируса как стимула для автаркии

От начавшегося в результате пандемии кризиса мы можем ожидать экономические и социально-политические последствия, аналогичные тем, которые произвела Великая депрессия – усиление национализма, протекционизма и автаркических тенденций.

Несмотря на разговоры о международном сотрудничестве, общая угроза необязательно сплачивает. Особенно это имеет место в том случае, если размер выгод и издержек не распределяется равномерно среди участников процесса. Развивающаяся конкуренция в погоне за вакциной от COVID-19 является ярким примером отказа от сотрудничества в пользу получения наибольших выгод от изобретения вакцины. Одновременно можно ожидать закрытия части рынков для производителей вакцин тех или иных стран, как это сейчас происходит с лекарствами от коронавируса, использование которых обусловлено зачастую не эффективностью, а наличием национального производителя или промоутера. Мировая торговля становится жертвой коронавируса: прогноз ВТО на 2020 год для мировой торговли товарами – падение на 12,9% по оптимистическому сценарию и на 31,9% – по пессимистическому. МВФ также прогнозирует на 2020 год сокращение объема международной̆ торговли товарами и услугами на 11% [38, 39].

Как и после Великой депрессии, возрастает уровень недоверия между странами и производителями. Закрытие производств в отдельных странах показало уязвимость производственных цепочек, зависящих от разного национального регулирования и транспортных издержек. Осознание уязвимости ведет к созданию дублирующих или резервных мощностей, увеличивая расходы и снижая экономическую эффективность вне кризисных состояний, одновременно стимулируя отказ от свободы торговли и создание барьеров для конкурирующих товаров.

Социальное дистанцирование подразумевает, что каждый не может полагаться на другого в плане обеспечения общей безопасности. Последствия этой психологической травмы в том, что любой предпочтет как на личном уровне, так и на уровне своего бизнеса, отдельной страны обеспечить себя всем необходимым. Это может привести к всплеску слияний и поглощений и созданию конгломератов. Одновременно в рамках отдельных стран способна возобладать точка зрения, что значительная часть чувствительной инфраструктуры и производства чувствительных товаров должны находиться внутри страны, чтобы избежать рисков, связанных с остановкой производства или поставок.

Вероятно, мы можем стать свидетелями глобального изменения парадигмы: от идеала свободной торговли в рамках союза равных независимых государств к практической регионализации и раздробленности больших государств и образований, продолжению и интенсификации процессов децентрализации и демонополизации, начавшихся еще до коронавируса. Мы являемся свидетелями обострения регионализации крупных государств – в соседних регионах оказываются различные условия карантина, выхода из него и ведения бизнеса, что оказывает мощное влияние на социально-политическую и экономическую активность населения и ведет к все более активному проявлению автаркических тенденций.

Социальное дистанцирование подразумевает сокращение интенсивности социальных контактов и, соответственно, взаимодействия между представителями различных страт населения. Это, в свою очередь, ведет к закреплению новой кастовости отношений, недопущению новичков в уже закрепленные сферы, сокращению количества и качества социальных лифтов и переходу к неофеодализму с кастовой структурой разделенного общества.

С другой стороны, социальное дистанцирование подразумевает уменьшение взаимодействия на уровне обмена, совместной работы, что подразумевает самостоятельность в обеспечении необходимым, или автаркию. Остановка транспортных коммуникаций и сокращение передвижений приведут к сокращению мобильности населения (еще один довод в пользу автаркии) и снижению потребления энергоресурсов транспортом (сокращение торговли).

Заключение

Признание того, что автаркия, протекционизм – это нормально и нам предстоит жить в этой новой, более автаркической нормальности, является свидетельством взросления экономической науки и человечества. В определенном смысле отношение общества к автаркии сходно с отношением к гомосексуализму – в какой-то исторический период стало правильным отрицать существование этого явления, поставить его вне закона, преследовать его всеми возможными средствами, рассматривать как отклонение или извращение, но его биологическая обусловленность и существование на протяжении всей истории человечества не могли не взять верх над искусственно созданными идеологическими конструкциями. Поэтому приходится признать объективное существование стремления к автаркии как экономической самообеспеченности этноса, государства или региона как естественный путь развития, и уже рассматривать свободу торговли как возможность расширить экономический потенциал в тех областях, где достижение самообеспеченности неразумно или отрицательно влияет на социальную среду и долгосрочные перспективы. Необходимо понимание, какой цели служит каждая из концепций – автаркия и свобода торговли – и насколько обе они укоренены в экономической активности человечества и в психологии человека. С одной стороны, инициативность и заинтересованность в получении дополнительных выгод за счет имеющихся ресурсов. С другой – потребность в безопасности жизнедеятельности и собственного обеспечения ключевых потребностей для свободы принятия решений и независимого функционирования при любом развитии ситуации. Ни один из этих принципов не может функционировать самостоятельно, независимо от другого [40] (Torkanovskiy, 2019).

Опираясь на объективный экономический анализ, без идеологических ограничений нам в Российской Федерации следует определить, какая экономическая политика нам требуется и адекватна текущему состоянию народного хозяйства, каковы будут ее социально-политические последствия и кто, какие классы, страты населения, в том числе и в количественном разрезе, являются основными интересантами в сохранении статус-кво или изменении ситуации. Экономика Российской Федерации, оставаясь одной из крупнейших и наиболее обеспеченных собственными ресурсами на планете, сохраняет свою привлекательность для многих мировых и транснациональных акторов. Необходимость определения приоритетов национального развития становится в этой связи не только потребностью, но и сутью сохранения государства.