Эволюция теории денег: мейнстрим и альтернатива

Денежно-кредитная политика в настоящее время – одна из форм косвенного воздействия государства на экономику. Она основывается на теоретических представлениях ученых-экономистов о роли денег в экономике и их влиянии на основные макроэкономические параметры: экономический рост, занятость, цены, платежный баланс. В современных теориях деньги все чаще рассматриваются как активный фактор воспроизводственного процесса, а сама теория денег стала важнейшей частью макроанализа.

Теория денег – раздел экономической теории изучающий воздействие денег и денежно-кредитной политики на состояние экономики в целом.

Проблема государственного регулирования рыночной экономики, в том числе и методами денежно-кредитной политики, не имела практического значения вплоть до 30-х гг. XX в., пока экономику ведущих стран Европы и Северной Америки не поразил разрушительный кризис.

Экономисты классической школы последней трети XIX – начала XX вв. свято верили в эффективную саморегулирующуюся и саморазвивающуюся рыночную экономику, отрицали необходимость широкомасштабного государственного вмешательства в экономические процессы, а деньги рассматривали лишь как оболочку для номинального выражения реальных величин, таких как выпуск продукции, доходы, инвестиции и пр.

Общий вывод классической теории о том, что работники и фирмы будут выпускать товары и услуги, которые домашние хозяйства будут покупать, можно представить в виде формулы: «предложение товаров порождает спрос» [15]. Естественно, такая точка зрения практически не оставляла места государственному вмешательству в экономику.

Представители классической школы считали, что реальный объем производства определяется имеющимися у общества основными факторами производства: трудовыми ресурсами, производственными мощностями, природными ресурсами, т.е. факторами, изменяющимися лишь в долгосрочном периоде. В частности, многие экономисты этой школы полагали, что объем производства и скорость обращения денег имеют тенденцию стремиться к естественному уровню и не зависят от воздействия денег и денежной политики. Изменение количества денег в экономике способно оказать влияние лишь на уровень внутренних цен. Придерживаясь количественной теории денег, существенный вклад в ее модернизацию внес видный представитель математической школы И. Фишер (1867-1947), предложивший знаменитую формулу экономического денежного баланса вида MV = PQ.

Неоклассики доказывали, что пропорциональное изменение номинального количества денег вызовет лишь пропорциональное изменение абсолютного уровня цен [17]. По этой причине неоклассики делали вывод о неэффективности денежной политики и призывали правительство заботиться, прежде всего, о сбалансированном государственном бюджете, не допуская его дефицита.

Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. поставил под сомнение основные положения неоклассической теории, которая фактически исключала возможность затяжных кризисов и вынужденной безработицы в рыночной экономике. В это же время обнаружилось также, что классическая количественная теория денег и цен, оперирующая на долгосрочных временных интервалах, оказалась неспособной разрешить проблемы, вызванные кризисом. Для борьбы с безработицей правительства США, Великобритании и других развитых государств стали использовать меры государственного регулирования, не вписывающиеся в ортодоксальную неоклассическую доктрину.

Наиболее известным теоретическим обоснованием широкомасштабного государственного вмешательства в рыночную экономику стала книга Джона Мейнарда Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» (1936). Кейнс произвел настоящую революцию в макроэкономике, радикально изменившую взгляды экономистов и правительства на деловые циклы и экономическую политику.

Новая экономическая теория исходила из того, что современная рыночная экономика, автоматически стремясь к равновесию, может попасть в состояние равенства совокупного спроса и совокупного предложения, при котором фактический выпуск продукции оказывается гораздо ниже потенциального и значительная часть рабочей силы состоит из вынужденно безработных.

В отличие от классиков Дж. Кейнс считал [12, с. 48-52], что экономика надолго может «застрять» в ситуации низкого выпуска и хронической безработицы, поскольку вследствие негибкости цен и заработной платы отсутствует механизм, посредством которого быстро восстанавливалась бы полная занятость и обеспечивалось полное использование производственных мощностей.

Причину попадания экономики в ловушку равновесия в условиях неполной занятости Дж. Кейнс видел в недостаточном совокупном спросе и считал, что правительство может воздействовать на состояние экономической активности, используя методы денежно-кредитной и бюджетно-налоговой политики для изменения совокупного спроса [12, с. 78-81].

В кейнсианской теории совокупного спроса решающее значение отводится инвестиционному спросу, который определяется процентной ставкой, поскольку последняя представляет собой издержки получения кредита для финансирования инвестиционных проектов.

Предложение денег в экономике определяется политикой Центрального банка и постоянно в краткосрочном периоде. Используя методы денежно-кредитной политики, государство может оказывать воздействие на процентную ставку, а через нее на уровень инвестиций, поддерживая полную занятость и обеспечивая экономический рост.

Однако Дж. Кейнс и его последователи отдавали приоритет бюджетно-налоговой политике. Для объяснения этого можно привести несколько причин.

Во-первых, попадание экономики в особое состояние, при котором увеличение предложения денег не вызывает изменения национального дохода. Этот случай назван «ловушкой ликвидности» и достаточно подробно проанализирован известным английским экономистом Дж. Хиксом [21].

Во-вторых, в оценке скорости обращения денег Кейнс исходил из того, что она изменчива и непредсказуема и на коротких отрезках времени нельзя рассматривать деньги в качестве важнейшего фактора, определяющего динамику объема производства, занятости и цен.

Исследовав каналы, по которым фискальная и денежно-кредитная политика правительства воздействует на состояние экономики и, исходя из теоретических предпосылок, Кейнс сделал вывод о том, что в условиях депрессии методы классической школы к регулированию и стимулированию экономики потерпели крах. Изменения налоговой системы и государственные инвестиции он считал более эффективными способами стабилизации экономики. Этот вывод привел последователей Кейнса к провозглашению известного тезиса: «деньги не имеют значения» [1].

Послевоенный период вплоть до конца 60-х начала 70-х гг. отмечен самыми благоприятными процессами социально-экономического развития ведущих западных стран за все предшествующие 100 лет. Однако на рубеже 60-70-х гг. обнаружились просчеты кейнсианской концепции экономического регулирования. Они состояли в недооценке опасности развития инфляции, преувеличении роли прямых государственных инвестиций и бюджетных методов регулирования конъюнктуры, переоценке реального эффекта дефицитного финансирования.

Дискредитация и кризис кейнсианства способствовали реабилитации роли денег в экономике и реанимированию на время забытых монетарных теорий. М. Фридмен и его последователи, известные в экономическом мире как монетаристы, разработали современную количественную теорию денег, которая стала чрезвычайно популярной в 70-е гг.

Монетаризм – экономическая теория, согласно которой первоначальным детерминантом макроэкономического совокупного спроса – вне зависимости от того представлен он безработицей или инфляцией, - являются деньги, агрегаты М1, М2 или их изменение. У истоков монетаризма стоял профессор Чикагского университета Милтон Фридмен, с исследованиями которого связывают возрождение количественной теории денег [11].

Монетаристы расходятся с кейнсианцами не только в вопросах роли денег в экономике, но и прежде всего в оценке функционирования рыночного хозяйства в целом. Они считают, что рыночная экономика довольно устойчива и рыночный механизм способен самостоятельно восстанавливать экономическое равновесие. Поэтому монетаристы выступают против активного вмешательства государства в экономику, отстаивают принципы свободной конкуренции вообще и в денежной сфере в особенности. Деньги рассматриваются монетаристами как решающий фактор развития производства. Всю монетаристскую концепцию можно лаконично уложить в одно высказывание Фридмена: «… инфляция всегда и везде является денежным феноменом» [19].

Недооценка роли денег и денежного обращения в частности, неспособность Федеральной резервной системы (ФРС) США предотвратить резкое сокращение количества денег в обращении в конце 20-х гг., существенно усилили, по мнению М. Фридмена, негативные стороны экономического спада. «На самом деле Великая депрессия, как и большинство других периодов высокой безработицы, явилась результатом правительственной бесхозяйственности, а не нестабильности, присущей частной экономике», – пишет Фридмен [18].

Монетаристы также выявили взаимосвязь между изменением темпов роста денежной массы, реального и номинального ВНП и показали, что изменение темпов роста денежной массы влияет на реальный объем производства быстрее, чем на цены. Например, в пределах одного делового цикла темпы роста денежной массы в обращении после некоторой задержки, обычно в несколько месяцев, вызывают изменения в темпах роста номинального ВНП. В дальнейшем, если темпы роста денежной массы значительно превосходят среднегодовые темпы экономического роста, существенную часть изменений в номинальном ВНП составляют изменения абсолютного уровня цен.

Новые исследования представителей монетаристского направления дали ключи к пониманию влияния денежной политики государства на состояние экономики, позволили объяснить такое ранее не наблюдавшееся экономическое явление, как стагфляция, или одновременное существование высокой безработицы и высокой инфляции, что совершенно противоречило кейнсианской теории, и, наконец, предложить соответствующие рекомендации по денежно-кредитной политике государства.

Кейнсианскую концепцию монетаристы считали ошибочной, поэтому главным объектом регулирования, по их мнению, должна быть не процентная ставка, а темпы роста предложения денег. Центральный банк должен проводить в жизнь постоянную предсказуемую денежную политику и следовать простому правилу постоянного роста денежной массы. Темпы роста денежной массы должны быть достаточными, чтобы, с одной стороны, обеспечивать рост реального ВНП, а с другой стороны, не вызывать инфляционных процессов в экономике.

В 70-х начале 80-х гг. практическое применение монетаристских рецептов позволило выработать довольно эффективные меры борьбы с инфляцией. В то же время стабилизация инфляционных процессов, изменения финансовых институтов и переход к новому качеству экономического роста в 80-х гг. значительно снизили актуальность монетаристских рецептов денежной политики, разработанных в инфляционный период предыдущего десятилетия. Однако во многом благодаря научным достижениям монетаристов экономисты навсегда распрощались с утверждением «деньги не имеют значения».

Подмечая, что внутри монетаристской теории также существуют значительные разногласия, свою оценку монетаризму и трудам Фридмана дал Фридрих фон Хайек в своем труде «Частные деньги». Он, в частности, писал, что его принципиальное возражение против чисто количественной теории денег состоит в том, что никакая власть не может заранее установить «оптимального количества денег», выявить это может только рынок. Оно может быть обеспечено только продажей и покупкой по фиксированным ценам набора товаров, совокупную цену которых мы хотим сохранить стабильной [20, c. 175].

Ученый также выражает скептицизм относительно предложения Фридмена о законодательном установлении предельной нормы эмиссии, выше которой эмитенту-монополисту не будет позволено увеличивать количество денег в обращении. «Я могу только сказать, что не хотел бы быть свидетелем того, что случится, если в условиях действия такого стандарта когда-либо окажется известно, что объем денег в обращении приближается к установленному законом верхнему пределу и поэтому возросшая потребность в ликвидных средствах не может быть удовлетворена», – пишет он [20, c.175]. К этой ситуации автор подчеркивает применимость классической формулировки Уолтера Бэджгота: «При чувствительном состоянии английского денежного рынка приближение к законодательно установленной норме резервов, несомненно, возбудило бы панику; если законом предусматривается одна треть, то в момент, когда банки приблизятся к одной трети, возникнет тревога, которая начнет распространяться как по мановению руки». [20, c. 175].

Следует отметить, что Хайек в свое время был оппонентом и Кейнса, и позже Фридмана. Ведь Хайек известен как один из представителей либертарианской школы и оставил после себя концепцию частных денег (private money), которая не вписывается в современный мейнстрим. Однако многие неортодоксальные идеи de facto включаются в мейнстрим, а также попадают в виде разделов в учебники по базовым теоретическим дисциплинам. Неортодоксальные научные направления, таким образом, играют роль «инкубаторов для идей» [9], и потенциал таких идей довольно часто недооценен.

«Основной порок рыночного порядка – его подверженность повторяющимся периодам депрессий и безработицы, вызывающая вполне оправданные упреки – есть следствие многовековой правительственной монополии на эмиссию денег», [20, c. 39] –вот суть его концепции. Именно вопросам централизованного выпуска денег посвящен труд Хайека с немыслимым ныне предложением по разгосударствлению денежной системы.

«Игры» с кредитно-денежной политикой, которые вели в XX в. центральные банки почти всех стран, стали постоянным источником экономической дезинформации, вызывающим глобальную дискоординацию хозяйства, проявляющуюся в частности в искусственных колебаниях деловой активности.

Из общей хайековской концепции рынка следуют и требования к денежной системе. Ее задача состоит в том, чтобы обеспечить общество такими деньгами, которые передавали бы правильную ценовую информацию в сделках.

Предложение Хайека, о котором он пишет в своей книге «Частные деньги», заключается в кардинально новом способе достижения денежной стабильности – системе, основанной на конкуренции параллельных частных валют. Ее идейная основа проста. Валюту следует считать обычным коммерческим товаром и потому производить рыночным способом.

При этом подобно тому, как конкуренция между обычными товарами способствует улучшению их потребительских свойств и отбраковке низкокачественной продукции, конкуренция между частными валютами произведет отбраковку плохо обеспеченных и плохо управляемых валют. Останутся те валюты, которые будут наилучшим образом выполнять функции денег: служить средством платежа и сохранять свою стоимость во времени.

Эту важную идею очень четко обозначил и другой представитель австрийской школы Мюрей Ротбард, говоря об одном из аргументов огосударствления чеканки (или, к примеру, в наше время эмиссии фиатных денег – П.И.). Этот аргумент состоял в том, что частные чеканщики (private minters) обманом лишали бы людей веса (weight) и пробы (fineness) монет. Этот аргумент, отмечает автор, звучит особо неубедительно, когда мы имеем возможность наблюдать историю государственного уменьшения ценности монет (debasement). Если следовать логике этого аргумента, то частные предприятия также могут быть нечистоплотны и в сфере машинной индустрии, и электроники, но ведь ни у кого не возникает побуждения их национализировать. [5]

На денежном рынке монопольный эмитент защищает себя от конкуренции других валют, ограничивая хождение иностранных денег и запрещая эмиссию частных банкнот. Полученная свобода рук используется и для политического манипулирования «стимулирующей» инфляцией, например, в связи с выборами.

Хайек предполагал, что в отсутствии государственной валюты и центрального банка сложатся совершенно иные институты эмиссионных, инвестиционных и кредитных услуг. Профессор не брался предсказать форму и содержание этих новых институтов. Да и исторические аналогии проводить в этом плане сложно. Однако, по его мнению, при денационализации денег риски всех финансовых учреждений становятся частными, на риски распространяется механизм рыночного отбора, устраняя основные факторы нестабильности кредитно-денежной системы.

Впрочем, идеи о децентрализации денежно-кредитной системы далеко не так историчны и ветхи, как может показаться на первый взгляд. Хотя деятельность центральных банков за последние два десятилетия стала значительно более транспарентной и подконтрольной парламенту и обществу, перестав быть независимой секретной машиной по печати денег, тем не менее существует ряд экспертов не видящих данную структуру в будущей системе денежных отношений. Приводятся разные аргументы. К примеру, несмотря на невиданную открытость центральных банков, использование гиперсложных экономических моделей, обязательства соблюдения таргетов и руководство определенными правилами, центральные банки так и не смогли избавить мир от финансовых потрясений. Последний шок – мировой финансовый кризис – это показал довольно ясно, и апеллировать в данной ситуации центральным банкам очень сложно.

Еще в 1999 г. Мервин Кинг в своей статье «Будущее для центральных банков?» написал, что «преемники Билла Гейтса вытеснили бы преемников Алана Гринспена из бизнеса» [7, c. 174-177]. Кинг еще тогда высказал сомнение по поводу защищенности будущего центральных банков, отмечая, что их количество может упасть в следующем столетии. Энтузиазм правительств по регулированию национальной валюты исчез с тех пор, как потоки капиталов либерализовались, а курсы валют стали волатильными. «Следуя примеру Европейского Центрального Банка, может образоваться все большее количество региональных монетарных объединений», – пишет автор, – «Самый короткий путь, создание Валютных палат, или даже полное валютное замещение могло бы уменьшить количество независимых национальных денежных властей» [7, c. 174-177]. Кинг отмечает, что современные алгоритмы денежных платежей в реальном времени могут заменить необходимость существования и центрального банка, и национальной валюты, ведь «цена финансовых активов и реальных товаров и услуг может быть номинирована в единице счета». Естественно, даже в этом случае будет необходима структура, которая не будет допускать чрезмерный выпуск денег, и, естественно, центральный банк будет на эту роль претендовать. Однако к тому времени, компьютерные системы, работающие в режиме реального времени, станут международными, что затруднит и сохранение позиции центрального банка как учреждения ведущего монетарную политику.

Однако немаловажно, что сам автор, цитируя В. Бэджгота (Walter Bagehot) пишет: «Ничто не заставит англичан упразднить Банк Англии, и, если какое-то бедствие уничтожит его, то поколения должны смениться, чтобы воцарилось доверие в таком же эквиваленте, которое было раньше» [7, c. 177]. Хотя, с другой стороны, если вспомнить, то ведь в той же Англии вплоть до середины XI в. еще не утихали споры о монополии эмиссии денег одним банком. [8]

По мнению российского экономиста В. Найшуля, недостатки классической кредитно-денежной системы имеют даже более тяжелые последствия для развитых экономик Запада, но, по логике вещей, еще более разрушительны для развивающихся государств, так как они развиваются динамичнее, чаще всего имеют коррумпированную государственную администрацию и не имеют спасительных общественных традиций, пригодных для современного капиталистического бытия, которые могли бы ставить в рамки государственный механизм и подстраховывать его.

Поэтому, заключает автор, развивающиеся страны имеют дополнительные основания либо отказываться от денежного суверенитета, впрямую используя иностранную валюту или применяя замещающую ее Валютную палату [1], либо, опережая западные страны, проводить либерализацию денежной системы. [16]

Найшуль отмечает, что СССР имея систему наличных и безналичных валют мог сохранить ее, давая право выбора хозяйственникам, однако вместо этого курсы этих валют были сведены к единому, что, по мнению ученого, привело к резкому дефициту наличности и всплеску инфляции. [22]

В 1976 г., когда профессор Хайек впервые опубликовал свою концепцию, она могла быть и не воспринята, однако с учетом бесспорной эффективности конкурентной экономики, идея либерализации денежного сектора кажется уже не такой фантастичной. Ведь фактически люди уже сейчас при достаточной открытости экономики могут выбирать, какую из существующих мировых валют использовать для транзакций. Хотя, конечно, это не абсолютное претворение задуманной Хайеком теории в жизнь, а всего лишь следствие либерализации мировой финансовой системы.

Пока идеи Хайека имеют исключительное теоретическое значение и их реализация недопустима вследствие неготовности государства как института в политическом смысле, законодательного ограничения движения валют, приоритетом обращения государственной валюты, отсутствием полноценных частно-валютных денег и других причин.

Будущее же, описываемое Хайеком, основано на развитии частнобанковской эмиссии, а не на вполне вероятной конкуренции в недалеком будущем валют крупных экономических держав. «Этот мир плавающих обменных курсов, мир полного стирания границы между национальной и международной торговлей, мир в котором производителю нет нужды следить за состоянием платежного баланса страны и тратить ресурсы на страхование от рисков, большей частью политических» [14]. Можно ли предположить, что в ходе глобализации, дальнейшей либерализации экономических систем, с укрупнением банковских капиталов конкурирующие валюты станут реальностью, а не только продуктом теоретической мысли? Этот вопрос остается открытым…

Впрочем, есть и другой момент, который следует учитывать. Государственные институты впервые за все время сталкиваются с феноменом межстранового экономического соперничества, когда под давлением экономических рисков и политических угроз сами становятся субъектами конкуренции и вынуждены конкурировать с денежными системами других государств для поддержания стабильности, либо в идеальном случае – «развивать международное сотрудничество, с тем чтобы все государства расширяли денежное предложение в одинаковой степени, что позволит избежать внешней угрозы, ограничивающей денежную экспансию» [4, 23].

Если Хайек представляет либеральное крыло неортодоксального течения, то еще одна концепция денежно-кредитной системы, о которой вкратце будет изложено ниже, занимает скорее леворадикальные позиции. Речь идет еще об одной нетривиальной денежной концепции – так называемой теории естественных денег. Эта концепция на доступном языке изложена в книге Маргрит Кеннеди «Деньги без процентов и инфляции. Как создать средство обмена, служащее каждому».

По мнению М. Кеннеди, проценты как средство обеспечения оборачиваемости денег, являются в рамках современной денежной системы средством скрытого перераспределения денег, основывающегося не на трудовом участии, а являющегося результатом того, что кто-либо может мешать развитию свободного рыночного хозяйства, т.е. обмену товаров и услуг путем придерживания средств обмена, даже получить за это вознаграждение [13].

В конце ХIХ в. Сильвио Гезель, преуспевающий коммерсант, работавший в Германии и Аргентине, заметил, что иногда его товары продавались быстро и за хорошую цену, а в другое время продавались медленно, с тенденцией к снижению цен. Он начал размышлять об этом и пришел к выводу, что такие подъемы и спады мало зависят от спроса на его товары или их качества, а почти исключительно – от цены денег на денежном рынке: люди покупали тогда, когда процентные ставки были низкими и не покупали тогда, когда они были высоки. Сильвио Гезель объяснял этот феномен тем, что в отличие от всех других товаров и услуг деньги можно оставлять у себя практически без затрат. Если, к примеру, яблоки в силу их свойств должны быть проданы через короткий срок, то деньги могут быть и отложены, пока цены не придут в соответствие с представлениями обладателя. Иными словами, «владение деньгами как средством накопления богатства вовлекает их держателя в ничтожные издержки хранения» [12, c.301-303] и приносит своеобразную выгоду ликвидности [2].

Сильвио Гезель делает вывод: если бы мы смогли создать денежную систему, в которой деньги, как и все другие товары и услуги, требуют складских расходов (при этом в основу таких складских расходов следовало бы заложить в среднем 5% годовых, что в точности соответствовало бы тем процентам, которые платились в ходе истории за деньги), экономика была бы освобождена от подъемов и спадов в результате спекуляции деньгами. Он предложил создать в рамках этой денежной системы такие условия, чтобы деньги при этом «ржавели», т.е. облагались бы платой за пользование [13, c. 19].

Не будем вдаваться в техническую реализацию данной концепции, которая впрочем еще более упрощается в современную компьютерную эпоху, и только отметим, что в 30-х гг. двадцатого столетия было проведено несколько экспериментов со свободными деньгами, доказавших правильность этой мысли. В Австрии, Франции, Германии, Испании, Швейцарии и США [3] предпринимались попытки внедрения свободных денег для устранения безработицы. Авторы приводят примеры аналогичных денег даже в Древнем Египте [10] и в Средневековой Европе [2]. Наиболее успешным оказался эксперимент в австрийском городе Вергль (Woergl) с населением 3000 человек, где было выпущено 5000 «свободных шиллингов», которые были покрыты такой же суммой обычных австрийских шиллингов в банке. Плата за «свободные деньги» привела к тому, что любой человек, получавший их в качестве оплаты, старался их как можно быстрее потратить, прежде чем перейти к оплате своими обычными деньгами. Жители Вергля даже свои налоги оплачивали заранее, чтобы избежать внесения платы за пользование деньгами. В течение года 5000 свободных шиллингов были в обращении 46З раза. Обычный шиллинг за это время был в обращении всего 21З раз. [13, c. 22]

«Хотя нейтральные деньги и не будут приносить своему владельцу проценты, однако они сохранят свою стабильную стоимость. Кто получает кредит, тоже не платит процентов, а только премию за риск и плату за администрацию кредита, которые и сейчас включаются в любой банковский кредит. Последние составляют от 1,5% до 2,5% от обычных кредитных издержек. Таким образом, практически изменится очень немногое», – пишет М. Кеннеди [13, c.23], заключая, что переход на систему нейтральных денег привел бы к следующим результатам: прекращению инфляции и перераспределения доходов; снижению уровня безработицы; большей социальной справедливости; снижению цен на товары и услуги; очень высокой конъюнктуре в начале и возникновению стабильной, качественно ориентированной экономики в дальнейшем.

Несмотря на некую эксцентричность концепции, она даже упомянута Кейнсом в Общей теории занятости, процента и денег. «Как и другие академические экономисты, я расценивал его глубоко оригинальные устремления не более как причуду…Внесенный Гезеллом вклад в теорию денег и процента можно изложить следующим образом. Во-первых, он проводит ясное разграничение между нормой процента и предельной эффективностью капитала и доказывает, что именно норма процента ставит предел темпам роста реального капитала. Во-вторых, он отмечает, что норма процента – это чисто денежный феномен… Но, приведя объяснения, почему денежная норма процента в отличие от большинства процентных ставок на товары не может быть отрицательной, он упустил из виду необходимость объяснить и то, почему денежная норма процента является положительной, и не объяснил, почему она не определяется (как это утверждала классическая школа) размерами дохода, получаемого на производительный капитал. Беда в том, что от него ускользнуло понятие предпочтения ликвидности. Он разработал теорию нормы процента только наполовину. Он доказывает, что рост реального капитала задерживается денежной нормой процента. Если этот тормоз устранить, то рост реального капитала в современном мире станет настолько быстрым, что будет, вероятно, оправдана нулевая норма процента» [12, c. 303].

Отмечая, что в общем идея марочного денежного обращения здравая, Кейнс перечисляет те затруднения, которых Гезель не предвидел, а именно «он не учел того, что не только деньгам присуща премия за ликвидность и что деньги отличаются от других товаров только тем, что премия по ним выше, чем по любым другим товарам. Если бы денежные знаки были лишены их премии за ликвидность введением системы наклейки марок, то их место заняли бы многочисленные суррогаты: кредитные деньги, долговые бессрочные обязательства, иностранная валюта, ювелирные изделия и драгоценные металлы и т.д.» [12, c. 303].

Как видно, идея беспроцентных денег, в целом рассматривается как возможная, есть прецеденты ее внедрения, причем имеющие хороший результат. Однако даже если решить все технические проблемы и разобраться с появлением и эксплуатацией далее суррогатов (о которых упоминает Кейнс), сама идея настолько революционна, что внедрить ее на данном этапе не решится ни одна государство. Хотя не исключено, что справедливый лозунг Гезеля – «деньги не были созданы для того, чтобы их копить!» [6] – может быть в будущем воспринят экономистами.

Итак, современная денежная теория все более приобретает синтетические формы моделей, включающих элементы кейнсианства, монетаризма и других неортодоксальных течений. И хотя, в целом, в экономической науке сформировалось направление, получившее название «неоклассический синтез», которое включает разнообразные точки зрения по ряду вопросов теории и практики функционирования современной смешанной экономики, возникают и новые теории денег, которые являясь нетрадиционными, тем не менее основаны на рациональных аргументах, и в будущем могут также повлиять на эволюцию экономической мысли, как содействовали развитию мысли кейнсианство и монетаризм в свое время.

[1] Валютная палата (Currency Board) - эмиссионная организация, выпускающая деньги, имеющие твердый курс по отношению к материнской валюте (англ. фунт, доллар, франк) и обеспеченные резервами в этой валюте. Валютные палаты, как правило, применялись в колониях метрополии, их валютные резервы находились в банке метрополии и, таким образом, были застрахованы от политических беспорядков. Деньги, как правило, выпускались со 100% резервом, что делало их по сути дела эквивалентными материнской валюте. В тоже время валютная палата получала колоссальный доход в виде процента по резервам, лежащим в материнском банке. Валютная палата намного выгоднее прямой долларизации.

[2] Так как, по словам Гезеля, деньги избавлены от порчи товара, а другие товары должны быть проданы до того, как они испортятся, потеря в цене всегда ложится целиком и полностью на владельца (продавца) товаров

[3] В США по инициативе профессора Ирвинга Фишера введение системы свободных денег в некоторых штатах планировалось под названием «марочного сертификата» (stamp scrip)