Производительность труда в условиях COVID-кризиса: тенденции и детерминанты
Янченко Е.В.1
1 Саратовский государственный технический университет им. Гагарина Ю.А., Россия, Саратов
Скачать PDF | Загрузок: 12 | Цитирований: 4
Статья в журнале
Экономика труда (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку
Том 9, Номер 7 (Июль 2022)
Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=49298006
Цитирований: 4 по состоянию на 28.06.2023
Аннотация:
Интерес к исследованию производительности труда вызван значимостью данного показателя в оценке экономической эффективности как на микро-, так и на макроуровне, в достижении целей устойчивого экономического развития в условиях COVID-кризиса. Отмечаются тенденции увеличения темпов роста производительности труда в 2020 г., с последующим спадом в 2021 году, а также повышение межстранового разрыва по уровню производительности труда. В качестве детерминант изучались факторы затрат труда, уровня безработицы, оплаты труда, капиталоемкости. Обосновано влияние средней силы на часовую производительность труда в российской экономике уровня безработицы. Долгосрочный рост производительности труда связывается со сбережением и накоплением человеческого капитала, инвестированием в прогрессивную инфраструктуру, внедрением новых технологий, использованием более эффективных моделей бизнес-процессов.
Ключевые слова: производительность труда, COVID-кризис, затраты труда
JEL-классификация: Е24, J24, J21, J32
Введение
Производительность труда традиционно рассматривается как важнейший экономический показатель, характеризующий результативность деятельности на микроэкономическом и макроэкономическом уровне с позиции влияния на экономический рост, конкурентоспособность и уровень жизни населения. Поскольку экономический рост определяется количеством вовлекаемых в производство ресурсов либо эффективностью их использования, исследования производительности труда и ее детерминант способствуют выявлению источников, факторов и путей достижения экономического роста, интеграции мер социальной и экономической политики для достижения достойного уровня жизни и роста благосостояния населения.
Уровень производительности труда был выбран одним из индикаторов измерения прогресса в достижении целей устойчивого развития (ЦУР): Цели № 1 («Ликвидация нищеты во всех ее формах»); Цели № 8 («Содействие поступательному, всеохватывающему и устойчивому экономическому росту, полной и продуктивной занятости и достойной работе для всех»), что свидетельствует о значимости данного показателя – мониторинга и анализа его динамики – в вопросах определения стратегии и тактических мероприятий в области глобального социально-экономического развития [1]. В исследовании Всемирного банка указано: «Страны с формирующейся рыночной экономикой и развивающиеся страны, которые обеспечили наиболее быстрый рост производительности труда в период с 1980 по 2015 гг., сокращали свои показатели крайней нищеты в среднем более чем на 1% в год» [2]. В то же время в странах с низкими темпами роста производительности труда отмечался рост масштабов нищеты.
Пандемия коронавируса уже подорвала возможности по достижению человечеством цели ликвидации нищеты к 2030 г. В докладе Организации Объединенных Наций (ООН) отмечено, что пандемия ввергла в нищету в 2020 году еще 71 млн человек [1, c. 6]. Экономика столкнулась с глубочайшим со времен Великой депрессии кризисом, сократив ВВП на душу населения в 2020 г. на 13% [1, c. 13].
Значимость производительности труда обусловила ее глубокое и всестороннее изучение на протяжении всей истории экономической мысли, начиная с классиков политической экономии (Смита А., Рикардо Д.) и заканчивая новейшими исследованиями, актуализированными фактором ковидной эпидемии (например, [3–5] (Ermakov, Trunichkina, Trunichkina, 2022; Drobot, 2020; Dudin, Shkodinskiy, Usmanov, 2022)), а также необходимостью формирования современных подходов в решении проблемы повышения данного показателя на государственном уровне (Национальный проект «Производительность труда и поддержка занятости» как предмет исследований в работах [6–8] (Gorodetskaya, 2020; Korol, Korol, 2022; Fedorova, Lomovtsev, Potvorov, 20201) и т.п.)
Представляя собой объем продукции (валового внутреннего продукта (ВВП)), произведенной на единицу труда (численность занятых или отработанных часов) в течение учетного периода времени, показатель позволяет оценить долю затрат в ВВП на рабочую силу, измерить темпы роста этой доли во времени, тем самым получить представление об эффективности и качестве человеческого капитала, используемого в производственном процессе.
В условиях кризиса, вызванного пандемией, значительное место в стратегии восстановления должно отводиться детерминантам роста производительности труда. Для их определения необходимо изучить динамику производительности труда, выявить движущие силы социально-экономического прогресса, определить триггеры позитивного развития ситуации.
Целью исследования является анализ динамики производительности труда в современных условиях, выявление тенденций, детерминант и путей активизации ее роста.
Тенденции изменения производительности труда
Мониторинг производительности труда, проводимый Международной организацией труда (МОТ), показал, что воздействие пандемии COVID-19 на мировую экономику и рынок труда привело к беспрецедентному росту данного показателя: в 2020 году часовая производительность труда выросла на 4,9%, что более чем вдвое превышает долгосрочный среднегодовой показатель – 2,4% (рис.1), зафиксированный в период 2005–2019 гг. [9, c. 23]. Это самый быстрый глобальный рост почасовой производительности, наблюдаемый с начала статистических наблюдений. Однако увеличение количества отработанных часов на фоне снижения объема выпуска в 2021 году обусловило дальнейшее развитие ситуации: предполагается сокращение глобальной выработки в расчете на один отработанный час на 0,1%. Наиболее значительное изменение производительности труда произошло в странах с низким уровнем дохода (–1,9%), а также в странах с доходом ниже среднего уровня (–1,1%) (рис. 1). Ожидается, что в странах с высоким уровнем дохода сохранится незначительный положительный рост производительности труда (0,9%).
Рисунок 1. Темпы роста производительности труда в странах с различным уровнем доходов, %
Источник: [9, c. 26].
Тенденции указывают на дальнейшее увеличение разрыва в производительности между мировыми экономиками с низким и высоким уровнем дохода: в 2020 году средний работник в стране с высоким уровнем дохода в час производил в 17,5 раз больше, чем средний работник в стране с низким уровнем дохода. По прогнозам, в 2021 году этот показатель увеличится до 18, что станет наибольшим разрывом в эффективности деятельности между странами, начиная с 2005 года (рис. 2).
Рост практически в два раза производительности труда в 2020 году по сравнению с 2005 годом обусловлен композиционным эффектом: пандемия существенным образом повлияла на низкопроизводительные фирмы и сектора, а также на низкооплачиваемых работников, в то время как высокопроизводительные предприятия и высокооплачиваемых работников COVID-кризис затронул в гораздо меньшей степени. Данный эффект практически исчерпал себя в 2021 году, когда производство постепенно стало выходить из «шока спроса», а затраты труда (человеко-часы), существенно снизившиеся в 2020 году, постепенно приходят начали возвращаться к норме.
Рисунок 2. Разрыв в производительности труда между странами по уровню доходов
Источник: составлено по данным МОТ [9].
Объясняя высокие темпы роста производительности труда 2020 году и последующее их сокращение в 2021 году, некоторые авторы связывают эти тенденции со спецификой удаленной занятости. Морикава М. указывает, что во время глобального кризиса пандемии ограниченный доступ к получению поддержки по уходу за детьми, социальная изоляция и нарушение границ семейной работы привели к тому, что удаленные работники испытывали сложности с производительностью труда как на индивидуальном, так и на организационном уровне [10] (Morikawa).
Темпы экономического роста в странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) корреспондируют с циклической конъюнктурой: значительный спад наблюдался в период кризиса 2009 года (–4,6%) и в период пандемии 2020 года (–6%) (рис. 3). Статистика Евростата свидетельствует о быстром экономическом росте после отмены COVID-ограничений в 2021 году: 5,4% как реакция на восстановление спроса. При этом констатируется прирост часовой производительности труда в 2020 году – на 2,3% (за счет сокращения затрат труда и перехода на удаленную работу) и повышение темпов роста до 0,2% в постковидный 2021 год (рис. 3).
Рисунок 3. Темпы прироста валового внутреннего продукта (ВВП), часовой производительности труда и затрат труда в странах Евросоюза (27 стран с 01.02.2020), %
Источник: Евростат [11].
Замедление темпов роста валового внутреннего продукта (ВВП) в отличие от данных по мировой экономике (рис. 1) начинается в странах Европейского союза уже с 2017 года и объясняется в литературе убыванием отдачи от использования новых технологий гиг-экономики [12] (Andrews, Criscuolo, Gal), замедлением торговли, колебаниями цен на финансовых рынках [4] (Drobot, 2020), ограниченностью рынков труда [13].
Стандартный корреляционный анализ данных с использованием MS Excel показал отсутствие значимой связи показателей экономического роста (ВВП, %) и темпов прироста часовой производительности труда (многофакторная модель), слабую обратную взаимосвязь темпов прироста часовой производительности труда и темпов прироста затрат труда (коэффициент корреляции = –0,395) (табл. 1)
Таблица 1
Результаты корреляционного анализа данных
|
Y
|
X1
|
X2
|
Темпы
прироста ВВП, % (Y)
|
1
| ||
Темпы
прироста часовой производительности труда, %
(X1)
|
-0,11195
|
1
| |
Темпы
прироста затрат труда, % (X2)
|
0,343227
|
-0,39532
|
1
|
Пандемия привела к заметному изменению структуры занятости в период с 2019 по 2020 год, к снижению доли общего рабочего времени в 2020 году в небольших фирмах и увеличению доли в крупных фирмах. По данным МОТ, на предприятиях с численностью работников 1–4 человека рабочее время сократилось на 12,1%, с численностью работников 5–49 человек – на 11,5%. На предприятиях с 50 и более сотрудниками наблюдалось сокращение лишь на 8,7%. Для небольших фирм также характерны более значимые прямые потери рабочих мест, что свидетельствует о преобладании отрицательного воздействия COVID-кризиса на небольшие предприятия по сравнению с более крупными [9, с. 7]. Поскольку крупные фирмы, как правило, производят в среднем больше продукции за отработанный час, чем мелкие фирмы, этот композиционный эффект и отразился на беспрецедентном росте совокупной производительности труда (рис. 2).
Данные Евростата показывают увеличение часовой производительности труда (в долларах США) как для стран Организации экономического сотрудничества и развития, так и для России. Более неравномерные темпы прироста, характерные для России по сравнению со странами ОЭСР, предположительно связаны с фактором внешнего неэкономического воздействия (санкции 2014 года), с последующей адаптацией экономики в 2016 году и восстановлением уровня часовой выработки в 2017 году (рис. 4).
Рисунок 4. Средняя часовая производительность труда в странах ОЭСР и России (доллары США)
Источник: Евростат [11].
Современные исследования производительности труда в российской экономике отражают рост рассматриваемого показателя, рассчитанного по данным Росстата о ВВП в текущих ценах, как в допандемийный, так и в пандемийный период: в 2020 году по сравнению с 2014 годом увеличение составило 415313,1 руб. на одного работающего [3, c. 540] (Ermakov, Trunichkina, Trunichkina, 2022, р. 540) с некоторым снижением в 2020 г. по отношению к 2019 году (на 0,3 п.п.) [3, c. 541] (Ermakov, Trunichkina, Trunichkina, 2022, р. 541).
Тенденция изменения производительности труда в расчете на одного занятого (в долларах США) повторяет динамику показателя часовой производительности как в странах Евросоюза, так и в России (рис. 5).
Рисунок 5. Производительность труда в расчете на одного занятого в странах ОЭСР и России (доллары США)
Источник: Евростат [11].
Уровень производительности труда в расчете на одного занятого в российской экономике составляет 62% от уровня стран ОЭСР (на 2020 г.). Соколова Л.Г. объясняет такой разрыв физическим и моральным износом основных производственных фондов, устаревшими технологиями, недостаточно эффективной организацией труда, а также структурными особенностями функционирования российской экономической системы [14] (Sokolova, 2020). К данным причинам можно добавить, что ВВП нашей страны в номинальном выражении (в долларах США) ниже, чем в странах Евросоюза, сравнительно ниже вклад в него пофакторных доходов и, в первую очередь, номинальной начисленной заработной платы.
Детерминанты роста
Анализ показателей производительности труда в странах с развитой и формирующейся рыночной экономикой за последние 40 лет свидетельствует о том, что рост производительности труда, обусловленный перераспределением ресурсов из менее производительных секторов в более производительные, например, в связи с переходом от занятости в перерабатывающей промышленности с невысокой добавленной стоимостью к сфере услуг, в конечном итоге завершился. Кроме того, важными факторами, сдерживающими рост производительности в мире после 2000 года, являются стабилизация уровня образования, замедление темпов развития глобальных производственно-сбытовых цепочек, спад экономической диверсификации, урбанизация и снижение отдачи от инновационной деятельности [15] (Gold, 2021). Помимо глобальных эволюционных трендов в мировой экономике, детерминантой сдерживания производительности труда становится ряд внешних непрогнозируемых факторов – стихийных бедствий, природных катаклизмов, вооруженных конфликтов, а также эпидемия СOVID-19. Если к признанным экономической теорией детерминантам роста производительности труда относятся технический прогресс, сопровождающийся инвестициями в производство, образование и человеческий капитал, структурные изменения, то в последнее десятилетие наблюдается ослабление их воздействия на динамику рассматриваемого показателя.
Последствия пандемии COVID-19 проявляются в виде рецессии, сокращении темпов экономического роста и производительности труда (рис. 3). Однако структурные изменения, вызванные пандемией, могут также иметь эффекты, повышающие производительность. Например, эффект «очистки» – устранение наименее эффективных фирм и поощрение внедрения более эффективных и трудосберегающих производственных технологий.
Различия в темпах прироста производительности труда в странах Евросоюза и России можно объяснить неравномерностью доходов, а следовательно, и темпов роста ВВП. Прирост доходов, обусловленный инновациями и цифровой трансформацией последнего десятилетия, может распределяться неравномерно ввиду разной степени «восприимчивости» к новым технологиям как различных отраслей, территорий, так и структуры занятости и рынков труда. Активно внедрять новые технологии, способствующие росту производительности труда, фирмы вынуждены, сталкиваясь с ограничениями по предложению на рынке труда, в частности, дефицитом рабочей силы необходимой квалификации.
Триггер позитивных тенденций производительности труда неразрывно связан с рынком труда, его состоянием и структурой. После технологических усовершенствований 1980–2018 годов сокращение занятости наблюдалось в 70% развивающихся стран и в 90% стран с развитой экономикой [9]. Наибольшие негативные последствия имели место в тех странах, где занятость была сосредоточена в промышленности, которая, как правило, более восприимчива к трудосберегающим инновациям, чем другие секторы экономики.
Динамика безработицы (табл. 2) корреспондирует с циклическими колебаниями глобальной экономики: в фазе спада 2009–2010 гг. – 8,53% в странах ОЭСР, в условиях COVID-кризиса – 7,16% в 2020 году. Российская экономика на кризис пандемии отреагировала в меньшей степени (5,8% – в 2020 году), что объясняется меньшей эластичностью ВВП к уровню занятости (безработицы) и большей по сравнению с европейской жесткостью рынка труда.
Таблица 2
Уровень безработицы в странах ОЭСР и России
Год
|
Уровень безработицы, ОЭСР, %
|
Уровень безработицы, Российская Федерация, %
|
2005
|
6,86
|
7,1
|
2006
|
6,35
|
7,1
|
2007
|
5,86
|
6,0
|
2008
|
6,18
|
6,2
|
2009
|
8,31
|
8,3
|
2010
|
8,53
|
7,3
|
2011
|
8,12
|
6,5
|
2012
|
8,11
|
5,5
|
2013
|
8,01
|
5,5
|
2014
|
7,45
|
5,2
|
2015
|
6,89
|
5,6
|
2016
|
6,47
|
5,5
|
2017
|
5,94
|
5,2
|
2018
|
5,49
|
4,8
|
2019
|
5,42
|
4,6
|
2020
|
7,16
|
5,8
|
2021
|
6,16
|
4,6
|
2022, март
|
5,17
|
4
|
В исследовании МОТ «COVID-19 и мир труда» подчеркивается, что COVID-кризис способствовал вытеснению в первую очередь низкоквалифицированного персонала, именно в данной категории наблюдается и более масштабное сокращение рабочих часов. При этом количество рабочих часов высококвалифицированного персонала, обладающего цифровыми компетенциями, возросло.
Предположительно, между уровнем безработицы и производительностью труда в расчете на одного работника или часовой выработкой существует обратная связь. Корреляция данных по уровню безработицы в странах ОЭСР и производительности труда в расчете на одного занятого (доллары США), проведенная с применением инструмента стандартного анализа данных MS Excel, показала наличие слабой обратной зависимости (коэффициент корреляции = –0,31). С уверенностью о средней по силе обратной связи между показателем часовой производительности труда (доллары США) и уровнем безработицы можно утверждать только в отношении российской экономики, что подтверждается стандартным корреляционным анализом данных (коэффициент корреляции = –0,67).
Исследование вклада фактора часовой оплаты труда (в постоянных ценах) и ее удельного веса в ВВП (табл. 3) на прирост часовой производительности труда показало наличие связи и детерминации.
Таблица 3
Исходные данные для корреляционно-регрессионного анализа (темпы роста, %)
Год
|
ВВП в постоянных ценах 2015 г./час, % (Y)
|
Оплата труда/час, % (Х1)
|
Удельные затраты на оплату труда, % (Х2)
|
2000
|
3,2
|
4,9
|
1,6
|
2001
|
2,1
|
4,1
|
2
|
2002
|
2
|
3,6
|
1,6
|
2003
|
0,9
|
2,7
|
1,7
|
2004
|
1,6
|
1,7
|
0,1
|
2005
|
1,1
|
2,9
|
1,7
|
2006
|
1,7
|
2,3
|
0,7
|
2007
|
0,9
|
2,7
|
1,8
|
2008
|
-0,3
|
3,8
|
4,1
|
2009
|
-1,2
|
2
|
3,2
|
2010
|
3
|
3,2
|
0,2
|
2011
|
1,8
|
2,2
|
0,4
|
2012
|
0,5
|
2,6
|
2
|
2013
|
0,9
|
2
|
1
|
2014
|
0,7
|
0,9
|
0,2
|
2015
|
1,4
|
1,3
|
-0,1
|
2016
|
0,5
|
1
|
0,5
|
2017
|
1,7
|
2,6
|
0,9
|
2018
|
0,7
|
2,4
|
1,7
|
2019
|
1
|
2,6
|
1,6
|
2020
|
0,6
|
4,3
|
3,7
|
2021
|
0,2
|
0,8
|
0,6
|
Прирост оплаты труда положительно влияет на прирост производительности труда (прямая связь средней силы, коэффициент корреляции = 0,4), удельный вес заработной платы в ВВП – отрицательно (обратная связь средней силы, коэффициент корреляции = –0,48) (табл. 4). Уравнение регрессии: Y = 0,007 + 0,99*Х1 + Х2*R2 модели = 0,97.
Таблица 4
Результаты корреляционного анализа данных
|
Y
|
Х1
|
Х2
|
ВВП
в постоянных ценах 2015 г./час, % (Y)
|
1
| ||
Оплата
труда/час, % (Х1)
|
0,406008
|
1
| |
Удельные
затраты на оплату труда, % (Х2)
|
-0,48285
|
0,6032797
|
1
|
Устойчивый рост производительности труда может быть обусловлен углублением капиталовложений (рост капитала на единицу затрат труда) или технологическими и организационными изменениями, включая внедрение более эффективных методов производства, ростом фондоотдачи, капиталовооруженности, часовой оплаты труда. Более высокий многофакторный рост производительности достигается, если более эффективно и в большем объеме используются факторы труда и капитала. Статистика ОЭСР указывает на ограниченность вклада фондоемкости в рост производительности труда в 2010–2019 гг. Также отмечается, что в большинстве стран затраты на капитал и качество капитала внесли меньший вклад в рост производительности труда в последнее десятилетие, чем в период до финансового кризиса 2007–2009 годов [18].
Заключение
Проведенное исследование позволило сделать вывод о детерминации показателя часовой производительности как в предшествующие десятилетия, так и в условиях пандемии COVID-19 факторами затрат труда, оплаты труда, долей затрат на оплату труда в ВВП, безработицы (обратная связь средней силы характерна для российской экономики). COVID-кризис, вызвавший сокращение рабочих часов, способствовал повышению темпов роста производительности труда в 2020 году и снижению в 2021 году. При этом долгосрочный устойчивый рост производительности как на микро-, так и на макроуровне связан с повышением квалификации рабочей силы, инвестированием в прогрессивную инфраструктуру и логистику, внедрением новых технологий, совершенствованием условий и безопасности труда, сохранением здоровья работников, использованием более эффективных моделей бизнес-процессов (например, развитие гиг-экономики).
В условиях COVID-эпидемии оценка уровня производительности труда должна сочетаться с разработкой соответствующей политики на рынке труда и мониторингом ее последствий. Например, если высокая производительность труда связана с ростом вовлечения человеческого капитала или отдельных его элементов в производственный процесс [19] (Katulskiy, Vernikov, 2020), то это предопределяет приоритеты государственной политики в области образования и обучения.
Широкий доступ к вакцинам в сочетании с относительно сильными налогово-бюджетными стимулами позволил странам с высоким уровнем дохода быстрее достигнуть восстановления нормы рабочего времени, чем в остальном мире. Напротив, страны с низким уровнем дохода и страны с доходом ниже среднего, вероятно, будут испытывать периодические спады конъюнктуры на рынке труда, риски сокращения темпов роста часовой производительности.
Меры поддержки роста производительности труда должны корреспондировать с тенденциями регулирования в области заработной платы и занятости в целом, использоваться для понимания влияния темпов прироста заработной платы, в том числе минимального размера оплаты труда на темпы инфляции, для обеспечения компенсации работникам сокращения трудозатрат в результате применения трудосберегающих технологий, способствующих повышению часовой производительности.
Циклические колебания активности могут оказывать постоянное воздействие на производительность, особенно в странах с невысоким уровнем доходов. В данной связи возрастает значимость программ переподготовки кадров, эффективных систем социальной защиты, аутплейсмента для работников, перемещаемых в результате технологических достижений, а также укрепления бюджетных позиций для реализации комплексной политики, направленной на постковидную стабилизацию.
Источники:
2. Глобальная производительность труда: Тенденции, движущие силы и стратегия. The World Bank. [Электронный ресурс]. URL: https://www.worldbank.org/en/research/publication/global-productivity (дата обращения: 22.06.2022).
3. Ермаков Г.П., Труничкина Е.И., Труничкина М.Н. Производительность труда в России и в мире на начальной стадии пандемии COVID-19 в 2020 году // Экономика труда. – 2022. – № 3. – c. 533-554.
4. Дробот Е.В. Мировая экономика в условиях пандемии COVID-19: итоги 2020 года и перспективы восстановления // Экономические отношения. – 2020. – № 4. – c. 937-960.
5. Дудин М.Н., Шкодинский С.В., Усманов Д.И. Бифуркационный анализ современного состояния российской экономики: влияние COVID-19 на ключевые процессы развития // Экономические отношения. – 2022. – № 2. – c. 155-178.
6. Городецкая П. И. Национальный проект «Производительность труда и поддержка занятости» как инструмент повышения эффективности использования трудовых ресурсов // Международный научно-исследовательский журнал. – 2020. – № 1-2(91). – c. 6-11.
7. Король С.П., Король Р.А. Национальный проект «Производительность труда» как направление развития отраслевой экономики // Экономика труда. – 2022. – № 5. – c. 893-908.
8. Федорова Т. А., Ломовцев Д. А., Потворов А. И. Анализ эффективности реализации национального проекта «Производительность труда и поддержка занятости» // Экономический анализ: теория и практика. – 20201. – № 3(510). – c. 396-415.
9. ILO Monitor: COVID-19 and the world of work. Eighth edition Updated estimates and analysis. ILO. [Электронный ресурс]. URL: https://reliefweb.int/attachments/190ade96-e072-3777-a28e-2d60512da27a/wcms_824092.pdf (дата обращения: 31.05.2022).
10. Morikawa M. COVID-19, teleworking, and productivity. VoxEU.org. [Электронный ресурс]. URL: https://voxeu.org/article/covid-19-teleworking-and-productivity (дата обращения: 31.05.2022).
11. Growth in GDP per capita, productivity and ULC. OECD.Stat. [Электронный ресурс]. URL: https://stats.oecd.org/Index.aspx?DataSetCode=PDB_GR (дата обращения: 31.05.2022).
12. Andrews D., Criscuolo C., Gal P.N. The best versus the rest: the global productivity slowdown, divergence across firms and the role of public policy. OECDilibrary. [Электронный ресурс]. URL: https://www.oecd-ilibrary.org/docserver/63629cc9-en.pdf?expires=1655897054&id=id&accname=guest&checksum=B4501AB557E7271BE10E40B4EEEBF692 (дата обращения: 22.06.2022).
13. Мировое экономическое положение и перспективы, 2019 год. United Nations. [Электронный ресурс]. URL: https://www.un.org/development/desa/dpad/publication/мировое-экономическое-положение-и-пе-2/ (дата обращения: 14.06.2022).
14. Соколова Л. Г. Теория и реалии разработки государственной политики по повышению производительности труда // Экономика труда. – 2020. – № 2. – c. 127-140.
15. Gold E. R. The fall of the innovation empire and its possible rise through open science // Research Policy. – 2021. – № 50. – p. 104226.
16. Unemployment rate. OECD Data. [Электронный ресурс]. URL: https://data.oecd.org/unemp/unemployment-rate.htm (дата обращения: 22.06.2022).
17. Индикаторы достойного труда. [Электронный ресурс]. URL: https://rosstat.gov.ru/storage/mediabank/ind-dtr_07_2022.xlsx (дата обращения: 22.06.2022).
18. Productivity and economic growth. OECDilibrary. [Электронный ресурс]. URL: https://www.oecd-ilibrary.org/sites/f8c31e3c-en/index.html?itemId=/content/component/f8c31e3c-en#section-d1e958 (дата обращения: 22.06.2022).
19. Катульский Е.Д., Верников В.А. Взаимосвязь производительности труда с профессиональной продуктивностью работников предпринимательских структур // Экономика труда. – 2020. – № 11. – c. 1073-1084.
Страница обновлена: 01.12.2024 в 22:48:30