«Биография жилища» как концепт постархитектуры

Введение

Здание есть, выражаясь марксистским языком, опредмеченная архитектурой жизнь. Жизнь перетекает в архитектуру в процессе проектирования и строительства. Существует ли жизнь здания после постройки? Для классически и модернистски образованного архитектора – нет [1]. Для постнеклассического – только начинается. Если есть жизнь, то возможно ее послеархитектурное описание, в отношении жилого здания превращающееся в «жилищную биографию».

Полвека назад архитектурная профессия была герметичной сферой по отношению к судьбе порождаемых ею продуктов. Внутри находилось проектирование, заканчивающееся строительством здания, а вовне – все, связанное с бытованием здания и имевшее к архитектуре, как казалось, отдаленное отношение. С середины­-конца 1960-х годов ситуация стала меняться, и сегодня можно говорить о нескольких каналах, через которые постархитектурная жизнь зданий проецируется на сферу архитектуры.

Экологическая проблематика, тема энергоэффективности, а затем – «устойчивости» (sustainability) и «эластичности» (resilience) заставили архитекторов обратиться к концепциям «жизненного цикла здания», «сроку службы здания», далеко выходящим за привычные пределы архитектуры [2]. Бесчисленные факты несовпадения реального использования зданий с тем, что планировал архитектор, породили тему самостоятельной и неподконтрольной профессии адаптации зданий к жизненным реалиям, «самообучения» зданий [3]. Нарастание масштабов и темпов социальных перемен, постоянно конфликтующих с монументальностью, неизменностью построенных зданий и быстро приводящих в негодность предпроектные идеи и модели, вызвали к жизни проблематику «архитектуры, основанной на времени» (time-based architecture – TBA), и «гибкой архитектуры» [4].

Внимание к политическому аспекту архитектурного процесса – необходимости разделить власть и ответственность в создании жилища между двумя силами: городской администрацией и населением – породило концепцию «открытого строительства». В ней выделяется стабильный во времени инфраструктурный каркас (support) – продукт мастер-планов и прочих муниципальных регламентов – и формируемое жителями его заполнение (infill). О насыщенной событиями жизни последнего архитектура должна заботиться так же, как и о монументальности первого, и эта забота растягивается на десятилетия, а то и столетия существования каркаса [5].

Упомянутые и некоторые другие темы, с одной стороны, узаконивают выход архитектуры за крепостные стены раз и навсегда созданного художественного продукта – формы. А с другой, мало чем вооружают архитектора для рассмотрения жизни здания. Нет, для описания людей и процессов в теории архитектуры накоплен определенный понятийный багаж (социально-функциональные, медико-биологические, демографические, санитарно-гигиенические, физиологические понятия). «Судьба» же самого здания описывается языком чисто техническим («износ», пристройки, перепланировки, утраты …). Можно ли описать биографию здания социально? Что может дать архитектуре видение здания как носителя собственной биографии? Чем «постархитектурный» анализ может быть полезен архитектуре?

Цель статьи – продвинуть понимание биографического метода как потенциального ресурса для развития теории архитектуры жилища. Автор кратко рассматривает позиции биографического метода и концепта «жилищная биография» в отраслях знания, где они имеют хождение: в социологии и жилищных исследованиях. Отыскивается перспективный язык репрезентации зданий для нужд архитектурного формирования социально-физических объектов – модель «межслойного интерфейса» из области информатики и авторская «пятикомпонентная социальная модель» жилища. Выясняется аналитический потенциал данных инструментов на примере биографического описания одного известного жилого образования.

На фоне наблюдаемого смещения в архитектуре ценностей с объектных на процессуальные апроприация ею метода исследования процессов, чем является метод «жилищных биографий», представляется весьма актуальной, тем более что отечественных попыток такого рода ранее не предпринималось.

Не теряя из виду наш конечный интерес к архитектуре и отдельному зданию, коснемся кратко особенностей биографического видения в социально-гуманитарной сфере и в жилищных исследованиях.

О биографическом методе в социологии

Обращение социологов к биографии отдельного человека в 80-е годы прошлого века знаменовало тот же разворот от массового к индивидуальному, от типичного к уникальному, который происходил повсеместно в науке и культуре и был инициирован постиндустриальной «третьей волной». В это время «универсальные описания действительности оказались подвергнуты сокрушительной критике» и в социальном знании [7, с. 120] (Rogozin, 2015, р. 120). Во всем, что касается исследования человека, приоритет теперь отдавался его неповторимому видению, интерпретациям, пониманию от первого лица, а не объективирующим, обобщенным, обезличенным характеристикам групп от имени анонимного исследователя. Биографический метод является квинтэссенцией этого тренда.

Цель биографического исследования – опираясь на свободные интервью, анализ неформальных личных документов и другие методы, «предоставить содержательно богатое, детальное описание конкретных людей» [19, с. 3] (Zinn, 2004, р. 3). По Б. Робертсу биографический метод существует в разных формах, это методы «истории жизни», «этнографический», «устной истории», «автобиографии», «нарративного анализа», «автобиографической памяти», «биографической социологии» [7, с. 123] (Rogozin, 2015, р. 123).

В известной каждому бытовой автобиографии хронологически излагаются объективные факты жизненного пути человека (даты, события, имена и названия, документы), вокруг тех же фактов содержательно строятся и публикуемые биографии выдающихся деятелей. В социологии же акценты могут быть поставлены по-разному. Одни биографические исследования, как например, «социология жизненного пути», рассматривают биографию «как последовательность <…> событий в порядке объективного времени» [8, с. 6] (Rozhdestvenskaja, 2012, р. 6). Другие акцентируют интерпретационные, феноменологические аспекты трактовки человеком своего опыта, охватывают «способы измерения и оценки историй жизни, рассказанных или сообщенных свидетельств о жизни с точки зрения тех, кто эту жизнь прожил» [8, с. 6] (Rozhdestvenskaja, 2012, р. 6). Во втором случае «субъективное время», воспринимаемые хронологии и порядки важнее объективных.

Итак, изначально в социологии биографический метод изучает людей в неповторимости их индивидуальных судеб, более или менее акцентируя субъективность видения жизни и по большей части опасаясь любых генерализаций как стратегий, чреватых утратой человеческого содержания информации.

Уже в рамках изучения человеческих биографий социология обнаруживает внимание к пространствам их самореализации. Е. Рождественская пишет: «Этот мир имеет пространственные и временные характеристики, которые входят в биографическую реальность через описание топологии обжитого пространства и нагруженного смыслом времени» [8, с. 6] (Rozhdestvenskaja, 2012, р. 6). В результате осознания социологией данного обстоятельства ее темой становятся «жилищные биографии» или «жилищные истории». В них жилище – не столько объект описания и исследования, сколько контекст, влияющий на жизнь человека и раскрывающий ее значимые черты. По словам А. Алексеева, «жилищная ситуация являет собой существенный аспект общей жизненной ситуации индивида, соответственно, жилищная история – весьма значимая часть биографии» [1, с. 39] (Alekseev, 2016, р. 39).

От жилищной биографии как жизнеописания людей в жилище социология делает шаг к биографии самого жилища. Происходит и еще более широкий поворот – к «материальности» как таковой, к социологии вещи и дома как вещи. Причины, логика и увлекательная история этой эволюции подробно излагаются в социологической литературе [2] (Vakhshtayn, 2006). Нас же в данном событии интересует появление теоретических оснований для рассмотрения собственно жилища как объекта биографического описания и деятеля или продукта воздействия (актанта).

Один из образцов приложения биографического метода к жилищу – это пример, который приводит антрополог И. Копытофф. Он описывает судьбу деревенского жилища в одном заирском племени в Африке: «Типичная биография хижины начинается с того, что она служит домом для пары, или, в случае полигамной семьи, для жены с детьми. Со временем хижина последовательно становится гостевым домом или жилищем для вдовы, местом встреч подростков, кухней и, наконец, курятником или хлевом для коз – пока не разваливается подточенная термитами» [6, с. 137] (Kopytoff, 2006, р. 137).

В рамках социологии вещей сделано много полезных наблюдений, способных обогатить исследования «биографии дома», в частности о том, что:

- «редукция вещи к ее социальному смыслу – это одна из первых социологических концептуализаций материального объекта», а биография вещи может трактоваться как «ее перемещения в пространстве социальных значений»;

- «материальный объект – это «якорь» социального взаимодействия»;

- «материальное и социальное находятся в процессе непрерывного взаимного конструирования» [2, с.10–25] (Vakhshtayn, 2006, р. 10–25).

Теоретически важные предпосылки для понимания социального содержания и актантности [6] жилища содержатся в работах В.П. Козырькова; в них дом «рассматривается как социальный институт, который формируется обществом, его культурой и проявляет себя как дом лишь при взаимодействии с другими социальными институтами» [4, с. 219] (Kozyrkov, 2007, р. 219). Обнаружена возможность развивать социологическую концепцию дома с двух позиций: с одной, «дом будет рассматриваться как исходный центр, «малый круг», из которого «плетутся» все сложные <…> связи с окружающим миром», а с другой – «дом рассматривается как результат действия всех социальных процессов и механизмов, завершающихся определенной конфигурацией дома, типом домостроительства и проживания» [5, с. 307] (Kozyrkov, 2009, р. 307). И общая эта установка, и обе концептуализации значимы для темы «Биография здания» в архитектуре.

Биографический метод в жилищных исследованиях

Биографический метод в редакции «метод жилищных биографий» имеет хождение и в области жилищных исследований [7]. Здесь использование данного понятия многозначно. Часто оно означает историю «жилищных траекторий» – перемещения семьи из одного жилища в другое по мере ее развития в ходе жизненного цикла или жизненного пути (life cycle, life course). При этом изучаются закономерности таких перемещений, детально характеризуются все жилища на этом пути [10, 15] (Hochstenbach, 2014; Pereira, 2011). Г. Стоеджер утверждает: «Понятие жилищной биографии было введено в сферу исследований главным образом городскими географами, которые были озабочены улучшением понимания паттернов региональной и межрегиональной мобильности на жилищных рынках» [17, с. 2] (Stoeger, 2011, р. 2).

Осознание того факта, что почти всякое исследуемое нами жилище есть лишь звено, «перевалочная база» в жизни человека, весьма значимо и для архитектора, расширения его видения [8]. Но интересующая нас «биография здания» – это нечто иное. Взгляд здесь не следует за семьей, из одного жилища в другое, а привязан к одному зданию, через которое, возможно, проходят многие и многие семьи [9]. Г. Джарвис говорит о биографии дома как товара и артефакта в противовес биографиям домашних хозяйств внутри жилищной сферы [11, с. 171] (Jarvis, 2012, р. 171). «Мы привыкли думать о мужчинах, женщинах и детях, культивирующих личные биографии, – пишет Г. Джарвис, – <…> Но что касается безжизненных материальных, культурных артефактов, таких как жилой дом <…> может ли дом быть понят в терминах отдельной биографии?». И далее: «Все большее число ученых полагают, что использование биографических методов и метафоры «жизненной истории» может быть конструктивным для рассмотрения дома как предмета и фокуса исследования» (Jarvis, 2012, р. 171.

Примеры жизнеописаний дома появляются все чаще. В одном из них под «жилищной биографией» понимают «исследовательский инструмент, который анализирует качества и конфликты, а также динамику развития обжитого построенного пространства дома или комплекса с течением времени» [10] [9, с. 282] (Althaus, 2014, р. 282). На фоне глобальности рынков – это микроуровень, даже наноуровень жилищных исследований. Дом здесь – не только построенная вещь (материалы и конструкции), но также – «культурные и исторические измерения обжитого пространства». Он не сводится к границам собственности, но охватывает обслуживающую инфраструктуру, непосредственное городское окружение, с которым взаимодействует». А «обжитое пространство» – это «способ, которым люди обходятся с построенным пространством, его присвоение, использование, перемещения, модификации, тактильное и зрительное восприятие, оценки и эмоции, обсуждения, связанные с принятыми концепциями и проектированием» [11].

В своем исследовании жилых комплексов авторы из цюрихского ETH стремились «проследить во времени различные характеристики, которые вносят свой вклад в долговечность, качество, оценку и длительное функционирование дома», «раскрыть взаимодействия построенного пространства, социальной жизни и деятельности», составляли «портреты домов», в которых объединены архитектурный, исторический и этнографический аспекты анализа [12].

Наш краткий обзор потенциальных инструментов для анализа постархитектурного бытия зданий был бы неполным без хотя бы упоминания еще одной теоретической перспективы, зародившейся в средовой психологии или поведенческо-средовых исследованиях [13] и развиваемой сегодня на стыке архитектурно-средового и гуманитарного знания. Речь идет о концепции и практике «оценки (зданий) после заселения» (post-occupancy evaluation – POE) [14]. Суть ее – в систематическом исследовании эксплуатационных качеств зданий с точки зрения потребителей [15]. Концепт «жилищной биографии», как и биографический метод в POE, не распространен, но методы оценки постархитектурного использования зданий разработаны детально.

Концепт «биография жилища» в постархитектуре

Раз уж события, происходящие за хронологическим рубежом постройки здания, начинают иметь для архитектуры значение, архитектор должен быть вооружен инструментами, позволяющими иметь дело с процессуальностью, научиться видеть, понимать, анализировать, оценивать и моделировать здание как процесс, как биографию. Багаж знаний, языков и методов социологии, жилищных исследований, средовой психологии для этого необходим, но не достаточен.

Основное внимание упомянутых дисциплин обращено на людей в здании, на их судьбы, истории, переживания, мнения, потребности, оценки, в том числе по поводу зданий; но это не биографии зданий. Чем более персонифицированный характер носит информация, приносимая гуманитарным исследованием, тем менее она пригодна для архитектурного моделирования, где требуется создавать достаточно универсальный контекст множества неизвестных, в том числе еще не родившихся будущих обитателей. Поэтому «жилищная биография» как регистрация субъективно переживаемой истории взаимодействия конкретного человека и жилища будет иметь в архитектуре ограниченное применение.

Архитектурно значимая жилищная биография должна, в частности:

- связывать между собой, объяснять отношения между зданием, людьми и социальным (в широком смысле) содержанием жизни во взаимообусловленных процессах функционирования и развития;

- быть чувствительной к жилищным состояниям и жилищным событиям (переходам из одних состояний в другие), актуальным и для обитания, и для создания жилища;

- апеллировать к таким характеристикам жизни, которые были бы одновременно и характеристиками здания [16], или предсказуемо интерпретируемы в характеристики здания;

- не быть чрезмерно трудоемкой по части добывания информации, максимально использовать имеющиеся и доступные источники данных.

Люди, здания и жизнь, перетекающая между ними, – как некая динамическая целостность, функционирующая и развивающаяся во времени: что могло бы послужить полезным аналогом для ее исследования? Поиски привели автора в область информатики – компьютерной науки. Одна из базовых ее теоретических моделей – модель межслойного интерфейса, объясняющая, как связаны между собой слой людей (пользователи компьютера и создатели компьютерных программ – users, peopleware), со слоями пользовательских программ (прикладного программного продукта) и системного программного обеспечения (software), а также слоем аппаратного обеспечения (hardware, «железо»). Каждый нижерасположенный слой ресурсно обеспечивает верхний. Аналогия этой модели с жилищем дает любопытную трактовку взаимодействия слоев, актантности здания, содержания «жилищной биографии» (рис. 1).

Рисунок 1. Социально-физические связи в жилище по аналогии

с «межслойным интерфейсом»

Источник: составлено автором на основе

https://en.wikipedia.org/wiki/Software (дата обращения 11.05.2020).

Жилище, здание предстает в этой аналогии как аппаратное обеспечение (hardware – HW) запуска социальных программ общественного функционирования и приватного обитания. Его физические характеристики (размеры, формы, планировки, конструкции, оборудование) оказываются достаточным или недостаточным по емкости и конфигурации ресурсом для нормальной работы «софта», представленного двумя слоями.

Первый слой – это «операционная система», «системное программное обеспечение жилища» (software-1 – SW1) – социетальные нормы, стандарты, инструкции, регламенты, законы и узаконенные концепции, предписывающие правила формирования и использования, управляющие «хардом». Это обезличенные, легитимированные, относительно долговременные предпосылки для более или менее благоприятного развертывания следующего слоя ПО [17] – пользовательского.

Потребности, социально-культурные нормы обитания, образы жизни, жилищные стратегии, бытовые, профессиональные и академические понятия и концепции, другие неформализованные, неузаконенные социально-физические конструкты как раз и выполняют роль следующего слоя – «приложений пользователей», прикладного программного обеспечения (software-2 – SW2). Они «загружаются» на компьютер – реализуются в здании – с учетом ограничений «операционной системы» – действующих институциональных поощрений и запретов.

Носители и выразители программных установок по использованию здания, источники конкретной информации, «обрабатываемой софтом», – это конечные пользователи здания (users – U) и участники процесса воплощения системных и пользовательских программ в физических структурах жилища и его повседневного воссоздания – от архитекторов и других проектантов до менеджеров и владельцев здания (peopleware – PW). В архитектуре последних обозначают понятиями «программная команда», «проектная команда» и «команда проектировщиков» [18].

Чем способна обогатить данная аналогия понимание архитектурно значимой «жилищной биографии»? Чтобы более предметно ответить на вопрос, необходимо прежде конкретизировать содержание «софта» на двух его обозначенных уровнях, прояснить, что именно программируется обществом и обитателем в здании, в жилище. Воспользуемся авторской концепцией «пятикомпонентной социально-функциональной модели жилища», раскрывающей данное содержание [3] (Kiyanenko, 2019).

Анализ большого количества проектных программ и решений показывает, что все содержание социальной информации, характеризующей жизнь и интерпретируемой в архитектуру жилища, а значит, актуальной для описания жилищных биографий, можно свести к пяти укрупненным моделям.

Модель социального статуса жилища задает фундаментальное социальное предназначение жилища, в том числе: его принадлежность к рынку или к дотируемой сфере; сегмент рынка по стоимости и уровню комфорта или адрес социальных программ; формы собственности и предоставления жилища; его временный или постоянный статус; положение жилища в устойчивых социально-архитектурных типологиях и классификациях (например, отнесение к категории «отелей с однокомнатными квартирами» или «общественно-жилым комплексам»).

Модель обитателя (пользователя) и обитания описывает все особенности жизни, существенные для ее воспроизводства и одновременно воспроизводимые в архитектурных решениях. В ней отражаются социально-демографические, социально-культурные (образовательные, профессиональные, этно-культурные), социально-имущественные и другие существенные черты социальных субъектов, структур и процессов. В рамках этой модели используются синтетические социально-физические маркеры, такие как «образ жизни», «жизненная стратегия», «жизненный курс», «жизненный цикл» и т.п.

Модель создателя и процессов создания жилища проясняет состав команд – программной, проектной и «проектировщиков», то есть всех тех субъектов, которые имеют отношение к концептуализации и материализации в архитектурных формах уже названных и ниже описываемых моделей. Кроме того, эта модель задает один из многочисленных возможных сценариев создания жилища – в диапазоне от анонимного на массовом рынке до модели «соучаствующего проектирования и строительства».

Модель взаимодействия здания с городом характеризует степень встроенности жилища в функциональные, историко-культурные и прочие городские контексты – его автономность, независимость от города либо глубокую интегрированность в системы городской организации, или, наконец, сочетание того и другого в отношении разных аспектов жизни.

Модель учета фактора времени прогнозирует возможные изменения всех названных четырех моделей на протяжении ожидаемого срока жизни здания. Изначально рыночное жилище высокого ценового сегмента может с годами перейти в разряд недорогого и даже пополнить ряды социального сектора в результате выкупа муниципалитетом. Арендуемый комплекс превратится в кондоминиум. Сплоченный состав ЖСК распадется, а бывшие объекты общей собственности будут проданы независимым владельцам. Богемный образ жизни уступит место непритязательному хозяйственно-бытовому и т.д.

Все пять моделей взаимосвязаны (скажем, социальный статус муниципального арендуемого жилища предполагает определенный состав и образ жизни домохозяйств и едва ли автономный режим функционирования в городе). А каждая модель специфицируется одновременно надличностными институциональными регламентами (SW-1) и программами конкретной жизни «здесь и сейчас» (SW-2), что отражено на рисунке 2.

Но вернемся к вопросу о пользе «компьютерной» аналогии. Она, во-первых, помогает прояснить связи между жилищем, его программным содержанием и населяющими домохозяйствами. Эти три сущности оказываются примечательно независимы друг от друга и в то же время зависимы. Всякое оборудование может быть использовано для установки на нем разного системного и пользовательского ПО. Такая же свобода отношений существует и в жилище. Оставаясь неизменным физическим телом, здание становится разными социальными организмами в зависимости от приписанной ему совокупности моделей. С другой стороны, здание (HW) может стать более или менее благоприятным контекстом для разных программ (SW) и людей (PW/ U). Собственно, в этом и проявляется актантность здания, воздействующего на людей не только напрямую (как, например, физический стимулятор или ингибитор взаимодействия), но и через регулирование возможности «установить и запустить» те или иные программы его использования.

Рисунок 2. Социальное содержание программного обеспечения жилища

Источник: составлено автором .

Несколько примеров «актантности» здания. Физическая конфигурация дома может быть рыночно успешной в качестве арендуемого жилища и абсолютно невостребованной как собственное. Здание с планировочными параметрами, не соответствующими минимальному стандарту, не может стать социальным жилищем, но может использоваться как прибыльное рыночное. Установленное в здании инженерное оборудование (скажем, тип кондиционеров) или принятый конструктивный шаг поперечных несущих стен могут быть достаточными для отеля, но не позволять «перепрограммировать» здание в кондоминиум или кооператив.

«Софт» здания – программы его использования – бывает тверже, чем «хард» (материально-пространственная коробка). Не отвечающий программным регламентам «конструктив» будет отклонен или реконструирован для приведения его в соответствие программе. Программные модели здания (SF1 и SF2), будучи, кажется, эфемерными, легче изменяемыми, случается, переживают многочисленные материальные трансформации тела и становятся чем-то вроде «генетического кода» здания, способствуя его периодическому воссозданию в прежнем виде. Особенно когда частью SF1 становится отнесение здания к «памятникам» истории, культуры или архитектуры.

Жилищная биография здания – это цепочка «жилищных событий» – переходов от одного «жилищного состояния» к другому. На языке компьютерной аналогии жилищным состоянием можно назвать определенное временное соответствие здания загруженной на него «операционной системе» регламентов и приписанным ему «пользовательским ПО» – образам жизни, потребностям (и т.п.), а также соответствие последних реальным носителям – физической структуре обитателей. Таким образом, «фактами» жилищной биографии станут изменения из следующего перечня:

- изменения физического тела здания (HW) в результате перепланировок, перестроек, утрат и т.п.;

- изменения социетальных установок (SF1) и (или) пользовательских программ (SF2) в отношении любых из пяти социальных моделей;

- изменения состава и свойств программных и проектных команд (PW) и (или) обитателей, пользователей здания (U).

Чтобы убедиться в способности принятого языка описывать реально происходящие события, рассмотрим пример из истории современного жилища [19].

Биография одного здания: жилой комплекс Уотергейт

Предыстория. На западной оконечности центра Вашингтона, у излучины реки Потомак, находится один из широко известных в США и мире жилых комплексов – Уотергейт [20] (рис. 3).

Рисунок 3. Общий вид комплекса Water Gate со стороны р. Потомак

Источник: McCormick M. What is the Legacy of The Watergate Hotel? URL: https://failedarchitecture.com/what-is-the-legacy-of-the-watergate-hotel/ (дата обращения 11.05.2020).

Первое из шести его зданий возведено в 1965 году. Но биография архитектурного объекта, в отличие от человека, начинается задолго до физического появления на свет. Здание становится фактором, воздействующим на общественную жизнь, с того момента, как кем-то впервые озвучена идея его сооружения. В этом смысле исходное событие в биографии WGA произошло в 1960 году, в Риме, когда крупнейший итальянский девелопер – компания SGI (Società Generale Immobiliare) объявила о намерении экспансии на североамериканский континент и направила в Вашингтон своего эмиссара для поиска территории под жилой комплекс.

Участок площадью 10 акров (4 га) был найден в районе, известном как Мглистая Низина (Foggy Bottom). Особенность его заключалась в уникальном сочетании деградированности (пустырь, заброшенный бывшим владельцем – заводом по производству бытового газа), живописности (берег реки, «водные врата» вступления в столицу) и центральности – два километра расстояния и 17 минут ходу до Белого дома. Вашингтонские девелоперы считали участок бесперспективным, и на нескольких аукционах он не нашел покупателей, но итальянский сумел верно оценить его потенциал [16] (Rodota, 2018).

Разработанный к 1962 году проект также был во многих отношениях уникальным. Он стал первым зданием зарубежного девелопера, построенным в Вашингтоне, первым многофункциональным комплексом (mixed-use development – MUD) в Округе Колумбия, первым по размеру и необычности форм объектом, осуществленным в охранной зоне регулирования застройки исторического центра города, первым архитектурным сооружением в истории, спроектированным с помощью компьютера, первым многоквартирным зданием, ориентированным на самый верхний ценовой сегмент жилищного рынка [21].

Уже на стадии рассмотрения проект WGA разделил общество на своих сторонников и противников, породил и поддерживал функционирование сложной паутины взаимодействий между ними. Первоначально проект предполагал возведение пяти 16-этажных зданий сложной криволинейной формы на 1 400 квартир, отеля на 350 номеров и 19 роскошных вилл на внутренних территориях комплекса. Но процесс согласования внес в эти планы существенные коррективы [22].

Этот процесс, сложный, конфликтный и долгий, на который воздействовали самые разные силы – от простых жителей Вашингтона и влиятельных американских СМИ до администраций президентов Д. Кеннеди и Л. Джонсона и Ватикана – серьезно трансформировал проект архитектора и застройщика [23]. Под давлением «инстанций» одно из зданий пришлось расчленить надвое, частично изменив функции. От вилл на территории застройщика вынудили отказаться вовсе. По высоте здания понизили с 16 этажей до 13. Более чем вдвое сократилось количество жителей и вместимость отеля, несколько изменилась форма в плане одного из корпусов. В общем, как обычно, реализованный проект стал результатом компромиссов и в некоторой степени коллективным произведением всей «программной команды», а не только архитектора.

Как об отдельном этапе биографии WGA нужно говорить о семилетнем периоде его строительства, начатого в 1964 году, а законченного в 1971 году. Первое здание (кооперативный жилой блок Watergate East на 238 квартир) было построено и заселено в 1965 году. А затем, с интервалом в один-два года вводились остальные, пока в начале 1980-х не сдали в эксплуатацию южное офисное здание, вплотную примыкающее к соседнему Центру исполнительских искусств им. Д.Ф. Кеннеди. Последний этап был отмечен ожесточенной борьбой застройщика, жителей уже возведенных блоков и представителей Центра Кеннеди. Сосед требовал понизить этажность примыкающего блока WGA и изменить его функцию с первоначально жилой на офисную, что и было в итоге сделано.

В 1972 году начинается, собственно, биография комплекса как наблюдаемой социально-физической реальности. Рассмотрим ее с использованием описанных ранее понятийных средств.

Комплекс Уотергейт как физическое тело (HW). Как отмечалось ранее, на момент завершения строительства WGA стал самым крупным, многофункциональным, комфортабельным и одним из дорогих жилищ Вашингтона. После всех преобразований на стадии «преджизни» он превратился в комплекс из шести зданий, включая три квартирных жилых корпуса на 641 квартиру (напомним, что первоначальный проект предполагал 1 400 квартир), два офисных здания и один отель на 213 номеров (против задуманных архитектором 350) (рис. 4).

Рисунок 4. Структура комплекса Water Gate

Источник: составлено автором.

На первых этажах жилых корпусов расположились одно- и двухуровневые квартиры с участками, на последних этажах – двухуровневые пентхаузы с каминами и озелененными террасами на крыше. Остальные квартиры комплекса – одноуровневые. Типичные апартаменты включают две спальни, 2,5 ванны, столовую и кухню, но есть и роскошные квартиры.

Апартаменты WGA – впечатляюще разнообразны по планировке. Например, в корпусе Watergate West 143 квартиры представлены тридцатью тремя вариантами организации, то есть не более четырех повторяющихся планов в корпусе.

Комплекс и сегодня, через полвека после постройки, вполне современен по составу и качеству обслуживающей инфраструктуры. Для жителей работают подземные гаражи, четыре плавательных бассейна (открытых и закрытых), оздоровительный центр и SPA-салон, кабинеты дантиста и косметолога, рестораны, супермаркет, винная лавка, бутики эксклюзивной одежды, почтовое отделение, банк, две аптеки, пекарня-кондитерская, салоны флориста и парикмахера, прачечная-химчистка.

Необычны формы комплекса. Сложные криволинейные структуры стали ответом архитектора на феномен реки, течений и сыграли в судьбе комплекса заметную роль.

Программное содержание комплекса и его трансформации (SW)

1. Модель социального статуса. Комплекс изначально создавался как объект высокодоходной недвижимости. Благодаря особенностям «харда» и размещению WGA в городе эта позиция программы была успешно реализована. Существенный вклад в устойчивость модели внес выбор кооперативной формы собственности и комбинация владения с арендой (50x50%). Сдача половины квартир комплекса в аренду оказалась значимой предпосылкой коммерческого успеха комплекса в 1960-е – 1970-е годы, когда действовало требование властей обеспечивать право на проживание в любом объекте недвижимости афроамериканцев. Покупаемые в кооперативе квартиры могли подешеветь в дальнейшей перепродаже, если по соседству заселялась семья чернокожих, а на стоимость аренды данное обстоятельство не влияло [16] (Rodota, 2018).

Когда новые владельцы отеля в 2003 году решили превратить его в дорогие кондоминиумы, многие жители воспротивились из опасения, что WGA в результате может стать жильем для студентов близлежащего Университета Джорджа Вашингтона. Владелец квартиры в кондоминиуме свободен в продаже ее любому желающему, а спрос со стороны студентов был высок. Тем временем кооператив требует одобрения советом директоров каждого нового претендента, что позволяет отсеять нежелательных покупателей.

Влияние форм собственности и предоставления на жизнь обитателей (связь SW1 с SW2) простирается далеко. Например, по правилам WGA, если ты арендуешь квартиру, то не имеешь права держать домашнее животное, а если владеешь двумя квартирами, то и питомцев может быть два [24] [16, с. 64] (Rodota, 2018, р. 64).

2. Модель обитателя и обитания (и слой U). Первоначально покупателями и арендаторами квартир были врачи, адвокаты, дипломаты, судьи, бизнесмены и политики. Типичным домохозяйством по демографическому составу была семейная пара в возрасте за пятьдесят со взрослым ребенком – студентом университета и вторым, уже выросшим и живущим отдельно. Близость к Белому дому, Капитолию, району министерств, Всемирному банку, Федрезерву и Госдепу определила стремление жить здесь высших чиновников из администраций президентов и министерств, сенаторов и конгрессменов, банкиров, дипломатов, директоров ведущих компаний, а также многих выдающихся деятелей культуры мирового калибра [25]. Частыми гостями на вечеринках и приемах в квартирах комплекса были бывшие, действовавшие и будущие президенты [26]. В 1970-е годы активисты антивоенного движения за политические пристрастия жителей называли комплекс «Республиканской Бастилией». А десятилетием позднее, во времена администрации Р. Рейгана, WGA получил псевдоним «Западный Белый дом» [16] (Rodota, 2018).

Уникальность модели жизни в WGA заключается в том, как здесь столкнулись требования максимальной бытовой приватности представителей социально-имущественной верхушки американского общества с невероятной для жилища напряженностью социально-политической жизни. В одном из пентхаусов комплекса десятилетия действовал салон республиканской политической активистки Анны Чень (Anna Chennault), который посещали фигуры масштаба Г. Киссинджера, корреспонденты ведущих медиа и послы, и где мог в любой момент раздаться телефонный звонок от президента. В отеле комплекса размещался предвыборный штаб Демократической партии, за проникновение в который под угрозой импичмента в 1972 году ушел в отставку президент Р. Никсон.

С другой стороны, WGA дает образцы удивительно спокойной общинной и приватной семейной жизни. Л. Бернстайн давал концерты для своих друзей на специально привезенном для этого рояле. Как вспоминала одна из жительниц, «все ходили в бассейн (К – открытый, во дворе) и все одевались для бассейна. Официанты разносили шампанское, напитки и закуски вокруг бассейна. Теплыми вечерами <…> ставили экран и кинопроектор и показывали фильмы» [12] (Lindsay, 2005). Мать-одиночка делится своими впечатлениями о комплексе как среде для воспитания дочери: «Я была скептично настроена по части воспитания ребенка в Уотергейте, но персонал и работающие здесь люди стали для дочери одной большой многопоколенной семьей. «Портье катает ее на тележке для багажа. Каждый прервется бросить ей «Привет!» и «Как дела?». Бриттани кормит хлебом голубей, которые собираются вокруг ресторанов, бросает монетки в центральный фонтан, а летом плещется вместе со взрослыми в общественном бассейне» [18] (Wheeler, 1995).

3. Модель создателя и процессов создания/воссоздания жилища (слой PW). Автором проекта выступил архитектор-консультант компании SGI итальянец Луиджи Моретти. По закону США, к иностранному автору был приставлен американский – Милтон Фишер, а территорию проектировал известный ландшафтный архитектор русского происхождения Борис Тимченко.

В биографии комплекса выделяются два периода. В течение первых 15 лет жизни Уотергейт принадлежал инициатору и застройщику, компании SGI, и ею же управлялся. Это обеспечило высокую устойчивость социально-имущественной и функциональной программы комплекса во времени и сохранность его физического тела (HW). Интересно, однако, что даже объект дорогой рыночной недвижимости, находящийся под непрестанным присмотром одного и того же эксплуатанта, постоянно подвергался перестройкам внутри. Изучая, процессы адаптации владельцами купленных ими квартир в 1970-е годы, SGI констатировала, что «кастомизация вышла из-под контроля» [16, с. 87] (Rodota, 2018, р. 87) [27].

В 1988 году компания SGI была ликвидирована, и начался сложный период совладения, когда WGA был распродан по частям и после этого постоянно менял владельцев земельных участков и отдельных зданий. Ситуация осложняется тем, что владельцы квартир в одном корпусе, образовав ассоциацию собственников, приобретают доли недвижимости в других корпусах (жилых, офисных, гостиничном, в паркинге) и сдают ее в аренду. Одни ассоциации собственников владеют и участками под зданиями, а другие арендуют их. Параллельно с застройщиком-владельцем и жителями-владельцами действуют риэлторы-владельцы и прочие [28]. Многие выпускают акции, покупатели которых становятся совладельцами недвижимости. Напомним, что наряду с покупаемыми квартирами есть и арендуемые. Причем непроданные квартиры можно арендовать у продавца (и/или владельца) долгосрочно или помесячно. Легко представить себе, какой клубок интересов и связанных с ними взаимоотношений опутывает WGA.

4. Модель взаимодействия комплекса с городом. Биография Уотергейта интересна и как продукт, и как фактор городского развития. С одной стороны, особенности места радикально повлияли на его «хард» и «софт» через близость к реке и центральность, соседство памятников и связанные с этим ограничения, через интегрированность в территориальную инфраструктуру федеральной власти и морфологию городской ткани. С другой стороны, комплекс так же решительно переформатировал город. Его строительство ознаменовало радикальный апгрейд социального статуса места и всего примыкающего района [29]. WGA заставил пересмотреть градостроительное зонирование. Он является «укрупненным кварталом» (super block) площадью 4 га, а окружающие исторические кварталы центра имеют размер 1–1,5 га; уже поэтому проект не мог быть реализован без специальных решений градостроительной комиссии. В 2005 году Уотергейт получил статус исторического памятника и стал новым «стандартом историчности» в городе.

Градостроительная концепция комплекса с самого начала формулировалась как «город в городе», то есть максимально автономный благодаря развитой обслуживающей инфраструктуре, независимый от окружения объект. Один из жителей отмечает, что будь на территории комплекса еще и поле для гольфа, можно было бы не покидать его месяцами [16] (Rodota, 2018). Но срединность – бесценный ресурс, и другие ценят феноменальную близость Центра Кеннеди, Национального Молла, района музеев [18] (Wheeler, 1995).

Модель учета фактора времени. С конца 1980-х годов комплекс постоянно распродается по частям и перепродается, меняется физически (HW) – реконструкции, перестройки. Не раз новые владельцы планировали изменить программу (SW). Так, в 2004 году очередной покупатель отеля решил превратить его в дорогие кооперативные квартиры. Но жители других корпусов, владевшие четвертью стоимости отеля, этому воспротивились. Перекрестное владение оказалось фактором стабильности социальной программы.

«Установленный софт» – формы собственности и предоставления, принятая организация менеджмента, как и качества «харда» – высокие достоинства архитектурного решения – обеспечили и преемственность, и адаптируемость комплекса к переменам. Например, еще в 1960-е годы застройщик SGI получил совет от местного риэлтора сократить при строительстве количество дорогих квартир с тремя спальнями в пользу «двухспальных» и «студий», которые можно было бы в будущем объединить между собой при наличии спроса [16] (Rodota, 2018). Эта идея была успешно реализована.

Полувековая история комплекса показывает, несмотря на физический и неизбежный моральный износ HW (появление современных, более комфортабельных жилищ), благодаря правильной программе WGA остается привлекательным местом жительства в собственной социальной нише и прибыльным объектом недвижимости в своем ценовом сегменте.

Заключение

Традиционную архитектуру не слишком интересовало происходящее после того, как «музыка застывает» – постархитектурная жизнь здания. Но в последние десятилетия границы профессии как области деятельности и знания расширяются и начинают охватывать просторы повседневного бытия архитектурного объекта. Здесь архитектура встречается с дисциплинами гуманитарного знания, изучающими данный объект как социально-физическую реальность, построившими языки ее описания и анализа.

Для постархитектуры многие концепты гуманитарного знания – возможность расширить собственное видение и инструментарий. Среди них – «жилищная биография» как биография здания. Но то в данном концепте, что является достоинством с позиции качественных гуманитарных исследований, – психологизм, рассмотрение жилища через призму субъективного опыта конкретного обитателя, личностные оценки, интерпретации, – для архитектуры необязательно преимущество. Чрезмерная персонификация жилищной биографии с точки зрения архитектурно ориентированного исследования делает его результаты ограниченно пригодными для моделирования зданий и среды – по необходимости универсальных.

Жилищную биографию как историю отношений между зданиями, людьми и социальной жизнью оказывается продуктивным изучать по аналогии с компьютерным «межслойным интерфейсом», то есть как отношения аппаратного оборудования («харда»), «пользователей» и программного обеспечения («софта»). В этом случае социальность репрезентируется двумя типами программ: «нисходящими» от общества регламентами (системные ПО) и «восходящими» от конкретного коммьюнити и обитателя потребностями (пользовательское ПО). Физическая реальность здания становится продуктом, местом встречи и фактором реализации этих двух импульсов. Устаревание и апгрейды «харда», замена операционной системы, установка пользовательских программ, появление новых пользователей, обновление данных – все это полезные параллели для анализа биографии жилища.

Компьютерная аналогия и порождаемые ею метафоры по-своему трактуют «актантность» здания. Как физическое тело оно оказывает влияние на формы и содержание социальной жизни не только непосредственно (как арена и барьеры взаимодействия), но и косвенно, делая возможной или невозможной «установку определенного софта» – реализацию социетальных и потребительских программ.

Язык компьютерной аналогии и авторской «пятикомпонентной социальной модели», опробованный для содержательного наполнения «софта», позволил всесторонне характеризовать долгую и насыщенную событиями биографию жилого образования в двух аспектах его социально-физического бытия.

[1] Из этого общего правила есть одно исключение. История архитектуры обращается к тому, что происходит с отдельными памятниками, с их обликом, планировкой, использованием на протяжении времени, часто – десятилетий и столетий. Такого рода исследования могут иметь историко-культурное или вполне архитектурное значение – для реставрации, реконструкции или музеефикации зданий.

[2] Один из многочисленных обзоров литературы по этой теме см.: Sharma A. Life Cycle Assessment of Buildings / A. Sharma, A. Saxena, M. Sethy et.al. // Renewable and Sustainable Energy Review. 2011. No. 15.

[3] Первым был теперь уже классический труд Стюарта Брэнда: Brand, S. How buildings Learn: What Happens after they are built. New York, N.Y.: Viking, 1994.

[4] Leupen B.Time-Based Architecture / B. Leupen, R. Heijne, J. van Zwol, eds. Rotterdam: 010 Publishers, 2005; Schneider T. Flexible Housing / T. Schneider, J. Till. Amsterdam; Boston: Architectural Press; Elsevier, 2007.

[5] Habraken, N.J. Supports: an alternative to mass housing. – London: The Architectural Press, 1972; Kendell S. Residential Open Building / S. Kendall and J. Teicher. – New York: E&FNSpon, 2000.

[6] Концепция актантности актуализируется также в дисциплинарном поле социологии вещей и важна для нас своим вниманием не только к тому, что совершает действия, но и к тому, что действию подвергается.

[7] Жилищные исследования (Housing Studies) - это широкая междисциплинарная область знания, где встречаются интересы, методы и теоретические модели экономики, социологии, городских исследований, градопланирования, политологии, истории, географии и др. дисциплин.

[8] Данное обстоятельство подсказывает, что, проектируя всякое жилище, необходимо понимать, какое место оно займёт в «жилищных траекториях» семьи, откуда придут его обитатели и ради какого другого его со временем покинут.

[9] А из этого, например, следует, что чрезмерная индивидуализация жилища для нужд конкретного заказчика способна сделать его непригодным для будущих анонимных обитателей и потому в архитектурных решениях жилища следует добиваться баланса адресности и универсальности.

[10] По версии авторов данной публикации понятие ‘house biography’ впервые предложил немецкий архитектор Й.Ф. Гайст (Johan Friedrich Geist) в монографии «Берлинское арендуемое жилище» (Berliner Meitshaus, 1984).

[11] Продуктивность данного видения реализована в масштабном исследовании жилищных биографий крупных жилых комплексов, построенных в Швейцарии в период 1960-х – 1980-х годов. Научный проект был осуществлён в 2011-2014 гг. исследовательским центром CASE (Center for Research on Architecture, Society and the Built Environment) при Швейцарском федеральном институте технологии (ETH, Zurich).

[12] Архитектурный аспект – анализ планов зданий, генпланов, проектных концепций и их материализаций; исторический аспект – анализ архивов и исторических документов; этнографический аспект – качественные интервью, наблюдения, комментируемые экскурсии, визуальное документирование.

[13] Средовая психология (Environmental Psychology) или (Environment-Behavior Studies – EBS) – область междисциплинарного знания, исследующая отношения между человеческим поведением с одной стороны, природной и построенной средами – с другой.

[14] Также в зарубежной литературе употребляют понятия «оценка эффективности зданий» (building performance evaluation - BPE) и «оценка эффективности объектов» (facility performance evaluation – FPE).

[15] Подробнее о POE см.: Кияненко К.В. «Оценка после заселения»: от архитектуры к среде // Архитектон: известия вузов. 2016. №55, С. 19-37.

[16] Среди самых известных подобных «социально-физических» категорий – «образ жизни», не случайно она так любима архитекторами и употребительна в теории архитектуры.

[17] ПО – программное обеспечение

[18] Англ.: Programming Team, Project Team и Design Team – эти понятия не являются синонимами.

[19] При описании существующего объекта, а не моделировании нового, модель обитателя и обитания объединится со слоем «пользователь» U (user), а модель создателя и процесса создания – с характеристикой программной и проектных команд PW (peopleware).

[20]Watergate Apartments - WGA

[21] Если не принимать во внимание дорогие апартамент-отели.

[22] Три ключевые согласующие инстанции – Градостроительная комиссия Вашингтона, Комиссия по зонированию Округа Колумбия и Комиссия США по изящным искусствам – рассматривали и изменяли проект на протяжении всего срока строительства комплекса по очередям его возведения.

[23] В разгар споров о судьбе WGA в июне 1963 года президент Кеннеди сменил состав Комиссии по изящным искусствам, который был оппонентом проекта на более лояльный. Последний отказ этой комиссии застройщику SGI докладывали в январе 1964 г. лично президенту Л. Джонсону, чья администрация в целом поддерживала проект. Противники проекта обращались с письмами к Папе Римскому, поскольку Ватикан был в то время одним из акционеров SGI [16] (Rodota, 2018).

[24] Это ограничение чуть не повлияло на желание Элизабет Тейлор, страстной любительницы домашних животных купить квартиру в этом комплексе [16] (Rodota, 2018).

[25] В разные года жителями комплекса были министр обороны США Роберт Макнамара, госсекретари Каспер Уайнбергер и Кондолиза Райс, Генпрокурор Джон Митчелл, глава Федрезерва Алан Гринспен, изобретатель кредитной карты Альфред Блумингдейл, выдающиеся деятели культуры Энди Уорхол, Пласидо Доминго, Мстислав Растропович, Элизабет Тейлор, Леонард Бернстайн, Лючиано Паворотти, Рудольф Нуриев.

[26] Включая Д. Кеннеди, Л. Джонсона, Р. Рейгана и Д. Трампа.

[27] В среднем каждые три из четырёх санузлов и кухонь реконструировались покупателями. Часто замуровывались служебные («чёрные», через кухню) входы в квартиры. Чем дороже и роскошнее квартира, тем больше было переделок. Так подверглись адаптации жителями лишь 13% студий, но все 100% пентхаузов.

[28] Среди них пенсионные фонды, фармацевтические гиганты, компании круизных путешествий…

[29] Заголовок одной статьи в Нью-Йорк Таймс середины шестидесятых гласил: «Фогги Боттом занимает своё место среди статусных адресов».