Проблемы развития управления сложными социально-экономическими системами с учетом риск-ориентированного подхода – пути преодоление мифов

Введение. Изучая закономерности процессов в экономике, на протяжении всей ее истории исследователи регулярно сталкиваются, а иногда и сами создают различные мифы об этих закономерностях [3, 15] (Avdiyskiy, Bezdenezhnyh, 2016; Avdiysky, Bezdenezhnykh, Lebedev, 2018). Эти мифы со временем могут обрести и даже обретают статус широко принятой точки зрения, научной концепции или научной программы. Приведем первый пример. В начале 90-х прошла обширная приватизация собственности различного вида по причине низкоэффективного государственного управления. Была уверенность, что частный владелец станет управлять более эффективно. Но последующая практика показала, что проблема оказалась сложнее, прошла серийная смена собственников у одного и того же актива, после 3–5 перемен владельцев некоторые предприятия показали производственный рост и развитие, но далеко не все. Ряд отраслей были упущены или даже утрачены для сбалансированности экономики страны. Возможно, за этим мифом были не только экономические мотивы, но до сих пор памятны горячие обсуждения на разных площадках этих вопросов с утверждением эффективности частного менеджмента. Также некоторое время назад после публикаций (А. Маслоу, П.Ф. Друкер, М. Мескон, И. Ансофф и др.) даже общепринятых документов [16, 17, 20] (Avdiyskiy, Bezdenezhnykh, 2018; Vasilievich, Alexandrovich, Bezdenezhnykh, Vladimirovna, Pavlovna, Anatolevich, Vladimirovich, 2020)) сначала на английском, потом на русском языке ряда ставших популярными фундаментальных работ по менеджменту (иногда с более узкой специализацией маркетолога, банкира-финансиста и пр.) сложилось убеждение о лидирующей роли эффективного менеджера в экономике и обществе будущего. К сожалению, мировая и национальная практика свидетельствует о накоплении очень крупных проблем управления, росте редуцированного и упрощенного принятия решений с коротким стратегическим горизонтом планирования. Еще несколько тем может быть упомянуто как свидетельство развития мифологизированных представлений и моделей. Цифровизация и построение цифровизированного информационного общества (Ф. Махлуп, Д. Белл, М. Кастельс, Ф. Уэбстер, Г. Шиллер, Э. Гидденс, У. Дж. Мартин, Ю. Хабермасс и др. [1] [13] (Martin, 1990)) также обрели качество средства спасения цивилизации от проблем и трудностей. Напомним, что 27 марта 2006 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию под номером A/RES/60/252, в которой провозглашается 17 мая Международным днем информационного общества. Пока же на практике оказалось, что информатизация как панацея от всех социальных и экономических бед превратилась в серьезную угрозу и даже оружие большой силы, кибербомбу, опаснее атомного оружия, угрожающую большим разрушением инфраструктуры экономики и общества. Можно ли понять причины того, что позитивные идеи и подходы начинают обретать негативную окраску и мифы рассеиваются под воздействием реальности. К последнему проявлению такой реальности можно отнести трагедию, когда боевой дрон ВС США по собственной инициативе, то есть без команды, по-русски сказать, сошел с ума и атаковал 31 мая 2021 года подразделения военнослужащих. Можно ли понять, почему изначально очень перспективные научные и культурные идеи и программы теряют свою созидательную и даже в какой-то мере пассионарную силу, или это обычная их судьба и энтропия нарастает как в косной, так и в живой природе. Так и слышно высказывание В. Черномырдина: «Хотели, как лучше, а получилось как всегда». Тем не менее понять возможные причины было бы не только полезно, но и обязательно по многим причинам, которые обсуждаются в данной работе.

Для некоторой точки отсчета последующих рассуждений используем анализ антрополога Д. Гребера из его работы о распространении абсурдного и бессмысленного труда [2] [10] (Greber, 2020). В своих книгах [8–10; 19] (Greber, 2015; Greber, 2016; Greber, 2020) автор исследует с социологической точки зрения проблемы, казалось бы, только технические и только для узких экспертов, а именно: причины долговых кризисов и проблемы разрастания бюрократии. По существу, метод Дэвида Гребера – это анализ морали и нравственности современного европейского цивилизационного уклада. Он показывает, что трудовые места возникают не столько из-за производственной необходимости, сколько из-за отношений и заинтересованности власти. А значит, развитие технологий будет приводить не к высвобождению досуга, а к увеличению объема, по определению Гребера, «бредовой работы» – работы, в которой сами работники не видят смысла и которая внешним миром в широком смысле не востребована. Не со всеми положениями и выводами Д. Гребера можно согласиться, но их обсуждение может дать интересные наблюдения. Остановимся на некоторых из них в данной статье.

Итоги обсуждения и выводы. Согласно планам развития СССР, закрепленным в решениях съездов КПСС, в 60–70-е годы общество должно приблизиться к уровню развитого социализма с высоким уровнем жизни населения, жить, как «при коммунизме». Можно отметить, что такие обещания давались и для стран развитого капитализма, например, в работах Дж. М. Кейнса еще в 30-е годы и позже. Как известно, объяснение ошибки Кейнса было в предположении, что он якобы не смог предсказать мощный бум потребления в противовес тенденции сокращения рабочего времени. Для СССР нашлись свои причины, связанные с якобы недостаточным ростом производительности труда, не обеспечивающей заданные темпы роста экономики. Но анализ Д. Гребера показал, что при развитии технологий «… вместо массового сокращения рабочих часов, которое позволило бы работникам воплощать в жизнь свои мечты и идеи, мы видим раздувание не столько «сферы услуг», сколько административного сектора – вплоть до создания целых отраслей, вроде финансовых услуг или телефонного маркетинга, а также небывалое расширение секторов вроде корпоративного права, управления наукой и здравоохранением и т.п.», т.е. работой, которая практически ничего не дает миру. В своей книге Д. Гребер приводит такой пример. В 2015 году опросное агентство YouGov провело опрос среди британцев, используя фразы относительно их практической работы, которая ничего не дает миру, вопросы, напрямую позаимствованные из эссе, например, «Приносит ли ваша работа какую-нибудь пользу миру?» Получены такие ответы. Неожиданно 37% – ответили «нет» (50% сказали «да», а 30% затруднились с ответом). То есть это не статистическая ошибка наблюдения, а новый социальный феномен «бредовой занятости» [3], который прояснит другие экономические и социальные проблемы. В частности, как получилось, что значительная часть рабочей силы (37%, это более одной трети) занята задачами, которые работники, будучи вполне разумными, сами признают не только бессмысленными, но просто противными. Согласно подходу автора монографии, «бредовая работа – это настолько бессмысленная, ненужная или вредная оплачиваемая форма занятости, что даже сам работник не может оправдать ее существование, хотя в силу условий найма он чувствует необходимость притворяться, что это не так» [4] [10] (Greber, 2020). Почему же и кем она оплачивается, вопрос важный, так как может показать, кому это выгодно или хотя бы кому это интересно. В традиционном модельном видении (см., например, К. Маркс) формирование цепочки добавленной стоимости происходит за счет использования (эксплуатации) работников в интересах собственника. Идея автора исследуемой монографии проста: существует общественная ценность, которая не сводится к рыночной стоимости, так как в интересах работника (социальных групп) необходимо реализовать другую по содержанию цепочку создания добавленной общественной ценности. На самом деле, общественная ценность как понятие зависит от того, что сами люди считают общественной ценностью. В этом случае работник считает свою работу не бредовой, а осмысленной и разумно полезной. Ясно видны разные векторы этих процессов и разное содержание труда как работников, так и бюрократов, организующих их труд. Можно отметить, что бюрократ во втором случае нравственной, а не стоимостной цепочки содержательно и функционально поддерживает другую цель и ценностные установки.

Возвращаясь к определению «бредовой работы», данному Д. Гребером, можно также заметить, что она может быть как механической, так и творческой. Что определяется, на наш взгляд, во-первых, востребованностью общества в результатах такого труда, во-вторых, способностями самих индивидов или, в-третьих, балансом этих двух первых факторов. В зависимости от контекста и обстоятельств работник может переходить из одной группы бредовой работы в другую группу работы с возможностью стать полезной миру. Тем самым эта работа связана не с работником, а с условиями, в которых он трудится. В таком представлении характера труда можно увидеть черты и признаки поведенческой «Теории перспектив» Д. Канемана и А. Тверски [12, 14] (Kaneman Slovik, Tverski, 2005; Tverski, Kaneman, 1974) в смысловом отношении более выпукло и насыщенно.

Модель, предлагаемая Д. Гребером, позволяет понять многие трудно объяснимые, по крайней мере для автора этой статьи, вопросы, почему бюрократия усиливается, растет, умножая бредовую, бессмысленную и бесполезную, сокращая пространство для осмысленной и полезной миру (реальному рынку) работы. В какой-то мере происходит естественный отбор бюрократов по критерию бредовой управленческой работы.

Также почему стоимостные ценности по-прежнему преобладают даже при осуществлении бредовой работы, формируя ценности накопительства и стяжательства у большой части работников. Почему интересы сводятся только к матримониальным вопросам, отодвигая нравственные ценности творчества, другие культурные и социальные приоритеты и практики? Дж. Сакс как-то по этому поводу сказал следующее об американских финансистах, расположившихся на вершине «финансовой пищевой» пирамиды: «Это люди, с которыми я обедаю. И я скажу совершенно прямо: там нездоровая моральная среда. [Эти люди] не считают себя обязанными платить налоги, не чувствуют ответственности перед клиентами, ответственности перед контрагентами по сделкам. Они грубые, жадные, агрессивные, у них действительно нет тормозов, и эти люди здорово надули всю систему... Это очень, очень нездоровая ситуация. Я четыре года ждал – уже даже пять лет, – что встречу на Уолл-стрит хоть кого-нибудь, кто заговорил бы на языке морали. И я этого так ни разу и не увидел» [5] [10] (Greber, 2020). Бизнес-практика автора данной статьи взаимодействия с некоторыми известными олигархами (кто-то из них за эти годы стал бедным простым миллионером) подтверждает этот вывод. Трудная борьба за финансовую власть и деньги, смысл которой не в общем экономическом развитии, а во внутреннем обогащении, делает большую часть этой работы бредовой даже в понимании самих работников. Как результат этого, финансовая бюрократия закрепляет характер такой работы, происходит как бы естественный отбор бюрократических институтов по критерию финансовой бредовости выполняемой работы. Бюрократия перерождается в тормоз общественного развития. Многочисленные реформы по улучшению (сокращению, но с ростом эффективности) работы бюрократов в разных странах от США до Казахстана пока малоуспешны, а возможно, и безнадежны, если не учесть двойственной природы целеполагания управленческого аппарата, о чем шла речь выше. Кстати, это относится не только к мега-, макроуровню регулирования, но и мезо- и микроуровню организаций [1, 4, 5] (Avdiyskiy, Bezdenezhnyh, 2013; Bezdenezhnyh, 2016; Bezdenezhnyh, Sinyavskiy, 2018).

Далее обсудим уже достаточно осваиваемый в теории и на практике феномен, почему не реализуется на практике предположение о том, что люди всегда поступают иррационально, исходят в своих решениях из цели достижения своей пользы (выгоды) и принимают оптимальные решения, исходя из своих долгосрочных интересов. На некоторые причины такого поведения указывают работы социологов Д. Канемана, А. Тверски и других исследователей. На самом деле, теория поведенческой экономики, авторы которой неоднократно были отмечены премией А. Нобеля по экономике, показывает, что ЛПР (как и все люди) выбирают решения вопреки своим или общественным и рыночным интересам, чаще не осознавая этого интереса и пользы для себя и общества. По существу, эти иррациональные подходы к принятию решений непредсказуемы, не систематизированы и часто ошибочны.

Не лежат ли корни таких иррациональных решений в осознании работниками бредового (не вредного, а невостребованного миром, и таких работников около 40%) характера своего труда. В этом же может быть один из факторов и мошеннического поведения как добавление к известному «треугольнику мотивов и условий мошенничества». Люди легко увлекаются, отвлекаются и еще легче заблуждаются, порождая своими решениями риски для организаций и всей системы отношений в целом. Было бы полезно «социологическим ножом» провести анализ среза интересов и мотивов работников и изучить более тонкие настроения и мотивы принятия решений. Детальный социологический анализ не входил в задачи обсуждаемой темы данной работы, поэтому продолжим анализ уже установленных материалов. С позиции теории рисков, когда смысл понятия «риск в деятельности хозяйствующего субъекта» заключается в процессе принятия и реализации решения по достижению установленной цели организации в условиях неопределенности среды функционирования организации и осознания этой неопределенности [1, 6, 7] (Avdiyskiy, Bezdenezhnyh, 2013; Bezdenezhnyh, 2018; Bezdenezhnyh, 2020), сам фактор «бредовости» поведения работника становится значимым и требует как минимум учета при построении моделей оценки и принятия решения по обработке рисков.

Поэтому первый вывод сводится к следующему: каждый раз, когда теория исходит из того, что люди – эгоцентричные, независимые, рациональные субъекты, преследующие свою пользу, такая теория ошибается, рушится целый пласт экономических теоретических моделей о полезности и рациональности поведения субъекта в рыночных условиях, затронутых еще в работах Д. Бернулли.

Свободный рынок является свободным только условно, может функционировать потому, что у него есть границы и правила, потому что выработана система контроля за исполнением этих правил и потому что есть экономические и правовые механизмы принуждения к исполнению правил. Это просто проследить на примере любого регионального рынка, даже такого достаточно либерального (возможно, самого либерального), как сингапурский. Ценность и полезность товара или услуги создаются за счет расширения возможностей по балансировке спроса и предложения на рынке, доступа к информации и другим ограниченным ресурсам рынка и привлечения к работе рынка как можно большего числа участников рынка и принимающих решения людей (ЛПР). Новую полезность и ценность продукта бизнеса оценка прибыли если и отражает, то частично. Действительно, прибыль, валовой доход не очень точный метод определения реальной ценности и эффективности бизнеса. Местный продуктовый магазин, поставщик газа, угля или дров, питьевой воды или электроэнергии, имеет большую ценность (в том смысле, что без этого трудно жить), чем магазин драгоценностей, но в то же время ювелирный магазин или пафосный ресторан имеют гораздо более высокую норму прибыли.

Можно предположить, что прибыль часто является показателем краткосрочной несбалансированности спроса и предложения или произвола власти над ценообразованием, но не ценности произведенного товара (услуги). Более состоятельные люди могут платить больше, например, за бренд, а не получаемую пользу, смещая баланс спроса-потребления, но это не значит, что ценности такого товара больше. Более точное измерение ценности можно осуществить, если постараться оценить полезную значимость для потребителя, а не прибыльность для производителя товара (услуги) на рынке.

В настоящее время можно заметить новые тенденции в регулировании рынков, которые отражаются в уходе от рыночных механизмов балансирования цен и усилении бюрократического администрирования [17, 20] (Vasilievich, Alexandrovich, Bezdenezhnykh, Vladimirovna, Pavlovna, Anatolevich, Vladimirovich, 2020). Яркий пример демонстрирует бюрократия рынка Европейского союза, теряющая связь с первичными участниками рынка, их интересами и задачами. Бюрократия ЕС, на практике существуя в бредовом процессе, живет своими интересами и потребностями, явно невостребованными потребностями рынка в целом.

Когда-то популярный и распространенный миф, что цель общества состоит в максимальном увеличении прибыли производителя, стал меняться на более гибкий и утверждающий, что цель бизнеса в росте капитализации как свидетельстве экономического роста. Как было обсуждено чуть раньше, прибыль не слишком хорошая мера ценности затраченного труда для потребителя. Такие вещи, как качество жизни, прожиточный минимум, социально-экономическая стабильность, социальная справедливость и формирование смысловых социальных установок, более значимы для общества и государства на стратегическом горизонте «прогноза» [11] (Karavaeva, Kazantsev, Kolomiets et al., 2020) (краткосрочные избирательные интересы оставим в стороне). Это смещает фокус оценки ценности и полезности на сферу образования, культуры (в т.ч. науки), здравоохранения – гуманитарной сферы общества, ухода от бредового характера труда работников и приближая к ноосферной модели мышления В. Вернадского. В противном случае развитие общества может иметь значительные трудности и порождать новые угрозы и возможные рисковые события, связанные как с ошибками по обработке рисков, так и бюрократическим торможением в регулировании экономики и общества [2] (Avdiyskiy, Bezdenezhnyh, 2015).

Можно продолжить это рассуждение еще одним выводом. В настоящее время нарастающей нестабильности и турбулентности (неоднозначности протекания процессов) контекста среды и отсутствия методологически обоснованных методов принятия решений с учетом возможных рисковых последствий принятая практика оценки прибыльности как ключевого фактора роста становится важной, но вовсе не решающей или исчерпывающей характеристикой оценки товара (услуги) на рынке.

Вернемся к заявленной теме мифов и оценке их истинности или ложности. Еще один распространенный и популярный рыночный миф – цена акций отражает ценность компании. Так, возможно, проще калькулировать показатели, и даже при этом учитывая нематериальный актив, гудвилл или ноу-хау. Но регулярно возникающие вопросы существующей на практике недооценки (большая озабоченность российского бизнеса) или переоценки бизнес-активов, во-первых, показывают относительность и сиюминутность таких оценок, во-вторых, формируют финансовые «пузыри» и «перегревы» финансового рынка, в-третьих, подталкивают рынки к скольжению в экономические депрессионные и кризисные ямы. В самом прикладном практическом смысле цена акции отражает лишь то, что группа людей на условном электронном рынке решила (вспомним уже ранее упоминавшийся субъективизм и нерациональность таких решений) обменять стоимостную расписку на другую расписку сегодня. Буквально именно так до последнего времени комиссией Ротшильда определялась такая мировая базовая характеристика рынка, как цена на унцию золота на Лондонской бирже металлов. Или другой пример, компания производит остро востребованный продукт (кофе, алюминий, прокат, зерно и пр.), но из-за высказывания далекого от экономики какого-то публичного лица (жены политика, журналиста, космического инженера и пр.), цена акций может измениться на проценты и более. Собственник потерял (или приобрел), по условной оценке, несколько миллиардов в той или иной валюте (например, О. Дерипаска как основной собственник предприятий по производству алюминия «Русал»). Но компания успешно продолжает работу, производит очень востребованную на рынке продукцию, полезность и ценность которой только растет и не зависит в технологическом отношении от фамилии Дерипаска. На следующий день опять оценки изменятся, даже если компания сама по себе никак не изменилась с точки зрения ценности и потребительских свойств производимой продукции. Для чего нужна такая оценка активов или прибыли? Возможно, для уплаты налогов, еще для бизнес-планов, возможных кредиторов и беспокойных конкурентов (хотя для кредиторов нужны более убедительные доводы, чем только прибыль). Видимо, проявляется неочевидная корреляция между тем, как трейдеры оценивают компанию на рынке, и тем, сколько пользы компания на самом деле приносит для рынка, какова в этом смысле ее ценность и реальная полезность. Такая неоднозначность связей порождает угрозы и риски, требующие также соответствующей оценки, учета и регулирования.

В учебниках по экономике (часто, очень часто переписанных с западных устаревших образцов) принято писать, что единственная цель компании – максимальное увеличение акционерной стоимости в долгосрочном периоде [6]. Без учета возникающих при такой постановке практических целей организации (и целей регулирования рисков) решить задачи развития организации в настоящее время невозможно. Меняется характер рыночных отношений, меняются приоритеты экономической деятельности, меняется содержание менеджмента организации, меняется самооценка работника, меняется методология анализа всей совокупности вопросов и т.д., что не может не найти отражения в методиках исследования этих вопросов и принятия соответствующих решений по управлению организациями [18] (Bezdenezhnykh, Karanina, Yartseva, 2020). Если это, в общем случае, ценностная модель, соединение капиталов, ресурсов, процессов, ценностей, это коллективный предпринимательский труд людей, необходимо измерить ценность продукции (услуги), которую стремятся создать эти обычные и иррациональные, по сути, люди, используя эти ресурсы. Но некоторый показатель по оценке прибыльности активов (количество, которое можно показать, объяснить, можно отследить), что еще не означает, что он соответствует реальной оценке ценности продукции для участников рынка. Разработка более точных методов оценки с учетом всех перечисленных особенностей человеческого поведения и иррациональности рынка, с одной стороны, и иррациональности субъекта, с другой.

Заключение

Завершая исследование проблем теории анализа современной экономики, можно сделать несколько общих выводов.

1. Современное состояние, процессы и тенденции развития национальных и мировых хозяйственных систем требуют разработки принципиально новых адекватных рынку теоретических экономических моделей, отражающих реальные изменения в мире в ближайшее время и дальнейшей перспективе, а также учитывающих специфику бюрократического администрирования.

2. При формировании новых модельных подходов анализа экономики от мега-, макро- до мезо- и микроуровня следует учитывать смещение фокуса оценивания мирового, региональных и национальных рынков и бизнеса с традиционного ограниченного числа макропоказателей состояния экономики (ВВП, прибыль, темп роста, инфляция, валютный курс и др.) к анализу комплексных показателей благосостояния общества (качество жизни, уровень доходов различных групп населения, качество образования, здравоохранения, структура инвестиций и пр.). При этом следует подчеркнуть, что макропоказатели состояния экономических систем не отменяются и применяются в существующих расчетных моделях, но их прогнозная «сила» должна дополняться новым на основе риск-ориентированного подхода модельным анализом с учетом выделенного тренда оценки современного развития экономики.

3. Особенно важно в свете темы, обсуждаемой в данной статье, подчеркнуть указанный ранее первый (промежуточный) вывод об ограниченной рациональности принимаемых решений в политике и экономике на всех уровнях сложной социально-экономической системы от мега- до микроуровня. Это порождает повышение рискогенности принимаемых стратегий и тактик развития, соответственно, важность активного развития риск-ориентированного подхода решения возникающих проблем регулирования. Это требует широкого профессионального освоения и применения риск-ориентированного подхода (РОП) в построении моделей анализа современной экономики, методов оценки, снижающих субъективность при принятии и реализации управляющих воздействий.

4. Проблема внедрения РОП как в процессы анализа состояния и тенденций развития экономики, так и в процесс регулирования (управления) в различных сценариях регулирования требуют также углубленной проработки этих вопросов как на методологическом, так и на прикладном уровне. Эта проблема имеет существенные отличия от обычной задачи РОП в задачах анализа и регулирования по отличительным моментам, изложенным в первых трех пунктах выводов. Отвечая на вопрос, можно ли предупредить выявленный Гребером отрицательный эффект бредового характера труда бюрократа, следует заметить, что следует как минимум сократить влияние на результаты деятельности. Возможности заложены в методической системе управления рисками хозяйствующего субъекта. В настоящее время есть многочисленные исследования, в том числе и ученых Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, по решению данной проблемы [17] (Vasilievich, Alexandrovich, Bezdenezhnykh, Vladimirovna, Pavlovna, Anatolevich, Vladimirovich, 2020), но пока общего, комплексного, методологически выверенного подхода не выработано, что еще более подчеркивает остроту решаемых вопросов.

[1] Так Джеймс Мартин считает, «информационное общество можно определить, как общество, в котором качество жизни, так же как перспективы социальных изменений и экономического развития, в возрастающей степени зависят от информации и её эксплуатации. В таком обществе стандарты жизни, формы труда и отдыха, система образования и рынок находятся под значительным влиянием достижений в сфере информации и знания» [13].

[2] В своей книге Д. Гребер исследует одну из самых досадных и глубоких проблем общества, обвиняя среди прочих злодеев особый вид финансового капитализма, который предает идеалы, разделяемые мыслителями от Кейнса до Линкольна. Бредовые работы дают частным лицам, корпорациям и обществам разрешение на изменение ценностей, ставя креативную работу в центр нашей культуры. Эта книга для всех, кто хочет превратить свою профессию в призвание.

[3] Вопросы перевода терминов лучше отнести к автору работы, прямых аналогов на русском отсутствуют, но различные варианты могут иметь свои особенности.

[4] Важно также отличать бессмысленную работу (bullshit) от просто плохой работы. В качестве названия для последней я использую часто употребляемое слово «дерьмовая работа» (shit jobs) – замечает автор в своей работе [10] (Greber, 2020).

[5]«Эти слова были незапланированными, никто их не записывал». Цитата восстановлена частично из: Byrne J. A. Influential Economist Says Wall Street Is Full of Crooks // New York Post. 2013. April 28 [10] (Greber, 2020).

[6] Ранее в работе эти вопросы целеположения обсуждались, но следует подчеркнуть, что в свете обсуждаемых вопросов и рост капитализации не является исключительно целью функционирования организации. Особенно это касается учреждений, для которых показатели прибыли не являются ключевыми.