Ретроспектива формирования концепций в сфере энергетической безопасности и синтез современных подходов: страны БРИКС

Введение

Тенденции развития энергетических рынков и события, происходящие на международной арене: геополитические трансформации и совокупность социально-экономических проблем, имеющих отношение к конкретным регионам и странам, породили вопросы об отсутствии универсального определения энергетической безопасности. В силу резких флуктуаций цен на углеводороды и поступательных технологических преобразований в глобальной энергетической системе наблюдается необходимость разработки универсальной модели на базе системы количественных и качественных критериев.

Не существует единого мнения относительно того, какое из определений энергетической безопасности является наиболее точным и в это же время универсальным. Существует большое количество литературы, рассматривающей мировую энергетическую безопасность и связанные с ней вопросы с разных точек зрения: стран – импортеров и стран – экспортеров энергоресурсов. Представление и анализ различных фрагментированных определений, предложенных отдельными исследователями, международными органами, энергетическими агентствами, правительственными учреждениями, позволит синтезировать полную, многоуровневую концепцию энергетической безопасности и связанные с ней аспекты.

Прежде всего, рассматриваемая тематика состоит из двух ключевых понятий «обеспеченность энергоресурсами» и «национальная безопасность». Обеспеченность энергоресурсами [1] – это необходимое предварительное условие экономического развития, тесным образом связанное с вопросами экологии, индустриальной и социальной сферами.

Неоднократно подчеркивается наличие устойчивой и документально зафиксированной корреляции между обеспеченностью энергоресурсами и долгосрочным экономическим ростом в работах Гуннара Фернера [4] (Fermann, 2014). Тезисы о сопряженности концепций энергетической безопасности и устойчивого развития с вынесением элементов регулирования экологической политики на глобальный уровень рассматриваются в статьях Аннет Корин и Эшита Гупта [7] (Luft Gal, Anne Korin, Eshita Gupta, 2011).

Идея оценки уровня национальной энергетической безопасности через систему взаимозависимых индикаторов представлена в исследованиях Хлои ле Кук и Елены Пальцевой [6] (Le Coq, Paltseva, 2009). Идея оформления системы индикаторов в общую концепцию и детерминация алгоритмов расчета агрегированных величин с их последующей интерпретацией развита в работах Алеха Шерпа и Джессики Джувел [3] (Cherp, Jewell, 2014).

Целью данного исследования является структурирование и системный анализ существующих концепций в области энергетической безопасности с определением оптимального теоретического подхода. Научная новизна работы заключается в синтезе фрагментированных взглядов современных экономических школ и отборе универсальных механизмов расчета уровня энергетической безопасности как на национальном, так и региональном уровне.

Причины развития подходов к обеспечению энергетической безопасности

Актуальность бесперебойных поставок усилилась в начале XX века по причине возрастающего потребления производных нефти воинскими подразделениями – это дало толчок появлению первых очерков по данной тематике. Интерес к пониманию процессов обеспечения энергетической безопасности возрос из-за коллективного давления стран-экспортеров. Сам термин формировался в среде западных движений по мере развития нефтяного кризиса 1973–1974 годов. Тем не менее после стабилизации цен на ресурсы в 1980–1990 годах интерес к научным разработкам угас.

Определение «энергетическая безопасность» было закреплено представителями Копенгагенской школы в 1990-х годах применительно к теории международных отношений и исследований в области безопасности как «обеспечение стабильного, непрерывного потока энергии». Впоследствии параметры достаточности и стабильности в обеспечении энергоресурсами стали рассматриваться как важнейшие составляющие благополучия государства. Несмотря на это, теория «секьюритизации» Копенгагенской экономической школы не полностью отражает современные реалии.

Очередным стимулом к фокусированию разрозненных понятий стало резкое увеличение в 2000-х годах спроса на углеводороды в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Термин «энергетическая безопасность» так и не получил четкого определения. Это понятие остается весьма расплывчатым: у него нет общего толкования, и его значение сильно зависит от контекста [8] (Mitchell, Watson, Whiting, 2013). Определения часто носят скорее теоретический характер, не представляя конкретной ценности для формирования стратегии внутриотраслевого развития и внешней политики [1] (Matrizaev, 2019).

Международные организации и фрагментированность терминологии

Представляется важным начать с того, как определяют понятие «энергетическая безопасность» различные международные органы. Итак, Международное энергетическое агентство определяет энергетическую безопасность как бесперебойный доступ к энергетическим ресурсам по приемлемым ценам. В Программе развития ООН энергетическая безопасность определяется как постоянная доступность энергии в различных формах, в достаточных количествах и по разумным ценам. Есть еще две важные интерпретации этого термина. ЕС рассматривает энергетическую безопасность как «способность гарантировать обеспечение в будущем жизненно важных энергетических потребностей за счет соответствующих внутренних ресурсов на экономически приемлемых условиях либо стратегических резервов, а также доступных и устойчивых внешних источников с дополнительным привлечением (при необходимости) стратегических запасов» [4] (Fermann, 2014).

Возможность расширенной трактовки понятия создает прецеденты оправдания неэффективной технико-экономической политики масштабного внедрения возобновляемых источников энергии (ВИЭ) с низким коэффициентом использования установленной мощности (КИУМ) или, наоборот, позволяет проводить рискованные операции для доступа к стратегически значимым месторождениям. Это приводит к существенному перекосу в сторону энергетической политики, продвигающей интересы определенных групп: как правило, стран – импортеров или экспортеров энергоресурсов.

В Североатлантическом блоке энергетическую безопасность рассматривают как проблему, связанную с множественными актами агрессии, региональными конфликтами и политической нестабильностью, которые могут создавать угрозу странам – участницам НАТО. Две последние точки зрения отражают позицию Запада в отношении энергетической безопасности. Их объединяет идея тесной связи между наличием энергоресурсов и национальной безопасностью (в пределах стран – участниц ЕС и НАТО), что и было включено в их концепцию энергетической безопасности [3] (Cherp, Jewell, 2014).

Терминология фрагментирована из-за двух основных причин: различия в ресурсной базе [2], ретранслированные при формулировке понятия «энергетическая безопасность» [3] (Cherp, Jewell, 2014), и инфраструктурные аспекты (коммерческие и технологические) обеспечения бесперебойности энергоснабжения. Надежность предложения относится к фундаментальным факторам экономик стран-импортеров (ЕС, Японии, Республики Кореи, Индии, Китая, США), тогда как надежность спроса затрагивает интересы экспортеров энергоресурсов (Россия, страны ОПЕК, Австралия, Норвегия, Канада).

Трактовки терминологии традиционными экономическими школами

В академической литературе существует избыточное количество разносторонних определений термина «энергетическая безопасность», каждое из которых фокусируется на аспектах в ущерб другим.

Неолиберальная школа концентрируется на значении транснациональных организаций и кооперации национальных игроков и ТНК на общей площадке. Сохранение баланса интересов экспортеров и импортеров является главенствующей идеей представителей неолиберализма. При этом существует иерархия контроля, во главе которой находятся международные организации. Эти взгляды несут сугубо глобалистские идеи в трактовку понятия энергетической безопасности. Мировоззрение активно продвигается через коллективные организации стран-импортеров, в том числе Международное энергетическое агентство.

Неомарксисты в противовес неолибералам подчеркивают тенденцию маргинализации народов мира из-за бесконтрольного распространения стихии империализма: в их понимании развитые западные государства обеспечивают геополитическими действиями доступ к ресурсам третьих стран и аккумулируют сверхприбыль на постколониальной экономической модели взаимоотношений, не учитывая интересы коренного населения.

Компромисс во взаимодействии государственного и частного секторов через опосредованные структуры национальных органов лежит в основе исследований школы международной политэкономии. Энергетическая инфраструктура представляется как второстепенный элемент в балансе интересов государства и рынка. Здесь глобальное взаимодействие видится в качестве конкуренции в плоскости безопасности, кредитно-денежной, индустриальной и научной. Конкурентная борьба государств остается главным триггером политико-социальных трансформаций.

Теоретические взгляды неореалистов обусловлены «международным хаосом», в котором национальные правительства стремятся к стабильности и предсказуемости внешнеэкономической ситуации. Риски неблагоприятной конъюнктуры минимизируются через создание интеграционных объединений. В случае стран-экспортеров, где наблюдается усиление государственного сектора, экономической школой введено понятие «ресурсный национализм».

Отдельно следует выделить умеренный геополитический подход к формированию каркаса транснациональных потоков энергоресурсов. Он базируется на представлениях о конкурентной борьбе стран за доступ к углеводородам. Главная аксиома – это диверсификации источников, маршрутов и участников экспортных/импортных операций.

Существует тесная связь между понятиями «энергетическая безопасность» и «энергетическая зависимость». Энергетическая зависимость ассоциируется с геополитическими системами влияния. Асимметричная взаимозависимость делает и импортеров, и экспортеров энергоресурсов гораздо более уязвимыми. Энергетическая безопасность – это продукт многочисленных взаимодействий и взаимозависимостей в сложной системе.

Диверсификация предложения, источников и спроса является одной из наиболее широко используемых стратегий. Она зародилась в первые десятилетия ХХ века, когда Уинстон Черчилль заявил, что диверсификация – это ключ к обеспечению безопасности страны [5] (Kruyt, van Vuuren, de Vries, Groenenberg, 2009). Диверсификация охватывает три направления – диверсификация структуры топливно-энергетического баланса, предложения и расширение географии отдельных предприятий.

Первое направление свидетельствует, что упор лишь на один вид энергии автоматически приведет к снижению энергетической безопасности. Диверсификация структуры топливно-энергетического баланса смягчает последствия от перебоя в поставках в отношении одного источника, предлагая альтернативы, удовлетворяющие интересы как потребителей, так и производителей, для которых устойчивость рынков является вопросом первостепенной важности [5] (Kruyt, van Vuuren, de Vries, Groenenberg, 2009). И развитые, и развивающиеся страны начали процесс диверсификации энергетических источников главным образом путем развития и использования ядерной, ветровой, солнечной энергии, малых гидроэлектростанций (ГЭС) и других новых видов энергии.

Эта идея нашла широкую поддержку со стороны Международного энергетического агентства (МЭА), которое подчеркивает критическую важность перехода к применению современных видов топлива для будущего экономического развития страны. Критерием в оценке эффективности страны/региона в таком переходе является индекс энергетического развития (The Energy Development Index /EDI/).

Модель диверсификации распространяется на поставщиков/покупателей и географию экспорта/импорта. Второе направление по повышению эластичности спроса и предложения в рамках неолиберальной школы сводится к обеспечению присутствия на рынке множества поставщиков сети энергетических компаний и контролирующих их международных организаций. Третье направление – расширение географии, подразумевает обеспечение адаптивности энергетики при очерчивании энергетической политики. Конечная цель – это гарантия защиты мировой энергетической системы от ценовых флуктуаций и спектра геополитических и инфраструктурных рисков.

Лишь в нескольких недавно опубликованных программных документах отмечается необходимость включения проблемы климатических изменений в концепцию энергетической безопасности. На это имеется ряд причин. Политика в области изменения климата может негативно повлиять на энергетическую безопасность. Другими словами, такие меры, как ускоренный вывод угольных и атомных станций, растущие субсидии сектора промышленности, связанного с источниками возобновляемой энергетики, а также введение новых налогов на выброс углекислого газа, могут привести к снижению доступности энергоресурсов и дальнейшим колебаниям и нестабильности на энергетическом рынке.

Есть веский довод, что «инструменты обеспечения энергетической безопасности и инструменты борьбы с глобальным потеплением, например, расширение поставок ископаемого топлива, субсидирование энергетики или несогласованное развитие возобновляемых источников энергии, могут противоречить друг другу» [10] (Winzer, 2011).

Экологическая повестка как элемент энергетической безопасности

Нет сомнений, что энергетические проблемы, возникающие параллельно с растущей обеспокоенностью состоянием окружающей среды, затрагивают энергетическую безопасность. С одной стороны, ужесточение экологических норм стимулирует увеличение доли возобновляемой энергетики в глобальном топливно-энергетическом балансе (ТЭБ). С другой стороны, существует ряд противоречий между тенденциями протекционизма и перераспределением ренты стран экспортеров через механизмы углеродных налогов.

Риск трансформации механизмов торговли энергоресурсами неразрывно связан с политикой устойчивого развития. Процесс ужесточения экологической политики в области изменения климата и планы Европейского союза по созданию механизма взимания пограничной пошлины со стран – экспортеров ресурсов за выбросы углерода при производстве актуализируют вопросы улавливания и сокращения выбросов СО₂ [5] (Kruyt, van Vuuren, de Vries, Groenenberg, 2009).

В официальном заявлении Европейского парламента от 05.02.2021 г. обозначено следующее: «Чтобы повысить глобальные климатические амбиции и предотвратить «утечку углерода», ЕС должен установить пограничную пошлину на продукцию с углеродным следом в части ее импорта из стран с менее амбициозными климатическими политиками» [6] (Le Coq, Paltseva, 2009).

Углеродный налог распространяется на широкий перечень импорта продуктов и товаров, которые подпадают под действие европейской системы торговли выбросами Emissions Trading System (ETS) [3]. В том числе учитываются звенья цепочки формирования добавленной стоимости.

Объем мирового рынка торговли выбросами углерода в 2020 г. составил 229 млрд евро [4] (около 11 млрд тонн выбросов парниковых газов). При этом впечатляют темпы его роста – 20% в год. На ЕС приходится 90 % объема торговли выбросами [2] (Petrenko, Varlamov, 2020). В ЕС выбросы торгуются исключительно через платформу по выбросам ETS с помощью специальных сертификатов на выбросы European Union Allowance (EUA). Наличие системы ETS и подобных механизмов экологического диктата является фактором в процессе оценки рисков и уровня энергетической безопасности в уравнениях перераспределения доходов при поставках энергоресурсов.

Экономические аспекты и страны БРИКС

В ряде других определений делается акцент на экономическом аспекте понятия. Всемирный банк подчеркивает, что минимизация волатильности цен является одним из трех столпов энергобезопасности. Отмечается доступность объемов энергии, на которые имеется спрос по разумной цене [10] (Winzer, 2011). Эта идея развивается – обеспечение стабильности цен на энергоресурсы в разумных пределах является одним из основополагающих принципов энергобезопасности. С экономической точки зрения типичное определение отсутствия энергетической безопасности состоит в возможной потере благосостояния в результате изменения цены или изменения фактического наличия ресурсов.

Исходя из сложившейся системы взаимосвязей следует отметить, что когда страны-импортеры способствуют сокращению спроса за счет стимулирования возобновляемых источников энергии, углеродного налога и энергоэффективности, они непосредственно влияют на производителей [9] (Mohaptra, 2017).

Стоит отметить, что экономические определения энергобезопасности не учитывают убытки государств от сокращения объемов или снижения экспортных цен и не разрабатывают механизмы их измерения. Существующие экономические определения энергобезопасности главным образом сосредоточены на надежности снабжения потребителей.

В неолиберальном подходе задачи учета интересов экспортеров решаются через глобализацию системы энергобезопасности и признания тезиса, что вся цепочка энергопоставок должна находиться под защитой международного сообщества.

Диалоги между всеми участниками играют важную роль в решении проблем спроса и предложения. Безопасность энерготранзита, которая считается частью энергетической безопасности поставок, становится в последние годы значимым самостоятельным компонентом энергетической безопасности. Процесс формирования терминологии представляется как поиск компромисса между позициями импортеров, экспортеров и стран-транзитеров.

Страны БРИКС на международной арене играют активную роль в разработке и продвижении сбалансированных концепций. В Китае обсуждение тезисов концепции энергетической безопасности значительно отличается от западных представлений. Долгое время это был внутриполитический вопрос, а не часть более широкой внешней политики. На данный момент этот вызов является колоссальной проблемой Пекина, стоящей на повестке дня, поскольку нет четкого понимания, какие направления необходимо включить, а также какие действующие лица из китайской бюрократии должны участвовать в дебатах по энергетической безопасности. Более того, Китай воспринимает энергобезопасность как способность быстро приспосабливаться к растущей зависимости от мирового энергетического рынка.

Россия предприняла попытку объяснить свой подход в документе «Концептуальный подход к новой правовой базе международного сотрудничества в сфере энергетики» [2] (Petrenko, Varlamov, 2020). Он охватывает пять основных характеристик энергетической безопасности: открытость, всесторонний характер, равенство, эффективность и совместимость с соответствующими обязательствами по другим международным договорам. Особое внимание в нем уделяется безопасности спроса и предложения, которая должна являться ключевым аспектом глобальной энергобезопасности. Данные основные принципы актуальны для нынешних российских властей. Россия считает энергетическую безопасность неотъемлемой частью своей внешней политики. При этом рассматриваются различные внешнеполитические аспекты экспорта: «стратегическое политическое давление России на международной арене растет из-за влияния в сфере энергетики, которое она оказывает на своих противников» [1] (Matrizaev, 2019).

Бразилия рассматривает региональную интеграцию в качестве основы своей энергетической безопасности. Для повышения уровня национальной энергетической безопасности правительство Бразилии более сорока лет системно укрепляет региональное сотрудничество. Это касается гидроэлектроэнергии, ВИЭ и традиционных источников энергии, таких как нефть и газ. Поскольку существует неравномерность в распределении углеродных и возобновляемых ресурсов на территории Южной Америки, государства вынуждены выстраивать прочные интеграционные экономические связи. Два нефтяных кризиса подтолкнули бразильское правительство к стремительной диверсификации ТЭБ. Были приняты меры с целью минимизации зависимости Бразилии от импорта нефти. Среди этих стратегий следует выделить использование внутреннего потенциала ВИЭ, а также интеграцию энергосистем с Парагваем и Боливией.

Бразилия начала процесс перехода к низкоуглеродной экономике, при этом стремясь повысить свою безопасность поставок с помощью интеграции. Успех выбранной энергетической стратегии будет означать, что Бразилия одновременно закрепит свою позицию мирового лидера в области возобновляемой энергии (ВЭ) с ростом низкого уровня выбросов углекислого газа и в то же время займет позиции одного из крупнейших производителей нефти.

В основе принципов Индии лежит доктрина «Комплексная энергетическая политика». Как один из крупнейших импортеров энергоресурсов с растущей экономикой Индия стремится решить следующие задачи: рост добычи из собственных месторождений углеводородов с помощью улучшения инвестиционного климата и создания линейной инфраструктуры; развитие возобновляемой энергетики с индикативными планами по доведению их доли до 100%, а также участие в собственности международных углеводородных проектов, в том числе в России ^[5].

ЮАР характеризуется ресурсной самодостаточностью с опорой на использование угля и развитой углехимией ^[6]. Ее энергетическая система является залогом надежного функционирования региональной. В силу факторов внешнего воздействия ^[7] акцент в развитии энергосистемы делается на собственных ресурсах. В «Главном плане по энергетической безопасности» (Energy Security Masterplan) это определяется как необходимость обеспечения диверсификации энергетических ресурсов в разумных количествах по доступной цене.

Синтез теоретических подходов и концепция «жизненно важных энергетических систем»

Синтез фрагментированных воззрений и национальных интересов лежит в плоскости традиционных проблем бесперебойности поставок с учетом рисков, сопутствующих развитию технологической базы. Определение проблематики зависит от системы представлений различных экономических школ: международной политэкономии, неомарксистской, неореалистической, неолиберальной. Наряду с ними существует геополитический подход, совместимый с принципами теории конструктивизма.

Комплексный инструментарий трактовки энергетической безопасности через призму социально значимой энергетической инфраструктуры (Vital energy systems) аккумулирует в себе фрагментированные тезисы различных экономических школ. Базовая система критериев данного подхода является центральной при разработке универсальной модели для определения параметров энергетической безопасности.

Сущность подхода, представленная на рисунке, представляет собой систему разноуровневых потоков с включением рисков, инфраструктурных особенностей, геополитических тенденций и степени адаптивности (диверсификации).

В этом понимании энергетическая безопасность – это нивелирование потенциальных уязвимостей жизненно важной инфраструктуры. Интеграция краткосрочных и долгосрочных рисков в единую структуру является ключевым преимуществом в применении выбранного подхода.

Рисунок. Интеграция краткосрочных и долгосрочных рисков в модели «жизненно важных энергетических систем»

Figure. Integration of short-term and long-term risks in the vital energy systems model

Источник: составлено авторами на основе [3, c. 415–421] (Cherp, Jewell, 2014, p. 415–421).

Заключение

Различия в ресурсной базе при развитии национальных энергетических систем являются основным препятствием в создании целостной концепции-компромисса. Это обусловливает высокую политизированность теорий и практических решений как на базе неолиберальной экономической школы, так и более конструктивных подходов к обеспечению суверенной энергетической политики стран-экспортеров.

Оптимальное сочетание практического инструментария и концептуального подхода представлено в инструментарии модели «жизненно важных энергетических систем». Высокая вариативность конечных значений позволяет наглядно представить влияние обширного спектра факторов и выделить основные критерии эффективного функционирования национальных энергосистем.

Преимущество данного подхода по сравнению с фрагментированными идеями современных экономических школ заключается в следующем: критерии оптимизируются исходя из секторальных и территориальных особенностей, масштаба, уровня надежности и адаптивности, диверсификации структуры топливно-энергетического баланса и развитости коммерческой части энергоинфраструктуры, а также с учетом геополитических, интеграционных и внутриблоковых предпосылок. Универсальность ее применения базируется на возможности анализа индикаторов каждой из подсистем с включением особенностей рассматриваемых энергосистем.

Резкие ценовые колебания и отсутствие доступа к объектам энергетической инфраструктуры присутствуют во всех определениях энергобезопасности. С теоретической точки зрения оптимальным является синтез взглядов неореалистической и неолиберальной школ.

Разработка и принятие системы критериев – базисных (универсальных для всех типов энергосистем) и локальных (специфика конкретной энергосистемы) с учетом секторальных показателей и типа энергетической инфраструктуры является основой современного подхода к созданию общей концепции в сфере энергетической безопасности.

[1] Понятие «обеспеченность энергоресурсами» сопоставимо с понятием «энергообеспеченность». Однако оно подразумевает наличие у предприятия, страны или отрасли не только электричества, которое обеспечивает их функционирование, но и прочих топливных и возобновляемых ресурсов.

[2] Существует огромная разница между тем, как потребители и производители энергии понимают надежность предложения для первых и надежность спроса для вторых.

[3] Система торговли выбросами Европейского союза (EU ETS) была первой крупной схемой торговли выбросами парниковых газов в мире. Система была запущена в 2005 г. для борьбы с глобальным потеплением и является одним из основных столпов энергетической политики ЕС.

[4] В России на национальном уровне пока запускается лишь «мягкая» форма углеродного регулирования, которая вводит лишь обязательную углеродную отчетность для крупных эмитентов и возможность реализации добровольных проектов по снижению выбросов и поглощению парниковых газов.

[5] Проект «Сахалин-1» является первым проектом ПАО «Роснефть» и государственной индийской компанией Oil and Natural Gas Corporation Limited.

[6] Южноафриканская компания Sasol Limited является одним из технологических лидеров в производстве синтетического топлива из угля.

[7] На уровне Организации объединенных наций в 1962 году были приняты санкции против ЮАР.