Россия в глобальной цепочке создания стоимости: эффективность и угрозы экономической безопасности в контексте COVID-19

Дробот Е.В.1,2, Макаров И.Н.3,4
1 АНО «Развитие инноваций», Россия, Москва
2 Центр дополнительного профессионального образования, Россия, Москва
3 Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации (Липецкий филиал), Россия, Липецк
4 Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (Липецкий филиал), Россия, Липецк

Статья в журнале

Экономическая безопасность (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Том 4, Номер 3 (Июль-сентябрь 2021)

Цитировать эту статью:

Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=46439444
Цитирований: 26 по состоянию на 30.01.2024

Аннотация:
На основе анализа данных международной статистики внешней торговли в статье проведен анализ участия России в глобальных производственно-сбытовых цепочках. Установлено, что высокая отраслевая концентрация сырьевых товаров в России создает как возможности, так и проблемы. Место России в рейтинге топ-20 мировых экспортеров в последние годы снижается. Отмечается беспрецедентное снижение притока прямых иностранных инвестиций в экономику России. Анализ структуры добавленной стоимости в торговле показывает, что Россия имеет низкий уровень обратного участия в глобальных производственно-сбытовых цепочках по сравнению со своими партнерами, но более высокий уровень прямого участия. Достаточно сильной остается интеграция и взаимосвязи России со странами СНГ и, в первую очередь, со странами Евразийского экономического союза. Санкции остаются важным ограничением для торговли и инвестиций России. Но чтобы сделать свою деловую среду более благоприятной для диверсификации экономики и модернизации глобальных производственно-сбытовых цепочек, Россия могла бы сосредоточиться на реформировании торговой политики в целях снижения торговых издержек и содействия притоку прямых иностранных инвестиций путем совершенствования институциональной базы, нормативно-правого регулирования и снятия ограничений. Статья подготовлена в рамках участия в Международной научно-практической конференции «V Сенчаговские чтения» на тему: «Новые вызовы и угрозы экономике и социуму России», Москва: Институт экономики РАН, 20–21 апреля 2021 г.

Ключевые слова: глобальная производственно-сбытовая цепочка, глобальная цепочка создания стоимости, добавленная стоимость, индекс открытости экономики, интеграция, коронавирус, пандемия, экономическая безопасность

JEL-классификация: F13, F14, F15, F21, F51



Введение

Политические дебаты о том, перевешивают ли выгоды от международной специализации в глобальных производственно-сбытовых цепочках (ГПСЦ, англ. – Global Value Chain, GVC) связанные с этим риски передачи шоков, активизировались после вспышки COVID-19 и вызванных этим сбоев в цепочках поставок некоторых товаров. Возникают даже вопросы о том, следует ли правительствам использовать политические инструменты для ре-локализации ГПСЦ.

Кризис COVID-19 возродил дискуссии о международной фрагментации производства. Перебои в цепочках поставок ряда основных товаров, в т.ч. медицинских, во время вспышки COVID-19 показали наличие взаимосвязи и взаимозависимости между странами через глобальные цепочки создания стоимости и возобновили дискуссию об угрозах и выгодах глобализации. Причем эксперты ОЭСР подчеркивают риски и нестабильность, связанные с международной фрагментацией производства [17].

ГПСЦ приносят значительные экономические выгоды как участвующим фирмам, так и странам. Специализация и экономия за счет масштабов производства приводят к росту производительности труда, а также к снижению цен на продукцию [13, 14] (Andrews, Gal, Witheridge, 2018).

ГПСЦ также создают новые возможности для небольших фирм и участников из стран с формирующейся рыночной экономикой и развивающихся стран, поскольку им больше не нужно осваивать все стадии сложных производственных процессов, чтобы участвовать в глобальной экономике.

Хотя выгоды от повышения эффективности ГПСЦ хорошо известны, возникают вопросы о том, перевешивают ли выгоды от углубления и расширения международной специализации в ГПСЦ связанные с этим риски и нестабильность.

Риски, связанные с ГПСЦ, были первоначально выявлены на самом первом этапе пандемии в начале 2020 г., когда ситуация в области общественного здравоохранения в Китае привела к приостановлению деятельности и локдауну. Большинство мировых производителей тесно связаны с китайской экономикой, и многие компании сообщили о перебоях в производстве и торговле, поскольку именно Китай играет важнейшую роль в ГПСЦ.

Хотя иногда бывает трудно провести различие между нарушениями спроса и предложения, и последствия кризиса продолжают проявляться, похоже, что некоторые из этих нарушений оказались временными. Например, китайский экспорт медицинских изделий восстанавливается, а ГПСЦ в электронной или машиностроительной промышленности продолжали работать во время кризиса, связанного с пандемией COVID-19 (хотя и в более низких масштабах). ГПСЦ в пищевой промышленности также оказались достаточно устойчивыми.

Несмотря на это, дискуссии о распространении экономических шоков по различным отраслям и географическим районам через ГПСЦ, а также о роли ГПСЦ в управлении этими шоками [15, 16] усиливаются.

Дискуссия развернулась вокруг вопроса о том, как повысить стабильность и устойчивость к потрясениям в ГПСЦ, сохраняя при этом выигрыш в эффективности, обусловленный специализацией и сравнительными преимуществами. Некоторые эксперты утверждают, что более локализованное производство обеспечит большую безопасность поставок и меньшую неопределенность для потребителей и предприятий, призывая таким образом к перестройке ГПСЦ или, по крайней мере, к переосмыслению их организации [17]. Но переориентация также означает большую зависимость от собственного производства.

На портале ELIBRARY.RU по поисковому запросу «глобальная цепочка создания стоимости» на 27 марта 2021 г. можно обнаружить 41538 публикаций (при этом 5118 публикаций, или 12%, вышло в 2020–2021 году). Если поисковой запрос сократить до двух слов «глобальная цепочка», то можно найти 92345 публикаций, из них 11393 публикации, или 12%, приходится на 2020–2021 гг.

Особенности цепочек добавленной стоимости были проанализированы еще в допандемический период в научных публикациях таких экономистов, как Андреева Т.В., Курлыкова А.В. [1] (Andreeva, Kurlykova, 2019), Гиза Ф., Зайцев А.А. [2] (Giza, Zaytsev, 2015), Лубская Е.В. [9] (Lubskaya, 2017), Симонова М.В. [12] (Simonova, 2019) и др. Последствия пандемии для мировой экономик нашли отражение в исследованиях таких экспертов, как Дробот Е.В. [3, 10] (Drobot, 2020; Makarov, Drobot, Avtsinova, 2020), Корабейников И.Н., Борисюк Н.К., Смотрина О.С. [7] (Korabeynikov, Borisyuk, Smotrina, 2021), Костин К.Б., Хомченко Е.А. [8] (Kostin, Khomchenko, 2020), Макаров И.Н. [10] (Makarov, Drobot, Avtsinova, 2020) и др. Однако ощущается нехватка исследований, посвященных оценке места России в ГПСЦ, анализу угроз глобальным и региональным цепочкам создания стоимости в условиях пандемии коронавируса COVID-19.

Целью нашего исследования стало определение места России в глобальной цепочке создания стоимости с целью выявления возможных перспектив и угроз экономической безопасности страны.

Научная новизна исследования состоит в том, что обоснована необходимость стимулирования инновационной модернизации отечественной производственной системы с учетом передовых мировых стандартов зеленой экономики и ресурсоэффективности, для чего необходима оптимизация институциональной базы российской хозяйственной системы, включающая реформирование структурной и торговой политики.

Гипотеза исследования может быть сформулирована следующим образом: интеграция элементов производственной подсистемы хозяйственной системы страны в глобальные производственно-сбытовые цепочки необходима для возможности формирования стимулов интенсивного инновационно-производственного экономического роста в стране.

Информационной базой исследования послужили данные ОЭСР, Всемирного банка, Европейской экономической комиссия ООН и др.

Участие России в глобальных производственно-сбытовых цепочках

В течение последних двух десятилетий рост экономики России поддерживался значительными инвестициями, ростом потребления, экспортом энергоносителей, а также большей открытостью и внешней ориентацией производственного сектора. За это время сектор услуг также стал важным драйвером экономического роста России, и именно на него приходится наибольшая доля ВВП. Тем не менее Россия еще не полностью интегрирована в ГПСЦ, что подразумевает наличие неиспользованных возможностей.

Нынешнее положение России на мировом рынке связано с ее сравнительными преимуществами в сырьевом секторе. Однако в последние годы сектор услуг также стал движущей силой расширения участия в ГПСЦ.

Особенности российской экономики определяют тип ее участия в ГПСЦ и ее отраслевую специализацию.

Участие в ГПСЦ определяется четырьмя фундаментальными факторами: факторными условиями, географией, размером рынка и качеством институтов управления [18].

Природные ресурсы, географическая удаленность и низкое качество институтов управления являются ключевыми характеристиками стран, участвующих в сырьевых ГПСЦ. Однако Россия, напротив, несопоставима с большинством стран сырьевой группы (таких как страны Африки к югу от Сахары или страны Латинской Америки), которые характеризуются меньшим размером рынка и относительно дешевой рабочей силой.

Участие России в ГПСЦ характеризуется высокой долей внутренней добавленной стоимости в экспорте страны, которая непосредственно не потребляется в экспортном пункте назначения, а реэкспортируется, ограниченной долей иностранной добавленной стоимости в ее экспорте и низкой диверсификацией экспорта, хотя в последние годы страна и пытается расширить номенклатуру экспортируемых товаров.

Россия обладает неиспользованным потенциалом для дальнейшей интеграции в ГПСЦ и глобальную торговлю.

Высокая отраслевая концентрация сырьевых товаров в России создает как возможности, так и проблемы.

В 2018 г. Россия была 12-м крупнейшим экспортером в мире, на ее долю приходилось 2,3% мирового экспорта [13, c. 42]. Однако следует отметить, что в 2019 г. Россия была уже на 16-м месте, а в 2020 г. – на 17-м месте по объемам экспорта, и этот спад никак не связан с пандемией.

Экспорт российских товаров идет в основном в Китай и Европейский союз, в то время как экспорт услуг – в основном в Европейский союз и США. Россия специализируется в основном на добыче полезных ископаемых и экспорте сырьевых товаров, таких как металлы и химикаты. Россия обладает относительным конкурентным преимуществом в производстве нефтегазовой продукции, сельском и лесном хозяйстве, металлах. В результате доля России в экспорте обрабатывающей промышленности примерно в три раза меньше, чем в среднем в мире. Помимо экспорта сырьевых товаров, таких как металлы и химикаты, в последние годы Россия также демонстрирует экспортную активность в области поставок продуктов питания и напитков, машин, электроники и транспортного оборудования. И стоимость экспорта российских товаров намного превышает стоимость услуг [13, c. 42–43].

Следует отметить, что природные ресурсы доминируют не только в структуре внешней торговли России.

Так, пятая часть прямых иностранных инвестиций (ПИИ), поступающих в Россию, приходится на горнодобывающую промышленность, которая является основой сравнительного преимущества страны в добыче нефти, природного газа и угля. Однако в области инвестиций в 2015–2019 гг. наметились некоторые позитивные сдвиги: почти 70% инвестиций в новые предприятия были направлены в обрабатывающую промышленность [11, с. 2889–2906] (Musatova, 2019, p. 2889–2906). Интересно, что более 50% ПИИ поступают в Россию из оффшорных зон. А приток ПИИ в Россию из стран ОЭСР с высокой долей расходов на НИОКР в ВВП составил лишь 12% по сравнению с притоком ПИИ из этих стран в Турцию (22%) и в Канаду (60%) [13, c. 43].

В 2019 г. чистый приток прямых иностранных инвестиций в Россию вырос в 3,5 раза – до 30 млрд долл. с 8,8 млрд долл. в 2018 г. А в 2020 г. объем прямых иностранных инвестиций в Россию уменьшился до 1,1 млрд долл., или на 96% [25]. При этом в 2020 г. наблюдалась и другая негативная тенденция – рост оттока капитала из России. Чистый отток капитала из России в 2020 г. составил 47,8 млрд долл. Для сравнения, в 2019 г. этот показатель был на уровне 22,1 млрд. долл. [19].

Это падение ПИИ было беспрецедентным за последние 20 лет, аналогичные показатели наблюдались во время кризиса 1998 г.

Поэтому можно говорить о наличии неиспользованного потенциала России и о существовании возможностей для расширения ее роли в глобальной сети прямых иностранных инвестиций.

Говоря о сравнительных преимуществах страны, следует отметить, что отраслевая специализация России на сырьевых товарах объясняет характерную для всех стран-экспортеров сырьевых товаров структуру низкого обратного и высокого прямого участия в ГПСЦ [1].

Анализ структуры добавленной стоимости в торговле показывает, что Россия имеет низкий уровень обратного участия в ГПСЦ по сравнению со своими партнерами, но более высокий уровень прямого участия (рис. 1, 2).

Рисунок 1. Обратное участие в ГПСЦ, % от общего объема экспорта

Источник: [13, c. 45].

Рисунок 2. Прямое участие в ГПСЦ, % от общего объема экспорта

Источник: [13, c. 45].

Высокая доля иностранной добавленной стоимости в экспорте – показатель обратного участия в ГПСЦ – позволяет стране импортировать необходимые ресурсы для производства экспортируемых товаров, компонентов или услуг. Обратная интеграция России в ГПСЦ составляет около 10%, что ниже, чем в среднем по странам ЕС, и намного ниже, чем этот показатель для Турции, Индии и Китая [13, c. 45]. Прямое участие в ГПСЦ – это показатель добавленной стоимости страны, которая не потребляется непосредственно в пункте назначения экспорта, а реэкспортируется. Высокий уровень прямого участия в ГПСЦ означает, что страна экспортирует больше промежуточных товаров и услуг, используемых для экспорта других стран. 30% российского экспорта приходится на экспорт из других стран, и это самый высокий показатель среди рассматриваемых стран, кроме Норвегии. Высокая степень прямого участия согласуется с тем фактом, что российский экспорт – это в основном сырьевые товары, которые не реэкспортируются российскими торговыми партнерами в их первоначальном виде, а перерабатываются партнерами и на экспорт уже идут, например, детали и комплектующие или конечные товары.

Диверсификация и модернизация глобальных производственно-сбытовых цепочек России

В последние годы Россия диверсифицирует и модернизирует свои ГПСЦ. Общий потенциал модернизации экономики России возрос, при этом общий объем экспорта товаров приблизился к конечному спросу, а импорт вырос незначительно. Высокая скорость роста экспортной или импортной корзины страны указывает на большое расстояние до конечного потребителя. Разница между динамичностью импорта и экспорта в той или иной стране может указывать на потенциал модернизации экономики.

Тем не менее остаются возможности для более глубокой внутренней трансформации в отраслях химической и металлургической промышленности. Российский экспорт в этих секторах имеет наибольшую тенденцию к росту по сравнению с аналогичными странами. Россия специализируется на продаже основных металлов, а не на готовых металлических изделиях, и на химических цепочках создания стоимости, которые требуют меньшей трансформации и создают меньшую внутреннюю добавленную стоимость.

Обратное участие России в ГПСЦ расширяется, но остается на низком уровне. Уровень обратной интеграции страны в ГПСЦ несколько возросла в горнодобывающей промышленности и в секторе деловых услуг, но снижается в обрабатывающей промышленности.

В то же время уровень прямого участия России в ГПСЦ снижается. Это снижение связано с уменьшением вклада сырьевых секторов (горнодобывающей промышленности, химической промышленности, металлургии) и частично обусловлено падением цен на сырьевые товары и другие виды обрабатывающей промышленности. Аналогичная тенденция имеет место и в большинстве стран – торговых партнеров России, за исключением Китая и Турции. При этом Россия сильно зависит от конечного спроса со стороны Китая, США и Германии, на которые приходится более 29% конечного спроса на российскую добавленную стоимость.

Российский сектор услуг стал важным фактором расширения участия страны в ГПСЦ. В то время как обеспеченность России природными ресурсами объясняет ее нынешнее положение в ГПСЦ, сектор услуг также предоставляет важные возможности для развития и модернизации ГПСЦ. Доля услуг в ВВП России в стоимостном выражении в 2020 г. составила 54%. Однако вклад услуг в общую добавленную стоимость в России по-прежнему невелик по сравнению с большинством стран-лидеров. В 2020 г. набольшая доля услуг в ВВП была в США – свыше 77%; в Великобритании – 71%, Франции – 70% [21].

Позиция России в ГПСЦ также объясняет, почему ее индекс открытости экономики, рассчитываемый как доля внешнеторгового оборота страны в ВВП за год, отличается от стран – лидеров мировой торговли. Индекс открытости России выше аналогичного показателя таких стран, как Китай, Япония и США, что объясняется, с одной стороны, более низким значением ВВП номинального, а с другой – значительной ролью в формировании ВВП внешней торговли страны. Причем по итогам 2020 г. Россия стала единственной страной, индекс открытости которой не только не уменьшился, но и немного вырос (табл.).

Таблица

Сравнение Индекса открытости экономики по странам – лидерам мировой торговли, 2019–2020 гг.

Страна
Внешнеторговый оборот, млрд долл.
ВВП номинальный, млрд долл.
Индекс открытости, %
2020 г.
2019 г.
2020 г.
2019 г.
2020 г.
2019 г.
Россия
571
672
1400
1702
40
39,5
США
3830
4200
20900
21400
18
19,6
Китай
4640
4550
14700
14400
31
31,6
Япония
1274
1425
4900
5080
26
28
Германия
2550
2720
3700
3860
69
70,4
Источники: [20, 24].

Однако по сравнению с развивающимися странами индекс открытости экономики России остается низким. Например, для стран – партнеров России по Евразийскому экономическому союзу (ЕАЭС) в 2019 г. этот индекс имел значения в диапазоне от 64 до 130% (130% – для Беларуси, 98% – для Кыргызстана, 95% – для Армении, 64% – для Казахстана) [22, 23]. Следует отметить, что более низкий индекс открытости экономики России не обязательно подразумевает высокие тарифные или нетарифные барьеры во внешней торговле. Он может быть обусловлен другими факторами, такими как размер экономики и географическая удаленность от потенциальных торговых партнеров.

Представляется, что Россия недооценивает некоторых потенциальных внешнеторговых партнеров, включая США и Китай. Напротив, нынешний уровень российского экспорта в страны СНГ остается достаточно высоким, благодаря активной торговой политике, проводимой Россией и странами СНГ, и политическим связям между этими странами [4, с. 125–131; 5, с. 23–40] (Drobot, Kostyleva, 2016, p. 125–131; Drobot, Kostyleva, 2017, p. 23–40). Беларусь является ведущим экспортным партнером среди стран СНГ, за ней следует Казахстан.

Качество российского экспорта товаров и услуг также должно улучшиться в перспективе. В соответствии со снижением прямого участия в ГПСЦ Россия в последние годы демонстрирует переориентацию с сырьевых товаров и переработанного топлива на экспорт промежуточных товаров и в меньшей степени конечных товаров. Но, несмотря на более высокую зависимость от экспорта несырьевых товаров, Россия не улучшила качество своей экспортной корзины за последние 10–15 лет.

Возможности глобальных производственно-сбытовых цепочек для стимулирования экономического роста России

У России имеются возможности для стимулирования модернизации в передовых производственных и сервисных ГПСЦ. Эти возможности предусматривают три направления:

1) углубление и расширение участия в ГПСЦ в обрабатывающей промышленности, в частности в сырьевых секторах, таких как химическая промышленность, металлургия и пищевая промышленность (функциональная и продуктовая модернизация);

2) включение в более сложные ГПСЦ в сегментах производства и в сфере современных услуг с более высокой добавленной стоимостью, которые могут быть экспортированы, в т.ч. напрямую (функциональная и продуктовая модернизация);

3) стимулирование притока ПИИ и использование их внешних эффектов, которые выступают катализатором для модернизации российской ГПСЦ (процессная модернизация).

С какими проблемами российская экономика сталкивается и может столкнуться в рамках реализации вышеперечисленных направлений?

Во-первых, Россия следует проявлять осторожность в реализации политики импортозамещения в долгосрочной перспективе и искать новые пути диверсификации экономики и экспорта. Политика импортозамещения связана с необходимостью повышения качества и конкурентоспособности товаров отечественного производства. С 2014 года Россия расширяет политику импортозамещения. В настоящее время программы импортозамещения действуют в 22 отраслях промышленности, таких как фармацевтика, медицина, радиоэлектроника, транспорт, строительство и металлургия, затрагивая около 2000 видов продукции. Однако эта политика показала неоднозначные результаты с точки зрения достижения более высоких объемов внутреннего производства в значительной степени из-за низкой доступности и качества вводимых ресурсов и зависимости от импорта машин и оборудования из западных стран. Негативный эффект оказала и санкционная политика. В аграрном секторе действительно произошел определенный сдвиг в сторону экспорта. Тем не менее внутренние розничные цены на продовольственные товары выросли и рост этот продолжается, что свидетельствует о том, что стоимость политики импортозамещения в основном упала на российских граждан.

Во-вторых, перспективы повышения экономического роста России через участие в ГПСЦ могут быть связаны с ростом конкуренции. Здесь следует отметить, что отечественные фирмы вынуждены конкурировать не только между собой, но и с транснациональными корпорациями. На долю транснациональных корпораций в России приходится значительная доля инвестиций, занятости и выпуска продукции: на них приходится около 9% от общего объема инвестиций в основной капитал, 7% от общего объема занятости в современных секторах экономики России и 15% от общего объема производства [13, с. 53–54]. Транснациональные корпорации в среднем крупнее, более капиталоемкие и более устойчивы к экономическим потрясениям. Транснациональные корпорации в России в семь раз чаще участвуют в ГПСЦ, чем российские фирмы, вытесняя их.

В-третьих, диверсификация российского экспорта продвигается очень медленно, поскольку экономика остается структурно зависимой от углеводородов. Доля минерального топлива в российском экспорте в 2019 году снизилась до 62,1% по сравнению с 70,6% в 2013 году [13, с. 53–54]. Тем не менее некоторая диверсификация была достигнута. Так, с 2003 года в экспортную корзину России было добавлено 17 новых видов товаров (например, кукуруза, руды драгоценных металлов и т.д.). Однако объем экспорта этих товаров остается небольшим. В последние пять лет Россия начала более активно проводить политику стимулирования неэнергетического несырьевого экспорта с целью стимулирования диверсификации, в том числе путем создания Российского экспортного центра и начала реализации Национального проекта «Международная кооперация и экспорт», включающего в себя цели повышения глобальной конкурентоспособности в обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве и сфере услуг.

Заключение

В заключение сформулируем рекомендации для России по использованию выгод интеграции в ГПСЦ.

Хотя санкции остаются важным ограничением для торговли и инвестиций России [6, с. 1671–1682] (Drobot, Gudovich, Makarov, Bakhmutskaya, 2019, p. 1671–1682), существуют различные политические и экономические меры, которые Россия может принять, чтобы сделать свою деловую среду более благоприятной для диверсификации экономики и модернизации ГПСЦ.

1. Реформы торговой политики в целях снижения торговых издержек и содействия модернизации ГПСЦ.

Либерализация торговли может способствовать расширению участия Росси на глобальном рынке и модернизации ее ГПСЦ. В Российские импортные таможенные тарифы на промышленные товары и первичные продукты сильно снизились с момента вступления страны в ВТО в 2012 году. Однако в целом российские таможенные тарифы остаются выше, чем в некоторых странах-партнерах. Существует много возможностей для снижения времени и затрат на трансграничную торговлю в России. Экспорт и импорт в России подвергается длительным документальным и пограничным процедурам, занимающим в среднем 25 и 66 часов соответственно, по сравнению с 4 и 10 часами в Турции или 2 часами в США. Более длительное время, необходимое для прохождения импортных и экспортных процедур в России, приводит к значительно более высоким затратам примерно в 670 долл. на стандартный контейнер товаров по сравнению примерно с 230–350 долл. в Китае, Индии и США [13, c. 55]. Основной составляющей нетарифных торговых издержек являются сложные и устаревшие технические регламенты. Перспективы совершенствования системы нетарифного регулирования связаны с появление международных частных технических стандартов в области информационно-коммуникационных технологий, в агропродовольственном секторе, поддерживаемых ИСО.

2. Содействие притоку ПИИ путем совершенствования институциональной базы, нормативно-правого регулирования и снятия ограничений.

Еще до пандемии COVID-19 Россия оценивалась как относительно рискованное направление для инвесторов. Упрощение регулирования иностранных инвестиций и обеспечение большей прозрачности институциональной среды в России способствовало бы повышению инвестиционной привлекательности страны. В России существует сложная правовая база в области регулирования инвестиционной деятельности. Предпочтительным было бы консолидированное инвестиционное законодательство, которое бы четко определяло институциональные рамки, устанавливало правила регулирования инвестиций и защиты прав собственности. В России существует большое количество споров между инвесторами и государством. Чтобы предотвратить дорогостоящие споры между инвесторами и государствами и, в конечном итоге, сохранить и расширить инвестиции, страны создают механизмы управления урегулирования инвестиционных споров. Именно для этого был создан Международный центр по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС). Россия подписала конвенцию МЦУИС, но не ратифицировала ее. Полноценное участие России в работе МЦУИС представляется чрезвычайно важным, поскольку иностранные инвесторы не доверяют национальным судам. В целом Россия могла бы рассмотреть вопрос о создании конкретных механизмов для более эффективной реализации правил защиты инвестиций и снижения рисков инвесторов.

[1] Индикатор прямого участия в ГПСЦ отражает национальную добавленную стоимость, экспортируемую в третьи страны (прямое участие в ГПСЦ). Обратное участие в ГПСЦ определяется как импортная составляющая экспорта или доля иностранной добавленной стоимости в валовом экспорте.


Источники:

1. Андреева Т.В., Курлыкова А.В. Формирование системы показателей оценки эффективности управления ценностной цепочкой продукта пищевой промышленности // Экономические отношения. – 2019. – № 3. – c. 1987-2000. – doi: 10.18334/eo.9.3.40963.
2. Гиза Ф., Зайцев А.А. Интеграция подсистемы управления цепочками поставок в инновационную деятельность высокотехнологичных предприятий // Вопросы инновационной экономики. – 2015. – № 3. – c. 63-78. – doi: 10.18334/inec.5.3.587.
3. Дробот Е.В. Мировая экономика в условиях пандемии COVID-19: итоги 2020 года и перспективы восстановления // Экономические отношения. – 2020. – № 4. – c. 937-960. – doi: 10.18334/eo.10.4.111375.
4. Дробот Е.В., Костылева С.О. Актуальные проблемы экономической интеграции России в мировую экономику в условиях функционирования Евразийского экономического союза // Экономические отношения. – 2016. – № 4. – c. 125-131. – doi: 10.18334/eo.6.4.37381.
5. Дробот Е.В., Костылева С.О. Методы оценки последствий экономической интеграции для стран Евразийского экономического союза // Российское предпринимательство. – 2017. – № 1. – c. 23-40. – doi: 10.18334/rp.18.1.37212.
6. Дробот Е.В., Гудович Г.К., Макаров И.Н., Бахмутская В.С. Экономическая безопасность России и Евразийского экономического союза в условиях санкций // Экономические отношения. – 2019. – № 3. – c. 1671-1682. – doi: 10.18334/eo.9.3.41004.
7. Корабейников И.Н., Борисюк Н.К., Смотрина О.С. Инклюзивное развитие экономики в «коронавирусный» период пандемии // Экономика, предпринимательство и право. – 2021. – № 1. – c. 11-26. – doi: 10.18334/epp.11.1.111431.
8. Костин К.Б., Хомченко Е.А. Влияние пандемии COVID-19 на мировую экономику // Экономические отношения. – 2020. – № 4. – c. 961-980. – doi: 10.18334/eo.10.4.111372.
9. Лубская Е.В. Перспективы создания региональных цепочек добавленной стоимости в нефтехимической отрасли на территории ЕАЭС // Российское предпринимательство. – 2017. – № 6. – c. 1039-1048. – doi: 10.18334/rp.18.6.37676.
10. Макаров И.Н., Дробот Е.В., Авцинова А.А. Пандемия и экономическая безопасность регионов: логистика в условиях ограничений // Экономические отношения. – 2020. – № 4. – c. 1387-1404. – doi: 10.18334/eo.10.4.111306.
11. Мусатова М.М. «Эффект плато» на российском рынке прямых частных инвестиций // Экономические отношения. – 2019. – № 4. – c. 2889-2906. – doi: 10.18334/eo.9.4.41286.
12. Симонова М.В. Стратегии повышения производительности труда и создания добавленной стоимости // Экономика труда. – 2019. – № 3. – c. 1179-1192. – doi: 10.18334/et.6.3.40852.
13. Russia’s Economy Loses Momentum Amidst Covid-19 Resurgence; Awaits Relief From Vaccine. / Russia Economic Report, No. 44. - World Bank Group, 2020. – 80 p.
14. Andrews D., Gal P., Witheridge W. A Genie in the Bottle? Globalisation, Competition and Inflation. Economics Department Working Papers No. 1462. OECD Publishing, Paris, 2018. [Электронный ресурс]. URL: http://www.oecd.org/officialdocuments/publicdisplaydocumentpdf/?cote=ECO/WKP(2018)10&docLanguage=En (дата обращения: 27.03.2021).
15. Risk, resilience, and rebalancing in global value chains. McKinsey Global Institute, 6 August 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.mckinsey.com/business-functions/operations/our-insights/risk-resilience-and-rebalancing-in-global-value-chains?sid=38c47e33-f6d3-43f8-84b1-e678f3aa8463 (дата обращения: 27.03.2021).
16. COVID-19 and global value chains: Policy options to build more resilient production network. OECD Policy Responses to Coronavirus (COVID-19). OECD Publishing, 3 June 2020. [Электронный ресурс]. URL: http://www.oecd.org/coronavirus/policy-responses/covid-19-and-global-value-chains-policy-options-to-build-more-resilient-production-networks-04934ef4/ (дата обращения: 27.03.2021).
17. Global value chains: Efficiency and risks in the context of COVID-19. OECD Policy Responses to Coronavirus (COVID-19). OECD Publishing, 11 February 2021. [Электронный ресурс]. URL: http://www.oecd.org/coronavirus/policy-responses/global-value-chains-efficiency-and-risks-in-the-context-of-covid-19-67c75fdc/ (дата обращения: 27.03.2021).
18. World Bank (2019). Trading for Development in the Age of Global Value Chains, World Development Report 2020. World Bank, Washington, D.C
19. Всемирный банк сообщил о крупном сокращении притока иностранных инвестиций в Россию. Росбалт, 16.12.2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.rosbalt.ru/world/2020/12/16/1878421.html (дата обращения: 27.03.2021).
20. Годовая статистика международной торговли товарами (ГС02). TrendEconomy. [Электронный ресурс]. URL: https://trendeconomy.ru/ (дата обращения: 27.03.2021).
21. Доля услуг в ВВП Топ-20 экономик мира. Credinform, 15.04.2020. [Электронный ресурс]. URL: https://credinform.ru/ru-RU/Publications/Article/6d99e95b11d8 (дата обращения: 27.03.2021).
22. Доля экспорта в ВВП. Европейская экономическая комиссия ООН. [Электронный ресурс]. URL: https://w3.unece.org/PXWeb/ru/Table?IndicatorCode=4 (дата обращения: 27.03.2021).
23. Доля импорта в ВВП. Европейская экономическая комиссия ООН. [Электронный ресурс]. URL: https://w3.unece.org/PXWeb/ru/Table?IndicatorCode=36 (дата обращения: 27.03.2021).
24. Опубликован топ-15 стран мира по объему ВВП в 2020 году. ИА Regnum, 15 марта 2021. [Электронный ресурс]. URL: https://finance.rambler.ru/markets/46007583/?utm_content=finance_media&utm_medium=read_more&utm_source=copylink (дата обращения: 27.03.2021).
25. Прямые иностранные инвестиции в России. TAdviser, 21.08.2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.tadviser.ru/index.php/Статья:Прямые_иностранные_инвестиции_в_России (дата обращения: 27.03.2021).

Страница обновлена: 26.11.2024 в 12:57:38