Взаимосвязь военных и социально-экономических угроз национальной безопасности России

Введение

Специалисты в области национальной безопасности традиционно уделяют значительное внимание именно ее социально-экономическим аспектам. Так, в основополагающем государственном документе в этой области – Стратегии национальной безопасности Российской Федерации [1] – состояние национальной безопасности в основном характеризуется именно социально-экономическими факторами, тогда как военные аспекты вопреки стереотипу занимают в этом документе важное, но не исключительное и даже не ведущее место.

С одной стороны, как показывает в т.ч. и история нашей страны (в частности, распад СССР), даже страна, способная успешно противостоять любым прямым военным угрозам, может быть чрезвычайно уязвима с экономической, социальной или идеологической, ментальной сторон. Кроме того, бедность, социально-экономическое расслоение общества и т.п. материальные факторы приводят к усилению напряженности внутри страны, повышают риски, в т.ч. и силового характера (риски криминализации общества, массовых беспорядков, государственных переворотов и т.п.). Это значимые угрозы национальной безопасности, и неслучайно им уделяется не меньшее внимание, чем традиционным военным аспектам.

С другой стороны, по нашему мнению, в последние годы наметился некоторый «антимилитаристский» перекос в понимании комплексных проблем национальной безопасности. Не только принижается важность военных, силовых аспектов национальной безопасности – но, что методологически ошибочно, они противопоставляются социально-экономическим аспектам [1]. Характерная для классических учебников экономической теории дилемма «пушки вместо масла» становится основой как научных изысканий, так и практической политики. Однако такое противопоставление является чрезвычайно примитивным и некорректно с научной точки зрения. Отчасти оно сложилось в силу недостаточного развития военно-экономической науки в настоящее время. В данной работе предполагается уточнить методологические подходы к экономическому анализу проблем национальной безопасности.

Анализ влияния военной безопасности на благосостояние населения страны

Традиционная парадигма военной экономики постулирует следующие связи военной организации страны и ее народного хозяйства.

Во-первых, часть создаваемого национального богатства передается на нужды обороны – в виде расходов на содержание вооруженных сил, на их оснащение вооружением и военной техникой, на соответствующие исследования и разработки.

Во-вторых, часть этих расходов оказывает косвенное воздействие на экономику:

- в виде мультипликативного эффекта государственных закупок (что особо актуально в ситуации депрессии, когда необходимо стимулировать совокупный спрос);

- а также в виде трансфера оборонных технологий в гражданский сектор, развития технологий двойного назначения.

Первый эффект можно назвать экстенсивным стимулированием экономики со стороны национальной обороны, а второй – интенсивным, основанным именно на технологических изменениях. Обе эти группы эффектов «пользы народному хозяйству от военной организации страны и ее оборонно-промышленного комплекса» относительно хорошо изучены, вплоть до разработки количественных моделей, эконометрических оценок на обширном статистическом материале [4, 5, 13] (Vikulov, Khrustalev, 2010; Vikulov, Khrustalev, 2012; Khrustalev, 2010).

В то же время все эти эффекты являются все-таки косвенными и редко могут по масштабам превзойти прямой эффект отвлечения средств на оборону, «отбора мощности» национальной экономики, национальной инновационной системы. В свою очередь, этот эффект с точки зрения прямого влияния на благосостояние населения страны – однозначно отрицателен. Отсюда противопоставление «пушки против масла», весьма распространенное даже в научной среде и в органах государственного управления мнение о том, что «лучше бы эти средства (потраченные на оборону и вооружение) были потрачены в мирных целях», «надо богатеть и развиваться, а не противостоять всему цивилизованному миру» (который, как подразумевается при этом, не имеет агрессивных намерений против нашей страны или, по крайней мере, этот риск пренебрежимо мал) и т.п.

Причем сторонники такого методологического подхода активно оперируют в т.ч. «объективными» количественными аргументами наподобие эконометрических оценок «ущерба российской экономике из-за Крыма» и т.п. При этом, например, снижение капитализации российских компаний однозначно относится на счет «реакции цивилизованного мира на растущую агрессию со стороны России», что некорректно даже со статистической точки зрения, поскольку одновременно с теми или иными действиями России на мировой арене происходят значимые изменения в мировой экономике, конъюнктуре глобальных рынков.

При этом игнорируется, по нашему мнению, важнейший прямой эффект влияния военной безопасности на социально-экономическое развитие. Военная безопасность обеспечивает для страны и ее резидентов возможности беспрепятственно вести разнообразную хозяйственную деятельность на своей территории, распоряжаться своими ресурсами, а также торговать с другими странами, руководствуясь своими экономическими интересами, часто не совпадающими с интересами зарубежных конкурентов. При этом вопреки пропагандистским тезисам в глобальной конкуренции отнюдь не ослабевает роль силовых методов, причем в основном со стороны наиболее развитых стран мира. Поэтому, учитывая затраты на обеспечение военной безопасности страны, следует сопоставлять их с потерями из-за силовой агрессии против этой страны или даже из-за угроз такой агрессии, воспринимаемых хозяйствующими субъектами.

Несмотря на декларации о «постиндустриальной эре», в которую «материальные ресурсы уже не имеют значения», значительную роль в экономике как России, так и ведущих стран Запада играют материальное производство товаров и услуг, перемещение (транспорт) значительных потоков ресурсов по транспортным магистралям. Разумеется, внешнеторговые потоки могут быть уязвимы к разнообразным, в т.ч. военным угрозам. И даже для хозяйственной деятельности внутри страны комплексная безопасность – важный фактор, имеющий объективное экономическое измерение. Причем, если делать акцент на постиндустриальных сдвигах в современной экономике, именно производство высокотехнологичной продукции и «интеллектуальное производство» (в широком смысле – включая исследования и разработки, образование и культуру) предъявляют повышенные требования к комплексной безопасности жизнедеятельности и ведения бизнеса. То есть «постиндустриальные» виды деятельности не в меньшей степени уязвимы к военным угрозам, чем «индустриальные».

Скорее, специфика «постиндустриализма» проявляется в том, что в современную эпоху для того, чтобы помешать конкурентам на глобальных рынках, необязательно объявлять им войну, захватывать или разрушать их хозяйственные объекты или даже непосредственно блокировать транспортные коммуникации, достаточно создать нестабильность на их торговых путях (в т.ч. перспективных) или поблизости от их границ (а также по возможности и внутри них). Современный арсенал средств «гибридных» войн весьма обширен и позволяет крупным державам ожесточенно противостоять друг другу, не вступая в прямое военное столкновение. Тем не менее это все-таки войны, и часто не информационные или иные «холодные», а вполне «горячие», хотя и относительно малой интенсивности (и как правило, ведущиеся на территории или руками третьих стран с применением относительно примитивных вооружений и т.п.).

Как показывает вся история развития человечества, нынешние страны-лидеры в политической, экономической, технологической и культурной сферах всегда очень прагматично смотрели на силовые методы как средство разрешения экономических противоречий [6] (Gorgola, 2015). Это подтверждается как историческими примерами «опиумных войн» и «дипломатии канонерок», так и новейшими фактами – от санкций в отношении КНР (например, против компании HUAWEI) и нашей страны (например, против газопровода «Северный поток – 2») до стимулирования нестабильности на Ближнем Востоке (как правило, в районах добычи природных ресурсов, а также предполагаемой транспортировки сырья, которые по удивительной закономерности становятся объектом пристального внимания в части соблюдения демократических норм), на границах Российской Федерации.

Нарушение транспортно-логистических цепочек, «вымывание» из страны видов деятельности, чувствительных к опасностям для квалифицированного персонала, и т.п. имеют непосредственное экономическое измерение. Проще говоря, например, для Российской Федерации угрозы на ее транзитных путях означают с экономической точки зрения более слабые переговорные позиции на глобальных рынках и, как следствие, сокращение (при прочих равных условиях) экспортных доходов от продажи соответствующих товаров.

И даже на микроуровне, как показывают события последних лет, отдельные граждане страны ощущают связь своего личного благосостояния и способности их страны защитить его в т.ч. на международном уровне. Известны примеры экстерриториального преследования властями ряда стран российских бизнесменов (в т.ч. считавших, что их оппозиционность российским властям дает им иммунитет от такого преследования), экспроприации имущества российских граждан и фирм – но все-таки за пределами российской территории. В связи с этим даже такое политизированное понятие, как национальный суверенитет, приобретает осязаемое экономическое измерение.

Такие связи между уровнем военной безопасности и благосостоянием населения традиционно игнорируются сторонниками «демилитаризации» политики России. Интересно заметить, что приверженцы вышеописанных «пацифистских» взглядов нередко в микроэкономике вполне признают роль защиты прав собственности и т.п., в т.ч. силовой, но на макроуровне считают аналогичные эффекты невозможными или несущественными. Их игнорирование экономистами в современных условиях можно назвать «методологическим ханжеством», и в микроэкономике оно преодолено институциональной школой, прежде всего, в работах об экономике прав собственности и их защиты, об экономических аспектах преступного поведения [14, 15, 17] (Becker, 1968; Demsetz, 1967; Posner, 1993). Целесообразно распространить подобный аналитический подход на уровень международных отношений.

Оптимизация уровня военной безопасности с позиций социально-экономического развития

Таким образом, способность успешно противостоять военным угрозам (причем, современным, с учетом «гибридных» технологий) оказывает прямое воздействие на благосостояние населения страны. Причем, это влияние – отнюдь не двухпозиционное: «интересы страны защищены от военных угроз – одно состояние социально-экономического развития, не защищены – другое (худшее)».

Такой упрощенный подход во многом и ведет к обсуждаемым здесь методологическим ошибкам. В реальности уровни как угроз, так и мер защиты от них не дискретны, а варьируют, иногда – почти континуальным образом. Именно поэтому правомерно говорить об уровне военной безопасности страны (и соответственно, оборонных затрат), оптимальном с точки зрения социально-экономического развития.

Чтобы определить этот оптимальный (именно с экономической точки зрения) уровень военной безопасности, необходимо явным образом измерять описанную здесь прямую связь между ним и показателями социально-экономического развития. Например, можно оценить в рамках моделей рыночной конкуренции равновесные цены экспортируемого Россией минерального сырья в зависимости от того, какие именно торговые пути (порты, железнодорожные магистрали, морские пути, трубопроводы и т.п.) функционируют и позволяют диверсифицировать поставки разным потребителям, что, в свою очередь, сокращает монопсоническую или олигопсоническую рыночную власть покупателей [2]. При этом «ценой» усиления своих рыночных позиций страна-экспортер может считать, как собственно затраты на строительство или поддержание альтернативных транспортных магистралей, так и затраты на их охрану. При этом потенциальный конкурент-агрессор также будет соотносить свои затраты на нанесение ущерба нашей стране с возможными выгодами от изменения рыночной конъюнктуры в его пользу. Поэтому соответствующие задачи следует решать в теоретико-игровой постановке. Пример применения такого подхода описан в работах [7, 8] (Danilin, Klochkov, 2014; Danilin, Klochkov, 2014).

Фактически строятся модели глобальной конкуренции и кооперации стран, но с военно-силовыми «опциями». «Подобные модели призваны отвечать на вопросы не только текущего военного строительства (определения оптимального уровня военной мощи, уровня оборонных расходов), но и на стратегические вопросы планирования научно-технологического развития» [2, с. 32] (Bauer, Eremin, 2018).

В какой очередности, в каких пропорциях следует развивать:

- «мирные» технологии производства благ, удовлетворения материальных и духовных потребностей общества;

- и военные технологии?

Как показано здесь, эти два направления дополняют друг друга именно с точки зрения обеспечения благосостояния населения страны. Соответствующие динамические задачи нацелены на выработку оптимальных траекторий инвестирования в «мирные» и «военные» технологии на выбранных горизонтах планирования. И нередко оптимальные решения диктуют необходимость сначала укрепить обороноспособность страны, а уже затем «богатеть, мирно торгуя с остальным миром», когда окружающий мир уже утратит соблазн решить конкурентные противоречия с данной страной силовыми способами. Причем неоднократно в истории человечества успешные руководители выбирали такие решения интуитивно либо на основе качественных рассуждений. «Однако усложнение современного хозяйства, технологий, военной организации все более затрудняет выбор рациональных решений» [9, с. 135] (Klochkov, 2020, р. 135).

Все в большей степени их следует вырабатывать при помощи объективных количественных методов, в т.ч. основанных на вышеописанных модельных подходах.

Экономические аспекты развития технологий обороны и нападения

Вышеописанные модели позволяют оценить влияние на уровень социально-экономического развития не только уровня развития «мирных» технологий (чему посвящены многочисленные модели экономического роста с научно-техническим прогрессом), но и «военных» технологий. Причем в указанных моделях отдельно рассматриваются технологии нападения и обороны, защиты от военных угроз. Математический анализ данных моделей привел к оригинальным, хотя и подтверждаемым практикой выводам.

Прежде всего, «от военных угроз страдает благосостояние не только обороняющейся стороны, но и потенциального агрессора, стран, стремящихся к силовому и др. доминированию» [3, с. 215] (Bauer, 2019, р. 215).

Результаты других исследователей подтверждают этот тезис. Например, можно считать, что страны – импортеры российских сырьевых товаров, создавая угрозы стране-экспортеру, фактически оплачивают не только их добычу, переработку, транспортировку, но также и всю российскую национальную оборону. И чем эффективнее военная организация указанных стран, чем сильнее воспринимаемые Российской Федерацией угрозы, тем выше для этих стран цена российских экспортных товаров.

Соответственно, наиболее выгодным с точки зрения общественного благосостояния (оптимальным по Парето) является состояние, в котором:

- оборона стран (в широком смысле – защита национального суверенитета, который, как обосновано выше, усиливает и рыночные, переговорные позиции страны и ее резидентов на международных рынках) становится дешевле, доступнее;

- а наоборот, агрессия (опять-таки в широком смысле, включая навязывание другим странам «нужной» политики) – дороже, в идеале – неприемлемо дорогой.

Именно в этом случае и реализовалась бы идеальная ситуация «честной рыночной конкуренции», когда все усилия были бы направлены на производство и «мирное» развитие. В реальности такая ситуация пока невозможна, поэтому практически всем странам приходится тратить ресурсы на военную организацию. Отказаться от этих «непроизводительных затрат» в одностороннем порядке – чрезвычайно рискованно. Как и на микроуровне, на глобальном уровне грабеж и т.п. действия остаются весьма привлекательными с точки зрения краткосрочной выгоды – разумеется, если не встречают сильного противодействия, приводящего к неприемлемым потерям для агрессора.

Важным вызовом для военно-экономической науки и практической государственной политики стали новейшие изменения в технологиях. Более конкретно, некоторые технологии «гибридных» войн являются относительно дешевыми – как с точки зрения материальных затрат, так и с точки зрения подготовки необходимого «персонала». Например, «готовые или собираемые из доступных в продаже компонентов беспилотные летательные аппараты» [10, с. 146] (Klochkov, Karpov, Tikhonov, 2020, р. 146), причем в больших количествах, объединяемые в рои, могут совершать налеты на стратегические объекты (как военные, так и хозяйственные, инфраструктурные). Против таких роев в силу массовости атаки не всегда эффективны даже самые совершенные средства противовоздушной обороны (рассчитанные на другие, гораздо более дорогостоящие и совершенные, но и малочисленные средства нападения). То же самое касается взрывных устройств (для проведения терактов и диверсий на хозяйственных объектах, а не для традиционных боевых действий регулярных войск), химического и биологического оружия. Чрезвычайно эффективны (т.е. малозатратны и обычно весьма результативны) и современные технологии организации массовых беспорядков, в т.ч. с использованием социальных сетей.

Причем важно, что резко подешевели именно «наступательные» технологии, используемые агрессивной стороной. Ранее, во второй половине XX века, ситуация была в некотором смысле обратной: ядерное оружие как средство сдерживания агрессии, обеспечивающее гарантированное взаимное уничтожение, стало относительно дешевым [3] и, как тогда казалось, абсолютным средством обороны. Можно утверждать, что появление ядерного оружия, причем, не у единственной страны-гегемона, а и у ее конкурентов, позволило миру приблизиться к вышеуказанному идеалу «вынужденно мирного сосуществования и вынужденно добросовестной конкуренции». Однако его оборонительный потенциал значим лишь против традиционных (конвенциональных) вооружений и способов ведения войны, которые ушли в прошлое (по крайней мере пока). Возможно, именно это свойство ядерного оружия – его высочайшая экономическая эффективность в парировании угроз со стороны обычных вооружений – и стимулировало поиск новых путей «продолжения политики (и экономики) иными средствами», прежде всего, нынешних технологий «гибридных» войн.

Таким образом, если во второй половине XX века, как правило, «оборона была дешевле агрессии», то в последние несколько лет это соотношение изменилось на противоположное. В рамках соответствующих военно-экономических моделей [7, 8] (Danilin, Klochkov, 2014) это приводит к ухудшению не только военных и геополитических, но в конечном счете социально-экономических позиций стран – обладателей ценных природных ресурсов и (или) стран, которые потенциально могут стать глобальными конкурентами в высокотехнологичной сфере нынешним глобальным лидерам.

На первый взгляд, неясно, почему именно страны-лидеры могут быть вероятными агрессорами, а не более бедные развивающиеся страны. Однако, как показывает более тщательный логический анализ (и реальный обширный исторический опыт), наиболее вероятно именно такое распределение ролей.

Как более слабым экономически (а также в военном, технологическом, часто – идеологическом отношениях) странам противостоять разноплановой, в т.ч. силовой агрессии со стороны более мощных конкурентов, если эта агрессия помимо прочего еще и «подешевела»? В общем случае можно ограничиться лишь одним соображением: «лобовые», традиционные решения здесь окажутся заведомо неэффективными. Поэтому развивающимся странам, желающим все-таки развиваться, а не стать жертвой агрессии, придется искать «асимметричные ответы» на новые – относительно дешевые и доступные – технологии агрессии, прямой или «гибридной».

Итак, более предпочтительные (по Парето) равновесия в описанных игровых моделях устанавливаются в том случае, если дешевы и эффективны оборонительные технологии, а наоборот, агрессия становится запретительно дорогостоящей. То есть с точки зрения повышения благосостояния населения большинства стран мира «наиболее целесообразен поиск доступных и действенных технологий защиты национального суверенитета» [16, с. 3638] (Leshchenko, 2018, р. 3638), причем всех стран мира. Здесь имеется в виду защита суверенитета в широком смысле, включая противодействие не только традиционным силовым угрозам, но и любому диктату, в т.ч. в экономической сфере, противодействие принуждению к тому или иному поведению на мировых рынках и тем более внутри страны.

Заключение

Уровень военной безопасности оказывает непосредственное положительное влияние на социально-экономическое развитие страны и благосостояние ее населения. Национальная оборона страны не только защищает ее население и национальное богатство от уничтожения, захвата и т.п. Защищенность страны от военных угроз (как традиционных, так и современных, «гибридных») усиливает ее конкурентные позиции на рынках, исключая силовое принуждение к невыгодным для нее решениям и действиям. При этом страны, пропагандирующие разоружение и демилитаризацию окружающих стран, в своей практике активно прибегают к силовым методам разрешения экономических противоречий.

Учет указанной связи между уровнем военной безопасности страны и ее благосостоянием в рамках моделей глобальной конкуренции и кооперации с военными угрозами позволяет корректно оценить рациональные уровни военной безопасности и оборонных расходов. Динамические модели такого рода позволяют также определить оптимальные траектории развития технологий – как военных, так и «мирных». Причем среди военных технологий можно выделить технологии обороны и агрессии. Показано, что рост общего благосостояния в глобальном масштабе достигается именно при совершенствовании (т.е. удешевлении и повышении действенности) оборонных технологий. Значительным прорывом в этом направлении стало достижение ядерного паритета крупнейших мировых держав, однако значимость этого фактора ослабевает по мере развития гибридных технологий нетрадиционных войн. Это сокращает общее благосостояние в глобальном масштабе. Возникает запрос на эффективные технологии поддержания национального суверенитета.

[1] См., например, дискуссию С. Маркова и И. Курилла о «примирении России с Западом» [11, 12].

[2] И формально должно приветствоваться экономистами либеральных школ, поскольку способствует усилению конкуренции как продавцов, так и покупателей. Впрочем, в реальной деятельности ряда ученых-экономистов эти абстрактные принципы уступают место интересам конкретных стран, корпораций и групп влияния.

[3] Вопреки стереотипам ядерное оружие, в самом деле, относительно дешево в приобретении и содержании – по сравнению с обычными вооружениями. Это привело к «переходу количества в качество», с точки зрения военной экономики: теперь уже относительно малые, с экономической точки зрения, страны могли успешно противостоять державам, превосходящим их по масштабам экономики в несколько раз и даже на порядки. Данный эффект, меняющий традиционные представления о ходе военной и экономической глобальной конкуренции, был назван «эффектом Пожарова».