Капиталы национального меньшинства Юго-Восточной Азии: изменение маршрутов в условиях глобального экономического кризиса в начале ХХI века

Введение

Китайские предприниматели – часть национального меньшинства региона Юго-Восточной Азии, которая оказывает сильное финансовое влияние на развитие экономики во всех государствах блока АСЕАН [1].

Цель нашего исследования: на основе источников проследить специфику движения капиталов и изменения экономических стратегий хуацяо в 2010–2020 гг.

Глобальный экономический кризис 2008 года стал важной проблемой изменения географии китайских инвестиций в регионах Юго-Восточной Азии и Океании [1, 2]. Данный глобальный кризис имеет характер волн отдачи и реакций национальных рынков; так, за последние девять лет деловые круги хуацяо, в периоды между этими критическими промежутками, создают новые маркетинговые стратегии по поиску особых ниш для минимизации ущерба своего бизнеса в Юго-Восточной Азии и Океании, в частности через свободную экономическую зону (СЭЗ) АСЕАН–КНР [1, 6]. В других сопредельных регионах Тихого океана они также проявляют особую активность. Долгое время китайский финансовый капитал курсировал через банки Юго-Восточной Азии в Океанию благодаря «транскитайским» банкам [1, 6, 8]: «Yomaholdings», «ОСВС», «Thai Bank» в банки и оффшорные компании хуацяо на Фиджи, в Папуа-Новую Гвинею, на Соломоновы острова и в другие государства Южно-Тихоокеанского региона.

За период в почти десять лет (2008–2017 гг.) [4] (Zakharev, 2015) потерпели крах серии финансовых проектов, которые шли по данной схеме, ввиду альтернативных китайских компаний из Китайской Народной Республики (КНР). В результате такого серьезного ущерба хуацяо Юго-Восточной Азии уделили особое внимание маркетинговой стратегии по экспансии своих капиталов в Юго-Восточную Африку. Увы, серьезных бенефиций им это не принесло, поскольку их также активно начали обходить по объему линеек предложений компании КНР и США. Далее была попытка усиления экспорта капитала хуацяо, были регионы исторических клановых родин китайских корпораций из Юго-Восточной Азии в материковый Китай (прибрежные зоны Фуцзяни, Гуанси, Гуандуна и острова Тайвань) [1, 2, 4] (Zakharev, 2015). Эта стратегия оправдалась, но появилась сильная тенденция переноса инвестиций из морских районов (собственно малые родины деловых кланов) в континентальные районы данных провинций и других. Объясняется это ростом зарплат в КНР, что заставляет капиталистов, которые ищут, как сэкономить на издержках, идти в новые для себя районы, получать прибыль большего объема, чем с традиционных географических ниш своего исторического экономического присутствия.

Комплекс проектов КНР–АСЕАН, в которые инвестировали крупные китайские холдинги разных стран, очень способствует этому перемещению капиталов в новые регионы Китая. Так, проекты транзит природных ресурсов Качин–Юннань [5], «Большой Меконг» [3] (Rudyh, Zakharev, 2013), газопроводы Юннань–Андаманское море [5], рыбная отрасль переработки и добычи в Южно-Китайском море, от которых зависят миллионы задействованных работников Филиппин, Вьетнама, Малайзии, Индонезии и КНР, совместное производство в КНР и странах АСЕАН [1, 2, 4] (Zakharev, 2015), очень способствуют развитию данного вектора экономической стратегии компаний хуацяо.

Хотя эти успехи минимизировали потери хуацяо, но компании КНР усиливают свою экспансию в тех же регионах КНР, Юго-Восточной Азии, Океании и Юго-Восточной Африке. Это осложняет положение капиталов хуацяо с устойчивой тенденцией к выходу из перспективных ниш. За период 2008–2017 гг. можно наблюдать большое количество локальных антикитайских демонстраций по всем регионам присутствия разнообразных китайских компаний [1, 8]. В странах акватории Южно-Китайского моря они в основном связаны с конфликтом КНР, Вьетнама, Филиппин, Малайзии и Индонезии в Южно-Китайском море из‑за спорных территорий и невозможности заниматься рыбной ловлей ввиду боевых действий по переделу акватории [4] (Zakharev, 2015), что влияет на деловые стратегии хуацяо и заставляет думать о новых рынках вложений своих капиталов уже вне данных регионов, рассматривая Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) комплексно и относительно других его субрегионов.

К таким субрегионам нетрадиционного экономического присутствия капиталов хуацяо можно было бы отнести Мексику (Тихоокеанское побережье), Российскую Федерацию (Камчатка, Приморский край, Курильские острова и Магаданская область), Чили и Эквадор (для китайских компаний из Вьетнама и Малайзии по линии Транстихоокеанского партнерства (ТТП)). По настоящее время ни один из данных проектов так и не был претворен в жизнь, поскольку специфика законодательства каждой из выше указанных стран, где участие иностранного капитала регулируется иными нормативными актами и налогообложением, пока не дает хуацяо адаптировать свой бизнес так, чтобы найти перспективную длительную нишу в данных странах [4, 6–8] (Fomicheva, 2014; Zakharev, 2015). В России были проведены серии переговоров, однако риск ущерба от возможного отключения собственных банков и холдингов от международной системы СВИФТ оказался сильнее, чем получение новых ниш, ввиду событий вокруг Крыма 2014 года. Справедливости ради, так же поступили не только хуацяо, Австралия и Новая Зеландия сделали тоже самое, хотя до 2014 года активно поставляли линейки товаров в РФ, но после, из‑за рисков, переоценили приоритеты сотрудничества с РФ в пользу других стран [11, 12] (Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016).

Стратегия взаимодействия компаний хуацяо в Чили и Эквадоре пока не имеет данных по существенным успехам. В Мексике большинство контрагентов охотнее взаимодействуют с компаниями США и КНР, чем с «новыми партнерами» – с хуацяо Юго-Восточной Азии (ЮВА) [9].

Все это привело к тому, что хуацяо не смогли получить какие-либо существенные ниши [4] (Zakharev, 2015) на новых для себя региональных рынках. В результате китайцы ЮВА вынуждены направлять свои капиталы для получения прибыли все чаще по сценарию Пекина [1, 2, 4] (Zakharev, 2015): вкладывать деньги в проекты на территориях КНР; участвовать в совместных проектах в ЮВА, Юго-Восточной Африке и в Океании.

Особо следует подчеркнуть ошибочное понимание того, что хуацяо и их компании являются агентами влияния КНР, ведь тогда Пекин не был бы заинтересован в ущербе одних своих компаний в угоду других [1], поскольку данная тактика не принесла бы преимуществ.

Заключение

Для китайских компаний Юго-Восточной Азии остается искать ниши там, где компании КНР и других стран не могут их потеснить ввиду особых барьеров и стандартов законодательства. Одной из таких площадок может стать Новая Зеландия [10–12] (Zakharev, Kolmakova, 2015; Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016). Это государство, удаленное от основных потоков капиталов Южно-Тихоокеанского региона, ведет самостоятельную равноправную экономическую политику с партнерами [11, 12] (Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016). В отличие от Канберры Веллингтон очень заинтересован в альтернативных потоках инвестиций, применяя свой вид «мягкой силы» [11, 12] (Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016). Этим Новая Зеландия заслужила особое признание на международном экономическом глобальном и региональном пространствах [11, 12] (Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016). Такое государство является особым полем для международных инвестиций. В условиях глобального экономического кризиса, потеряв ряд ниш в традиционных регионах экономического влияния, это прекрасно понимают компании хуацяо Юго-Восточной Азии, которые начали серию успешных переговоров с середины 2010-х гг., результаты данной экономической стратегии взаимодействия Веллингтона и данных холдингов будут видны в ближайшие годы [12]. Вопрос данного взаимодействия зависит от оптимального поиска новых идентичностей в динамичных условиях тенденций глобализации и регионализации [12–16]. В условиях трансрегиональной нестабильности именно взаимодействие транснациональных капиталов в тихих гаванях с особыми режимами «мягкой силы», базирующихся на равноправии партнеров [11, 12] (Zakharev, Skripnichenko, Aleksandrin, 2016), станет определять стабильное будущее мировой экономики [12–16].