Контекст и приоритеты экономических отношений России со странами АСЕАН

Введение

Сегодняшние российские интересы в Юго-Восточной Азии обусловлены рядом региональных, военно-политических и экономических факторов. Регион приобретает особую важность ввиду быстрого экономического роста целого ряда стран АСЕАН (Ассоциации государств Юго-Восточной Азии). Вьетнам, Индонезия, Малайзия, Таиланд превращаются в мощных региональных игроков, и Россия заинтересована в развитии экономических отношений с ними и их соседями, в том числе в качестве противовеса усилению доли Китая в российской экономике и торговом балансе.

Помимо этого, регион Южно-Китайского моря быстро милитаризуется, что объясняется усилиями США по сдерживанию Китая и формированию новых проамериканских военно-политических и экономических союзов в Индо-Тихоокеанском регионе. На сегодня неясны перспективы развития ситуации как вокруг Тайваня, так и вокруг спорных архипелагов в Южно-Китайском море, претензии на которые заявили КНР и сразу несколько стран АСЕАН. Россия вряд ли может оставаться в стороне от развития международных отношений в данном регионе и заинтересована в сохранении военно-политической стабильности в Южно-Китайском море.

В АСЕАН намечается усиление разногласий между государствами-членами. Как и в Азиатско-Тихоокеанском регионе в целом, в объединении начинает сказываться рост уровня блокового противостояния между КНР и США. В частности, растет напряженность вокруг Мьянмы, занимающей прокитайскую позицию и испытывающей давление со стороны США и их союзников в регионе. В 2022 г. резко поменялся внешнеполитический курс Филиппин. Большой интерес вызывает позиция Вьетнама, установившего отношения стратегического партнёрства как с КНР, так и с Японией и США, при этом китайско-вьетнамские отношения остаются весьма непростыми [3]. С точки зрения политики в отношении России страны АСЕАН также разделены: Сингапур ввел ограничения против российской экономики, другие страны объединения за ним не последовали. Россия заинтересована в сохранении единства АСЕАН как экономического объединения и выступает против любых попыток раскола сообщества стран Юго-Восточной Азии.

Эти и некоторые другие факторы делают АСЕАН чрезвычайно важным направлением внешней политики и внешнеэкономической деятельности России на современном этапе, а анализ отношений между нашей страной и объединением АСЕАН – актуальной темой для научных исследований.

Настоящая публикация рассматривает текущее состояние экономических, торговых, инвестиционных, военно-технических отношений между Россией и АСЕАН в целом, без детализации по конкретным странам объединения. Целью статьи является анализ ретроспективы развития указанных отношений в последнее десятилетие и на основе этого анализа разработка рекомендаций для дальнейшего укрепления взаимодействия между Россией и АСЕАН в контексте российского «поворота на Восток».

Новизна статьи состоит в том, что впервые даётся прогноз развития торгово-экономических связей Россия-АСЕАН на ближайшую среднесрочную перспективу и рекомендации по конкретным направлениям этого развития.

История взаимоотношений

Сотрудничество формата Россия – АСЕАН было запущено в июле 1991 г. в ходе встречи на министерском уровне представителей России и стран объединения. Полномасштабным партнёром АСЕАН по диалогу Россия стала в июле 1996 г. на 29-м Совещании министров стран АСЕАН в Джакарте. 29 ноября 2004 г. состоялось присоединение России к Договору о дружбе и сотрудничестве в Юго-Восточной Азии, подписанного в 1976 г. Данный документ регламентировал ключевые аспекты региональной кооперации. 13 декабря 2005 г. в Куала-Лумпуре состоялся первый саммит Россия – АСЕАН, положивший начало диалоговому формату [7].

Саммит 2016 г. Россия – АСЕАН в Сочи принял декларацию «На пути к взаимовыгодному стратегическому партнёрству» и комплексный план действий по развитию сотрудничества Российской Федерации и АСЕАН на 2016–2020 гг.

В ноябре 2018 г. диалоговое взаимодействие вышло на уровень стратегического партнёрства Россия – АСЕАН, был сформирован ряд функциональных органов: Совместный комитет сотрудничества, Совместный планово-распорядительный комитет, Финансовый фонд диалогового партнёрства и др. Повышение статуса было связано не с экономическими факторами, а в основном с региональными политическими и военно-техническими интересами «десятки» АСЕАН. Развивая сотрудничество с Россией, Ассоциация расширяла спектр глобального взаимодействия, подключая к своей сети партнёров крупнейшую евразийскую державу, постоянного члена СБ ООН. Многие страны «десятки» (Вьетнам, Индонезия, Малайзия) обращались к России как к основному источнику вооружений и военных технологий. В последние десятилетия перед украинским конфликтом Россия смогла существенно нарастить поставки вооружений в регион, выйдя на первое место среди партнёров стран АСЕАН: в 2019 г. 26% от всех военных поставок в ЮВА приходилось на Россию (11 млрд долл.), которая обгоняла США (20%) [1, с. 105–117, 126]. К 2019 г. Россия оттеснила США с оружейных рынков в Таиланде и на Филиппинах. Российское участие касалось также продвижения оборонной дипломатии, кооперации в сферах военной медицины, совместных антипиратских морских военных учений. В 2021 г. в морской акватории прибрежных вод Индонезии состоялись совместные военно-морские учения РФ и стран АСЕАН. Активно проявляла себя Россия и в рамках ежегодного совещания глав оборонных ведомств стран АСЕАН и диалоговых партнёров (СМОА+), созданного в 2010 г. по инициативе Вьетнама.

Торговый оборот России и АСЕАН с 2007 по 2014 г. увеличился в четыре раза, с 5,3 млрд до 22,5 млрд долл. В дальнейшем товарооборот пошел на спад, составив в 2015 г. 14,8 млрд долл., в 2016 г. – 14,5 млрд, в 2017 г. – 15,6 млрд, в 2018 г. – 20 млрд, в 2019 г. – 18,1 млрд, в 2020 г. 14,9 млрд долл. [1, c. 115].

Современное состояние взаимодействия

Новый ренессанс торговли между Россией и странами объединения начался в 2021 г., когда оборот превысил 19 млрд долл., и хотя этот показатель снизился в 2022 г., но по итогам 2023 г. стороны планировали достичь планки в 20 млрд долл. [1] В 2022 г. российский экспорт в страны АСЕАН достиг наивысшего показателя за четыре года, а объем взаимных инвестиций между нашими странами за последние пять лет увеличился в три раза [2].

Политически сотрудничество между Россией и АСЕАН базируется на общей философии видения полицентричного мира, близких региональных подходах, принципах невмешательства во внутренние дела суверенных государств. Идея Владимира Путина о формировании партнёрской оси ЕАЭС – ШОС – АСЕАН как взаимовыгодном варианте институционализации Большого Евразийского партнёрства, озвученная на сочинском форуме Россия – АСЕАН в 2016 г., была умеренно позитивно воспринята властями стран ЮВА, поскольку подчеркивала инклюзивный и равный характер предложенной структуры ^[3].

Конфликт на Украине скорректировал подходы отдельных государств АСЕАН к России. В заявлении от 3 марта 2022 г. министры иностранных дел Ассоциации обозначили свою озабоченность военными действиями и ухудшением гуманитарной ситуации на Украине, призвав стороны к прекращению огня. Единственным государством АСЕАН, занявшим открыто антироссийскую позицию и присоединившимся к первоначальным западным санкциям, стал Сингапур, включенный Россией в список недружественных стран. При этом заявление Сингапура о введении санкций в отношении своего стратегического партнёра России было воспринято в Ассоциации неоднозначно. В ответ на отказ ряда логистических компаний Сингапура работать с российскими грузами Россия в 2022 г. приостановила экспорт удобрений в страны АСЕАН.

Близкими к сингапурской реакции были высказывания филиппинских представителей на специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН 28 февраля 2022 г. Реакция Индонезии, Таиланда, Малайзии, Брунея как на официальном, так и общественном уровнях была более сдержанной и сбалансированной, без агрессивных антироссийских выпадов. Военное руководство Мьянмы открыто поддержало действия России, ссылаясь на необходимость для российского государства отстаивать безопасность и суверенитет на своих западных границах, упреждая расширение НАТО на Восток. Лаос и Вьетнам воздержались от голосования по резолюции ГА ООН, осуждающей действия России на Украине [13].

В условиях изменения подхода США к региональной конфигурации восточноазиатского пространства, когда вместо Азиатско-Тихоокеанского региона, в центре которого находится десятка стран АСЕАН, активно продвигается японская по происхождению концепция «Индо-Тихоокеанского региона» (ИТР), Россия заняла по отношении к новой доктрине негативную позицию. При этом концепция ИТР явно будет обретать новые очертания: четырехсторонний проект «США – Индия – Япония – Австралия» (QUAD) рассчитан в перспективе на военно-политическую институционализацию ИТР, его расширение и пополнение новыми участниками [2].

Сегодня каждый из участников QUAD по-своему видит контуры и содержание норм безопасности в Азии, включая роль АСЕАН. Единственным реальным мотивом, объединяющим всех четырех участников объединения, был и остается антикитайский: желание сдержать развитие и рост влияния КНР за счет раскрутки иной, альтернативной ей «индо-тихоокеанской» стратегии [9, с. 126–129, 131, 133].

Официально Ассоциация озвучила свое отношение к концепции ИТР в июне 2019 г. в рамках документа «Взгляд АСЕАН на Индо-Тихоокеанский регион», и отношение это весьма сдержанное. Было подчеркнуто, что АСЕАН географически соединяют два океана – Индийский и Тихий, что это позволяет говорить о возможностях межрегиональной интеграции ИТР и АТР. При этом в институциональном отношении приоритет в документе был отдан структурам АСЕАН: АРФ (Региональный форум АСЕАН по безопасности), ВАС (Восточноазиатский саммит), АСЕАН+1 (отношения с Китаем) и др. [17].

Традиционно Ассоциация старалась дистанцироваться от китайско-американских, китайско-японских, китайско-индийских или китайско-австралийских разногласий. Как следствие, американоцентричная концепция ИТР в АСЕАН не приветствуется, так как, вне зависимости от уровня отношений того или иного государства Ассоциации с КНР, принципиально важным для объединения является сохранение внешних балансов и компромиссов без доминирования одного или группы государств, на основе приоритетов сбалансированного развития всех доктрин и институтов.

В этих условиях российский вектор диалогового и стратегического партнёрства, несмотря на невысокую пока экономико-технологическую и инвестиционную составляющую, выглядит для АСЕАН политически необходимым и целесообразным как отражение доктринального плюрализма организации.

ЕАЭС и АСЕАН

Процесс российского «поворота на Восток», особенно после 2014 г., ускорил запуск интеграционных проектов ЕАЭС, включая сопряжение с проектами АСЕАН. Между ЕАЭС и АСЕАН усилилось обоюдное желание создания преференциальных площадок для формирования новых межрегиональных стыковок. Для АСЕАН это важный шаг географической диверсификации Ассоциации, выхода ее на уровень Большого Евразийского партнёрства. Для стран ЕАЭС, ключевым драйвером которого остается Россия, окно взаимодействия со странами ЮВА стало дополнительным ресурсом развития экономических отношений. С 2015 г. в странах Центральной Азии прослеживалась усиливающаяся мотивация по закреплению на рынках Юго-Восточной Азии и ослаблению от однонаправленного китайского вектора. Одновременно опыт АСЕАН представлялся ценным в плане его проекции на межрегиональные евразийские связи, возможности снижения тарифных барьеров, устранение нетарифных ограничений, развитие электронной торговли и пр. [10, с. 65–69, 70].

Специфика сближения ЕАЭС и Ассоциации в тот период была также связана с налаживанием на преференциальной основе взаимодействия с конкретными странами АСЕАН. Так, в мае 2015 г. было заключено первое преференциальное соглашение ЕАЭС о создании зоны свободной торговли с Вьетнамом, что стало позитивным прецедентом реализации нового направления межрегиональной кооперации.

Сотрудничество с Вьетнамом дало эффект увеличения объема двусторонней торговли за два года в полтора раза, составив к 2018 г. 6,7 млрд долл.; стала просматриваться тенденция на диверсификацию евразийского экспорта в СРВ, включая поставки ЕАЭС недрагоценных металлов, продукции растительного происхождения и каменного угля [5].

Успех вьетнамского проекта ЕАЭС был обусловлен тремя причинами:

1) между импортными товарами, производимыми в странах ЕАЭС, и их аналогами во Вьетнаме не было конкуренции;

2) незначительные объемы торговли не могли негативно влиять на экономики подписантов в случае неудачного развития проекта;

3) Россия была заинтересована в скорейшем подписании соглашения о зоне свободной торговли для усиления политического эффекта и перспективности созданного евразийского интеграционного объединения [11].

Одновременно на уровне профильных комиссий Союза и Ассоциации происходила корректировка работы и технологическая кооперация. В ноябре 2018 г. в Сингапуре на полях саммита Россия – АСЕАН между Евразийской экономической комиссией и Секретариатом АСЕАН было подписан Меморандум о взаимопонимании [10, с. 65–69].

Ключевой задачей ЕАЭС в сотрудничестве с АСЕАН остается расширение страновых интеграционных проектов. Можно выделить три объективных препятствия, пока существующих для ее реализации в настоящее время.

1. Компании ЕАЭС пока не вовлечены в производственно-сбытовые цепочки восточноазиатских рынков, а в ЮВА практически не знакомы с номенклатурой товаров ЕАЭС, нет соответствующих сетей их распространения, нет и стратегических партнёров, которые бы на первом этапе могли обеспечить успех их продвижения и успешного ведения бизнеса.

2. ЕАЭС не входит в механизмы многостороннего регионального сотрудничества АСЕАН+3 (Япония, Китай, Южная Корея), ВРЭП и др. Все эти проекты развиваются на преференциальной основе, имея сеть зон свободной торговли, обеспечивающих выгодные условия выхода товаров АСЕАН на рынки третьих стран. В ЕАЭС процесс создания таких зон с отдельными странами АСЕАН только начинается, что оставляет Союз за рамками больших региональных интеграционных проектов.

3. Бизнес ЕАЭС пока не использует цифровые ресурсы китайских и западных мегаплатформ, что сказывается на быстроте и эффективности продвижения бизнеса в АСЕАН [10, с. 65–70].

Китайский фактор

Ключевым фактором, влияющим на развитие отношений между Россией и АСЕАН, становится КНР. Китайская стратегическая повестка в регионе определяется:

1) необходимостью повышения влияния Китая и вытеснения США и их союзников из ЮВА, превращение региона в китайское «ближнее зарубежье»;

2) необходимостью реализации ИПП через активную инфраструктурную политику как в многосторонних, так и двусторонних форматах;

3) укрепление позиций КНР через наращивание технологической, финансовой помощи, инвестиционного сотрудничества, создание индустриальных, технологических парков (на китайских условиях), реализацию больших проектов в странах объединения.

Как известно, Китай был одним из первых, кто инициировал создание с АСЕАН зоны свободной торговли, которая стала действовать с 2010 г., упразднив тарифы до 65% по 8,5 тыс. товарных позиций. На саммите КНР – АСЕАН в 2013 г. Пекин предложил для более эффективной интеграции новую модель «2+7», в которой «двойка» – это кооперация в политике и экономике, а «семь» – конкретные направления сотрудничества по отраслям и видам бизнеса. Сегодня АСЕАН как единый рынок является крупнейшим торговым партнёром КНР.

С ноября 2014 г. КНР ежегодно стала предоставлять кредиты странам АСЕАН на целевые инфраструктурные проекты в рамках ИПП. В 2014 г. было выделено 3 млрд долл., в 2015 г. – уже 10 млрд, в 2016 г. – 11,5 млрд долл. Соглашение об этом позволило начать масштабные кредитные и инвестиционные вливания в страны АСЕАН, одновременно стимулируя и двустороннюю торговлю. С 1991 г. по 2016 г. она увеличилась с 8 млрд до 427,2 млрд долл., были созданы 26 экономических зон с участием 300 китайских компаний. За пять лет с 2011 по 2016 г. Китай сделал в страны АСЕАН инвестиций на 35 млрд долл. [15, с. 611–612]. Только в рамках ИПП инвестиции Китая в страны АСЕАН ежегодно составляют от 10 млрд до 28 млрд долл. [4]

Китайские ученые разработали методику определения наиболее важных «стратегических точек опоры» для Китая, включая экономические, военно-морские, географические и ресурсные возможности. На примере сопредельных стран Юго-Восточной Азии, анализируя наиболее выгодные варианты прохождения Морского шелкового пути, они определили следующий оптимальный логистический маршрут с выходом китайских товаров в Индийский океан и далее в Европу: Фучжоу (КНР) – Гуанчжоу (КНР) – Хайкоу (КНР) – Бэйхай (КНР) – Ханой (Вьетнам) – Куала-Лумпур (Малайзия) – Джакарта (Индонезия) – Коломбо (Шри Ланка) – Найроби (Кения) – Афины (Греция) – Венеция (Италия). В Юго-Восточной Азии было выделено пять ключевых «стратегических точек опоры»: Вьетнам, Малайзия, Камбоджа, Мьянма и Индонезия с составлением сравнительных характеристик портовой инфраструктуры, логистики и пр. [21; 23].

При этом в качестве одного из методов привязки «стратегических точек» китайские эксперты называли необходимость усиления «экономической асимметричности» между Китаем и интересующими Пекин странами АСЕАН. Отмечалось, что в складывающейся асимметричности формируется взаимозависимость, которая отвечает национальным интересам Китая и одновременно интересам стран – партнёров КНР, что готовность к сотрудничеству малых стран является гарантом защиты от конфронтации с этими государствами.

Из этого был сделан вывод о том, Китай должен продвигать и укреплять асимметричную экономическую взаимозависимость, включая четыре основных направления:

1. Усиление технологической и финансовой мощи Китая, инвестиционного сотрудничества со странами Юго-Восточной Азии в реализации в первую очередь инфраструктурных проектов – строительства автомобильных и железных дорог, морских портов.

2. Активное развитие индустриальных и технологических парков со странами Юго-Восточной Азии и формирование привлекательной и взаимовыгодной модели Китай – АСЕАН, в которой бы доминировал китайский капитал и технологии, ускоряющие промышленное развитие в опорных, стратегически важных для КНР странах региона.

3. Продвижение финансового сотрудничества с государствами Юго-Восточной Азии с целью углубления интернационализации юаня и увеличения расчетов в национальных валютах, включая разработку пилотного проекта расчетов в юанях и в перспективе превращения китайской валюты в основную международную расчетную единицу в регионе.

4. Продвижение в регионе политики предоставления некоммерческой экономической помощи, льготных кредитов через активизацию Фонда Шелкового пути, усиление мотивации малых стран ЮВА в плане дальнейшего сотрудничества с Китаем в рамках проекта Морского шелкового пути и реализации концепции Сообщества единой судьбы человечества для Юго-Восточной Азии, включая «мягкую силу» Китая и ресурсы публичной дипломатии [21].

Важным на начальном этапе продвижения Морского шелкового пути в ЮВА в 2015–2016 гг. стала разработка специальных страновых и региональных моделей на основе 12 основных и 122 вторичных социально-экономических индексов развития Малайзии, Таиланда, Камбоджи, Мьянмы и др., а также инвестиционных рисков в этих странах. Китайские эксперты ещё до активной реализации инфраструктурных проектов создали подробную статистическую и информационную «матрицу», содержавшую весь спектр будущих экономических и военно-политических объектов, различные варианты реализации китайской инициативы ИПП на пространстве ЮВА [24; 25].

Одним из центральных инфраструктурных проектов Китая стало создание зоны экономического роста «Большой Меконг», в том числе через подключение в 2015 г. к зоне свободной торговли Китай – АСЕАН Вьетнама, Лаоса, Камбоджи и Мьянмы. В марте 2016 г. КНР, объединив Таиланд, Камбоджу, Лаос, Мьянму и Вьетнам в рамках проекта «Ланчанг – Меконг», начала его масштабное инфраструктурное развитие.

В тот период ни в китайском руководстве, ни в АСЕАН не было ясности с источниками финансирования проекта. По оценкам Азиатского банка развития, совокупные расходы АСЕАН на развитие инфраструктуры на период 2010–2020 гг. оценивались в пределах 1 трлн долл., в то время как собственные финансовые возможности Ассоциации покрывали сумму только в 300 млн долл. в год [8, с. 22–25, 27–29].

При этом страны АСЕАН не без основания полагали, что недостающую финансовую часть покроют Япония и Южная Корея, которые не только экономически, но и политически были готовы компенсировать своим активным участием рост влияния Китая в инфраструктурных проектах региона. Однако радикального расширения и диверсификации внешних инвестиций за счет этих государств после 2016 г. не произошло. Ожидания АСЕАН о формировании уравновешенной инвестиционной структуры не оправдались: Китай сумел полностью закрыть своими инвестициями всю деловую повестку проекта «Большого Меконга».

Страновые акценты в регионе Пекин расставлял, используя инвестиционные программы по модернизации старых и строительству новых инфраструктурных объектов. Одним из первых приоритетов стала Индонезия – крупнейшее государство в регионе, где в 2013 г. был дан официальный старт проекта «Морского шелкового пути». В 2015 г. Китай обещал Индонезии около 50 млрд долл. вложений в морские порты и дороги, которые теоретически могли бы вывести страну на уровень мощной морской державы. Цели Пекина и Джакарты в начальный период реализации ИПП с 2013 по 2019 г. в целом совпадали. Однако в период пандемии и после нее Индонезия сместила акценты с китайской на многостороннюю кооперацию с Японией, Южной Кореей, США и ЕС, уравновешивая чрезмерно возросшее китайское экономическое влияние.

Малайзия также на начальном этапе поддержала ИПП, дав добро на модернизацию китайскими компаниями порта Куантан, создание ряда индустриальных и морских промышленных парков, строительство участка скоростной железной дороги Малайзия – Сингапур, входящей в масштабный транспортный коридор Куньмин – Сингапур, и др. В течение 2015–2017 гг. были подписаны транспортные соглашения КНР с Лаосом, Таиландом и Вьетнамом, в основном на условиях китайского инвестирования и технологического обеспечения. Максимальное китайское участие допустила Камбоджа, которая в октябре 2016 г. подписала с КНР 31 соглашение в сфере инфраструктуры, финансов, технологий, морского судоходства, налоговой сферы, торговли и пр., всего на сумму 237 млн долл. [15, с. 619–621]. Схожим курсом на интенсивное сотрудничество с КНР пошла Мьянма.

Таким образом, взаимоотношения со странами АСЕАН были инкорпорированы Пекином в процесс вовлечения их в проект ИПП. При этом морская часть китайской инициативы, в отличие от континентальной, для Китая складывалась сложнее в плане реализации. Основная причина – продолжающиеся территориальные споры в Южно-Китайском море, обострение проблем региональной морской безопасности в Тайваньском и Малаккском проливах, усиление военно-морского противостояния держав в тихоокеанских акваториях.

Споры из-за Парасельских островов и островов Спратли, как известно, уже не первое десятилетие ведут Китай, Вьетнам, Филиппины, Малайзия, Бруней, Тайвань и Индонезия. На встрече министров иностранных дел АСЕАН в Пномпене в августе 2012 г. Филиппины призвали осудить действия Китая. Однако Камбоджа, председательствовавшая тогда в АСЕАН, воспротивилась этому. Впервые за 45 лет страны АСЕАН не смогли принять совместного коммюнике из-за различия их позиции по отношению к Китаю. В 2015 г. спор вовлек не только соседние государства ЮВА, но и США, Японию, Индию и всю группу ведущих западных держав G7. Обострение было вызвано строительством Китаем искусственных островов на базе коралловых рифов в архипелаге Спратли, контроль над которыми он заполучил в конце прошлого века. Возникло опасение, что Китай использует их для включения в зону обязательного воздушного опознавания, как это было в 2013 г. в Восточно-Китайском море, что коренным образом меняло бы баланс сил в регионе.

Летом 2016 г. Филиппины выиграли процесс против Китая в Международном арбитражном суде по морскому праву в Гааге, который отверг аргументы об особых исторических правах Китая на спорные архипелаги в Южно-Китайском море. На XXXI саммите АСЕАН в ноябре 2017 г. в Маниле Китай согласился на договоренность о рамочном проекте «Кодекса поведения сторон в Южно-Китайском море» и начале переговоров по его статьям. При этом в докладе на XIX съезде КПК в октябре 2017 г. председатель КНР Си Цзиньпин назвал эти действия Китая «обустройством нескольких скал в Южно-Китайском море», которому некоторые страны придают необоснованное, повышенное внимание [5]. Этот вопрос был рассмотрен на съезде в разделе внутренней экономической политики.

В 2018–2019 гг. с новой силой вспыхнул китайско-вьетнамский спор из-за принадлежности Парасельских островов, осложненный наличием на морском архипелаге углеводородных залежей, разрабатываемых вьетнамскими компаниями. Между судами двух стран произошли стычки, приведшие к антикитайским волнениям во Вьетнаме.

Сегодня новости об активности участников спора в Южно-Китайском море появляются едва ли не каждый месяц. КНР строит аэродромы, навигационные буи, другие военные объекты, Филиппины разворачивают военную базу на одном из спорных островов, стороны постоянно обмениваются воинственными заявлениями. Периодически происходят столкновения судов. Сегодня для того, чтобы эта проблема вышла из стадии стагнации, сторонам необходимо заключить отдельный, международный договор о разграничении морских пространств в Южно-Китайском море, в котором бы были прописаны три механизма:

1) проведение делимитации границ на спорных участках;

2) определение обязанностей каждой из сторон по установлению линий разграничений;

3) закрепление механизмов рыболовства и эксплуатации месторождений углеводородов [14, с. 53–57, 59, 63].

Однако многосторонний механизм решения территориальных споров не может быть запущен, пока Китай отказывается в нем участвовать, предпочитая двусторонние переговорные механизмы.

Россия в глазах стран АСЕАН пока занимает несравнимое с Китаем место. Объем торговых, финансовых и иных экономических отношений с ней существенно меньше и вряд ли сможет в ближайшее время существенно увеличиться. При этом Россия воспринимается в АСЕАН в целом более позитивно, чем Китай, к ней не испытывают страха поглощения, напротив, отношение в большинстве стран объединения очень уважительное и конструктивное. Это позволит Москве играть серьезную роль в различного рода политических процессах в регионе.

Европейский и американский факторы

Целями стран Европы в регионе ЮВА можно признать следующие:

а) идеологическое признание европейских ценностей, включая рекламу европейского интеграционного опыта создания наднациональных институтов, внедрение западных нарративов [20];

б) развитие торгово-экономического, технологического и инвестиционного сотрудничества через диалоговое партнёрство АСЕАН–ЕС;

в) позиционирование ЕС как третьей, нейтральной силы в китайско-американской конкуренции в регионе [19].

Диалоговое партнёрство АСЕАН – ЕС, оформившееся ещё в 1980 г. и преобразованное Бангкокской декларацией ЕС – АСЕАН 2016 г. в отношения глобального партнёрства и стратегического взаимодействия, к 2019 г. по торгово-экономическим показателям вышло на третье место в числе торговых отношений АСЕАН – после Китая и США. Объем финансовой помощи Евросоюза на поддержку региональной интеграции АСЕАН в 2014–2020 гг. составил 170 млн долл. [11].

Позиция «вечного нейтралитета» и традиционное дистанцирование АСЕАН от политических конфликтов создавали в глазах политических элит Ассоциации образ ЕС как политического противовеса США и Китаю, взаимоотношения с которым позволят АСЕАН не втягиваться в китайско-американские противоречия, сохраняя равноудаленность от обеих сверхдержав в АТР. В элитах АСЕАН до какого-то времени сохранялось понимание, что ЕС – эта третья сила, которая объективно находится между противоборствующими США и Китаем, что именно она способна обеспечить политические переговорные мосты в условиях структурной перестройки международных отношений. Одновременно продвинутый европейский опыт интеграции и создания наднациональных институтов воспринимался в Юго-Восточной Азии не только политически позитивно, но и как образец для изучения и использования при адаптации под азиатскую интеграционную практику.

Российский фактор в отношениях ЕС – АСЕАН до 24 февраля 2022 г. существовал, с одной стороны, как часть межрегиональных евразийских процессов в системе ЕАЭС – АСЕАН [12], а с другой – как важный транзитный компонент реализации трансконтинентального сообщения Европа – Россия – Восточная Азия. Сегодня эти факторы потеряли значимость. В настоящее время для России просматриваются новые перспективные транспортные направления транспортного сообщения в рамках коридора Запад – Восток, включая взаимодействие с новыми международными сухопутно-морскими торговыми коридорами КНР – АСЕАН [4].

Большое влияние на отношения России с АСЕАН оказывает американский фактор. В период нахождения у власти в США президента Б. Обамы, когда Америка провозгласила стратегию «возвращения в Азию», отношения США с АСЕАН как на уровне связей с самой Ассоциацией, так и на двустороннем уровне с ее членами, вышли на небывало высокий уровень.

Основными целями США в регионе ЮВА являются:

1) военно-стратегическое, экономическое и технологическое сдерживание Китая, для чего развернута программа модернизации старых и создания новых военных объектов, создаются новые военно-политические двусторонние и многосторонние альянсы;

2) необходимость контроля над морскими коридорами между Индийским и Тихим океанами, которые в случае конфликта в регионе обеспечат снабжение азиатских союзников США необходимыми ресурсами и позволит быстро перекрыть морские поставки в Китай;

3) использование стран ЮВА как источники сырья и рынки сбыта американских товаров и услуг, как зоны для переноса из Китая производственных мощностей американских компаний (например, проект “International Development Finance Cooperation”, 2018);

4) поставки оружия и услуг безопасности странам ЮВА.

Помимо вышеуказанного, одним из краеугольных камней американской стратегии в акватории Южно-Китайского моря была защита принципов свободы судоходства, описанная в американской программе “Freedom of Navigation” (FON). Программа оспаривает любые притязания прибрежных государств, включая Китай и государства АСЕАН, на пространства Южно-Китайского моря, априори квалифицируя их как попытки «монополизировать стратегические маршруты». Как известно, программа FON породила целую эпоху потенциальных и реальных конфликтов как в годы холодной войны, так и в более поздние периоды. В настоящее время она сконцентрирована на Южно-Китайском море, где китайские требования и морские права других заинтересованных государств пропускаются через американские правовые и политические стандарты и видение США делимитации и разграничения в спорных участках [6, 57–59, 63, 69].

Китайские эксперты выделяют американо-вьетнамский и американо-филиппинский двусторонние треки, в рамках которых Вашингтон пытается решить «островной вопрос» исключительно в своих интересах. При этом, как подчеркивают авторы, складывающаяся конфликтная ситуация в Южно-Китайском море и американская политика в регионе призваны подорвать китайское видение системы безопасности в Южно-Китайском море [22].

В эпоху Д. Трампа американский энтузиазм в отношении урегулирования проблем Юго-Восточной Азии несколько снизился. Отношения США со странами АСЕАН отошли на второй план, центр внимания Вашингтона был сконцентрирован в тот период на торгово-экономическом противодействии Пекину [11].

После возвращения демократов в Белый дом в 2021 г. политика США в отношении АСЕАН вновь активизируется. Чувствительным пунктом в повестке США в регионе стала Мьянма. США и другие страны Запада стали оказывать на АСЕАН давление с требованием проведения Ассоциацией жёстких мер против вновь пришедших к власти в Мьянме военных. Однако среди членов АСЕАН не было единства по этому вопросу. Бруней, Камбоджа, Таиланд, придерживаясь традиционной политики невмешательства, отвергали возможность какого-либо воздействия на Мьянму. С другой стороны, Индонезия, Малайзия и Филиппины заявляли о стремлении наказать военную хунту и выступали за проведение коллективных решительных действий. В итоге была принята компромиссная резолюция «Консенсус из пяти пунктов», в которой содержалось намерение «уладить конфликт», но без радикального вмешательства, что вызвало раздражение Вашингтона [18, с. 38, 41–43, 49–50].

На саммите США – АСЕАН 15–17 мая 2021 г. президент США Дж. Байден предложил государствам объединения определиться в отношении новых американских инициатив – проектов QUAD и AUKUS, вызвав поляризацию мнений в АСЕАН. Индонезия, Малайзия и Вьетнам заявили о своей обеспокоенности тем, что трехсторонний альянс AUKUS может спровоцировать «другие силы» к более агрессивным действиям в Южно-Китайском море. Сингапур и Филиппины, напротив, заявляли о том, что новое соглашение может сбалансировать растущее влияние Китая в Индо-Тихоокеанском регионе, фактически поддержав его [16, с. 7–9, 12–15, 16].

Таким образом, США играют деструктивную роль в отношении единства АСЕАН, фактически подрывая его: общей позиции по новым американским инициативам пока не просматривается. В этой связи Вашингтон, вероятно, будет пытаться сместить акценты своей политики от не оправдавшего ожиданий АСЕАН к новым «индо-тихоокеанским» проектам. Концепция нейтралитета и невмешательства Ассоциации явно не стыкуется с военно-политической стратегией США по сдерживанию Китая и России в АТР.

Форматы взаимодействия США – АСЕАН, ЕС – АСЕАН, «Индо-Тихоокеанская концепция» построены в том числе на необходимости ограничения российской активности и попытках демонтажа совместных проектов между Россией и АСЕАН. В китайском случае, наоборот, ресурс КНР политически не противоречит укреплению российских позиций в АСЕАН, особенно в сферах военно-морской безопасности, энергетического сотрудничества. Треугольник Россия – АСЕАН – Китай развивается на альтернативных США и их союзников подходах, совпадающих с традиционным видением безопасности и развития большей части государств АСЕАН.

Выводы

Обобщая данный обзор, можно сделать вывод, что стратегический формат Россия – АСЕАН может развиваться в целом вполне успешно, все политические предпосылки к этому имеются. То, что данный формат пока развивается недостаточно активно, является отчасти и следствием недостатка предложений со стороны РФ. Как на уровне правительств, так и на уровне бизнеса необходима активизация усилий по запуску двусторонних и многосторонних торгово-экономических, финансовых, инфраструктурных механизмов и инструментов сотрудничества для того, чтобы переориентировать российскую экономику с Запада в том числе на страны АСЕАН, тем более что все политические предпосылки для этого уже созданы.

В перечень российских стратегических интересов и приоритетов входят также:

1) укрепление зон морской безопасности через расширение военно-стратегического присутствия России в тихоокеанских акваториях;

2) формирование единой евразийской дуги ЕАЭС – ШОС – АСЕАН, включая создание на преференциальной основе новых льготных кооперационных страновых опций по типу зоны свободной торговли Вьетнам – ЕАЭС;

3) модернизация старых и создание новых транспортных сухопутных и морских коридоров с государствами АСЕАН;

4) концентрация на развитии специализированных точек роста сотрудничества в энергетике, ВТС, информационно-коммуникационных, аэрокосмических технологиях, медицине, продовольствии и сельском хозяйстве, что в условиях существующей торгово-экономической асимметрии с США, КНР, ЕС, Японией в регионе становится сравнительным преимуществом РФ.

[1] Минэкономразвития рассчитывает, что товарооборот между РФ и странами АСЕАН превысит 20 млрд долл. в 2023 г. 11.09.2023. URL: https://rg.ru/2023/09/11/minekonomrazvitiia-rasschityvaet-chto-tovarooborot-mezhdu-rf-i-stranami-asean-prevysit-20-mlrd-v-2023-godu.html (дата обращения: 01.02.2024).

[2] Минэкономразвития: В 2022 году российский экспорт в страны АСЕАН достиг наивысшего показателя за 4 года. 17.07.2023. URL: https://www.economy.gov.ru/material/news/minekonomrazvitiya_v_2022_godu_rossiyskiy_eksport_v_strany_asean_dostig_naivysshego_pokazatelya_za_4_goda.html (дата обращения: 01.02.2024).

^[3] Саммит Россия–АСЕАН. 2016. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/51953 (дата обращения: 20.12.2023).

[4] ASEAN to stay priority for China's BRI investment despite slowdown. 21.09.2023. URL: https://asia.nikkei.com/Spotlight/Belt-and-Road/ASEAN-to-stay-priority-for-China-s-BRI-investment-despite-slowdown (accessed: 01.02.2024).

[5] Доклад Генерального секретаря ЦК КПК Си Цзиньпина на XIX съезде КПК, 3 ноября 2017 г. URL: http://russian.china.org.cn/exclusive/txt/2017-11/04/content_41845752.htm (дата обращения: 17.08.2022).