External factors of global challenges to the Russian economy over the past 80 years: 1945-2025

Введение. О повторяющихся периодах глобального противостояния России и Запада в контексте экономической теории. В одном из своих последних прижизненных изданий, сборнике статей «Уроки прошлого и будущее России» [1] академик Л.И. Абалкин опубликовал статью «Поиск путей взаимопонимания цивилизаций», в которой отразил свою позицию о существующих в начале XXI столетия проблемах и вызовах для современного человечества.

Нельзя не заметить, как еще пятнадцать лет назад в 2010 г. провидчески четко сформулированы в этой работе академиком Л.И. Абалкиным актуальнейшие вызовы и угрозы для самого существования мирового сообщества сегодня.

«Современное состояние мирового сообщества в начале XXI века радикально отличается от его состояния во второй половине прошлого столетия. Это касается технологических укладов, социально-экономических, политических и информационных систем. Характеризуется оно и поиском нового миропорядка. Закончилось экономическое и идеологическое противоборство двух мировых систем. Вместе с тем развернулась ожесточенная борьба между сторонниками одной супердержавы и многополярного мира. Исход этой борьбы пока еще не решен.

Сохраняется угроза разрастания числа государств, обладающих атомным оружием. Обостряется противостояние Севера и Юга, не преодолена массовая бедность, весьма опасны последствия демографического и экономического кризисов. Все это – исторические вызовы нового века, решение каждого из которых требует соответствующих действий и огромных усилий.

К числу ключевых и, пожалуй, чрезвычайно трудных задач относится налаживание диалога культур и партнерства цивилизаций. Вглядываясь в далеко не ясное будущее мирового развития, нельзя упрощать проблемы и искать легких решений. Здесь нужен качественно новый подход. Необходимо еще и еще раз осмыслить историю развития человеческой цивилизации и природу самого человека» [1, с. 59].

Реальность свидетельствует, что мы сегодня находимся в эпицентре глубоких противоречий цивилизационного развития, многие из которых были отмечены как наиболее опасные академиком Л.И. Абалкиным еще пятнадцать лет назад. За прошедшие годы эти противоречия определились более жестко и приобрели четко выраженные формы.

Также важно понять, что академиком Л.И. Абалкиным определена и методология поиска возможного разрешения и последующего парирования этих противоречий – осмысление исторических корней и причин повторяющихся периодов жесткого противостояния «Севера и Юга», «Востока и Запада», России и Западной Европы.

Следует согласиться с мнением ученого, что сопоставление событий в критические моменты развития истории человечества, в том числе и истории развития социально-политических и социально-экономических отношений, имеет высокую значимость. Особенно сейчас, когда переписывание подлинных исторических фактов стало практически «хорошим тоном» среди сильных мира сего.

Необходимо отметить, что идея цикличности глобального противостояния «Востока и Запада», России и Западной Европы за последние 200 лет с разных позиций рассматривалась такими теоретиками как Н.Я. Данилевский, В.И. Ламанский, К.Н. Леонтьев, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой и другими, пытавшимися по-своему определить причины дихотомии двух цивилизаций. Эта концепция поддерживается также и рядом современных российских ученых. Так А.С. Сенявский в своей работе «Почему СССР победил нацистскую Европу» отмечает: «… Великая Отечественная война стала продолжением многовекового, традиционного уже геополитического и цивилизационного противостояния Западной Европы и России, в котором Европа всегда выступала агрессором, целью которого было «загнать этих русских варваров в монгольские степи», а в случае успеха – лишить ее политической (и исторической!) субъектности. … Похожие ситуации уже были в истории, когда мощные коалиции европейских держав обрушивались на Россию – … – так что агрессии не одной Германии, а военному нашествию и военно-экономическому потенциалу всей Европы, подчиненной и объединенной Гитлером, противостоял Советский Союз» [12, с. 85-89]. Данная позиция поддерживается Э.Ю. Соловьёвым – «Прошлое толкует нас». М.: Политиздат, 1991; В.С. Хмелевским – «Противостояние «цивилизованного» Запада и России: комплексный анализ». М.: ж. Социально-политические науки. № 2. 2015 и др.

В современной ситуации на наших глазах, в течение последнего десятилетия развивается жесткое экономическое и прокси-военное противостояние между Россией и объединенным в Евросоюз абсолютным большинством стран Европы. В этом смысле оценка глобальных вызовов экономической и социально-политической безопасности России на дистанции в 80 лет – в преддверии и в годы Великой Отечественной войны, и в современный период прокси-военного противостояния России и Запада – рациональна и необходима.

Именно поэтому, вспоминая тяжелейшие годы испытаний Великой Отечественной войны, нельзя не отметить тот факт, что СССР победил не только германский Рейх, а фактически всю Европу. СССР вел войну не только против Германии; военной угрозой для нашей страны также являлась военная мощь стран Западной и Центральной Европы. Германия в 1938-39 гг. и первой половине 1940-х гг. максимально возможно использовала в своих интересах экономический и военный потенциал западной и центральной частей европейского континента, включая и союзников – режимы фашистского типа (Италия, Испания, Румыния и др.) и уже завоеванные территории (Норвегия, Чехословакия, Франция, Голландия, Польша, Венгрия, Дания, Югославия и др.). При этом также были активно задействованы ресурсы формально оставшейся нейтральной Швеции. Поэтому в 1941 г., на начальном этапе Великой Отечественной войны большинство крупных зарубежных политиков, в том числе и союзник СССР в будущем У. Черчилль, высказывали мнение о безнадежности положения СССР и его неизбежном и скором поражении.

Западные политики не могли себе представить, что в процессе четырех военных лет за счет невиданной жертвенности советского общества и советской армии, за счет тяжелейшего и напряженного труда всего населения, научной и технической элиты нашей страны была создана принципиально новая схема мобилизационной экономики, способной эффективно конкурировать с наиболее развитыми странами мира в условиях геоэкономических и геополитических сдвигов глобального масштаба. Очевидно также, что многие принципы экономического развития, выработанные в экстренных условиях тех лет, могут быть задействованы в период современного геополитического противостояния и прокси-войны с идеологическими и экономическими противниками России.

В данной ситуации правомерно и необходимо исследовать уникальный опыт противостояния в преддверии и в годы второй мировой войны западной экономики и советской мобилизационной экономики в аспекте институциональных преобразований в хозяйственных и общественных структурах управления.

Глобальные риски и конфликты экономического развития во внешнем окружении СССР в предвоенные 1930-е гг. Предвоенный период для западной экономики можно охарактеризовать как период тяжелейшей рецессии и поиска восстановления равновесия между предложением и платежеспособным спросом на товарном, финансовом и ресурсном рынках. В середине 1930-х гг. торговые отношения сократились до трети предкризисного уровня, внутренние рынки США и ведущих европейских стран были ограждены высокими таможенными барьерами. Кризис перепроизводства сопровождался фактическим разрушением, можно сказать распадом, мировой валютно-финансовой системы и отказом от принципа золотого стандарта для национальных валют. В результате чего национальные валютные системы всех европейских государств, США, Канады, Мексики, Аргентины, Австралии и др. стран были значительно девальвированы. Жесткий промышленный кризис сопровождался также длительным аграрным кризисом, захватившим все третье десятилетие ХХ века, завершившийся лишь в годы второй мировой войны. Результатом аграрного кризиса стало быстрое падение цен на сельскохозяйственную продукцию, обнищание и разорение сельского населения, неизбежное снижение емкости национальных рынков сырья и продовольствия.

Существенно усугублял ситуацию в 1930-е гг. затяжной финансовый кризис. В течение 1929-1934 гг. большинство стран отказались от золотого обеспечения национальных валют. Это было вызвано объективными причинами: отказ от золотого стандарта позволял государствам проводить девальвации национальных валют и вводить плавающий обменный курс, это делало экономику более гибкой и способствовало выходу из рецессии. Но, в то же время существенно ограничивало торговые, кредитные и прочие финансовые контакты на мировом рынке.

Свертыванию мировой торговли значительно способствовали вводимые странами, затронутыми финансовым кризисом, протекционистские и прямые заградительные пошлины. С 1929 г. по 1932 г. падали, как экспорт, так и импорт практически во всех странах мира. В 1929 г. объем мирового экспорта составлял $33 млрд, в 1930 г. – $26,3 млрд, в 1931 г. – $18,7 млрд, в 1932 г. достиг самого низкого показателя – $12,7 млрд.

Следует также напомнить, что в период «великой депрессии» в европейских государствах применялась очень ограниченно, а в США полностью отсутствовала система социального обеспечения и миллионы людей оказались с кризисом один на один. Европейцы и американцы голодали и нищенствовали, в то время как компании нередко уничтожали продовольствие и другие товары, не желая снижать на них цены.

Беспрецедентная глубина кризиса отчасти объяснялась ещё и тем, что правительства Великобритании, Франции и других европейских стран, так же, как и правительство президента США Герберта Гувера (1929–1933), не обладали мерами воздействия на крупные промышленные и финансовые компании и твёрдо придерживалось классических взглядов на роль государства в экономике. На основании существующего опыта преодоления кризисных периодов правительства, и европейских государств и США придерживались взглядов на то, что рынок должен сам всё «решить» и навести порядок. Процветание же скоро вернётся – лозунг Гувера: «Процветание за углом!»

Однако по мере разрастания глобального экономического кризиса такой подход стал вызывать ярость у широких масс населения. В итоге на президентских выборах США в ноябре 1932 г. победу одержал демократ Франклин Делано Рузвельт (1882–1945), провозгласивший необходимость масштабных реформ, так называемого «Нового курса». В Германии в этот же период пришли к власти национал-социалисты.

Именно эти политические силы стали продвигать новые регулятивные меры и новые институты государственного управления по преодолению последствий экономического и финансового кризисов.

Сравним условия экономического развития, формирования новых институтов государственного влияния на национальные хозяйственные структуры и методов подавления внешних конкурентов и потенциальных военных противников в предвоенной экономике второй половины 1930-х гг.

Приоритетным направлением экономической политики для обоих противоборствующих политических блоков в условиях предвоенного периода (1933-1939 гг.) стал поиск новых действенных методов необходимого государственного вмешательства в развитие экономики и поиска эффективных регуляторов нивелирования обострившихся социальных противоречий.

Кардинальными мерами, меняющими сами принципы капиталистической системы хозяйственных отношений, стало ограничение прав частных собственников, допущение государственного вмешательства в экономику и формирование системы государственной поддержки социально незащищенных слоев населения. Начался новый этап развития социально-экономических отношений в западном обществе, а именно – процесс формирования системы государственного контроля над экономикой в условиях государственно-монополистического капитализма (ГМК).

При этом необходимо отметить, что конкретный вариант ГМК определялся направленностью политических ориентиров и задач социально-экономического развития двух блоков государств: демократического и националистического (фашистского). Свое наиболее законченное выражение эти два направления развития государственно-монополистического капитализма получили:

– первое – в формировании принципов прямого регулятивного и финансового влияния на формы, направления и темпы развития хозяйствующих объектов в рамках политики «нового курса» Ф. Рузвельта в США;

– второе – в выстраивании системы тоталитарного контроля национальной экономики в фашистской Германии и на завоеванных территориях.

В странах-союзниках двух этих лидеров экономического развития периода 1930-х гг. методы государственного воздействия и финансовые регуляторы функционирования национальных хозяйственных систем в доступной для их уровня развития степени копировали инструменты государственного воздействия на экономику.

В целом в изменениях системы экономических отношений в западных государствах периода второй половины 1930-х гг. наблюдается:

– отказ от принципов невмешательства государства в развитие основных факторов капиталистического производства на государственном уровне;

– отказ от приоритета интересов частных собственников в развитии промышленного производства;

– формирование и жесткая реализация государственных программ перераспределения инвестиционных потоков в структуре национальной экономики за счет перераспределения части доходов обеспеченных слоев населения;

– попытки решения задачи снижения социального напряжения и уровня социально-политического противостояния в обществе на основе проведения политики поддержки малоимущих, безработных, социально незащищенных слоев населения;

– развитие механизмов государственного инвестирования в развитие производства и формирование государством приоритетных направлений инвестирования на основе бюджетно-финансового и прямого планового регулирования;

– включение государства в экономические отношения в качестве непосредственного хозяйствующего субъекта, инвестора, кредитора, координатора приоритетных направлений развития национальной экономики.

В свою очередь изменение системы экономических отношений в западных странах способствовало существенной модернизации и формированию новых институтов государственного управления хозяйственной деятельностью и регулирования социальных проблем в сферах: политической жизни; материального производства; потребительского рынка; бюджетно-налоговой политики; финансово-кредитной политики; социальной поддержки неработающего и неработоспособного населения; общественной безопасности; информационного обеспечения и информационного контроля общественных структур и пр.

Данная ситуация нашла отражение в формирование новых административных структур государственного воздействия на национальную экономику в статусе: государственных орга­нов управления; организаций государственной службы; реализуемых государственными орга­нами функций и используемого комплекса методов, средств и ре­сурсов; системы прямых и обратных связей между субъектами и объектами управления, а также необходимых при этом инфор­мационных потоков, документооборота и т.д.

В качестве примеров данных институциональных трансформаций можно привести конкретные факты реализации глобальных управленческих реформ второй половины 1930-х гг. в странах-лидерах фашистского и западного антифашистского блока.

Таблица 1. Трансформация административных структур государственного воздействия на национальную экономику в США и Германии периода 1930-х гг.

К концу 1930-х гг. экономика западных стран пришла в состояние определенной стабилизации. Хотя, «Новый курс» правительства США не спас экономику страны от нового спада, начавшегося осенью 1937 г. и продолжавшегося вплоть до начала 1939 г. Аналогичная картина наблюдалась в Великобритании.

Рисунок 1. ВВП США

Источник: составлено автором по материалам «Великая депрессия: причины, следствия и последствия» [3].

Уровень безработицы также оставался высок, за исключением Германии, где был установлен жесткий контроль за рынком труда, уровнем заработной платы и введением системы исправительных работ.

Рисунок 2. Уровень безработицы

Источник: составлено автором по материалам «Великая депрессия: причины, следствия и последствия» [3].

В то же время, базовыми рисками экономического развития противоборствующих стран Запада в предвоенные годы оставались:

– социальная напряженность в обществе из-за хронической безработицы и продолжающегося недоиспользования производственных мощностей;

– недостаточность топливного и ресурсного обеспечения национальных экономик, это было особенно важно для Германии из-за блокады поставок нефти и других энергоносителей военным флотом Великобритании;

– кризисное состояние мировой валютной системы, перманентная волатильность на национальных финансовых рынках и закредитованность национальных экономик;

– новый кризис мировой финансовой системы 1937-1939 гг.;

– последовательное продвижение таможенных ограничений, сокращение объемов внешнеторговых отношений и пр.

Выходом из сложившейся ситуации и для европейских государств, и для США, и для Японии, и прежде всего для Германии, виделось наращивание объемов государственных военных заказов и приобретение (захват) новых топливных и сырьевых источников.

Не стоит также забывать, что Германия, выплачивавшая репарации странам-победительницам после Первой мировой войны, делала это в значительной степени за счет использования получаемых от Соединенных Штатов кредитов. И именно требование США после биржевого краха 1929 г. возврата данных кредитов привело к обвалу немецкой экономики. В итоге в 1931 г. отказ от выплаты репараций стал одним из первых шагов глобального реформирования институциональной структуры государственного управления для Германии и одновременно финансовым фундаментом противоборства на политической арене.

Дальнейшие действия в экономике и для Германии, и для США, включая активную институциональную перестройку отношений между государством и хозяйствующими субъектами стали последовательной подготовкой к большой войне. Это нашло отражение в таких процессах как: планомерное увеличение военных ассигнований в экономику на основе активного продвижения системы государственных заказов; реализация программы последовательного преодоления недостаточного топливного и ресурсного обеспечения национальных экономик, требующего приобретения новых, а вернее сказать – передела существующих энергетических, ресурсных и сырьевых источников.

Глобальные вызовы национальной экономической безопасности СССР – год 1941. Стремление стран фашисткой коалиции, прежде всего Германии и Японии, к захвату территорий со значительными объемами энергетических, сырьевых и трудовых ресурсов безусловно формировал глобальные вызовы для общегосударственной, и в том числе – экономической безопасности СССР.

Накануне Второй Мировой войны одной из главных проблем, стоявших перед гитлеровской Германией, была значительная нехватка природных ресурсов, в частности, нефти и металлов. В отличие от Советского Союза, имевшего стратегические месторождения на своей территории, и ведущих западных держав, владевших обширными колониями с залежами полезных ископаемых, Германии приходилось делать закупки за рубежом. При длительной войне такая ситуация могла обернуться катастрофическими последствиями. Неудивительно, что немецкое руководство обратило свои взоры на юг Советского Союза, прежде всего, на кавказские нефтепромыслы и на британские владения на Ближнем Востоке и в Индии. При этом осенью 1940 г. немецкий гросс-адмирал Редер во всеуслышанье заявлял: «Британская нефть на Ближнем Востоке – более ценный приз, чем российская нефть на Каспии». Параллельно с планом «Барбаросса» по нападению на СССР германский Генштаб разрабатывал планы индийского военного похода – через Балканы, Турцию, Иран и Афганистан с северной стороны и через Северную Африку и Ближний Восток – с южной. О том, какое значение придавалось этому плану, говорит тот факт, что его разрабатывали ведущие стратеги немецкого Генштаба фельдмаршал Кейтель и генерал Йодль, тогда как планом «Барбаросса» занимались их подчинённые [5].

Необходимо также учитывать, что в данный предвоенный период обвал на внешних сырьевых рынках, рецессия в международной торговле, отказ от золотого стандарта существенно отразились на экономике СССР и обеспечении импортируемой техникой программ электрификации и форсированной индустриализации национальной экономики.

Для реализации задач курса форсированной индустриализации стране нужна была твердая валюта для приобретения за рубежом современного промышленного оборудования. Однако ориентация в годы первой пятилетки на закупку значительных объемов западной техники и высокотехнологичного оборудования требовала получения значительных финансовых доходов от продажи за рубеж отечественной сырьевой продукции, реализовывать которую в период «великой депрессии» становилось все труднее. Снижение валютной выручки соответственно сказывалось на минимизации возможностей по закупкам западного промышленного оборудования. И если в 1931 г. его импорт выходил на объем в 4,84 млрд руб., то после 1935 г. он едва достигал уровня 1,06 млрд руб. [4].

Обороты внешней торговли СССР падали с каждым годом. По информационным данным, приведенным в статистическом сборнике «Внешняя торговля СССР за 20 лет 1918-1937 гг.», экспорт из СССР достиг максимального уровня в 1930 г. – 4,54 млрд руб. После этого он ежегодно снижался, сократившись в 1936 г. до 1,36 млрд руб. В условиях значительной девальвации западных национальных валют существенно падали и финансовые доходы бюджета от внешней торговли. Так, в 1930 г. 2,5 млн тонн пшеницы, проданной за границу, обеспечили доход в 571 млн руб., а в 1931 г. те же 2,5 млн тонн – только 338 млн руб. 2,6 млн тонн хвойных пиломатериалов в 1930 г. стоили 355 млн руб., а чуть большее количество, 2,8 млн тонн, в 1933 г. почти вдвое дешевле, 183 млн руб. 526 тыс. тонн сырой нефти в 1933 г. оказались в полтора раза дешевле, чем 310 тыс. тонн в 1929 г. Поставки среднеазиатского хлопка на экспорт практически прекратились из-за фактического отсутствия платежеспособного спроса. Как в товарном, так и в денежном выражении снижались поставки за рубеж наиболее важных экспортных товаров отечественного производства: пушнины, каменного угля, асбеста, цемента, стекла, сахара, животного и растительного масла, яиц, щетины [4].

В итоге к началу 1940-х гг. четко определились глобальные внешние угрозы и вызовы национальной и экономической безопасности СССР как суверенного государства:

– резкое ограничение возможностей для создания индустриальной базы советской экономики и реализации инвестиционной стратегии ускоренного экономического развития из-за сокращения поставок высокотехнологичного оборудования и минимизации возможностей привлечения технических специалистов из европейских стран и США;

– последовательное ограничение возможностей финансирования процесса индустриализации в условиях общего снижения объема внешних поставок техники и технологий, ограничения внешнеэкономических логистических и финансовых контактов, свертывания возможностей получения валютных поступлений;

– нарастание угрозы нападения на советские территории, обладающие значительным ресурсным и энергетическим потенциалом. Что нашло яркое выражение в агрессивной политике милитаристской Японии в конце 1930-х гг. и окончательное принятие Германией в качестве основного направления внешней наступательной стратегии плана «Барбаросса».

В 1937 г. началась война Японии против Китая и Монголии. Японская армия оккупировала весь северо-восток Китая и вышла непосредственно к границам СССР. Летом 1938 г. японские войска вторглись на советскую территорию в районе озера Хасан.

В 1940 г. фашистским руководством Германии был разработан план «Барбаросса», предусматривавший в режиме блицкрига разгром советских Вооруженных сил к осени 1941 г. и захват территории СССР вплоть до Урала. Этот план вторжения также учитывал растущую угрозу нападения на СССР, богатый многочисленными ресурсами. Подтверждением этому служила агрессивная политика милитаристской Японии в конце 1930-х гг. План «Барбаросса» предусматривал не только военную кампанию, но и жестокие послевоенные меры: уничтожение 30 млн. русских и 5-6 млн. евреев, а также насильственное переселение 50 млн. жителей оккупированных западных областей СССР в Сибирь. Для освоения энергетических и сырьевых ресурсов захваченных земель на европейской части СССР предполагалось переселить 10 млн. немцев. Крупнейшие советские города – Москва, Ленинград, Киев – прогнозировалось полностью уничтожить [5].

Новая трансформация стратегических приоритетов коллективного запада: год 2019 – год 2025. В начале нового XXI столетия, особенно в течение последних десяти-пятнадцати лет и в США, и в Европе, и в других странах коллективного Запада социальные, социально-политические и культурологические приоритеты в государственной политике активно воздействовали на экономические интересы и направления развития «демократического общества».

Так, в годы развития пандемического кризиса 2019-2022 гг., сама суть стратегии экономической безопасности и оценка ее теоретических составляющих получили новую концептуальную модификацию. В период пандемии активизировался процесс возрастания значения социальных интересов общества по отношению к сохранению экономической устойчивости и обеспечению экономического роста. В условиях эпидемиологического кризиса повсеместно происходило активное перераспределение значительного объема производственных, финансовых, управленческих и иных ресурсов с экономических на социальные цели. Впервые практически всеми исследователями социальный фактор стал восприниматься не как некое дополнение к обеспечению национальной экономической безопасности, а как ее неотъемлемая и приоритетная составляющая, требующая значительных финансовых затрат, если не сказать – жертв [6, с. 5-24].

Параллельно и даже опережая по времени политику социальных, экономических и прочих ограничителей развития пандемического кризиса в ЕС укоренилась управляющая элита, сделавшая карьеру на продвижении идей приоритета «толерантных» социальных ценностей, новых культурологических стандартов и продвижения экологических стандартов. Сформировались социально-политические институты, продвигающие свои общественные и финансовые интересы в направлении формирования рынков, ориентированных на «зеленую энергетику», а также быстрое развития сферы услуг, сопровождающих новую «толерантную» (в т.ч. гендерную) политику медицинских, фармацевтических, «просветительских» и пр. организаций. Начался бум развития фармацевтического и сопровождающих его рынков услуг с соответствующим переделом потребительской инфраструктуры.

Приходится сделать вывод, что политика ограничения производственных и потребительских контактов участников глобального рынка в период пандемического кризиса осуществлялась в ущерб развитию традиционных рыночных принципов непрерывности, устойчивости и эффективности производственных и потребительских контактов, обеспечивающих эффективность экономических процессов.

В итоге лоббирование западноевропейской управляющей элитой продвижения «новых социальных стандартов» сформировало ситуацию конфликта между финансовым обеспечением (в том числе в бюджетной, кредитной и производственной сферах) «новых» социальных интересов общества и реализацией задач эффективного экономического развития на национальном уровне [7, с. 765-770].

Завершение же пандемического кризиса в итоге ознаменовалось началом рецессии. До пандемии торговый баланс ЕС с остальным миром обычно был положительным и составлял 40 млрд долл. В 2022 г. профицит сократился до $ 2,5 млрд. В июне 2022 г. дефицит торгового баланса ЕС достиг 24,6 млрд евро по сравнению с профицитом в размере 17,2 млрд евро за тот же месяц годом ранее [13].

С началом СВО в феврале 2022 гг. доминанта социального фактора экономической безопасности для стран ЕС была практически мгновенно заменена европейской управляющей элитой на доминанту фактора социально-политического, также нанесшую серьезный ущерб экономическим интересам государств Европы.

Мировой энергетический кризис 2021-2022 гг. привёл к проблемам в промышленности, в связи с ростом цен на энергоносители: почти половина европейских мощностей по выплавке алюминия и цинка уже отключена, а большая часть производства удобрений, работающего на природном газе, остановлена. По мнению аналитика К. Бейн, шок, который переживет экономика при сокращении поставок российского газа вдвое сильнее чем эффект в период нефтяного кризиса 1970-х гг., так как спотовые цены на природный газ выросли в Европе в 10-11 раз за последние 2 года [14]. В 2022 г. высокие цены на продовольствие и энергию усугубляются длительной засухой и резким снижением пропускной способности европейской водной транспортной системы за счет значительного понижения уровня судоходных рек.

В 2023 г. промышленное производство в Еврозоне за год сократилось на 6,7% [2]. Также за 2023 г. объемы розничных продаж снизились почти на 4% по сравнению с прошлым годом, самое крупное снижение на 9% произошло в Германии. Согласно The Economist в 2024 г. Европа выглядела «застойной» даже учитывая её обычно низкую динамику развития. За прошедшее десятилетие (2014-2024 гг.) экономика ЕС выросла всего на 4% по сравнению с ростом на 8% в США, а с конца 2022 г. и до марта 2024 г. не выросла вообще. Аналитики еще раз подчеркнули, что базовой причиной сложившейся ситуации стал отказ от российских энергоносителей [15].

С приходом на пост президента США в конце 2024 г. Д. Трампа начал активно развиваться процесс перезагрузки мировой экономической системы по «новым» американским стандартам.

Однако «новыми» их назвать сложно – это все те же «традиционные интересы» США как гегемона мировой экономики. Несколько скорректированы задачи перезагрузки, изменены конкретные географические ориентиры, но суть та же – передел энергетических, сырьевых и кадровых мировых ресурсов, а также расширение экономического и политического влияния, включая захват перспективных и потенциально доступных территорий.

Сегодняшние глобальные претензии США – от пролонгированной реформы протекционистских пошлин в международной торговле и торговых войн до территориальных претензий на Гренландию, Канаду и арктический шельф – укладывается в сценарий сохранения лидерских позиций США в условиях смены очередного технологического уклада. Для этого Штатам нужны новейшие технологии, высококвалифицированные специалисты и контроль над ресурсами, включая приоритет в добыче и распределении редкоземельных металлов и максимально возможный выход к водным и ископаемым ресурсам Арктики. На повестке дня стоят, таким образом, новые территориальные претензии и на европейские высокотехнологические ресурсы.

Отрыв Европы от России в течение 2020-2025 гг., как от источника дешевых природных ресурсов, привел к тому, что европейские компании уже перевели бизнес в США и Китай. Соответственно, уход европейских компаний с российского рынка привел к тому, что Европа существенно снизила свою конкурентоспособность по отношению к США. Теперь США активно разыгрывают карту торговой войны с Китаем, это только снижает перспективы роста для высокотехнологичного европейского бизнеса на Востоке и вновь толкает под крыло своего «старшего брата». На следующем этапе «нового курса» США будут стремиться получить выгодные условия от каждой европейской страны взамен введения высоких торговых пошлин на европейскую продукцию.

И несколько обобщающих моментов в системе переоценки западных ценностей.

Стоит вспомнить как с 2019 г. «социальная» составляющая национальной экономической безопасности для стран ЕС приобрела особое, приоритетное значение, а затем в 2022 г. была быстро заменена «социально-политической» составляющей. Сегодня же активно идет процесс дополнения в системе государственной поддержки и государственных заказов продукции «зеленой экономики» и «активной толерантности демократического общества» продукцией военных производств.

Современное руководство ЕС оперативно переориентировал свою финансовую политику: вместо поддержки фармацевтических компаний в борьбе с пандемией, средства теперь направляются на вооружение, используемое в российско-украинском конфликте. «Политические вопросы проще лоббировать, их проще и легче отстаивать. А заменить лоббирование интересов фармацевтических компаний интересами производителей вооружений совсем несложно, тем боле, что в развитии своей современной технической базы они тесно взаимосвязаны» [8].

Дальнейшая ориентация на военное развитие европейской экономики и развертывание финансовых потоков стран-членов ЕС на военное производство активно пролонгируется. Так, 4 марта 2025 г. председатель Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен обнародовала проект перевооружения ЕС («Готовность-2030»). Характерно, что сделано это было с помощью чисто лоббистских методов, поскольку проект не был вынесен на рассмотрение Европарламента, а передан сразу на одобрение в Комиссию Евросовета, включающую только глав государств и правительств. Проект в итоге был утвержден.

Особую роль в современной милитаризации Европы играет Германия. Процесс увеличения военных расходов в период 2022-2024 гг. ЕС обеспечил рост котировок европейских компаний оборонного сектора и, по многим оценкам, будет продолжаться. Так, котировки немецкой корпорации Rheinmetall, одного из крупнейших производителей в сфере ВПК Германии, за это время выросли почти на 500%. В 2025 г. после проведения досрочных парламентских выборов лидер партии ХДС/ХСС Фридрих Мерц, занявший впоследствии кресло канцлера ФРГ, при помощи правящего большинства в Бундестаге старого созыва, добился принятия плана по существенному увеличению военных расходов Германии. За счет этого котировки немецких оборонных компаний получили дополнительный импульс. Совокупный рост акций Rheinmetall с 2022 г. и по настоящее время достиг 1000%. Ни одна другая крупная немецкая компания вне сферы ВПК не показала подобных результатов [9].

В настоящее время в Германии правительством популяризируется идея постепенного перевода части гражданских мощностей на военные рельсы. По данным агентства Reuters, глава Rheinmetall ведет переговоры с Volkswagen по приобретению предприятия автоконцерна в Оснабрюке для производства компонентов для военных грузовиков. Rheinmetall не только планирует перепрофилировать часть гражданских производств в ФРГ в рамках начавшейся военной конверсии, но и уже фактически запустила процесс создания «глобальной распределенной фабрики» по производству оружия и боеприпасов в Индии, Индонезии, Саудовской Аравии, ЮАР. В 2024 г. были объявлены планы Rheinmetall по созданию новых заводов на Украине, в Румынии, в Литве [9].

В то же время выраженная направленность милитаризации Европы не является единым трендом экономического развития стран ЕС. А ряд европейских исследователей отмечают навязанный характер данного направления экономического развития.

Особый интерес в рассматриваемом аспекте представляют комментарии Пере Ортега, почетного президента Барселонского Центра исследований мира (Centre Delàs d'Estudis per la Pau) и Тика Фонт – председателя этого Центра. Испанские эксперты Тика Фонт и Пере Ортега считают, что мега-план перевооружения «ReArm Europe», который в ближайшие четыре года должен мобилизовать 800 миллиардов евро на оборонные нужды европейцев и требование НАТО выделять на военные расходы 5% ВВП являются попыткой руководства ЕС оправдать свои провалы в области экономики [11].

Пере Ортега отмечает: Германия впала в экономический кризис из-за отсутствия дешевых энергоносителей из России, т.к. в одночасье пришлось покупать газ и нефть по значительно более высоким ценам из других регионов мира. Теперь военная промышленность должна снова стимулировать экономику – и большинство европейских стран копируют эту идею, в том числе Испания.

Параллельно Тика Фонт ставит вопрос: является ли план перевооружения ЕС стратегией по оживлению экономики региона, который теряет конкурентоспособность по сравнению с другими странами мира, с помощью государственных оборонных заказов? И отвечает на него так: считаю, что эта аргументация неубедительна. План перевооружения Европы «ReArm Europe» рассчитан на четыре года. Однако европейская оборонная промышленность в настоящее время еще не в состоянии производить столько, сколько нам якобы необходимо. Таким образом, большая часть этих денег достанется североамериканской оборонной промышленности. В настоящее время страны ЕС закупают около 65% своего вооружения в Северной Америке. Скорее всего, в ближайшие годы эта доля будет только расти. Европейской оборонной промышленности понадобится больше четырех лет, чтобы значительно расширить свои мощности.

Эксперты делают вывод: Еврокомиссия осознает, что мы сильно зависим от США. Она стремится к реорганизации оборонной промышленности в Европе. Поэтому уже несколько лет назад она инициировала проекты по производству вооружений в разных странах. Наиболее известным из них является многоцелевой истребитель четвёртого поколения Eurofighter, совместный проект Испании, Германии, Франции, Великобритании и Италии.

Очевидно, что за планом перевооружения стоит стремление стимулировать европейскую оборонную промышленность. Однако противоречие заключается в том, что страны-члены ЕС являются независимыми государствами. Они покупают оружие там, где хотят. Многие из них будут продолжать покупать его в США.

Также необходимо учитывать, что реализация проекта перевооружения ЕС «Готовность-2030» неизбежно потребует реструктуризации бюджетов стран ЕС с увеличением военных расходов, как минимум, на 1,5-2% ВВП, а в перспективе до 5%. Осуществить подобные меры исключительно за счет махинаций с финансовыми активами РФ будет явно недостаточно. Неизбежно потребуется урезание социальных выплат гражданскому населению, увеличение налогов и возрождению идеи очередного повышения пенсионного возраста работоспособного населения. И, конечно, потребуется увеличение объемов государственного долга стран-членов ЕС. И совершенно очевидно, что значительный рост новых объемов государственного долга стран-членов ЕС будет сформирован за счет заокеанских кредитов.

Такое увеличение государственного долга стран-членов ЕС за счет предоставления военных и восстановительных кредитов США уже имело место в мировой истории в периоды проведения, завершения и послевоенного восстановления после обоих мировых войн. Причем эти кредиты получали как страны-победители, так и проигравшая Германия. Не стоит забывать, что уже после первой мировой войны Германия выплачивала репарации в значительном объеме за счет кредитов, поступавших от правительства Соединенных Штатов. Соответственно, США получали возможность формировать и рынок сбыта для увеличивающихся объемов производства высокотехнологичной американской продукции. Доллар всегда умел использовать войну в своих национальных интересах, разрушая, а затем давая восстановительные кредиты для формирования новых направлений развития на разрушенных европейских рынках, заново отстраивая мир и параллельно эксплуатируя образ миротворца.

В итоге ситуация 2025 г. на европейском экономическом пространстве, пусть и в более смягченном формате, но очевидно соответствует завершающей вторую мировую войну ситуации середины 1940-х гг. в западной экономике.

Новые направления развития экономических отношений и регуляторов внешнеэкономического влияния стран коллективного Запада. В целом, в условиях сформировавшегося сегодня приоритета социально-политического фактора экономической безопасности отчетливо проявились черты очередного системного кризиса капиталистических рыночных отношений. Как и восемь десятилетий назад наблюдается разрушение традиционных рыночных отношений и быстрое формирование новой системы отношений между экономическими контрагентами на макро-, мезо- и глобальном уровнях. Сформировалась общемировая тенденция усиления роли государства в экономике и активизации государства в качестве регулирующего и направляющего субъекта. Растет число компаний с государственным участием, суверенных государственных фондов, увеличиваются инвестиции государственных банков развития. Идет интеграция указанных структур в глобальные производственные, финансовые, инфраструктурные сети. В современных условиях доля компаний с государственным участием ведущих стран БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай) составляет от 30% до 55%. К примеру, в Норвегии по итогам 2023 г. участие государства в капитале компаний составляет ориентировочно 27% ВВП [10, с. 5-16].

Политика введения протекционистских пошлин Д. Трампа и развязывания торговых войн уже включила механизм процесса перераспределения промышленных активов, ресурсных и финансовых потоков на глобальном уровне.

В таблице 2 показано, какие принципиальные изменения произошли на национальном и межгосударственном уровнях в основных институтах экономического развития за период активизации антироссийских санкций и развития гибридного противостояния России и коллективного Запада. Также в режиме реального времени идет процесс разрушения устоявшихся рыночных отношений и формирования новых принципов социально-экономических отношений между государствами и межгосударственными блоками.

Таблица 2. Трансформация системы межгосударственных экономических отношений

в 2020-2025 гг.

Как видим, приоритетным направлением экономической политики для абсолютного большинства современных европейских стран в противостоянии противоборствующих политических блоков коллективный Запад – Глобальный Юг и Восток, также как и в условиях предвоенной и военной ситуации середины ХХ века стал поиск новых институтов и институциональных регуляторов, способных реализовать действенные методы государственного вмешательства и прямого давления в развитие экономик своих конкурентов, принципы их государственного и культурологического развития, а в итоге реализовать возможность в изменении их самоидентификации.

Заключение

Актуализация глобальных вызовов экономической безопасности России – год 2025. Проведенные нами сравнительные исторические исследования показали, что сегодня, как и восемь десятилетий назад конфликт между коллективным Западом и Россией вывел на первый план сходные системы глобальных вызовов для отечественной экономики (табл. 3).

Таблица 3. Глобальные вызовы экономике России в дистанции 80 лет

Приоритетным направлением экономической политики для современного коллективного Запада в противостоянии противоборствующих политических блоков коллективный Запад – Глобальный Юг и Восток, также как и в условиях предвоенной и военной ситуации середины ХХ века стал поиск новых институтов и институциональных регуляторов, способных реализовать действенные методы государственного и надгосударственного вмешательства в развитие экономик государств-конкурентов и в направление их «демократического» и культурологического развития, а буквально – самоидентификации.

Проводя параллели между историческим противостоянием России и Запада, особенно в экономической сфере в предвоенный и военный периоды конца 1930-х – начала 1940-х гг., и текущей ситуацией, можно утверждать, что глобальные экономические вызовы, с которыми сталкивался СССР, имеют прямую связь с теми, что стоят перед современной Россией. Это обосновывает преемственность этих вызовов на протяжении 80 лет.

Становится очевидным, что в основе этого противостояния лежат последствия общемировых кризисных ситуаций в экономике и обострения социальных противоречий в конкретные исторические периоды. Наглядно прослеживается преемственность в преобразовании форм и методов государственного регулирования на национальном и межгосударственном уровнях в дистанции 80 лет, включая методы финансово-бюджетной политики в качестве жестких инструментов перераспределения инвестиционных потоков в условиях военного времени. А главное – формируются контуры преемственности в стратегии обеспечения экономической безопасности Российской Федерации как суверенного государства.