Marketing-behavioral adaptation of business in the mobilization format of its development as a tool to strengthen economic security
Shchepakin M.B.1
1 Кубанский государственный технологический университет, Russia
Download PDF | Downloads: 21 | Citations: 1
Journal paper
Shadow Economy (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку
Volume 7, Number 3 (July-september 2023)
Indexed in Russian Science Citation Index: https://elibrary.ru/item.asp?id=54744441
Cited: 1 by 30.01.2024
Abstract:
Certain aspects of negative manifestations in the national economy as a result of various mechanisms of the shadow economy are identified. The aggravation of contradictions within the business and the increasing pressure of the external environment amidst the mobilization stage of transformations retains its destabilizing positions in the process of negative marketing simulation, as well as with direct fraudulent actions of subjects as a result of the expansion of the virtual environment influence in the communication interaction of market agents.
The need to form a motivational dominant among market agents for innovative transformations in the mobilization format of the national economy in system-forming and critically important business areas creates a real potential for the country to gain industrial and technological sovereignty and ensure economic security.
Various dissonances in the business development and activity are identified.
The weakening of the influence of these dissonances can be achieved in the course of business marketing and behavioral adaptation to external challenges and neutralization of internal contradictions in the process of actively countering the manifestations of the shadow economy. The idea of such a socio-economic category as an information swamp is expanded. It reflects a set of biased manipulative simulation effects produced by the beneficiaries of the external environment, as well as internal actors of different levels of government, business and state-run structures to obtain certain benefits in the interests of shadow motivators of communication signals broadcast in different marketing and information platforms. A model of managing the competitiveness of business entities is proposed. This model integrates the interrelationships of various factors that form their motivational and communication immunity based on the trust of business, society and citizens in innovative transformations of different directions within the framework of the mobilization economy and the need to curb the manifestations of the shadow economy in all forms of their embodiment.
Keywords: mobilization economy, business entities, shadow factor, different dissonances, marketing-behavioral adaptation, innovative transformations, marketing simulation, information swamp, marketing-communication platform, motivational and communication immunity, management model of business competitive sustainability, technological sovereignty, economic security
Введение
В последнее десятилетие экономика Российской Федерации и отечественный бизнес находятся в сложной ситуации, характеризуемой: а) нестабильностью ее состояния и противоречивостью прогнозных оценок ее развития; б) функционированием ее в условиях сокращающейся экономической интеграцией с западным миром [1]; в) заторможенностью построения коммуникационных процессов, сопровождаемых неустойчивостью межстрановых цепочек поставок; г) разбалансированностью ресурсных обменов в разнофункциональных сферах деятельности (материально-технической, производственной, продуктовой, инновационно-технологической и др.); д) расширением турбулентности в маркетингово-поведенческой деятельности бизнеса и в его ответных реакциях на внешние вызовы и на неразрешенные внутренние противоречия и разногласия разноуровневого характера; е) стабилизацией беловоротничковой и серой теневой экономики [2, c. 133] (Ibragimova, Shakhbanova, Kurbanova, 2022, р. 133). Первая возникает в результате выпуска предприятиями и субъектами индивидуального предпринимательства продукции ненадлежащего качества, расширения ими масштаба использования девиантного маркетингового поведения и трансляции ложной рекламы, а также в ходе прямых и сокрытых хищений, спекуляции разной направленности, сокрытия доходов, уклонения от уплаты налогов и взяточничества (в виде откатов). Вторая характерна для мелких производителей, производящих обычные товары, и граждан, которые могут быть отнесены к низшим и средним слоям населения. Последние реализуют свой профессиональный потенциал чаще всего при оказании традиционных услуг, стремясь в силу жизненных обстоятельств и неудовлетворенности своим материальным положением уклониться от официального учета (оформления в гражданско-правовом аспекте) по причине нежелания уплаты подоходного налога. В результате разрастается теневой рынок с различными формами негативного проявления действия неконсенсуальных социально-экономических процессов (здесь и коррупция, и мошенничество, и кражи, и утаивание доходов, и реализация запрещенных товаров и услуг, и обман граждан с использованием инструментов виртуальной среды и др.).
В частности, объем коррупционного рынка при госзакупках составил в 2021 г. порядка 6,6 трлн руб., что соответствует, по оценкам экспертов ВШЭ, 35,3% доходной части федерального бюджета (от объема в 18,7 трлн руб.). В выборке проведенного исследования учитывалось следующее распределение общего числа респондентов: 53% – микропредприятия; 34% – малый бизнес; 6% – средний бизнес; 7% – крупный бизнес. Например, неформальные выплаты представителям заказчика при оформлении конкурсных процедур, по мнению респондентов, чаще всего варьируются в диапазоне от 3% до 20% [3]. Обращаясь к разным источникам информации, можно констатировать, что масштаб теневой экономики в нашей стране фиксируется в пределах от 20% [4] до 39% [5] (Menshikov, 2020). Укрупненная оценка потерь от неучтенной экономической деятельности хозяйствующих субъектов оценивается в размере более 3 трлн руб. (это около 3% ВВП). Из них 0,9 трлн руб. составляют потери за счет неуплаты НДФЛ со скрытых доходов, а 2,1 трлн руб. – потери за счет неуплаты страховых взносов во внебюджетные фонды [6] (Kireenko, Fedotov, Nevzorova, 2017).
Размер теневой экономики, по мнению отдельных экспертов [7, 43] (Drobot, Makarov, 2021), сократится во всем мире к 2025 г. с 23% мирового ВВП в 2011 г. до 21% в 2025 г. Это связывают с цифровизацией экономики и расширением масштаба более прозрачных операций. Считается, цифровая трансформация позволяет расширить количество диджитальных инструментов контроля и минимизации теневой экономической деятельности [8, c. 67] (Balog, Demidova, Troyan, 2020, р. 67). Вместе с тем в результате ориентации бизнеса на инновационное развитие отдельных отраслевых сегментов в критически значимых сферах деятельности, а также на обеспечение экономического роста бизнеса в целом ожидается к 2025 г. снижение доли теневой экономики на несколько процентов. Однако есть и другое мнение: расширение возможностей подключения субъектов к сети Интернет, а также внедрение цифровых технологий и приложений выступает фактором, влияющим на рост теневой экономики [43] (Drobot, Makarov, 2021). По нашему мнению, такие утверждения не являются бесспорными. Они не предполагают применительно к России учета влияния внешнего геополитического и геоэкономического давления Запада и внутренних его приспешников на состояние токсичного информационного ресурса и на процессы инновационных преобразований в стране (модернизационных, реструктуризационных и иных).
Следует отметить, что понятийный аппарат теневой экономики, определяющий ее экономическую сущность, обозначен широко в контексте проявления разных ее аспектов [9–17] (Burov, 2017; Dmitrieva, Drobot, 2018; Kaybalina, 2018; Lomsadze, 2020; Novenkova, 2017; Drobot, Makarov, 2021; Bogomolova, Khorev, Korolev, Vasilenko, Shaykin, 2023; Avdiyskiy, Dadalko, 2020; Agarkov, 2018). Однако он не отражает в должной мере те внутренние факторы бизнеса и состояния человеческого ресурса, которые способствуют закреплению или ослаблению различных негативных процессов в рыночном экономическом пространстве в векторе действия мобилизационного фактора.
В результате расширяющегося набора санкций со стороны Запада против российской экономики и укрепления позиций френдшоринга (авт. – friend-shoring – означает процесс перенаправления экономической деятельности в страны, которые разделяют ценности и принципы развитого мира), повлиявшего на формирование сети цепочек поставок продукции, материалов и технологий внутри нашей страны и на построение рациональных коммуникаций, начало меняться внутреннее состояние бизнес-среды в результате неопределенности положения собственников капиталов и ресурсов в понимании ими их места в сфере внутреннего национального и внешнего мирового рынков. Боязнь потерять то, что ими было накоплено самыми разными методами (праведными и неправедными) и хранилось в виде валютных ресурсов на счетах западных банков и в офшорных зонах, становится тем мерилом, которое определяет их способность без оглядки, а теперь уже сдержанно взвешенно участвовать и в официальной (имеющей свои приоритеты и масштабные задачи) экономике и в теневой экономике как дань причисления себя к проксиэлите и признания их права на действия вне действующих законов и вне морали общества. Такой процесс закономерно усилился. Это начало отражаться и на темпах экономического роста в разрезе регионов, и на характере намечаемых бизнесом и обозначаемых свыше преобразований разной направленности (модернизационных, реструктуризационных, инновационных, производственно-технологических и др.), которые до сих пор сдерживаются изменившейся геополитической и геоэкономической обстановкой и зеркально отображают процесс эмболизации ресурсных потоков [18] (Shchepakin, 2022). Этот процесс бессистемно укрепляет влияние негативных явлений в системе коммуникационных связей субъектов рынка, которые обретают новые свойства и характеристики и проявляют свое новое дихотомическое содержательное наполнение. Теневой аспект дихотомии отображает тенденцию к построению таких моделей маркетингового поведения бизнеса, которые формируются в векторе отрицательной симуляционной деятельности бизнеса на внутреннем отечественном рынке [19] (Trysyachnyy, 2018) и которые не всегда учитывают адаптационную способность бизнеса к формированию позитивных откликов на вызовы потребителей и на учет отраслевых особенностей развивающегося бизнес-сообщества [20] (Shchepakin, Vinogradova, Foygel, 1997).
Стремление бизнеса сохранять свою конкурентоспособность любыми средствами, методами и силами, невзирая на мнение внешнего окружения и на внутренний настрой собственного трудового ресурса, разрушает модель цивилизованной «кольчуги» конкурентоспособности [21] (Shchepakin, Ksenzova, 2022), способной сохранять свою устойчивость и «прочность» даже в условиях изменений в мобилизационном формате преобразований, и подталкивает субъектов предпринимательства в сферу криминальных отношений. Теневая экономика в ее масштабном понимании – чаще всего продукт определенного поведения представителей «глубинной» проксивласти. Она строится порой на «торговле влиянием», выступающей формой управления бизнес-процессами и способом сокрытого обогащения людьми определенных стратификационных групп. Борьба с теневой экономикой – это борьба с «перевертышами» в социально-экономической жизни общества, которые представляют собой трудноразличимые элементы общественного устройства, влияющие на многие жизненно важные процессы в системе инновационных и подобных им преобразований. Они являются неотъемлемыми атрибутами любого социально-противоречивого звена общественного устройства. И что важно: они возникают на этапе духовно-нравственных трансформаций, диктуемых чаще всего извне и навязываемых противостоящими России представителями Запада и агрессивного окружения. Откликаясь на эти вызовы без оглядки на свою национальную историю, отечественная квазиэлита и ореольные ее подражатели утрачивают собственную российскую идентичность. В результате создается реальная «почва» для разрастания теневых процессов в социальной и экономической жизни общества.
Криминализация экономики даже в ее латентном воплощении порождает самые различные способы и приемы манипулятивного поведения субъектов, носящих негативный характер (или в отношении потребителя, или государства, или общества, или личности), адаптируемого к новой реальности, в которой не преодолено проявление «сокрытых» приемов экономически недопустимых (криминогенных) действий. Последние определяются противоречивым характером проявления широкого спектра различных факторов, формирующих тот или иной уровень экономической преступности. К таким наиболее значимым факторам относятся [22]: политические, экономические, правовые, маркетинговые. Могут быть идентифицированы и вполне конкретно охарактеризованы организационные, психологические, медицинские и технические факторы, расширяющие окно возможностей для совершения противоправных действий в угоду тех или иных бенефициаров. К экономическим факторам относятся: а) высокий уровень дифференциации населения по уровню доходов; б) дисфункции социально-экономических институтов; общее ослабление регулирующей роли государства и его неспособность обеспечивать эффективное функционирование и развитие экономики; в) макроэкономические диспропорции в отраслевых сегментах экономики; г) значительные структурные деформации во владении собственностью государством и частными лицами; д) неэффективная налоговая политика; е) монетизация личных отношений и др. Политические и правовые факторы, обладающие в определенным аспектах своим несбалансированным состоянием в вертикале пирамиды стратификационного устройства страны усиливают процесс криминализации экономики, который подкрепляется, в свою очередь, криминализацией средств массовой информации, навязывающих субъектам определенные матрицы маркетингового поведения и ретранслирующие формы низведения российских ценностей до уровня прозападных образцов, которые «вымарываются» из повседневной жизни рядового человека.
Вольно или невольно навязываемая доминирующая мотивация различных видов девиантного поведения, адекватного принципу его утилитарности (по выгоде, приобщенности к власти, по преследуемой корысти и т.п.), выстраивается усилиями субъектов и иноагентов внешнего разноцветного агрессивного окружения. Проявлению (гашению) такого поведения противодействует российское государство и его патриотически настроенное ядро человеческого ресурса. Усилия теневых агентов рынка порождают латентную преступность в самых различных звеньях социально-экономической системы. Базой такой преступности становится «деидеологизация» российского общества, утрата четко сформулированных в советский период духовно-нравственных устоев, проникновение чуждой России идеологии, образа жизни и мышления, насаждение неформальных правил криминальной среды в сознание молодых людей в результате разрушения полноценной системы патриотического и гуманистического воспитания подрастающих поколений. Ярким примером масштабного проявления теневой экономики являются те процессы, которые имели место в 90-е годы, связанные с захватом народной собственности и с разрушением фундаментальной производственно-экономической основы советского государства.
За последние 30 лет в России довольно высокими темпами происходила деиндустриализация [23], которая отрицательно сказалась на экономической безопасности страны и на ее технологическом суверенитете, а также на уровне жизни населения. В результате таких процессов расширялась зона теневых сфер экономики, борьба с которыми должна вестись посредством наращивания инновационного потенциала страны и темпов инновационных обновлений в ключевых и критически значимых сферах экономики. Это особенно важно в условиях мобилизационной экономики и масштабного противостояния страны агрессивному Западу. Президент страны В. Путин сказал, что «иметь экономику, которая не гарантирует нам ни стабильности, ни суверенитета, ни достойного благосостояния, – для России непозволительно» [24]. Это требование может быть тем вектором, ориентация на который позволит ослабить влияние теневых процессов в экономической сфере и обозначить те внутренние резервы, которые могут быть включены в процессы осуществления инновационных трансформаций в системообразующих сферах народного хозяйства.
Деиндустриализация, ориентированная на масштабный переход отраслевых сфер экономики к инновационному обновлению на базе создания высокотехнологичных производств, обретает свойства перспективной реиндустриализации, основываемой на новых научных знаниях, на новых технологиях, на новых информационно-коммуникационных платформах, на новом качестве трудовых ресурсов [25] (Arutyunova, 2017). Это необходимое, но недостаточное требование. В условиях новой экономической реальности, связанной с действием мобилизационного фактора и виртуализацией коммуникационных взаимодействий субъектов, она должна строиться на новом инструментарно-методическом обеспечении управления их конкурентоустойчивостью [26] (Shchepakin, 2023) в условиях необходимости стратегирования ускорения постиндустриальных преобразований на основе глубоких технологических сдвигов, осуществления принципиальных организационных изменений, формирования качественно новых компетенций в составе человеческого фактора [44, с. 79–80] (Kleyner, 2016, р. 79–80), а также коррекции маркетингового поведения субъектов [45] (Shchepakin, 2016) и установления определенного уровня параметров социального доминатора [27] (Shchepakin, 2019).
Цель исследования: разработка модели управления конкурентоустойчивостью бизнеса посредством ослабления влияния теневой экономики на процесс маркетингово-поведенческой адаптации бизнеса к мобилизационному формату его развития в интересах обеспечения экономической безопасности.
Управление маркетингово-поведенческой адаптацией бизнеса в мобилизационном формате его развития в условиях действия фактора теневой экономики
Необходимость ускоренного экономического роста бизнеса и потребность трансформации ключевых производственных сфер народного хозяйства страны требует изменения отношения общества и социумов к имеющим место процессам теневой экономики. Это связано с тем, что на сегодняшний день отдельные отраслевые сегменты экономики находятся в неустойчивом состоянии. Пересмотр процессов трансформации таких отраслей, а также критически значимых сфер деятельности в инновационно-технологическом и производственно-техническом аспектах создает реальные условия для обретения субъектами бизнеса и различными структурами власти и управления способности к формированию совокупного внутреннего потенциала в локальных хозяйственных образованиях, Этот потенциал выступает источником накопления энергии кумулятивным «рычагом» преобразований, вбирающим в себя интеграционный набор его свойств взаимодействующими агентами рынка в их разном измерении (маркетингово-поведенческом, морально-нравственном, духовно-этическом, мотивационном, коммуникационно-компенсационным, психологическом, социоориентированном и др.), включаемым для «гашения» и блокирования импульсов негативного маркетингового поведения субъектов теневого сектора экономики.
Инверстное состояние российской экономики в разрезе региональных образований как объективная реальность переходного этапа мобилизационного формата преобразований определяется пониженной маркетингово-поведенческой адаптивностью бизнеса к внутрисистемным требованиям социумов и рядовых граждан, а также к внешним вызовам и накопившимся противоречиям разного содержательного характера. В этих рыночных обстоятельствах бизнес на этапе нестабильной экономики и «внутреннего шатания» в выборе своих ценностных позиций должен направлять свои усилия на развитие своих маркетинговых и коммуникационных сетей [28, 29] (Shchepakin, Avdeeva, Latynin, 2016; Khandamova, Shchepakin, Petrovskiy, 2007) а также на синхронизацию своего маркетингового поведения [30] (Shchepakin, Erok, Kuznetsova, 2016) для расширения зон своего влияния и удержания выгодных позиций для поведенческого маневрирования, способного к действиям и в части неэффективного использования ресурсов, и в части сокрытия и «увода» зарабатываемых денежных средств в офшорные зоны, и в части нерешения насущных и перспективных проблем функционирования и инновационного развития различных звеньев народнохозяйственного комплекса. Нерешенность этих проблем становится источником возможных потерь и создаваемого (или потенциального) ущерба для национальной экономики, адекватного проявлениям теневой экономики разного масштаба и характера.
Реализуя в необходимом объеме маркетингово-поведенческую адаптацию бизнеса к требованиям доминанты мобилизационной трансформации, возможным становится выход в теоретико-методологическом плане на разработку конструктивной модели экономической нормальности, в том ее представлении, которое соответствует адекватным российским установкам на инновационные изменения в векторе ликвидации экономической отсталости и ослабления действия проявления отрицательной маркетинговой симуляции, определяющей то или иное воплощение маркетингово-коммуникационного диссонанса [31] (Shchepakin, Krivosheeva, Eremeev, 2017) в выстраиваемых коммуникационных полях. Речь идет о таком диссонансе, который возникает при решении насущных задач по накоплению необходимого ресурса конкурентоустойчивости в социально значимом векторе развития бизнеса. Ослабить его влияние можно посредством трансформации маркетингового поведения в рамках новой модели экономической нормальности, которая способна обеспечить корректировку иммунной компенсаторности в направлении укрепления региональной субъектности и наращивания реального (а не иллюзорного) потенциала конкурентоустойчивости бизнеса (без включения теневых механизмов лоббирования интересов крупного бизнеса) в задаваемых параметрах достижения желаемого экономического роста по требованиям доминаторов (поведенческого, коммуникационного, мотивационного, социального), обозначаемых в режиме мобилизационной экономики.
Следует понимать, что импортозамещение как форма реализации мобилизационного формата инновационных преобразований и восполнения недостатка тех или иных продуктов, товаров, ресурсов в ходе его воплощения в отраслевых сегментах экономики не должна ослаблять процессы инновационных изменений и вынуждать бизнес идти по пути наращивания манипулятивных действий в построении инновационных циклов на основе неправомерной фальсификации предоставляемых потребителю продуктов и услуг. Здесь речь идет о торможении стремления бизнеса заменить нехватку чего-либо фальсификатами (симулякрами разного уровня) и вредными для здоровья людей компонентами и ингредиентами в составе производимых продуктов. Должно ослабляться проявление когнитивного диссонанса и ресурсно-управленческого диссонанса в трудные времена выбора решений по осуществлению маркетинговой мимикрии к требованиям структурных и модернизационных преобразований во всем спектре жизнедеятельности общества под влиянием пересмотра морально-ценностных ориентиров, которые были навязаны Западом и его приспешниками. Нами предлагается модель управления маркетингово-поведенческой адаптацией бизнеса к требованиям мобилизационной экономики с учетом действия фактора «теневая экономика» (рис. 1).
В этой модели предусматривается построение коммуникационных полей субъектами – инициаторами инновационных преобразований в интересах государства, общества и рядовых граждан, вовлекающих в эти процессы акторов разных сфер деятельности (научно-исследовательской, производственной, образовательной, инновационно-проектной, маркетингово-коммуникационной, логистической и др.), которые выстраивают отношения в моделях их поведения таким образом, чтобы ослаблялся диссонанс в их инновационной деятельности в рамках локальных экономических систем и не нарастал масштаб маркетингово-коммуникационного диссонанса [32] (Shchepakin, 2022) в экономической системе при решении конкретных задач мобилизационной экономики. Игнорирование такого диссонанса способно приводить к необоснованному нарастанию негативных процессов теневого характера.
Рисунок 1. Управление маркетингово-поведенческой адаптацией бизнеса к требованиям мобилизационного формата изменений в условиях действия фактора
«теневая экономика»
Обозначения:
1 – регулирующие сигналы; 2 – импульсы из источников разной субъектности; 3 –
корректирующие воздействия по состоянию инновационной деятельности; 4 –
лоббистские действия в сфере государственного (муниципального) управления и со
стороны негосударственных организаций; 5 – маркетингово-коммуникационный ресурс
в формировании инновационных циклов; 6, 7 – сигналы обратной связи разного
семантического содержания; 8 – информационные зигзаги, формируемые внутри «ящика
Пандоры»; ИРт – информационный ресурс с токсичной доминантой; ИБ – «информационное
болото»; ИД – инновационная деятельность; МС – маркетинговая симуляция; –
симуляционное воздействие (позитивное);
–
симуляционное воздействие (негативное).
Важным фактором, влияющим на процессы достижения консенсуса между взаимодействующими сторонами при осуществлении ими инновационной деятельности, является собственно информационный ресурс, накапливаемый на различных платформах (в том числе и в виртуальной среде, пронизанной масштабной паутиной социальных сетей во всем их многообразии и направленности проявления), а также его семантическое качество.
В условиях санкционного давления Запада и неблагоприятного внешнего геополитического и геоэкономического окружения со стороны вассалов США в огромном количестве формируются фейки разного смыслового содержания, наполняющие пониманием (сущностью, ценностью) токсичный информационный ресурс ИРт. Развитие виртуального пространства в неконтролируемом властями режиме ведет к формированию «информационного болота», которое позволяет субъектам теневой экономики сохранять свои «размытые» позиции в несовершенном нормативно-правовом поле.
Нами предлагается следующее понимание такой социально-экономической категории, как информационное «болото»: это набор (множество) информационных сигналов, исходящих: а) от внешнего агрессивного геополитического и геоэкономического окружения; б) от чиновничьего аппарата пятой колонны; в) от теневых субъектов рынка, выстраивающих свое негативное симуляционное поведение в интересах узкого круга лиц; г) от представителей псевдоэлиты, олигархата и проксиагентов с разными целевыми установками на получение тех или иных благ; д) от субъектов, ставящих своей целью открытие «ящика Пандоры» во всем многообразии его воплощения; е) от прозападно ориентированных носителей ложных ценностей, идентифицируемых как аморфное «бесцветье», адекватное миражной токсичной бессубъектности. В более широком понимании информационное болото представляет собой пространство аккумулирования информационного «шума» и информационных атак, формируемых субъектами разной принадлежности из источников разного происхождения, отображающее совокупность ангажированных манипулятивных симуляционных воздействий, продуцируемых бенефициарами разноуровневых звеньев власти, бизнеса и околовластных структур (внешних и внутренних по своей юрисдикции) для получения тех или иных благ, сокрытых от общественности мотиваторами коммуникационных сигналов. Такими сокрытыми прозападными агентами являются олигархи, которые чаще всего остаются сокрытыми врагами России, поскольку их капиталы и основные активы или сосредоточен за пределами страны, или же находятся в офшорной юрисдикции. Они выступают агентами торможения в тех национальных проектах, которые ориентированы на рост экономической суверенности страны. Бизнес-интересы олигархов никогда не совпадали и не могут совпадать с интересами простого рядового человека. Ключевой задачей представителей теневой «камарильи» на всех ступенях социальной лестницы является стремление ментально взять «в плен» огромные массы населения и управлять ими в собственных интересах, формируя образ человека-функцию, готового на любые действия любого противоправного характера. Эти кукловоды постоянно мечутся между старыми теневыми схемами обмана государства (а также партнеров, граждан) и новыми, которые можно разыграть в условиях мобилизационного формата преобразований. Им пока не очень понятно, какова будет цена ответственности за теневую деятельность в условиях СВО. Следует отметить, что «информационное болото» формируется чаще всего представителями оглядывающихся на Запад псевдоэлит, утративших в себе чувство принадлежности к родине и к российской идентичности с ее ценностно-моральными нормами.
Конфигурация воздействий в «информационном болоте» находится в постоянной изменчивости: и по источникам и уровням их происхождения; и по силе давления на получателей сигналов; и по характеру содержания сообщений и импульсов на совершение тех или иных действий; и по временному периоду их отсылки в адреса получателей; и по «разбросу» направленности сигналов к субъектам в зоны (точки) их сосредоточения в коммуникационном пространстве их функционирования; и по масштабу вовлечения отправителей воздействий в манипуляционные действия (в том числе негативного симуляционного характера, формирующие лавинообразные потоки лжи и дезинформации) во всем многообразии создаваемого ими контента и др. Конфигурация воздействий внутри «информационного болота» определяется изменяющейся конъюнктурой, формирующей внутренний контур воздействий со стороны власти, квазиэлиты, бизнеса (ангажированного скрытыми «кукловодами» и агентами влияния), а также адаптирующейся к внешнему контуру воздействия, наполнение которого определяется геополитическим и геоэкономическим окружением разного иерархического уровня по фактору «источник происхождения».
Щупальца «серых кардиналов» распространяются на все действия (политического, экономического, маркетингового, логистического и т.п. характера) наших противников во вред российскому государству, поддерживаемые с молчаливого согласия (или беспечно игнорируемого) российского олигархата и псевдоэлиты с ее обслуживающим чиновничьим аппаратом пятой колонны. Проявлением разнополярной неустойчивости в понимании целей и задач развития страны определенной частью населения является точечное (гнилостно-развращающее личностное сознание людей) взращивание вспышек теневой экономики на фоне разрастающегося ореола информационно-обрушающегося давления Запада. Свидетельством активного участия Запада в формировании теневой экономики и в ее легализации в зоне «информационного болота» во всем разноцветном многообразии ее проявления (торговля наркотиками, проституция, массовый обман потребителей, реализация серых схем «отмывания» нелегально нажитых денег, сотрудничество Запада с лидерами теневых группировок, уход от оплаты налогов, отказ от вовлечения денежных средств в национальное развитие производственных сфер на качественно новой инновационной основе и др.) является деиндустриализация страны в 1990-е и 2000-е гг. Именно в результате ельцинской политики и его враждебной интересам страны команды имело место уничтожение всего того, что было достигнуто в развитии промышленно-производственной базы страны, позволяющей ощущать России свою реальную суверенность и независимость от противодействующих усилий Запада. Механизм деиндустриализации России был включен для уничтожения патриотично настроенной интеллектуальной элиты российского общества, их инновационно-конструктивной деятельности по инновационной трансформации промышленно-производственной сферы и системному развитию системообразующих отраслей экономики, а также для самоуничтожения страны изнутри силами чуждой стране псевдоэлиты, олигархата с их «разноцветными» пособниками и безразлично пассивными социумами. Запад методично предпринимал усилия по уничтожению производственных сфер российской экономики для ослабления усилий страны в ее возможности противостоять нахлынувшему негативному давлению противников, мотивированных на расчленение России и захват имеющихся у нее природных ресурсов.
Учет новых тенденций в информационно-коммуникационном взаимодействии субъектов рынка в условиях масштабной виртуализации обменов между ними свидетельствует о том, что возросло количество мошеннических схем обмана рядовых граждан (и прежде всего, в финансовой сфере) [33, 34] (Dvoryankin, 2021). Расширяется инструментарий давления бизнеса и различных бенефициаров на личностное сознание индивидов на новых программно-технологических и маркетингово-виртуальных платформах. Активно продвигается идея масштабного использования искусственного интеллекта в широком диапазоне возможных моделей взаимодействия рядового человека с современными техническими средства разного предназначения (в автоматизации функционирования бизнеса, в сфере государственного управления, в промышленности, в финансовой сфере, в образовании, в медицине, в быту, в производственной и торговой деятельности, на транспорте, в сельском хозяйстве, в военных целях и др.) [35] (Gorodnova, 2021). Сохранение цифрового суверенитета России является приоритетной задачей государства и предполагает защиту прав граждан и государственно важной инфраструктуры [36] (Leksin, 2020). Вместе с тем, существуют определенные опасности бесконтрольного расширения зон применения искусственного интеллекта, которому может отдаваться право на принятие окончательных решений в тех или иных составляющих человеческой деятельности, где может утрачиваться определяющая роль человека. Искусственный интеллект (ИИ) способен манипулировать поведением людей. Тем самым он обретает возможность создавать новые зоны теневой экономики, подконтрольные различным скрытым бенефициарам [37] (Shchepakin, Khandamova, Ksenzova, 2023). Чтобы избежать этой опасности, работа алгоритмов ИИ должна стать прозрачной. Она должна подчиняться четким правилам, формируемым в интересах общества, государства и рядового социума (в частности, принятие решений по «подсказкам» ИИ может приводить к дискриминации в самых разных его проявлениях – в бытовой жизни, в здравоохранении, в кадровых решениях и др.), а главное – она должна быть под человеческим контролем [38] (Georgios Petropulos, 2022). В частности, Илон Маск считает риск «глобальной катастрофы из-за ИИ» реальной проблемой [39] (Zubarev, Komarovskiy, 2023). Такое понимание состояния разобщенности в суждениях различных субъектов коммуникационного поля в отношении использования ИИ (и входящего в него инструментария воздействия инициаторов различных сигналов на их получателей) создает нерегулируемые возможности и простор для размывания негативного ореола теневой экономии в рыночном и социальном пространствах.
Ускоренное развитие искусственного интеллекта, кроме своей безусловно перспективной общественной значимости в решении многих проблем в конкретных отраслевых сферах жизнедеятельности (в медицине, в высокотехнологичных сегментах промышленности, в сфере обработки значимых массивов данных и т.п.), имеет и свое второе «лицо», которое обращено к сторону формирования новой ментальности в обществе (через воздействие на личное и общественное сознание: а) через модели обучения и образования людей в нужном «сильным мира сего» направлении и т.п.); б) через настройку управленческих схем развития бизнеса в направлении получения дохода только узким кругом лиц; в) через внедрение таких систем управления отдельными процессами в бытовом существовании людей, которые дают возможность обеспечивать полный контроль за каждым шагом индивида и его «настроения» в формате «длинные уши» и т.п. В частности, вызывает целый ряд вопросов (без надежды на получение должного ответа) взрывной рост использования нейросетевых языковых моделей (искусственного интеллекта на основе ChatGPT) в сфере образования посредством ориентации на технологии EdTech, а также в преподносимом толковании ее западными европейскими экспертами в рамках EdCrunch Reload с неопределенным и вполне возможно токсичным вектором преобразования в интересах западного мира.
Комментарий: EdCrunch Reload – крупнейшая в Европе конференция по новым технологиям в образовании, которая проводится с 2014 г. и привлекает ежегодно экспертов со всего мира. В 2022 г. она была ориентирована во время активного противостояния России действиям Европы и Запада в рамках СВО на трансформацию детского, школьного, высшего образования и корпоративного обучения, что не свидетельствует о видимой «прозрачности» интересов спонсирующих ее бенефициаров.
Неоднозначность ответа на вопрос о необходимости тесного сотрудничествами с экспертами в области инновационного обучения с представителями США и Европы повергает сомнению целесообразность такой работы, когда в стране взят курс на создание собственных российских цифровых платформ и отечественных программных продуктов как инструментов повышения качества образования. Разве можно доверять Западу во всех его начинаниях в преобразованиях в ментальной сфере граждан нашей страны? Интерес западных «доброжелателей» один – насаждение прозападной ментальности и насаждение теневых моделей реакции у людей на все инновационные начинания в отношении обретения страной технологического суверенитета и укрепления ее экономической безопасности. «Доброжелатели» России стремятся расширить зону своего влияния посредством содействия построению всевозможных схем обмана и криминала как ответных откликов на все позитивные действия российского государства, бизнеса и рядовых людей в накоплении нашим обществом внутреннего потенциала роста и в построении ценностного фундамента как основы идентификационного образа россиянина.
Растабуирование (авт. – введение запретов) информационных потоков по источникам их происхождения не уменьшает опасности разрастания сферы действия механизмов теневой экономики. Причина в том, что наша информационная система существенно уступает такой системе, сформированной Западом, а ее агрессивные масштабно посылаемые сигналы из различных источников их происхождения разрушительно действуют на национальное общественное сознание. Ложь как форма вкрапливаемых в информационное «одеяло» раскрашенных по чьему-то заказу элементов разрушает доверие людей в социуме [40, 41] (Shchepakin, Khandamova, Zhamankulova, 2022; Shchepakin, 2021), которое выступает важнейшим звеном в мотивационно-коммуникационном иммунитете [42] (Shchepakin, Ksenzova, 2023) бизнеса и системы в целом. Ложь – это триггер теневых процессов в рыночной экономике. Ею «питаются» мошенники, аферисты, грабители и жулики всех мастей и уровней, разрушающие стабилизирующий фон социального сообщества. Доверие – обратная сторона теневого образа предпринимательского звена в системе рыночных отношений. Доверие должно настраиваться на нужную волну его проницаемости гражданами усилиями государства, бизнеса и власти. Оно должно отображать новые смыслы в личностном сознании индивидов в условиях действия мобилизационного фактора.
Информационное «одеяло», лоскутное по своему семантическому восприятию и воплощению, накрывающее огромное поле пользователей социальных сетей, вбирает в себя ту энергию, которая может питать теневую сферу экономической жизни. Манипулирование мнением и поведением субъектов посредством лжи и полуправды становится тем инструментом, который поддерживает механизмы теневой экономики в дееспособном состоянии. А это противоречит интересам российского государства и общества. Экономика, уходящая «в тень», становится тем препятствием, которое сдерживает трансформацию конструктивных изменений в новое качество отношений, сопровождающих наращивание совокупного социального блага в российском обществе и общей массы человеческого капитала. Чем больше масштаб теневой экономики, тем неустойчивей процесс стабилизационного роста и тем больше отставание национальной экономической системы в ее преобразующем инновационном движении к обретению реальной конкурентоустойчивости и желаемого уровня экономической безопасности. Ориентация на рост доверия бизнеса, общества и граждан к инновационным преобразованиям, транслируемым властью, является тем источником, из которого черпается энергия для укрепления мотивационно-коммуникационного иммунитета бизнеса и системы в целом и который создает ореол для достижения социального согласия в обществе и ослабления проявлений всех форм теневой экономики.
Заключение
1. Функционирование российского рынка на мобилизационном этапе инновационных преобразований критически значимых сфер деятельности экономики не лишено проблем проявления действия различных диссонансов (когнитивного, ресурсно-управленческого, маркетингово-коммуникационного и диссонанса в инновационной сфере), которые тормозят процессы маркетингово-поведенческой адаптации бизнеса и сдерживают маркетинговую мимикрию в нужном государству, обществу и рядовым социумам направлении, что сопровождается проявлениями теневой экономики (в различных сегментах отраслевой деятельности и социальной жизни общества).
Изменяя и корректируя маркетинговое поведение хозяйствующих субъектов рациональными механизмами информационного воздействия на различные целевые аудитории из различных источников их происхождения, может быть создан потенциал возможностей для разрешения маркетингово-ресурсных противоречий разного характера (мотивационных, ресурсообеспечивающих, организационных, управленческих, духовно-нравственных, инновационных, коммуникационных, маркетинговых, производственно-технических, финансовых и др.), которые способны «гасить» разрастание негативных процессов в построении бизнес-процессов и ослаблять позиции теневой экономики на этапе мобилизационных изменений.
2. Позитивный тренд в развитии национальной экономики, функционирующей в формате мобилизационных преобразований с четко обозначенной ориентацией импортозамещения не может быть обеспечен без ощутимого ослабления негативных тенденций в проявлениях теневой экономики в построении сбалансированных коммуникационных полей взаимодействующих субъектов, а также без укрепления позиций фокуса на разрешение внутренних и внешних геополитических противоречий. Без активизации инициативы человекоцентричного ресурса и адаптации маркетингового поведения бизнеса к внешним вызовам и внутренним запросам не будут созданы условия для накопления потенциала конкурентоустойчивости национальной экономики и для достижения баланса интересов взаимодействующих сторон в векторе наращивания социального благополучия и доверия к осуществляемым преобразованиям.
3. Интеграция различных функций (мотивационной, адаптационной, инновационной, коммуникационной, маркетингово-поведенческой, организационно-управленческой, ресурсонаполняющей и др.), реализуемых хозяйствующими субъектами в процессе маркетинговой мимикрии должна быть системно нацелена на преодоление негативных явлений, продуцируемых сокрытыми внутренними и внешними противниками России, которые не преодолены и сохраняют свое «тормозящее» влияние в мобилизационной экономике при построении бизнес-процессов и осуществлении социальных взаимодействий между различными рыночными агентами. Мейнстримом в теневой экономике остается полное пренебрежение к интересам рядового человека и неприкрытый откровенный цинизм в своем крайнем отображении и презрительном отношении к нормам морали, духовным, культурным ценностям, а также к нормам нравственности. Мобилизационный этап преобразований в экономике обладает потенциалом для замораживания процессов перманентного нарастания различных проявлений теневой экономики.
4. Предложена модель управления конкурентоустойчивостью бизнеса в условиях мобилизационного формата инновационных преобразований по фактору «теневая экономика», реализация которой позволяет ослабить действие маркетингово-ресурсных противоречий, возникающих в условиях маркетингово-поведенческой адаптации бизнеса к внешним вызовам и агрессивному информационному давлению (в границах «информационного болота») на российское общество из различных источников его происхождения, посредством укрепления мотивационно-коммуникационного иммунитета бизнеса и наращивания масштаба доверия людей к преобразованиям инновационного характера.
Рациональный и продуктивный учет полярности и противоречивости мотивов и интересов различных субъектов взаимодействия, определяемых: а) нехваткой ресурсов и современных технологий в различных отраслевых сегментах экономики; б) проявлением в практике хозяйствования неправомерных общественной морали девиантных норм маркетингового и иного поведения; в) игнорированием в миссии субъектов хозяйствования общечеловеческих ценностей; г) отказом от соблюдения действующих законов, норм и правил социоориентированного общества, создает условия для преодоления барьера в реальном сдерживании всего многообразия форм проявления теневой экономики и в конструктивном укреплении технологического суверенитета и экономической безопасности страны.
References:
Emerging from the shadows: The shadow economy to 2025 (2017).
Agarkov G.A. (2018). Tenevaya ekonomika regiona: modelirovanie, analiz, protivodeystvie [Shadow economy in the region: modeling, analysis, counteraction] (in Russian).
Arutyunova G.I. (2017). Deindustrializatsiya: chto oznachaet, sluzhit li razvitiyu? [Deindustrialization: What does it mean, does it serve development?]. Current problems of the humanities and natural sciences. (4-6). 31-34. (in Russian).
Avdiyskiy V.I., Dadalko V.A. (2020). Tenevaya ekonomika i ekonomicheskaya bezopasnost gosudarstva [Shadow economy and state economic security] (in Russian).
Balog M.M., Demidova S. E., Troyan V.V. (2020). Vliyanie tsifrovoy transformatsii na tenevuyu ekonomiku [Digital influence transformations to the shadow economy]. ETAP: economic theory, analysis, practice. (4). 58-72. (in Russian).
Berkovich M.I., Shurygin A.A. (2021). Tenevaya ekonomika v Rossii: ekonomiko-statisticheskaya otsenka masshtaba i mery po ego sokrashcheniyu v strane i regionakh [Shadow Economy in Russia: Economic and Statistical Assessment of the Scale and Measures to Reduce it in the Country and Regions]. Ekonomicheskie i sotsialnye peremeny: fakty, tendentsii prognoz. (5). 70-84. (in Russian).
Bogomolova I.P., Khorev A.I., Korolev M.I., Vasilenko I.N., Shaykin D.V. (2023). Issledovanie osobennostey formirovaniya tenevoy ekonomiki, kak faktora riska i ugrozy ekonomicheskoy bezopasnosti Rossii [Peculiarities of the shadow economy as a risk factor and threat to Russia's economic security]. Shadow Economy. 7 (2). (in Russian). doi: 10.18334/tek.7.2.117599.
Burov V.Yu. (2017). Teoreticheskie osnovy issledovaniya tenevoy ekonomiki: retro-spektivnyy analiz [Theoretical background for research of shadow economy: the retrospective analysis]. Shadow Economy. (2). 57-72. (in Russian).
Dmitrieva E.O., Drobot E.V. (2018). Tenevaya ekonomika: ugrozy i posledstviya [Shadow economy: threats and consequences]. Shadow Economy. (1). 9-16. (in Russian).
Drobot E.V., Makarov I.N. (2021). Otsenka faktorov i stressorov tenevoy ekonomiki: mirovoy opyt [Assessment of factors and stressors of the shadow economy: world experience]. Shadow Economy. 5 (1). 53-77. (in Russian). doi: 10.18334/tek.5.1.112236.
Drobot E.V., Makarov I.N. (2021). Stsenarii razvitiya i strategii upravleniya tenevoy ekonomikoy [Development scenarios and strategies for managing the shadow economy]. Shadow Economy. 5 (3). 183-198. (in Russian). doi: 10.18334/tek.5.3.112237.
Dvoryankin O.A. (2021). Internet moshennichestvo – eto novaya internet-tekhnologiya ili zhadnost i alchnost neistrebimy...? [Is internet fraud a new internet technology or is greed and cupidity indestructible...?]. Nau. (64-1). 14-20. (in Russian).
Gorodnova N.V. (2021). Primenenie iskusstvennogo intellekta v biznes-sfere: sovremennoe sostoyanie i perspektivy [Application of artificial intelligence in the business sphere: current state and prospects]. Russian Journal of Innovation Economics. 11 (4). 1473-1492. (in Russian). doi: 10.18334/vinec.11.4.112249.
Ibragimova E.N., Shakhbanova A.A., Kurbanova U. A-I. (2022). Problema tenevoy eko-nomiki v Rossii i posledstviya ee razvitiya [The problem of the shadow economy in Russia and the consequences of its development]. Zhurnal prikladnyh issledovaniy. (6). 132-137. (in Russian).
Kaybalina N.B. (2018). Vliyanie tenevyh ekonomicheskikh otnosheniy na konkurento-sposobnost regionov [Competitiveness and shadow economic relations]. Shadow Economy. (3). 89–103. (in Russian).
Khandamova E.F., Schepakin M.B., Petrovskiy V.I. (2007). Formirovanie kommunikatsionnyh setey v usloviyakh razvivayushchegosya rynka [Communication networks in an emerging market]. Nauchno-tekhnicheskie vedomosti SPbGPU: ekonomicheskie nauki. (4(52)). 244-252. (in Russian).
Kireenko A.P., Fedotov D.Yu., Nevzorova E.N. (2017). Tenevaya ekonomika i uklonenie ot uplaty nalogov [Shadow economy and tax evasion] (in Russian).
Kleyner G.B. (2016). Perspektivy i ogranicheniya ustoychivogo sotsiokhozyaystvennogo razvitiya Ros-sii: ekonomicheskie i pravovye aspekty [Prospects and limitations of sustainable socio-economic development of Russia: economic and legal aspects] (in Russian).
Leksin V.N. (2020). Iskusstvennyy intellekt v ekonomike i politike nashego vremeni. Statia 2. Iskusstvennyy intellekt kak tovar i usluga [Artificial intelligence in economy and policy nowadays. Article 2. Artificial intelligence as goods and service]. Russian Economic Journal. (5). 3-33. (in Russian). doi: 10.33983/0130-9757-2020-5-3-33.
Lomsadze D.G. (2020). Kontseptualnye problemy metodologii nauchnyh podkhodov v issledovaniyakh fenomena tenevoy ekonomiki [Conceptual problems of the scientific methodology approaches in the study of the shadow economy phenomenon]. Shadow Economy. 4 (1). 11-22. (in Russian). doi: 10.18334/tek.4.1.100606.
Menshikov A.S. (2020). Metody otsenki kolichestvennoy sostavlyayushchey tenevoy ekonomiki Rossiyskoy Federatsii [Methods for assessing the quantitative component of the shadow economy in the Russian Federation]. Shadow Economy. 4 (3). 111-126. (in Russian). doi: 10.18334/tek.4.3.110873.
Novenkova A.Z. (2017). Vliyanie tenevoy ekonomiki na dinamiku pokazateley regionalnogo sotsialno-ekonomicheskogo razvitiya [Impact of shadow economy on the dynamics of indicators of regional social and economic development]. Shadow Economy. (2). 73-81. (in Russian).
Schepakin M.B. (2016). Model upravleniya marketingovym povedeniem khozyaystvuyu-shchego subekta [Management model of marketing behavior economic entity]. Economics and management of management systems. (3). 66-79. (in Russian).
Schepakin M.B. (2019). Upravlenie antikrizisnym marketingovym povedeniem subekta v usloviyakh vybora im sotsialnogo vektora razvitiya [Management of anti-crisis marketing behavior of the subject in conditions of choosing social vector of development]. Bulletin of the Astrakhan State Technical University. Series: economics. (2). 101-120. (in Russian). doi: 10.24143/2073-5537-2019-2-101-120.
Schepakin M.B. (2021). Informatsionno-kommunikatsionnyy konnektor v obespechenii ekonomicheskogo rosta proizvodstvennoy sfery [Information and communication connector in providing economic growth production sphere]. Izvestiya vuzov. Pischevaya tekhnologiya. (5-6). 108-115. (in Russian). doi: 10.26297/0579-3009.2021.5-6.20.
Schepakin M.B. (2022). Geoekonomicheskaya «embolizatsiya» resursnyh potokov kak faktor ekonomicheskogo rosta rossiyskogo biznesa [Geo-economic “embolization” of resource flows as a factor of economic growth of Russian business]. Journal of Economics, Entrepreneurship and Law. 12 (5). 1529-1554. (in Russian). doi: 10.18334/epp.12.5.114788.
Schepakin M.B. (2022). Reklamno-marketingovoe manipulirovanie povedeniem subektov pri upravlenii ekonomicheskim rostom biznesa v usloviyakh didzhitalizatsii rynochnyh otnosheniy [Advertising and marketing manipulation of the subjects' behavior in managing the economic growth of business entities amid digitalization of market relations]. Journal of Economics, Entrepreneurship and Law. 12 (1). 81-102. (in Russian). doi: 10.18334/epp.12.1.114062.
Schepakin M.B. (2023). Upravlenie konkurentoustoychivostyu biznesa posredstvom innovatsionnyh preobrazovaniy v usloviyakh mobilizatsionnoy ekonomiki [Managing business competitiveness through innovative transformation in a mobilization economy]. Journal of Economics, Entrepreneurship and Law. 13 (3). 601-628. (in Russian). doi: 10.18334/epp.13.3.117301.
Schepakin M.B., Avdeeva R.A., Latynin E.S. (2016). Razvitie marketingovoy seti khozyaystvuyushchim subektom v nestabilnoy ekonomike [Evolution of a marketing network economic entity in unstable economy]. Journal of Economy and Entrepreneurship. (10-1(75-1)). 473-480. (in Russian).
Schepakin M.B., Erok A.D., Kuznetsova O.A. (2016). Sinkhronizatsiya marketingovogo po-vedeniya subektov pri postroenii modeley ekonomicheskogo rosta biznesa [Synchronization of subjects\' market behavior when building a model of business economic growth]. Journal of Economy and Entrepreneurship. (12-2(77-2)). 743-758. (in Russian).
Schepakin M.B., Khandamova E.F., Ksenzova G.V. (2023). Iskusstvennyy intellekt v zerkale innovatsionnyh izmeneniy v usloviyakh mobilizatsionnoy ekonomiki [Artificial intelligence in the mirror of innovative change in the mobilization economy]. Russian Journal of Innovation Economics. 13 (2). (in Russian). doi: 10.18334/vinec.13.2.117539.
Schepakin M.B., Khandamova E.F., Zhamankulova D.S. (2022). Lichnost kak mishen v manipulyatsionnyh deystviyakh biznesa v usloviyakh tsifrovizatsii ekonomiki [Personality as a target of business manipulation amidst digitalization]. Leadership and Management. 9 (2). 323-342. (in Russian). doi: 10.18334/lim.9.2.114581.
Schepakin M.B., Krivosheeva E.V., Eremeev A.V. (2017). Marketingovyy protektor – instrument uderzhaniya biznesom konkurentnogo polozheniya na rynke [Marketing protector as a business tool for keeping competitive position in the market]. Bulletin of the Astrakhan State Technical University. Series: economics. (3). 16-35. (in Russian). doi: 10-24143/2073-5537-2017-3-16-35.
Schepakin M.B., Ksenzova G.V. (2022). «Kolchuga» konkurentosposobnosti subekta biznesa kak instrument upravleniya izmeneniyami v mobilizatsionnoy ekonomike [The chain mail of the business entity competitiveness as a tool for managing changes in the mobilization economy]. Leadership and Management. 9 (4). 933-954. (in Russian). doi: 10.18334/lim.9.4.116972.
Schepakin M.B., Ksenzova G.V. (2023). Motivatsionno-kommunikatsionnyy immunitet biznesa v formirovanii konkurentoustoychivoy ekonomiki [Motivational and communication business immunity in a competitive economy]. Leadership and Management. 10 (1). 9-34. (in Russian). doi: 10.18334/lim.10.1.117057.
Schepakin M.B., Vinogradova N.A., Foygel M.A. (1997). Adaptatsiya predpriyatiy k rynochnym vozdeystviyam v usloviyakh otraslevoy neodnorodnosti [Adaptation of enterprises to market influences in conditions of sectoral heterogeneity]. Izvestiya vysshikh uchebnyh zavedeniy. Pischevaya tekhnologiya. (2). 11-14. (in Russian).
Trysyachnyy V.I. (2018). Ekonomicheskaya bezopasnost Rossii v usloviyakh globalnyh vyzovov: podkhody i resheniya [Economic Security of Russia in the Context of Global Challenges: Approaches and Solutions] (in Russian).
Страница обновлена: 26.04.2025 в 12:53:04