Применение концепции «Мягкое управление» в реализации гибких механизмов целевого содействия экономическому развитию государств-членов ЕАЭС

Введение. Роль международных региональных интеграций в процессах развития мировой экономики сложно переоценить. Но экономика и общество меняются, следовательно, должны меняться и подходы к управлению экономическими интеграциями, что предполагает не только переход на гибкие механизмы, но и изменение самих управленческих концепций, используемых для достижения поставленных целей.

Понятие «гибкие механизмы» концептуально базируется на адаптивно-проактивном подходе, который позволяет, с одной стороны, согласовывать текущие приоритеты государств – членов региональной экономической интеграции, а с другой стороны, эффективно использовать те экономико-технологические и общественно-политические компетенции, которыми обладают участники интеграции, для успешного решения задач устойчивого развития в интересах текущего и будущих поколений.

В свою очередь, идея «мягкого управления» (soft power, soft governance / government) требует лучшего и более глубокого осмысления, поскольку очевидно, что ранее доминировавшая идея технического или технократического управления уже исчерпала себя. Связано это с тем, что, во-первых, экономика перестала быть пространством рационально взаимодействующих акторов, всегда и во всех случаях максимизирующих объективную полезность. И во-вторых, с тем, что институты не только значимы и опосредуют экономическую динамику, но и должны меняться с тем, чтобы быть адекватными и аутентичными как экономико-технологическим, так и общественно-политическим безальтернативным трендам.

Вышесказанным определяется актуальность темы этой статьи, соответственно, основная ее цель – это раскрытие сущности и назначения мягкого управления в гибких механизмах целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС.

Материалы и методы. Для изложения материалов исследования, проведенного в этой статье, были использованы:

а) методы теоретического анализа, которые позволили сформулировать определение «мягкому управлению» в рамках перехода на гибкие механизмы целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС;

б) методы статистического анализа открытых официальных данных, публикуемых статистическим ведомством, входящим с Евразийскую экономическую комиссию (исполнительный орган ЕАЭС);

в) методы научного синтеза, которые позволили сформулировать перечень рекомендаций для использования идеи «мягкого управления» в гибких механизмах целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС.

Обзор литературы. Идея «мягкого управления» возникла в неявном виде достаточно давно и, прежде всего, в философских науках, на этой же идее были основаны принципы гуманизма, используемые по настоящее время в юридических, экономических, общественно-политических науках [1, 2] (Kharchenko, 2007; Kogay, 2014). Но до сих пор не сложилось научного консенсуса относительно того, что понимать под «мягким управлением» в контексте устойчивого социально-экономического развития как отдельных стран, так и любых экономических интеграций. Некоторые российские ученые акцентируют внимание на том, что «мягкое управление» – это ситуационное или просоциальное управление. Другие считают, что «мягкое управление» – это управление, которое создает свободную и творческую атмосферу, которая является важнейшей характеристикой институциональности в экономике знаний [3–6] (Makarov, Drobot, Egorov, Shirokova, 2020; Kolyasnikov, Kelchevskaya, 2020; Bazhenov, 2020; Vorobev, 2018). С точки зрения теории, методологии и практики менеджмента «мягкое управление» ассоциировано с «мягкими навыками» (soft skills) и нетравматичными подходами к отбору, набору, адаптации и управлению персоналом в организации, предприятии, компании [6, 7] (Vorobev, 2018; Chulanova, Ivonina, 2017).

За рубежом в экономических и общественно-политических науках понятия soft power и soft governance, во-первых, не используются как синонимы, а во-вторых, предназначены для описания разных процессов управления и принятия решений. Первоначально понятие soft power (в данном случае – это «мягкая сила») было создано и использовалось для описания особенностей внешней политики развитых стран, где приоритет был отдан кооптации разнообразия в единство культурного притяжения [8, 9] (Nye, 1990; Pogorletskiy, Day Syaofen, 2021). Иными словами, предполагалось, что «мягкая политическая сила» быстрее расширяет границы социального и экономического взаимодействия между странами, чем жесткая политическая иерархия. В целом это понимание soft power сохранилось в зарубежных гуманитарных науках и вошло в дипломатические круги практически в неизменном виде [10] (Gallarotti, 2011).

В свою очередь, soft governance (собственно мягкое управление) понимается в зарубежных экономических и общественно-политических науках следующим образом: управление, основанное не на жестко закрепленных юридических нормах, но основанное на использовании убеждений, советов, нахождении согласия даже при наличии культурных, социальных и прочих различий между двумя и более акторами [11] (Kröger, 2008).

В наиболее развитых странах идея «мягкого управления» используется не только в политике и экономике, но и в образовательной, экологической сфере, в построении институционального и научного базиса устойчивой энергетики [12–14] (Lawn, 2006; Knodt, Ringel, Müller, 2020; Schoenefeld, Jordan, 2020). Также «мягкое управление» ассоциируется с многоуровневым управлением, в котором преобладают не вертикальные, но горизонтальные связи между акторами [15] (Behnke, Broschek, Sonnicksen (ed.)., 2019) (различными взаимодействующими сторонами, юридическими и/или физическими лицами).

Таким образом, мы можем сформулировать теоретическое определение понятию «мягкое управление» в контексте гибких механизмов целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС [16] (Dorzhieva, 2021). Под «мягким управлением» в данном случае предлагается понимать совокупность управленческих методов и способов принятия решений к активизации взаимодействия экономических акторов государств – членов ЕАЭС.

В основе этих методов и способов:

1) будут лежать не директивные и жесткие, но просоциальные (объясняющие, убеждающие, позитивно стимулирующие) нормы и правила, которые не должны противоречить правовым институтам ЕАЭС;

2) будут преобладать не вертикальные, но горизонтальные связи, инкорпорирующие не только экономическое, но и культурное, социальное, научно-техническое, технологическое и прочее взаимодействие.

Результаты. Функционирование «мягкого управления» в рамках гибких механизмов целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС можно оценить через два ключевых экономических параметра: 1) динамика инвестиций в основной капитал и 2) динамика развития сегмента малого предпринимательства. Общеизвестно, что инвестиции в основной капитал, осуществленные из средств физических и юридических лиц, не аффилированных с государством, имеют рост в динамике и структуре только при условии благоприятной институциональной среды и стимулирующего инвестиционного климата, обусловленного влиянием благоприятной внешней среды. В свою очередь, положительная динамика в сегменте малого предпринимательства зависит и от состояния институтов, и от развитости горизонтальных связей внутри экономической интеграции.

Согласно данным статистического департамента Евразийской экономической комиссии (ЕЭК – исполнительный орган ЕАЭС), в 2014 году объем инвестиций в основной капитал по государствам – членам ЕАЭС составил 413,8 млрд долларов США, из них 85,4% проинвестировано российской стороной (рис. 1).

Рисунок 1. Структура инвестиций в основной капитал по государствам – членам ЕАЭС по итогам 2014 года

Figure 1. The structure of investments in fixed assets by the EAEU member states according to the results of 2014

Источник: рассчитано авторами по данным [17].

Очевидно, что с самого начала, т.е. с момента инициации и создания региональной экономической интеграции (сначала – ЕврАзЭС, потом – ЕАЭС), Российская Федерация является доминирующим государством-членом, обеспечивая более чем на 85% не только инвестиционный, но и общеэкономический оборот, включая внутреннюю и внешнюю торговлю в рамках ЕАЭС. Беларусь и Казахстан по итогам 2014 года обеспечили еще 14% всего объема инвестиций в рамках ЕАЭС, но Армения и Кыргызстан изначально были инвестиционно и экономически неактивными участниками региональной экономической интеграции.

Вместе с тем следует отметить, что экономический сектор был наиболее активным в части обеспечения объема инвестиций в 2014 году. На долю предприятий и организаций пришлась практически половина всех инвестиционных вложений, и понятно, что это были в основном российские предприятия и организации (рис. 2).

Рисунок 2. Структура инвестиций в основной капитал в разрезе основных источников/инвесторов по итогам 2014 года

Figure 2. The structure of investments in fixed assets by main sources / investors by the results of 2014

Источник: рассчитано авторами по данным [12] (Lawn, 2006).

За счет бюджетных средств по итогам 2014 года было профинансировано 16,7% всех инвестиций в рамках ЕАЭС. И здесь еще раз следует подчеркнуть, что в основном это были средства российского бюджета. Население и иностранные инвесторы не были заинтересованы во вложении средств в основной капитал, сформированный внутри региональной экономической интеграции. Вместе с тем в зависимости от методологии расчета доля государственного сектора в российской экономике в 2010–2015 гг. оценивалась на уровне 33–40%, следовательно, между бюджетными инвестициями и инвестициями из собственных средств предприятий и организаций нельзя поставить равенство по итогам 2014 года.

К началу текущего года ситуация, безусловно, изменилась, но первоначально следует отметить, что в 2021 году объем инвестиций в основной капитал внутри ЕАЭС сократился до 356,8 млрд долларов США, при этом Российская Федерация увеличила долю своего участия до 87%, напротив, и Казахстан, и Беларусь сократили объемы в основной капитал региональной экономической интеграции (рис. 3).

Рисунок 3. Структура инвестиций в основной капитал по государствам – членам ЕАЭС по итогам 2021 года

Figure 3. The structure of investments in fixed assets by the EAEU member states by the end of 2021

Источник: рассчитано авторами по данным [17].

Но если доля участия в инвестициях со стороны Казахстана сократилась всего на 0,2%, то доля участия Беларуси сократилась почти на 2% в 2021 году относительно данных 2014 года. Если рассматривать структуру инвестиций по источникам и инвесторам, то можно отметить, что в 2021 году доля вложений собственных средств предприятий и организаций в основной капитал в рамках ЕАЭС увеличилась до 56,5%, т.е. на 8,5% относительно 2014 года (рис. 4).

Доля бюджетных вложений в основной капитал региональной экономической интеграции увеличилась менее чем на 1% к началу 2022 года. Но принимая во внимание сохраняющееся доминирование Российской Федерации в ЕАЭС (и в инвестиционном, и в общеэкономическом плане), а также рост доли государства в российской экономике (по различным оценкам, эта доля составляет от 60% до 70%), можно предположить, что ключевым участником инвестиционных процессов внутрирегиональной экономической интеграции становится именно российское государство посредством бюджетного и внебюджетного финансирования.

Рисунок 4. Структура инвестиций в основной капитал в разрезе основных источников/инвесторов по итогам 2021 года

Figure 4. The structure of investments in fixed assets by main sources / investors by the results of 2021

Источник: рассчитано авторами по данным: [17].

Переходя к анализу динамики развития малого предпринимательства, следует отметить, что в период с 2013 по 2016 год количество малых предприятий внутри ЕАЭС увеличилось на 34%, но уже с 2016 года по начало 2021 года (более актуальной статистики по этому направлению ЕЭК пока что не представила) прослеживается стагнационный тренд (рис. 5).

Рисунок 5. Количество малых предприятий (включая микропредприятия), действующих в том числе внутри ЕАЭС, млн ед.

Figure 5. The number of small enterprises (including microenterprises) operating, including within the EAEU, million units

Источник: рассчитано авторами по данным: [17].

Вероятно, что уже в ближайшей двух-трехлетней перспективе можно будет ожидать с высокой вероятностью снижение количества малых и средних предприятий. И обусловлено это будет рецессией российской экономики, которая объективно началась в 2015–2016 гг., но ее признаки уже имели место в 2012–2014 гг. Поэтому и количество, и доля малых российских предприятий, в том числе действующих внутри ЕАЭС, неуклонно сокращаются (рис. 6).

Рисунок 6. Структура количества малых предприятий (включая микропредприятия), действующих в том числе внутри ЕЭАС, млн ед.

Figure 6. Structure of the number of small enterprises (including microenterprises) operating, including within the UES, million units

Источник: рассчитано авторами по данным: [17].

В период с 2014 по 2020 год включительно доля российских малых предприятий, в том числе действующих в рамках ЕАЭС, сократилась почти на 5%, но по-прежнему превышает 85% от всего количества малых предприятий этой региональной экономической интеграции. Из других государств – участников ЕАЭС следует отметить, что почти трехкратный прирост доли малых предприятий продемонстрировал только Казахстан.

И если стагнация и рецессия внутри российской экономики напрямую коррелируют с процессом огосударствления, то, напротив, в Казахстане экономический прогресс в том числе связан с некоторой либерализацией.

Обсуждение. Анализ результатов экономической динамики ЕАЭС не позволяет говорить о том, что эта региональная экономическая интеграция имеет потенциал роста и развития. И причин этому несколько:

· во-первых, хозяйствующие субъекты из государств-членов не имеют стимулов к тому, чтобы укреплять и развивать трансграничную кооперацию;

· во-вторых, Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК) как исполнительный орган ЕАЭС не стремится поощрять кооперацию между малыми/средними предприятиями, организациями и компаниями государств-членов, отдавая приоритет крупному и крупнейшему бизнесу, в том числе с государственным участием;

· в-третьих, объем внутреннего спроса в ЕАЭС как минимум на порядок или два меньше, чем на внешних рынках, и вероятно, дальше ситуация с внутренним спросом будет ухудшаться. Поэтому, например, Казахстан и Россия в большей степени ориентированы на торговлю и экономическое сотрудничество вне ЕАЭС, нежели внутри этой региональной интеграции.

Все три вышеперечисленных проблемных аспекта сводятся к тому, что ЕАЭС не создает для экономик государств-членов новых или даже уникальных конкурентных преимуществ. Поэтому идея «мягкого управления» в гибких механизмах целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС должна включать два направления действий:

1) стимулировать самоорганизацию экономического сотрудничества (межфирменной кооперации), научно-внедренческой активности и прочих низовых инициатив между малыми/средними предприятиями, организациями, компаниями государств-членов, поскольку именно малый и средний бизнес, малое и среднее предпринимательство является драйвером быстрого экономического роста;

2) создавать условия для получения динамических эффектов от региональной экономической интеграции для экономики всех государств-членов.

Динамические эффекты региональной экономической интеграции впервые описаны в трудах Б. Баласса (Б. Балашша) [18] (Balassa, 2013) и состоят в следующем:

1) получение эффектов от увеличения масштабов деятельности субъектов хозяйствования;

2) проникновение технологических изменений из более развитых экономик в менее развитые в этом плане экономики региональной интеграции;

3) проявление структурных сдвигов на внутреннем рынке интеграции, включая рост производительности труда и структурные изменения в конкуренции между субъектами хозяйствования различных государств-членов, входящих в интеграцию;

4) увеличение инвестиционной активности на внутреннем рынке региональной экономической интеграции при условии, что рыночная неопределенность и асимметрия рыночной информации находятся на приемлемом уровне для принятия среднесрочных и долгосрочных решений.

Региональная экономическая интеграция ЕАЭС не генерирует перечисленных выше динамических эффектов, поскольку внутри интеграции не развиты горизонтальные связи, без которых идея «мягкого управления» не является работоспособной [19-24]. Горизонтальные связи успешно создаются и используются внутри региональных экономических интеграций в том случае, когда экономический и финансовый потенциал взаимодействия значительно выше вероятных рисков, а инерция среды (инерция рынка) не создает непреодолимых барьеров для установления таких связей между субъектами хозяйствования.

Еще одним немаловажным фактором успешного распространения идеи «мягкого управления» в гибких механизмах целевого содействия экономическому развитию государств – членов ЕАЭС является фактор мотивации лиц, принимающих решения, – это касается как низового уровня принятия решений (предприятия, организации, компании), так и верхних уровней (государственное управление, местное самоуправление). Принято считать, что мотивация в контексте принятия решений должна быть рациональной, однако во внимание не принимается, что рациональность с общественно-политической точки зрения есть быстрое достижение целей с наименьшими издержками, при этом качество целей не имеет значения. Поэтому, рассматривая компоненту мотивации в рамках идеи «мягкого управления», внимание следует акцентировать на просоциальности принимаемых решений. Иными словами, формируемые между субъектами хозяйствования различных государств – членов ЕАЭС горизонтальные связи должны быть подчинены полностью или частично целям устойчивого развития (в той терминологии и в том понимании, в которых они сформулированы ООН). Это способствует не только экономическому росту на всех уровнях, но и способствует росту благосостояния текущего поколения граждан государств – членов ЕАЭС без ущерба для будущих поколений.

Поскольку малые и средние субъекты хозяйствования объективно ограничены в своих ресурсах и в своих возможностях быстро создавать горизонтальные связи и инвестировать в них, будет целесообразно, если ЕЭК сформирует инфраструктуру трансграничных отраслевых и межотраслевых кластеров, в рамках которых ресурсный и экономический обмен между субъектами хозяйствования различных государств – членов ЕАЭС будет идти наиболее активно в том числе за счет получения синергетических эффектов от региональной экономической интеграции.

Заключение. Исследование показало, что региональная экономическая интеграция ЕАЭС стагнирует в своем развитии, поскольку не имеет потенциала экономического роста. Связано это с тем, что только одно государство – член ЕАЭС может быть признано экономически, инвестиционно и предпринимательски активным. Остальные государства-члены либо не активны совсем (Кыргызстан и Армения), либо демонстрируют минимальную активность (Беларусь, Казахстан). Поэтому внутри региональной экономической интеграции не складывается паритет социально-экономических взаимодействий, основанных, во-первых, на стимулирующих рост и развитие институтах, а во-вторых, на горизонтальных связях в первую очередь между субъектами хозяйствования.

Из вышесказанного следует, что ЕАЭС как региональной экономической интеграции необходимо переходить не только на гибкие механизмы целевого содействия устойчивому развитию государств-членов, но и на использование подходов «мягкого управления» в целях формирования потенциала экономического роста, который, в свою очередь, будет формировать потенциал роста благосостояния населения, а также просоциальное поведение экономических и прочих акторов. Кроме этого, следует понимать, что для экономического роста и устойчивого социально-экономического развития в современных условиях необходимы прогрессивные и прорывные технологические решения, которые могут быть разработаны в рамках трансграничных отраслевых и межотраслевых кластеров, создаваемых под эгидой ЕЭК.