Проблема недостаточной связности территории России: исторический аспект

Дубовик М.В.1, Сизова Т.В.1, Сизова Д.А.1, Дмитриев С.Г.1
1 Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова, Россия, Москва

Статья в журнале

Креативная экономика (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Том 17, Номер 5 (Май 2023)

Цитировать:
Дубовик М.В., Сизова Т.В., Сизова Д.А., Дмитриев С.Г. Проблема недостаточной связности территории России: исторический аспект // Креативная экономика. – 2023. – Том 17. – № 5. – С. 1823-1840. – doi: 10.18334/ce.17.5.117783.

Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=53965178

Аннотация:
Мы исследовали развитие России в раннюю доиндустриальную эпоху в сравнении с Европой в тот же период времени. Авторы считают, что распространение сельского хозяйства в России, объясняется диффузионной теорией, в рамках которой распространялась не идея земледелия, а сами земледельцы. С учетом относительно гомогенной среды осуществления земледелия, равно как и ограниченного набора сельскохозяйственных культур, значительных расстояний между населенными пунктами, экономическое пространство страны оказалось в достаточной степени несвязным. Слабое развитие городов и их немногочисленность также оказали негативное воздействие на связности территории России. Перечисленные в статье факторы стали тем, что в рамках новой институциональной экономической теории называется «path-dependence», определившем дальнейшее развитие страны. Современные снимки ночной освещенности поверхности России подтверждают высказанную авторами гипотезу о слабой связности экономического пространства страны, препятствующей формированию человеческого капитала, распространению знаний и в конечном счете динамичному социально-экономическому развитию страны.

Ключевые слова: территориальная связность, диффузионная теория, экономическое развитие, дивергенция

JEL-классификация: F15, N10, O13



Введение

Согласно известному высказыванию Гуннара Мюрдаля, «серьезное исследование проблем недостаточного развития… должно принимать во внимание климат и его влияние на почву, растительность, животных, людей и физические активы…» (Цит. по: [1, p. 400]). Не разделяя всецело географическую гипотезу Джареда Даймонда [23], мы, тем не менее, использовали ее отдельные концептуальные установки для объяснения недостаточной с нашей точки зрения связности и соответствующего негативного влияния названной несвязности на экономическое развитие России.

В статье предпринята попытка теоретического синтеза диффузионной и географической теорий в рамках институционально-эволюционной концепции, восходящей к Дугласу Норту [28]. Мы полагаем, что комплекс природных, экономических, социальных и религиозных факторов обусловили развитие России, являясь тем, что в понятийном аппарате неоинституционализма называют «path-dependence» [18], определив слабую пространственную и, соответственно, экономическую связность России. Поскольку практические любые (за исключением разве что ортодоксально-марксистских) объяснения историко-экономической динамики оперируют названными факторами, мы рассмотрели развитие страны с точки зрения топологической связности ее пространства.

Литературный обзор

Научные источники по истории России и Европы необъятны. Это потребовало от нас ограничиться только теми, которые более прочих релевантны целям нашего исследования. Поэтому для проведения сравнительного анализа социально-экономического развития Европы и России в том, что касается России мы использовали работы С. Нефедова [27], Д. Травина [32]; Европейская история анализировалась на основе трудов Ф. Броделя [19-21], М. Монтанари [26], Н. Розенберга и Д. Бирдцелла [30]. Антропологический материал, относящийся к Юго-Восточной Азии, мы взяли из детального исследования Дж. Скотта [31].

В нашей предыдущей работе [24] мы обращались к проблеме динамики процессов конвергенции и / или дивергенции регионов, входящих в Центральный федеральный округ (ЦФО). Нами были зафиксированы низкие темпы конвергентных процессов между регионами ЦФО, способствующие консервации регионального неравенства: для преодоления пятидесятипроцентного разрыва в распределении валового регионального продукта между регионами ЦФО потребуется от 334 до 346 лет. В условиях подобного диспропорционального развития разговоры о преодолении неравенства и поступательном движении отечественной экономики являются бессмысленными.

Наш пессимизм является еще более мотивированным, принимая во внимание исследование А.В. Шалака [33], которая посвящена анализу коммуникаций между населенными пунктами и регионами Российской Федерации. Используя методы исторической компаративистики, А. Шалак демонстрирует усиление разрыва транспортных связей внутри России: прекращение строительства речных портов и искусственных каналов, судоремонтных и судостроительных заводов, сокращение внутреннего флота, резкое падение пассажирооборота малой авиации, низкие темпы и объемы автодорожного строительства и др. Мы считаем, что названные явления усиливают исторически сложившуюся недостаточную связность экономического пространства России, приводя к дивергенции регионального развития.

Методология

Авторы отошли от традиционного эконометрического и статистического инструментария исследования экономической динамики, широко представленного в подобных работах. Для тестирования своей исходной гипотезы о недостаточной связности пространства России в целях обеспечения экономического роста мы дополнили анализ процессов пространственной конвергенции данными о ночной освещенности территории Российской Федерации в сравнении с аналогичными данными по территории Европы. Концептуальной основой такого подхода послужили работы Б. Адхикари и С. Дхиталя [2], К. Мендеса и Ф. Сантоса-Маркеса [11], Ш. Циао-Ли, В. Юи, Ц. Вей-Синга [14].

Нами также использован «Глобальный индекс связности» (GCI). Исследовательская модель GCI включает 40 показателей, которые могут быть проанализированы с точки зрения четырех экономических основ и четырех технологических возможностей. Четырьмя основными экономическими компонентами являются предложение, спрос, опыт и потенциал информационно-коммуникационных технологий. Четырьмя вспомогательными технологиями являются широкополосный доступ, облачные услуги, искусственный интеллект и интернет вещей.

Первый отчет, раскрывавший применение Глобального индекса связности, опубликованный в 2014 году, охватывал 25 стран и 10 отраслей, включая финансы, производство, образование, транспорт и логистику, на которые приходилось 95% мирового ВВП. В следующем докладе было охвачено 50 стран и 38 показателей. В докладе GCI 2016 года были введены два новых показателя; кроме того, в GCI 2016 года были включены обновленные определения (например, замена охвата 3G на охват 4G) на основе достижений в области информационно-коммуникационных технологий. В 2018 году GCI расширил охват с 50 до 79 стран. В 2019 году методология исследования была снова расширена за счет добавления нового периметра искусственного интеллекта, который включает: создание данных, инвестиции в искусственный интеллект, робототехнику с поддержкой искусственного интеллекта и потенциал искусственного интеллекта. Пять вспомогательных технологий «Интеллектуальной связности» (Intelligent Connectivity) впоследствии были объединены в четыре: широкополосный Интернет, облачные хранилища, Интернет вещей и искусственный интеллект в том же году [4].

Мы считаем методологически обоснованным использование Глобального индекса связности в макроэкономических исследованиях, поскольку его показатели не являются абстрактными цифрами, а оказывают реальное влияние на экономический рост. Изменение показателя GCI всего на 1 пункт коррелирует с 2,3% ростом производительности, 2,2% ростом инноваций и 2,1% ростом национальной конкурентоспособности [10].

Результаты

Авторы настоящей статьи разделяют распространенную среди историков биологическую модель распространения земледельческой культуры, в рамках которой земледелие рассматривается как диффузионный процесс: распространяется не идея земледелия, а сами земледельцы, переселяющиеся на новые невозделанные территории [27, с. 33]. Вследствие того, что переселение и, соответственно, распространение сформированных навыков ведения сельского хозяйства осуществлялось с запада на восток, природно-климатические условия преимущественно сохранялись (при всех очевидных различиях); распространялись и основные сельскохозяйственные культуры, составлявшие продовольственный базис населения.

Дж. Даймонд приводит региональные разновидности основных типов сельскохозяйственных культур в древности [23, с. 157]. Практически все используемые в древней Руси культуры относятся к тем, что были одомашнены в пределах «Плодородного полумесяца».

В этом смысле сельское хозяйство в России функционировало в рамках достаточно гомогенных природно-климатических условий, что сдерживало динамику внутренней торговли. Центрами торговли были города севера России, прежде всего Новгород и Псков, почвы которых были гораздо менее плодородными, а их бо́льшая часть и вовсе непригодна для земледелия [27, с. 183]. Однако торговля в названных городах была главным образом внешней, а в качестве средств платежа до 1370-х годов использовались «меховые деньги» и слитки серебра. Невозможно представить, чтобы во внутренней торговле между населенными пунктами страны подобные «деньги» имели широкое хождение.

Европа раннего Средневековья не была исключением. По оценкам Броделя между XV и XVIII веками от 80 до 90% населения было занято производством продуктов питания [19, с. 38]. Это свидетельствует и о ненадежности снабжения продовольствием, и о крайне низких возможностях средневековой торговли и транспорта [30, с. 62]. Поместья были замкнутыми системами, производили главным образом продукты питания, и только 10-20% потребителей таких продуктов жили за пределами поместий [30, с. 64, 71].

В отличие от России цивилизации Ближнего Востока и Северной Африки развивались в мозаичных инвайроментальных условиях, включающих морские побережья, равнины, высокогорья и участки земли ниже уровня моря, пустыни, плодородные земли, леса. Границы этих ареалов изменялись под влиянием природных и антропогенных факторов, что приводило к миграциям части населения на более плодородные территории. Потребовалось около 6000 лет на то, чтобы переселенцы достигли юга африканского континента [6, pp. 1123, 1334]. Российским (и североамериканским) переселенцам потребовалось гораздо меньше времени, чтобы расширить свой фронтир до его естественных пределов, однако их продвижение было вызвано иными причинами и не сопровождалось нанесением ущерба окружающей среде, сопоставимого с тем, что был нанесен Северной Африке и территории, бывшей когда-то «Плодородным полумесяцем».

Помимо собственно природно-экономических причин продвижения части населения на восток антропологи собрали достаточное количество свидетельств, что в ситуации избыточного государственной землевладельческой, религиозной и других форм «внутренней колонизации» миграция направлена из центра на окраины. Дж. Беньямин ввел для описания отмеченного феномена термин «диссимиляция» для стратегий горных народов части Малайи (Цит. по: [31, с. 257]). Впечатляющим результатом такой диссимиляции является формирование так называемой «Зомии», гористой части Юго-Восточной Азии с население более 100 миллионов человек [31].

В том, что касается внутренней торговли, то трудно представить, чтобы в условиях слабой специализации районов, жители соседних деревень регулярно обменивались одинаковыми продуктами питания и нехитрыми изделиями кустарного ремесла, которые также незначительно отличались от одного населенного пункта к другому. Меновая торговли и в российских условиях оказывается мифом [22, с. 25-45]. При определенном усилии для таких «операций обмена» можно представить себе нечто вроде «кольца Кула» [29, с. 62] в пределах Среднерусской возвышенности, но археологических подтверждений мы этому не находим, тем более, что и при наличии таких свидетельств подобный «обмен» невозможно считать торговлей.

Поскольку Россия отличалась в основном гомогенной средой, в которой осуществлялось сельское хозяйство, отсутствовала необходимость формирования экстенсивной дорожной сети подобной той, что была создана в империи инков для того, чтобы связать между собой районы, расположенные в различных климатических зонах, и обезопасить элиту в случае неурожая в одной из таких зон [17, pp. 16-17].

Если на начальном этапе (IX-XI вв.) аграрный подъем в Европе сопровождался расцветом локальной рыночной торговли [26, с. 67-70], подчиненной обеспечению продовольственной безопасности городов, то в XII-XIV вв. в Европе сформировалась интенсивная внутренняя торговля, в основе которой лежали различия климата, природных ресурсов и плотности населения [30, с. 99].

Кроме того, для развития производства товаров и коммерческих связей принципиальное значение имеет местоположение региона, особенно выход к морю. Помимо собственно климатических условий, обусловивших аграрную специализацию районов [32, с. 232; 26, с. 43], а также возможностей деловой и иной коммуникации море и морское побережье открывают больше возможностей для формирования человеческого капитала по сравнению с сугубо континентальным расположением населенных пунктов. Предпринимательская инициатива зачастую возникала благодаря иностранным, а не местным торговцам [32, с. 195, 207]. Бродель образно сравнивает возникающие и распространяющиеся вследствие этого очаги предпринимательской активности с огнем, быстро охватывающим многочисленные участки сухой скошенной травы [21, с. 113]. В результате в Европе сложились своего рода «коридоры» из городов, активно вовлеченных в торговлю и промыслы [32, с. 208], а экономику Европы можно представить в виде трех концентрических кругов: торгово-ремесленный центр, аграрно-сырьевой основы и внешний периферийный круг, слабо привязанный к основным хозяйственным зонам [20, с. 32-51, 121-122; 32, с. 239-240]. Излишне упоминать, что экономика России того времени мало напоминает такую картину, а единственный торговый коридор «из варяг в греки» связан с внешней, а не внутренней торговлей преимущественно сырьевыми товарами. Таким образом, еще в Средние века сформировалось так называемой «восходящее участие» России в глобальных цепях поставок, сохранившееся до наших дней.

Само по себе развитие сельского хозяйства не обязательно влечет за собой развитие городов и социальное расслоение; необходимы экстрактивные институты [17, pp. 12-13]. Нам представляется не вполне доказанной гипотеза, что плотно населенные, неколонизированные сельские общества были менее экстрактивны [12, p. 1054]. Мы также не поддерживаем гипотезу, что трансформация сельского хозяйства, в котором количество труда было ограничено, к сельскому хозяйству, в котором наблюдается недостаток земли, а не работников, привело к росту имущественного неравенства [5]. В России доиндустриальной эпохи наблюдался недостаток работников, а не пригодных для сельского хозяйства территорий, однако неравенство было и оставалось высоким; крепостное право только усугубило данную тенденцию, став еще одним фактором path-dependence социально-экономического развития страны.

Развитие торговли сдерживалось количеством и размерами городов, и, соответственно, локальных рынков, но с ростом населения оба препятствия были преодолены. Однако это в меньшей степени относится к России, поскольку число ее городов было меньшим (название «Гардарика», которое скандинавы использовали для обозначения средневековой Руси, не должно вводить в заблуждение, это отмечал еще «легальный марксист» М. Туган-Барановский («городов в России было так мало, что они тонули в общей серой массе деревень»), см. [32, с. 241; 27, с. 181, 236]), а расстояние между ними, напротив, бо́льшим, чем в Европе.

Мы проследили развитие России в доиндустриальную эпоху, в который, по нашему мнению, сформировались особенности, определившие ее дальнейшую траекторию. Обратимся теперь к Глобальному индексу связности, отражающему современное положение вещей. В течение первых двух десятилетий XXI века он вырос более чем на 25% [4, p. 15]. В таблице 1 мы привели данные по GCI за последние 10 лет наблюдений для десяти стран с наивысшим уровнем связности, а также для России, нескольких европейских стран и США.

Таблица 1 – Глобальный индекс связности за 2012-2021 гг. [3]

Страна
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
Динамика
Нидерланды
1
1
1
1
1
1
1
1
2
1

Сингапур
4
4
2
2
2
2
2
2
1
2

Бельгия
5
5
5
6
5
4
4
4
3
3

Швейцария
2
2
4
3
3
3
3
5
5
4

Ирландия
3
3
3
4
4
5
5
3
4
5

ОАЭ
15
11
9
7
7
7
7
6
6
6

Великобритания
7
7
7
8
8
6
6
7
7
7

Швеция
8
9
10
11
11
10
10
10
9
8

Германия
9
8
8
9
9
9
8
8
11
9

Дания
11
10
11
10
10
11
12
11
10
10

Франция
12
12
14
14
14
14
15
18
17
21

Испания
28
19
25
23
27
19
23
22
23
26

США
21
22
23
24
24
22
26
29
26
28

Италия
24
25
24
26
30
29
30
27
33
29

Португалия
38
34
34
35
37
32
32
32
35
30

Россия
65
56
58
59
52
53
49
49
48
45

Как видно из данных таблицы 1, Россия не входит в число стран-лидеров по индексу связности, однако за последние 10 лет этот показатель значительно улучшился.

Поскольку корректность методологии расчета Глобального индекса связности вызывает энтузиазм отнюдь не у всех ученых, мы используем данные об уровне освещенности поверхности Земли в разрезе Европы и России. Ночная освещенность европейских стран приведена на рис. 1:

https://www.nasa.gov/sites/default/files/thumbnails/image/2016-europe.jpg

Рис. 1. Карта ночной освещенности территории Европы. Источник: [9]

Ночная освещенность территории России приведена нами на рис. 2:

Рис. 2. Карта ночной освещенности территории России. Источник: [9]

Несложно отметить, что пространство России в гораздо меньшей степени связано, чем территория Европы. Это подтверждает достоверность расчетов Глобального индекса связности, несмотря на дискуссионность его применения.

Помимо недостаточной связности негативное влияние на социально-экономическое развитие России, определившее процессы региональной дивергенции, оказали (и оказывают) расстояния между населенными пунктами. В этих условиях крайне затруднена «пространственная конкуренция» за потребителей, которая привела к Промышленной революции и экономическому росту в Британии, но не привела в Китае [8, pp. 7-16], а также и о «рынке идей», который делает возможным появление и внедрение инноваций [13], распространение знаний и торговли [17, pp. 18-19], формирование человеческого капитала и, как следствие, эндогенное экономическое развитие [15-16]. В условиях пространственной разорванности «три круга причастных» новой технологии («конструкторский круг», «круг страдания», «круг поддержки», как об этом писал Джон Стауденмайер (Цит. по: [25, с. 48])), могут быть разделены значительным расстоянием друг от друга.

Как установили Комин, Истерли и Гонг, существует значимая взаимосвязь между развитием технологий в XVI в. и современным уровнем адаптации новых технологий, помогающая объяснять нынешнюю технологическую и имущественную дифференциацию, а также прогнозировать дальнейшую эволюцию распространения технологий [7, pp. 81-82, 85, 91, 93].

Заключение

Мы полагаем, что приведенные исторические факты, характеризующие развитие России в раннюю доиндустриальную эпоху, подтверждают нашу гипотезу, что формирование института сельского хозяйства и торговли обусловили топологическую несвязность ее социально-экономического пространства. Распространение сельского хозяйства осуществлялось на основе биологической модели в рамках диффузионной теории, когда переселенцы приносили на вновь осваиваемые земли свои земледельческие навыки и, главное, прежние сельскохозяйственные культуры. Это обусловило слабую специализацию районов и, следовательно, медленное развитие ремесла и внутренней торговли, а также замедленный по сравнению с Европой рост городов; более значительные расстояния между населенными пунктами страны тоже оказали свой негативный эффект.

Еще одним подтверждением нашей гипотезы о недостаточной связности пространства России являются современные снимки ночной освещенности территории страны. Нам представляется оправданным и целесообразным использование подобных внеэкономических данных для макроэкономического анализа динамики социально-экономического развития.


Источники:

1. Acemoglu D., Johnson S., Robinson J.A. Institutions as a Fundamental Cause of Long-Run Growth // Handbook of Economic Growth. – 2005. – p. 385-472. – doi: 10.1016/S1574-0684(05)01006-3.
2. Adhikari B., Dhital S. Decentralization and Regional Convergence: Evidence from Night-Time Lights Data // Economic Inquiry. – 2021. – № 3. – p. 1066-1088. – doi: 10.1111/ecin.12967.
3. Altman S.A., Bastian C.R. DHL Global Connectedness Index 2022 – An in-depth report on the state of globalization. NYU Stern School of Business, Center for the Future of Management, DHL Initiative on Globalization. - 2022
4. Altman S.A., Ghemawat P., Phillip Bastian DHL Global Connectedness Index 2018. The State of Globalization in a Fragile World. Dhl.com. [Электронный ресурс]. URL: https://www.dhl.com/content/dam/dhl/global/core/documents/pdf/glo-core-gci-2018-full-study.pdf (дата обращения: 06.04.2023).
5. Boggard A., Fochesato M., Bowles S. The Farming-Inequality Nexus: New Insights from Ancient Western Eurasia // Antiquity. – 2019. – № 371. – p. 1129 - 1143. – doi: 10.15184/aqy.2019.105.
6. Kiple K.F., Orneals K.C. (Eds.) The Cambridge World History of Food. / Vol. 2., 1999.
7. Comin D., Easterly W., Gong E. Was the Wealth of Nations Determined in 1000 BC? // American Economic Journal: Macroeconomics. – 2010. – № 3. – p. 65-97.
8. Desmet K., Greif A., Parente S. Spatial Competition, Innovation and Institutions: The Industrial Revolution and the Great Divergence // Ssrn. – 2017. – p. 48. – doi: 10.2139/ssrn.2927147.
9. Garner R. New Night Lights Maps Open Up Possible Real-Time Applications. Nasa. [Электронный ресурс]. URL: https://www.nasa.gov/feature/goddard/2017/new-night-lights-maps-open-up-possible-real-time-applications (дата обращения: 07.04.2023).
10. Global Connectedness Index. Connect where it counts. Mapping your transformation into a digital economy with GCI 2016. 2016 Huawei Technologies Co., Ltd
11. Mendez, C., Santos-Marquez F. Regional Convergence and Spatial Dependence across Subnational Regions of ASEAN: Evidence from Satellite Nighttime Light Data // Regional Science Policy & Practice. – 2021. – № 6. – p. 1750-1777. – doi: 10.1111/rsp3.12335.
12. Milanovic B. Towards an Explanation of Inequality in Premodern Societies: the Role of Colonies, Urbanization, and High Population Density // Economic History Review. – 2018. – № 4. – p. 1029-1047. – doi: 10.1111/ehr.12613.
13. Mokyr J. The Market for Ideas and the Origins of Economic Growth in Eighteenth Century in Europe, Tijdschrift voor sociale en economische geschiedenis // Tijdschrift voor Sociale en Economische Geschiedenis. – 2007. – № 1. – p. 3-38. – doi: 10.18352/tseg.557.
14. Qiao-Li X., Yue W., Wei-Xing Z. Regional Economic Convergence in China: A Comparative Study of Nighttime Light and GDP // Frontiers in Physics. – 2021. – doi: 10.3389/fphy.2021.525162.
15. Romer P. Endogenous Technological Change // Journal of Political Economy. – 1990. – № 5-2. – p. S71-S102. – doi: 10.1086/261725.
16. Romer, P. Speeding-Up: Theory. Paulromer.net. [Электронный ресурс]. URL: https://paulromer.net/speeding-up-theory/ (дата обращения: 09.04.2023).
17. Tisdell C., Svizerro S. The Malthusian Trap and Development in Pre-Industrial Societies: A View Differing from the Standard One. Working papers on social economics, policy and development. [Электронный ресурс]. URL: https://www.researchgate.net/publication/272264745_The_Malthusian_Trap_and_Development_in_Pre-Industrial_Societies_A_View_Differing_from_the_Standard_One.
18. Tool M.C. Institutional Adjustment and Instrumental Value // Review of International Political Economy. – 1994. – № 3. – p. 405-443. – doi: 10.1080/09692299408434293.
19. Бродель Ф. Структуры повседневности. Возможное и невозможное. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. - М.: Прогресс, 1986. – 624 c.
20. Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. - М.: Прогресс, 1992. – 632 c.
21. Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Ч. 2: Коллективные судьбы и универсальные сдвиги. - М.: Языки славянской культуры, 2003. – 808 c.
22. Грэбер Д. Долг: первые 5000 лет истории. - М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. – 528 c.
23. Даймонд Дж. Ружья, микробы и сталь: История человеческих сообществ. - М.: АСТ, 2010. – 604 c.
24. Дубовик М.В., Дмитриев С.Г. Анализ диспропорций регионального развития в Центральном федеральном округе Российской Федерации // Финансовый менеджмент. – 2022. – № 6. – c. 40-51.
27. Нефедов С.А. История. России. Факторный анализ. Т. I. С древнейших времен до Великой смуты. / Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского». - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010. – 376 c.
28. Норт Д. Институты, институциональные преобразования и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. – 190 c.
29. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. - СПб.: Алетейя, 2002. – 320 c.
30. Розенберг Н., Бирдцелл Л.Е. Как Запад стал богатым: экономическое преобразование индустриального мира. - Москва; Челябинск: Социум, 2023. – 448 c.
31. Скотт Дж.С. Искусство быть неподвластным. Анархическая история высокогорий Юго-Восточной Азии. - М.: Новое издательство, 2017. – 568 c.
32. Травин Д.Я. Почему Россия отстала?. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021. – 368 c.
33. Шалак А.В. Роль транспортных коммуникаций в обеспечении политико-экономической безопасности: невыученные уроки истории // Историко-экономические исследования. – 2021. – № 1. – c. 142-162. – doi: 10.17150/2308-2488.2021.22(1).142-162.

Страница обновлена: 15.07.2024 в 04:29:58