Система понятий экономической безопасности: региональный уровень

Понятийный аппарат безопасности – на уровень стратегического планирования

Едва ли можно подвергнуть сомнению тот факт, что четкая и работоспособная система категорий и практических мер региональной безопасности может быть построена только в том случае, если эта задача исчерпывающе решена на федеральном уровне, при этом с учетом требований стратегирования как нового уровня всей системы государственного и муниципального управления. Оба действующих документа по безопасности Российской Федерации [1, 2] принимались тогда, когда уже действовал федеральный закон по стратегическому планированию (Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации») [3]. Однако лишь в настоящее время можно в полной мере оценить те проблемы, которые сопровождают целостную интеграцию стратегий безопасности в единую систему документов стратегического планирования, прежде всего, в качестве одного из источников целеполагания для всех принимаемых стратегий, программ, проектов и пр. Подобная роль документов по безопасности прямо отражена в ч. 5 ст. 18 федерального закона о стратегическом планировании 172-ФЗ, где говорится: «Концептуальные положения в сфере обеспечения национальной безопасности Российской Федерации основываются на фундаментальной взаимосвязи и взаимозависимости стратегии национальной безопасности Российской Федерации и стратегии социально-экономического развития Российской Федерации».

Тем не менее на деле такая «фундаментальная» взаимосвязь и взаимозависимость просматриваются весьма слабо. Причин данной ситуации можно назвать несколько. Первая и наиболее важная из них – значительное запоздание с появлением всей системы стратегических документов, обозначенных в 172-ФЗ, причем главный из этих документов – «базовая» Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации – отсутствует до настоящего времени. Однако и в тех документах стратегического планирования, которые, в конце концов, были приняты, их адресация к требованиям национальной безопасности обозначена лишь в самом общем виде. Примером может служить Стратегия пространственного развития Российской Федерации [4]. В этом документе отмечается, что «Стратегия учитывает основные положения Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». По нашему мнению, эта запись носит сугубо формальный характер, так как определить, какие именно положения Стратегии национальной безопасности в данном случае учитываются и в какой мере они в этой стратегии реализуются, практически невозможно.

Вторая причина – достаточно неопределенный статус такого документа, как Стратегия экономической безопасности. Этот документ прямо не отражен ни в действующей версии Федерального закона от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности» [5], ни в Федеральном законе «О стратегическом планировании в Российской Федерации» 172-ФЗ. В этой связи круг параметров экономического характера, отраженных в этом документе (причем более подробно, чем в «экономическом блоке» Стратегии национальной безопасности), фактически не может быть использован как один из источников целеполагания в практике стратегического планирования в целом.

Наконец, третья причина кроется в самих документах по безопасности. Ее суть – весьма неконкретные и нелогичные формулировки их основных положений, в результате чего их использование для установления взаимосвязи и взаимозависимости стратегий безопасности и стратегии социально-экономического развития Российской Федерации, равно как и иных документов стратегического планирования, весьма и весьма затруднено. Это говорит о том, что и само понятие экономической безопасности (экономических аспектов национальной безопасности), и система категорий, образующих последовательную «связку» содержания (требований) безопасности с реальной практикой управления, нуждаются в дальнейшей теоретико-методологической проработке.

Анализ значительного числа научных публикаций по проблематике экономической безопасности выявляет две характерные тенденции в подобных исследованиях. Во-первых, в теоретико-методологическом плане основное внимание в этих работах уделяется определению экономической безопасности – то ли как «состоянию», то ли как «процессу» социально-экономического развития, в котором элиминированы все угрозы и риски такого развития, хотя в действительности практическое достижение такой ситуации едва ли возможно. При этом чаще всего вопрос о конкретном содержании этих угроз и рисков остается нераскрытым или раскрытым далеко не полностью. Отсюда вторая тенденция – рассмотрение проблем безопасности, особенно на региональном уровне, часто подменяется неким вариантом экономико-статистического обзора по всем доступным информационным источникам [6] (Buyanova, Averina, Kulakova, 2019). При этом на субфедеральном уровне за «угрозу» или просто за актуальную проблему с экономической безопасностью территорий чаще всего принимается либо какой-то негативный тренд в сфере хозяйственного и социального развития, либо устойчивое отставание того или иного региона от среднего российского показателя и пр. В результате объект управления в сфере экономической безопасности теряет свою идентичность и просто растворяется в привычном круге целей и инструментов управленческой деятельности в регионах и муниципалитетах. Возможно, именно в этом (а не в отсутствии законодательного требования) причина того, что стратегии экономической безопасности, принимаемые на региональном и муниципальном уровне, пока еще единичны и «не делают погоды» в системе общегосударственных мер по решению данной задачи.

В этой связи как наиболее актуальные можно выделить три проблемы теоретико-методологического характера, нерешенность которых имеет явное негативное воздействие на практическое осуществление политики экономической безопасности на всех уровнях управления. Одна из этих проблем касается необходимости уточнения содержательной стороны и логической последовательности системы категорий национальной и экономической безопасности. Вторая связана с неопределенностью того, следует ли считать тождественными основные понятия, используемые в стратегии национальной и экономической безопасности. Наконец, в-третьих, важной проблемой следует считать недостаточную адаптацию этой системы категорий для формулировки и управления основными слагаемыми экономической безопасности на региональном и тем более на субрегиональном (местном) уровне.

Формально претензии к основному понятийному аппарату национальной и экономической безопасности и соответствующего вектора государственной политики можно было бы считать безосновательными, учитывая, что оба действующих стратегических документа по безопасности содержат краткий глоссарий. Однако его полнота вызывает определенные сомнения. Так, глоссарий Стратегии национальной безопасности дает определение угрозы (табл. 1), но не содержит определения вызовов и риска безопасности, хотя в самом тексте документа эти понятия используются.

Таблица 1

Ключевые категории стратегий национальной и экономической безопасности

Стратегия экономической безопасности дает определения всем трем названным выше ключевым категориям, образуя при этом вполне определенную логическую последовательность. А именно, вызовы способны при определенных условиях привести к возникновению угрозы для экономической безопасности, а те (угрозы), в свою очередь, предопределяют риск (возможность) нанесения ущерба национальным интересам Российской Федерации. Однако главная проблема в том, что фактическое содержание Стратегии экономической безопасности этой, казалось бы, вполне ясной логической цепочкой понятий на деле не руководствуется [7] (Zolotareva, Zolotarev, 2019).

Так, ключевым для данной Стратегии является раздел II. «Вызовы и угрозы экономической безопасности». В нем представлено 25 позиций, отражающих совершенно различные по своей природе феномены. При этом в одной позиции часто оказываются явления, различные по характеру и даже в чем-то противоречащие друг другу. В результате сфера государственного управления как бы получает ложные сигналы относительно того, как следует реагировать на те или иные вызовы и (или) угрозы безопасности. Так, в позиции 25 указан такой объективный по своей природе фактор, как рост затрат на обеспечение экологических стандартов производства и потребления, и одновременно здесь же фиксируется такая чисто субъективная ситуация, характеризуемая как установление избыточных требований в области экологической безопасности.

В п. 24 то ли к вызовам, то ли уже к угрозам относится такой фактор, как «неравномерность пространственного развития Российской Федерации, усиление дифференциации регионов и муниципальных образований по уровню и темпам социально-экономического развития». Здесь сразу возникает целый «букет» вопросов. Оставим в стороне вопрос о дифференциации муниципальных образований (их в стране более 20 тысяч), так как этот вопрос недостаточно исследован при чрезвычайном разнообразии ситуации в различных субъектах Федерации [8] (Bulkina, 2016). Скорее всего, этот аспект безопасности просто был «пристегнут» к названному выше перечню как штамп по принципу «наверняка именно так дело и обстоит». С регионами дело сложнее. Здесь сразу возникает вопрос: неравномерность пространственного развития Российской Федерации и усиление дифференциации регионов – это одно и то же или нет? Кроме того, элементарный здравый смысл подсказывает: если регионы с экономической точки зрения существенно дифференцированы, то преодолеть эту дифференциацию можно только за счет их неравномерного развития, т.е. опережающего развития отстающих регионов. Значит, для обеспечения экономической безопасности важен не сам факт неравномерного развития, а его картина в разрезе различных регионов страны.

Но главное в том, что, формально указывая на различия понятий вызовов и угроз, Стратегия в разделе II их никак не разграничивает. Понять, где в этом списке речь идет о вызовах и где – об угрозах, практически невозможно [9, 10] (Filatova, 2017; Akhmetova, 2016). Кроме того, и сама формулировка многих позиций, представленных в этом перечне, вызывает сомнения в возможности их прямой трактовки как вызовов и угроз экономической безопасности. Даже не стоит упоминать о позициях чисто лозунгового характера типа «низкие темпы экономического роста», «недостаточно эффективное государственное управление» и пр. Во многих случаях даже трудно как-то вообразить, какие именно риски связаны с теми или иными «вызовами и угрозами», обозначенными в стратегии. Например, такая позиция, как «усиление дифференциации населения по уровню доходов». Во-первых, представляется, что идея полного равенства вроде бы ушла вместе с иллюзиями коммунистического строительства. Во-вторых, еще надо доказать, что такое усиление действительно происходит. В-третьих, не ясно, какие риски заключены в этом «вызове» или «угрозе»: появление массового пауперизма, деквалификация и деградация части трудового потенциала, нерегулируемые миграционные процессы или просто мордобой на улицах.

Внушает сомнение и такой «вызов» или «угроза» экономической безопасности, как «несбалансированность национальной бюджетной системы». Здесь не ясно, о какой именно несбалансированности идет речь: о несбалансированности «по вертикали» (неоптимальное соотношение федеральных, региональных и местных финансов) или «по горизонтали» (наличие дефицита на одном или нескольких уровнях бюджетной системы). Правда, в последнем случае все-таки надо иметь в виду, что с профессиональной точки зрения любой бюджет может быть дефицитным, может быть профицитным, но как двусторонняя таблица он всегда сбалансирован.

Есть и еще один важный момент. В определении угроз и рисков Стратегия экономической безопасности говорит о возможности нанесения ущерба национальным интересам Российской Федерации в экономической сфере. Принято считать, что экономический ущерб можно нанести юридическим и физическим лицам (гражданам), государству и пр. Сама трактовка «ущерб интересам» выглядит достаточно публицистично, тем более что в самой Стратегии экономической безопасности определения этих «интересов» нет. Зато это определение есть в Стратегии национальной безопасности, где национальные интересы Российской Федерации определяются как «объективно значимые потребности личности, общества и государства в обеспечении их защищенности и устойчивого развития». Из этого следует, при что реализованной угрозе экономической безопасности ущерб наносится потребностям, что достаточно неопределенно, даже принимая во внимание самую широкую трактовку этих потребностей. Разумеется также, что отдельные угрозы и риски не могут наносить ущерб всем интересам (потребностям). Отсюда даже с чисто практической точки зрения было бы интересно определить, какие конкретно угрозы и риски каким конкретно национальным интересам при тех или иных обстоятельствах могут нанести экономически значимый ущерб. Однако никакой подобной корреспонденции Стратегия экономической безопасности не содержит.

Все это подводит к выводу: проводить целенаправленную, действенную политику обеспечения экономической безопасности, ориентируясь на такие неконкретные и даже противоречивые формулировки «вызовов и угроз», просто невозможно.

Региональные стратегии экономической безопасности: основные особенности и задачи

Еще больше теоретико-методологических проблем связано с обоснованием и практической реализацией политики экономической безопасности на региональном уровне. Здесь сразу вырисовывается интересная закономерность. Теоретических и прикладных работ по региональной безопасности огромное количество; в них содержатся разнообразные методические рекомендации относительно сущности и оценок экономической безопасности на уровне субъектов Федерации, ее мониторинга; даются рекомендации по подготовке целевых государственных программ и по деятельности органов исполнительной власти субъекта Федерации в сфере обеспечения его экономической безопасности и пр. Но вот соответствующих региональных документов (стратегий, концепций, программ и пр.), получивших нормативно-правовое закрепление, на деле оказывается очень мало [11, 12] (Bukhvald, Moshkova, 2017; Rudenko, 2019). В чем причина подобной ситуации?

Практика показывает, что в целях обеспечения правового и инструментального аппарата своей политике экономической безопасности субъекты Федерации могут реализовать две возможности. Первая связана с подготовкой особого документа – стратегии, программы или концепции экономической безопасности данного субъекта Федерации. Примером в данном случае может служить Концепция экономической безопасности Волгоградской области, принятая еще в 2001 г., но по-прежнему наличествующая в базах нормативно-правовых документов как действующая [13].

Вторая возможность состоит в перенесении данного круга вопросов в базовую Стратегию социально-экономического развития региона. Эта возможность также может быть реализована в двух вариантах. Одна из них состоит в выделении в документе особого раздела, системно посвященного различным аспектам экономической безопасности субъекта Федерации, или в виде таблиц SWOT-анализа с обобщением основных угроз: экономической, экологической, продовольственной, а также угроз в сфере общественной безопасности и безопасности основных социально-демографических процессов в регионе. В данном случае можно говорить о трактовке угроз экономической безопасности региона как о системе факторов, противодействующих его устойчивому социально-экономическому развитию, нормализации экологической обстановки, благоприятности социальной среды и росту уровня и качества жизни населения. В подобном разрезе представлен данный круг вопросов в Стратегии социально-экономического развития Архангельской области до 2035 г. [14]. Здесь в качестве угроз социально-экономическому развитию региона рассматриваются такие негативные тенденции, как:

- значительный миграционный отток, усиливающийся в связи с увеличением привлекательности других субъектов Российской Федерации;

- высокий уровень смертности, усиливаемый общими структурными тенденциями групп населения (старение), при низком потенциале миграционного притока лиц трудоспособного возраста;

- недостаточный уровень оснащенности материально-технической базы системы общего образования на фоне низких инвестиционных возможностей областного бюджета;

- низкая обеспеченность области производимыми на ее территории основными продуктами питания, формируемая вследствие ограниченности объемов производства и высокой себестоимости местной сельскохозяйственной продукции;

- низкий уровень освоения территорий, а также низкая территориальная плотность объектов экономики, снижающие эффективность использования инфраструктуры при ограниченных инвестиционных возможностях.

Такой подход также позволяет акцентировать внимание на наиболее значимых ограничителях социального и хозяйственного развития региона, но не содержит указания на риски, связанные с теми или иными угрозами. Соответственно, при данном подходе не обеспечивается прямой связи возможных путей преодоления этих ограничителей (угроз) с перспективными мерами социально-экономической политики субъекта Федерации, с целевыми индикаторами его «базовой» Стратегии и пр.

Другой вариант – он встречается наиболее часто – когда проблематика безопасности как бы полностью «рассыпается» по всему региональному документу стратегического планирования. Здесь примером может служить согласованный с Минэкономразвития проект Стратегии Алтайского края до 2035 г. [15]. Еще одним вариантом обращения региональных стратегий к проблематике безопасности можно считать выделение в этих документах такого раздела, как «Риски реализации стратегии». Примером такого подхода может служить Стратегия Нижегородской области до 2035 года [16]. В данном разделе этой стратегии сделано одно важное замечание, которое, как нам представляется, имеет общеметодологическое значение для всей работы регионов в этом направлении. А именно, в документе отмечено, что «в данном разделе рассматриваются только риски, на которые возможно существенное влияние Правительства области, то есть риски неэффективного исполнения Стратегии или риски внутренней среды. Возможность управления рисками внешней среды, например, риском развития экономики РФ по негативному сценарию, практически отсутствует». Другими словами, речь идет о разделении рисков и угроз на «управляемые» и «констатируемые».

Разнообразию документального подхода к отражению вопросов экономической безопасности в регионах России корреспондируют и заметные различия в понятийном аппарате этого среза стратегического планирования. Так, в названном выше документе Волгоградской области не только постулируется и определяется сам феномен экономической безопасности региона, но и используется категория угроз такой безопасности. При этом понятия вызовов и рисков в документе не представлены. В названной выше Стратегии Алтайского края, где проблематика безопасности включена в документ по принципу «рассеивания», целостный феномен экономической безопасности региона вообще не представлен. Зато предпринята попытка «подогнать» общегосударственные приоритеты безопасности под специфику экономической специализации данного региона. Это следует из наличествующего в документе тезиса о том, что «ключевой составляющей национальной безопасности России является продовольственная безопасность», на существенный вклад в обеспечение которой способен именно Алтайский край.

Все последующие обращения к проблематике безопасности в стратегии данного региона носят более частный, даже узкоспециальный характер, а именно: даются в разрезе информационной безопасности, экологической безопасности, дорожной безопасности, энергетической безопасности, безопасности общественного пространства, что в целом характерно для практики регионального социально-экономического стратегирования в целом. Этот подход, как было отмечено выше, позволяет акцентировать внимание стратегии на некоторых «болевых точках» в социально-экономическом развитии региона, однако не формирует системности в понимании проблем безопасного развития региона и не позволяет достаточно широко использовать требования безопасности в различных сферах для целеполагания в региональных документах стратегического планирования.

На наш взгляд, наиболее результативным инструментом имплементации проблематики безопасности в практику регионального социально-экономического стратегирования могла бы стать обязательность включения такого раздела в «базовые» стратегии развития субъектов Федерации. Требование должно быть включено в «Методические рекомендации по разработке и корректировке стратегии социально-экономического развития субъекта Российской Федерации и плана мероприятий по ее реализации» [17]. Документ, который носит рекомендательный характер, содержит в себе только несколько обращений к частным аспектам безопасного развития региона, а в таком разделе рекомендаций, как «Примерный перечень показателей, рекомендуемых для включения в разделы стратегии социально-экономического развития субъекта Российской Федерации», никаких показателей, характеризующих именно ситуацию с безопасностью развития региона, вообще не представлено. На наш взгляд, такая ситуация противоречит требованиям Федерального закона о безопасности, где в ст. 12 говорится о том, что органы государственной власти субъектов Российской Федерации и органы местного самоуправления в пределах своей компетенции обеспечивают исполнение законодательства Российской Федерации в области обеспечения безопасности. Кроме того, закон устанавливает такое требование, как системность и комплексность применения федеральными органами государственной власти, органами государственной власти субъектов Российской Федерации, другими государственными органами, органами местного самоуправления политических, организационных, социально-экономических, информационных, правовых и иных мер обеспечения безопасности. Однако практически реализовать требование системности и комплексности применения различных мер обеспечения безопасности по всей вертикали управления невозможно, если стратегированию безопасности на федеральном уровне не будет соответствовать тот или иной вариант стратегического подхода к решению этой задачи в субфедеральном звене управления.

Как мы полагаем, предлагаемый раздел Методических рекомендаций должен не просто постулировать экономическую безопасность региона как самостоятельный вектор социально-экономического стратегирования на уровне субъекта Федерации, но и в целом определять основные методические подходы к решению этой задачи, причем с учетом специфики различных типов регионов страны. Как отмечал один из исследователей, «поскольку региональные экономики неоднородны, то они не способны одинаково противостоять внешним и внутренним угрозам» [6, с. 84] (Buyanova, Averina, Kulakova, 2019). Кроме того, предлагаемый раздел Методических рекомендаций должен содержать указания относительно того, как разделять и практически интерпретировать в региональных стратегиях угрозы и риски безопасности, попадающие в сферу регулятивных полномочий субъекта Федерации, и те из них, преодоление которых требует апелляции к федеральным органам законодательной и исполнительной власти.

Применительно к понятийному аппарату стратегирования экономической безопасности на региональном уровне можно сделать следующие предположения, которые также целесообразно отразить в Методических рекомендациях.

Во-первых, для этого аппарата, скорее всего, не свойственна категория «вызовов», которая более характерна для экономических и политических процессов глобального уровня. Но при этом могут быть использованы категории угроз экономической безопасности региона и связанных с ними рисков, так как вне четкой идентификации этих рисков невозможно формирование системы мер противодействия этим рискам как основы политики обеспечения безопасного, устойчивого развития социально-экономического комплекса региона.

Во-вторых, в основе политики экономической безопасности должно лежать разделение угроз на внутренние и внешние. Внешние угрозы могут исходить как с общегосударственного (федерального) уровня (например, те или иные изменения в налогово-бюджетной и внешнеторговой политике), так и из‑за пределов Российской Федерации (санкции, торговые войны). Внешние риски для социально-экономического развития региона чаще всего не могут быть управляемы с уровня субъекта Федерации, но эти риски все равно желательно в той или иной мере предвидеть, и заранее иметь в виду относительно них некие компенсационные механизмы. Кроме того, в силу значительных различий в уровне социально-экономического развития субъектов Федерации, многих особенностей в структуре их хозяйственных комплексов характер и глубина внешних угроз региональной безопасности могут заметно дифференцироваться [18] (Korolyuk, Solonina, 2019). В этом контексте в стратегии субъекта Федерации целесообразно выделить те внешние угрозы, которые являются «универсальными» для всех регионов России, и те, которые присущи только данному региону и поэтому требуют особо пристального внимания и адекватной реакции со стороны органов управления субъекта Федерации. В свою очередь, трактовка внутренних угроз должна смещаться от вопросов важных, но более частного характера, к определению системы основных факторов, выступающих препятствием для реализации тренда устойчивого саморазвития региона и его экономики.

В-третьих, анализ имеющихся стратегических документов субъектов Российской Федерации показывает, что попытка свести обобщающее представление о проблемах экономической безопасности того или иного региона к традиционной таблице SWOT-анализа не является достаточно продуктивной. При таком подходе угрозы просто перечисляются, но никаким образом не классифицируются; не идентифицируются корреспондирующие им риски для социально-экономического развития субъекта Федерации, что лишает политику региональной экономической безопасности системности и целенаправленности.

В-четвертых, Методические рекомендации должны акцентировать внимание на том, что политика в отношении экономической безопасности региона должна быть гибкой и оперативно корректируемой. Как отмечали исследователи, ни один регион Российской Федерации сегодня не приближен и в принципе не может быть приближен к состоянию абсолютной экономической безопасности [18, с. 23] (Korolyuk, Solonina, 2019). Это говорит о необходимости базировать политику региона в отношении его экономической безопасности на принципах приоритетности тех или иных задач в этой сфере, ранжирования этих задач во времени, сценарности изменения характера угроз и возможных действий в ответ на связанные с ними риски.

Наконец, в-пятых, Методические рекомендации должны настаивать на согласовании отражаемых в региональных стратегиях вопросов экономической безопасности субъектов Федерации с соответствующими документами по безопасности федерального уровня. Формально все проанализированные нами региональные стратегии, независимо от того, в каком объеме и в какой форме они интегрируют в себя проблематику безопасности, содержат формальные отсылки к учету требований (положений) Стратегии национальной безопасности и Стратегии экономической безопасности Российской Федерации. Однако, полагаем мы, эта запись повсеместно носит формальный характер, так как из всего последующего текста стратегий субъектов Федерации сложно представить себе, какие именно требования федеральных документов и в каком объеме реализуются в документах регионального уровня. В настоящее время все стратегии социально-экономического развития субъектов Федерации подлежат экспертизе и согласованию в Минэкономразвития РФ. Мы полагаем, что важной частью такого согласования стратегий и условием их одобрения должно стать реальное отражение в них всей системы требований национальной и экономической безопасности, попадающих в сферу регулятивного воздействия субъектов Федерации, а не просто наличие формальных отсылок к тем или иными документам.

Заключение

Резюмируя, нельзя не согласиться с мнением о том, что защита региональной экономической безопасности должна стать непременной обязанностью органов государственной власти соответствующего административно-территориального образования [19, с. 17–18] (Loginov, 2015). Защита экономической безопасности не может быть исключительной функцией федерального центра. Однако реализация этого положения в практике управления требует существенных правовых новаций. Прежде всего, это касается 390-ФЗ «О безопасности», в котором необходимо четко прописать и зафиксировать положение о том, что обеспечение национальной, в частности экономической безопасности страны входит в круг полномочий по вопросам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов. Также здесь должны быть определены основные институциональные рамки соучастия субъектов Федерации в осуществлении политики экономической безопасности (подготовка ими соответствующих стратегий и (или) иных документов, выполняющих аналогичные функции).

Аналогичные поправки должны быть внесены и в 172-ФЗ о стратегическом планировании. В частности, в ст. 3 следует указать, что основу системы стратегирования национальной, в том числе экономической безопасности, составляют документы, определяющие стратегические приоритеты, цели и меры внутренней и внешней политики, характеризующие состояние национальной безопасности Российской Федерации и субъектов Российской Федерации. По аналогии с государственными программами Российской Федерации необходимо указать, что государственные программы субъекта Российской Федерации обеспечивают эффективное достижение целей и решение задач социально-экономического развития субъекта Российской Федерации и его безопасности.

В ст. 5 ч. 7 следует указать, что к полномочиям органов государственной власти субъектов Российской Федерации в сфере стратегического планирования относится их участие в формировании документов стратегического планирования, разрабатываемых на федеральном уровне по вопросам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, реализуемых на территориях субъектов Российской Федерации, включая стратегические документы по вопросам национальной и экономической безопасности. В п. 1 ч. 4 ст. 11 172-ФЗ в числе документов стратегического планирования, разрабатываемых на уровне субъекта Российской Федерации в рамках целеполагания, следует помимо стратегии социально-экономического развития включить пункт: «Стратегия экономической безопасности субъекта Российской Федерации и (или) соответствующий блок в Стратегии социально-экономического развития субъекта Российской Федерации.

Кроме того, для адекватного правового закрепления политики субъектов Федерации в отношении их экономической безопасности следует обратиться к нормам Федерального закона 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» [20]. Этот закон (ч. 2 ст. 26.3) содержит структуризацию полномочий субъектов Федерации по вопросам совместного ведения, осуществляемыми субъектами Федерации самостоятельно за счет средств их бюджета (за исключением субвенций из федерального бюджета). Рассматриваемый закон, как и многие иные документы, оперирует лишь частными вопросами безопасности (экологическая, дорожная и пр.). Но в 2017 г. в круг этих полномочий регионов была введена такая позиция, как организация и осуществление стратегического планирования в субъекте Российской Федерации в соответствии с ФЗ-172 «О стратегическом планировании в Российской Федерации». Далее, в 2019 г. в рамках 184-ФЗ регионам было предоставлено право на осуществление полномочий в сфере промышленной политики, предусмотренных Федеральным законом № 488-ФЗ «О промышленной политике в Российской Федерации» [21]. По аналогии с этими правовыми новациями в 184-ФЗ следует ввести пункт относительно права регионов на осуществление полномочий в сфере политики национальной и экономической безопасности, предусмотренных 390-ФЗ «О безопасности», если, конечно, в этот закон будет введен перечень хотя бы основных полномочий субъектов Федерации по данному кругу вопросов.