Факторы, влияющие на целесообразность образования или вступления в валютный и экономический союз: теоретический и эмпирический анализ

Введение

Образование в 2015 г. Евразийского экономического союза (ЕАЭС), а также перспективы дальнейшего углубления интеграционных процессов, направленных на создание экономического и валютного союза, свидетельствуют о высокой практической и теоретической значимости исследований, посвященных анализу экономических факторов, необходимых для успешной интеграции. Поэтому актуальной задачей является разработка моделей, которые позволяют ответить на вопрос о целесообразности образования валютного союза на теоретическом уровне, а также указать на факторы, обеспечивающие успешную экономическую и валютную интеграцию. Не менее важна эмпирическая проверка соответствия стран-членов ЕАЭС выявленным критериям.

Одной из особенностей российской экономики является зависимость от экспорта углеводородов. Поэтому необходимым представляется анализ влияния такого фактора, как структура экспорта стран, на развитие интеграционных процессов.

Отдельная проблема – изучение сравнительной динамики инновационного потенциала в российской экономике и других странах-членах ЕАЭС. Асинхронное поведение этого показателя может явиться препятствием на пути создания валютного союза, а анализ факторов, влияющих на его динамику, позволит предложить меры по интенсификации процессов экономического роста и гармонизации интеграционных процессов.

Отмеченные проблемы обсуждаются в статье.

1. Модели, выделяющие факторы образования валютного союза

Изменение благосостояния стран при вступлении в валютный союз может измеряться как с точки зрения благосостояния потребителей, так и эффективности осуществляемой экономической политики, то есть достижения целевых ориентиров. В статье [1] (Dobronravova, 2016) разработана модель валютного союза, в которой Центральный банк проводит политику поддержания стабильности финансовой системы, и при этом благосостояние стран-членов оценивается с точки зрения достижения целевых значений макроэкономических показателей. Модель [1] (Dobronravova, 2016) построена на основе синтеза идей о зависимом Центральном банке в валютном союзе Мессона [2] (Masson, 2012) и об ориентации Центрального банка индивидуальной страны на стабильность банковской системы, описанной в моделях Као и Шолетт [3] (Cao, Chollete, 2013) и Уэда и Валензия [4] (Ueda, Valencia, 2014). Используется аппарат теории игр и методы статической оптимизации.

Ещё одна модификация модели [2] (Masson, 2012) направлена на учет особенностей функционирования российской экономики. В ней экономика разделяется на добывающий сектор и сектор производства конечных товаров. Введены показатели, отражающие особенности структуры производства и внешней торговли стран, – это показатели, характеризующие силу эффекта переноса валютного курса в цены, зависимость страны от экспорта природных ресурсов и импорта конечных потребительских товаров. Также введён показатель, характеризующий энергоёмкость производства, зависимость производства внутри страны от цен на ресурсы. Доходы государственного бюджета подразделяются на получаемые от производителей конечных товаров и от деятельности добывающей промышленности.

Для формулировки модели используются целевые функции органов, проводящих макроэкономическую политику:

1) индивидуального правительства:

, (1)

где – полезность Правительства, – налоги на сектор производства конечных товаров и услуг (% от ВВП), – государственные закупки товаров и услуг (% от ВВП), – общественно оптимальный уровень государственных закупок, т. е. продуктивные госзакупки, приводящие к увеличению благосостояния населения, – логарифм выпуска, и – веса, которые означают важность для Правительства задач снижения налоговой нагрузки и достижения продуктивного уровня государственных закупок соответственно по сравнению с задачей максимизации выпуска;

2) единого (для союза в целом) Центрального банка, который может действовать в двух режимах:

2а) независимый Центральный банк:

, (2)

где – полезность независимого Центрального банка, – фактический темп инфляции, – целевой темп инфляции, – шок мировых цен на природные ресурсы (), – показатель, характеризующий силу эффекта переноса валютного курса в цены, – весовой показатель, означающий важность для Центрального банка задачи стабилизации темпов инфляции по сравнению с задачей максимизации выпуска;

2б) зависимый от фискальных решений Центральный банк:

(3)

где – полезность зависимого Центрального банка.

В модели заданы следующие ограничения:

А) Целевой темп инфляции является гибким, что отражает стабилизационные мотивы кредитно-денежной политики.

, (4)

где – показатель, характеризующий энергоёмкость производства в рассматриваемой экономике.

Б) Выпуск в экономике (как и в модели [2] (Masson, 2012)) положительно зависит от неожиданной инфляции внутри страны и отрицательно – от неожиданной инфляции за рубежом, а также отрицательно зависит от искажающих налогов на сектор производства конечной продукции.

, (5)

где – логарифм потенциального выпуска, и – фактический и ожидаемый темп инфляции в стране k, – относительные объёмы торговли конечными товарами со страной k в общих объёмах международной торговли, при этом – множеству торговых партнёров рассматриваемой страны.

В) Бюджетное ограничение правительства отражает равенство доходов, полученных от сеньоража, налогов на производственный сектор и доходов от добывающего сектора, его расходам:

, (6)

где – база для инфляционного налога (% от ВВП), следовательно, – доходы сеньоража, – непродуктивные расходы Правительства, связанные с неэффективным распределением ресурсов, коррупцией, слабой институциональной средой и т. п., – показатель, отражающий зависимость текущих доходов бюджета от добывающего сектора.

Таким образом, модель задана в виде последовательной игры, проходящей в три этапа. На первом этапе формируются инфляционные ожидания в частном секторе. Агенты частного сектора являются рациональными, обладают полной информацией о предпочтениях Центрального банка и Правительства, но не обладают абсолютным предвидением, т. е. не знают, каким будет шок цен на природные ресурсы. На втором этапе реализуется шок ресурсных цен. На третьем этапе Центральный банк и Правительство проводят, соответственно, кредитно-денежную и бюджетно-налоговую политику: они действуют одновременно как конкуренты по Курно, формируя таким образом функции реакции на действия противоположной стороны. Множеством стратегий Центрального банка является множество темпов инфляции, стратегией Правительства – выбор уровня налоговой нагрузки на производственный сектор. В равновесии Нэша определяются темпы инфляции и требуемые объёмы налогов. По результатам решения модели определяется ожидаемое благосостояние стран как в составе валютного союза, так и при проведении индивидуальной кредитно-денежной политики.

Результаты модели показывают, что при вступлении в валютный союз:

· странам удаётся увеличить своё благосостояние, если высоки объёмы торговли конечными товарами и услугами между ними;

· страны несут потери при наличии фискальной асимметрии, т. е. если финансовые потребности правительств (в % от ВВП) сильно различаются. Таким образом, для успешного объединения в валютный союз желательно, чтобы страны обладали примерно одинаковой долей государственных расходов в экономике и похожей институциональной средой;

· у фискальных органов власти создаются стимулы для накопления избыточного государственного долга. Поэтому в целях успешного функционирования валютного союза следует заключать соглашения о гармонизации фискальной политики не только на уровне ограничений на объёмы дефицита и долга, но и на более высоком уровне согласованного проведения стимулирующих или сдерживающих дискреционных мер;

· страны должны учитывать структуру производства и внешней торговли друг друга. При объединении стран с одинаковой структурой дополнительных ожидаемых потерь благосостояния не возникает. При объединении стран с разной структурой производства и торговли возникают однозначные потери благосостояния при режиме независимого Центрального банка. Если же политика Центрального банка зависит от решений, принятых фискальными органами власти, то, при прочих равных, проигрывает страна, в которой более развит энергоёмкий сектор производства конечных товаров, и выигрывает страна, в которой более развит добывающий сектор. Особенно сильным этот эффект будет, если размер экономики производящей страны намного меньше размера экономики добывающей страны.

К этим результатам следует добавить вывод, полученный из модели [1] (Dobronravova, 2016) относительно того, что финансовые колебания в объединяющихся странах должны быть сонаправлены, чтобы обеспечить наибольший прирост благосостояния в процессе валютной интеграции.

Проблема применимости предложенных моделей на практике состоит в невозможности статистической оценки параметров, необходимых для однозначного ответа на вопрос о целесообразности валютной интеграции. Но можно проверять соответствие потенциальных стран-участниц валютного союза выявленным в ходе моделирования критериям успешной интеграции.

2. Эмпирическая проверка соответствия стран-членов ЕАЭС выявленным критериям экономической и валютной интеграции

На основе модели, предложенной в работе [1] (Dobronravova, 2016), и с учетом вышеприведённой модели были выделены факторы, позволяющие увеличить благосостояние при экономической и валютной интеграции. В эмпирическом исследовании соответствия стран критериям успешной интеграции рассматривались следующие показатели:

а) относительные объёмы экономик стран в составе ЕАЭС. Для определения весов стран использовался метод, представленный в работе [2] (Masson, 2012): страны взвешиваются по «долгосрочным» (средним за некоторый промежуток времени) реальным объёмам ВВП.

Поскольку относительные размеры экономик стран ЕАЭС остаются достаточно стабильными, то для определения итоговых долей использовался относительный объём ВВП, рассчитанный в среднем за последние 15 лет;

б) относительные объемы торговли стран ЕАЭС друг с другом и с остальным миром (см. табл. 1). В целом за период с 1995 по 2015 гг. прослеживается тенденция к снижению доли стран ЕАЭС в общих объёмах торговли для каждой из рассматриваемых стран. Это связано с расширением торговых связей со странами дальнего зарубежья, освоением новых рынков. При этом наблюдается увеличение относительных объёмов торговли газом, нефтью и нефтепродуктами между странами ЕАЭС;

Таблица 1

Оценка относительных размеров экономик и объёмов

международной торговли стран ЕАЭС

в) показатели фискальной асимметрии (см. рис. 1). Экономическая и валютная интеграция более выгодны в том случае, если фискальная асимметрия отсутствует, т. е. финансовые потребности государственного бюджета составляют одинаковую долю от ВВП стран. При этом в случае, когда фискальная асимметрия всё-таки присутствует в интегрирующихся государствах, каждая конкретная страна окажется в выигрыше, только если её партнёры по экономическому и валютному союзу проводят более жёсткую по сравнению с ней бюджетно-налоговую политику;

Рисунок 1. Динамика профицита/дефицита государственного бюджета стран ЕАЭС в 2002-2014 гг.

Источник: составлено авторами

г) коэффициенты корреляции шоков совокупного спроса и совокупного предложения между странами ЕАЭС (см. табл. 2). При этом идентификация шоков и их разделение производились на основе оценки структурной векторной авторегрессии и метода идентификации шоков, предложенного в работе Бланшара-Куа [5] (Blanchard, Quah, 1989). Метод основан на предположении о том, что шоки совокупного предложения оказывают долгосрочное воздействие как на уровень цен, так и на совокупный выпуск, в то время как шоки совокупного спроса оказывают долгосрочное влияние лишь на цены. Оценка шоков происходит при помощи структурной модели векторной авторегрессии (SVAR);

Таблица 2

Коэффициенты корреляции шоков совокупного предложения

в странах ЕАЭС, %

д) коэффициенты корреляции финансовых циклов в странах ЕАЭС (см. табл. 3). По методологии Базеля III идентифицировать циклические колебания в банковском секторе можно при помощи кредитного разрыва (credit-to-GDP gap, или просто credit gap). Кредитный разрыв определён как разница между фактическим объёмом кредитов к ВВП и его долгосрочным трендом [7] (Drehmann, Tsatsaronis, 2014). Показатель вычисляется при помощи фильтра Ходрика-Прескотта с достаточно высоким значением сглаживающего параметра [8] (Borio, Lowe, 2004).

Таблица 3

Коэффициенты корреляции кредитных разрывов в странах ЕАЭС, %

На основе проведённого анализа были сделаны следующие выводы:

· При экономической и валютной интеграции рассмотренных стран сразу же возникает проблема разделения на «центр» и «периферию», т. к. экономика России занимает около 88% экономики стран ЕАЭС. Таким образом, интеграция будет выгодна тем странам, экономические процессы которых синхронизированы с процессами, происходящими в России, а именно – гармонизованы реальные и финансовые колебания, похожа структура производства и торговли, близки фискальные показатели.

· Оценка степени интернализации торговли (термин, введённый в работах [9] (Debrun, Masson, Pattillo, 2011), [2] (Masson, 2012) и [10] (Debrun, Masson, 2013)) демонстрирует, что объёмы торговли между странами ЕАЭС достаточно малы по сравнению с их общими внешнеторговыми оборотами. Следовательно, большая часть внешней торговли ведется не внутри экономического союза, а за его пределами. К тому же практически для всех стран более половины торговли внутри ЕАЭС приходится на минеральные продукты – газ, нефть и нефтепродукты. Таким образом, положительный эффект от интернализации торговли будет достаточно слабым, намного слабее, чем в странах ЕС и еврозоны.

С одной стороны, экономическая и валютная интеграция может способствовать усилению торговых связей и таким образом эндогенно углублять интернализацию внешних эффектов. С другой стороны, за счёт более свободного перетока товаров и ресурсов, а также углубления специализации, несвоевременная экономическая и валютная интеграция может иметь обратный агломеративный эффект: переток ресурсов и основного производства в более сильный центр и ослабление периферии [11] (Pisani-Ferry, 2013).

Структура внешней торговли является различной в странах ЕАЭС, что приведёт к потере благосостояния. Однако Россия и Казахстан в данном экономическом союзе являются крупными добывающими экономиками, поэтому на их благосостояние будет оказано не столь большое негативное воздействие, сколь на благосостояние малых стран – потребителей ресурсов.

· Фискальная асимметрия в странах ЕАЭС присутствует, и для дальнейшего углубления экономической и валютной интеграции необходима гармонизация фискальной политики. В краткосрочном периоде от интеграции будут выигрывать страны, проводящие менее жёсткую фискальную политику. Поэтому ожидаемое благосостояние Казахстана и Беларуси понизится. Однако валютная интеграция без общего фискального регулирования создаёт стимулы к увеличению государственных расходов, а следовательно, наращиванию государственного долга. Поэтому странам с достаточно высоким уровнем долга (Армения, Кыргызстан) на данном этапе невыгодна более глубокая экономическая и валютная интеграция.

· Корреляции шоков совокупного предложения для нынешних членов Евразийского экономического союза положительны, но достаточно малы. Корреляция финансовых шоков между странами ЕАЭС в среднем положительна и достаточно высока, но ниже, чем в странах еврозоны и Европейского союза. Таким образом, серьёзного увеличения благосостояния от интеграции ожидать не следует [1] (Dobronravova, 2016).

Если в целом рассматривать ситуацию с углублением процессов экономической интеграции в странах Евразийского экономического союза, то следует обратить внимание на тот факт, что ни одна из стран не соответствует полностью всем поставленным критериям успешного объединения в экономические и валютные союзы [1] (Dobronravova, 2016). По отдельности страны достаточно слабо связаны между собой в международной торговле, в проведении макроэкономической политики, в процессах, происходящих в банковской системе. Все интеграционные процессы происходят через ярко выраженный «центр» экономического союза.

Проведенный анализ показал, что для успешной интеграции странам следует сначала увеличивать экономические связи со всеми остальными членами валютного союза, наращивать объёмы взаимной торговли, переходя от торговли ресурсами к торговле конечными товарами, проводить синхронизацию экономической политики. Этим процессам может помешать различная структура производства и экспорта в государствах ЕАЭС, различная реакция экономик на реальные шоки и шоки цен на ресурсы.

3. Влияние структуры экспорта на интеграционные процессы посредством воздействия на темпы экономического роста

Ранние теоретические подходы к объяснению отрицательного влияния высокой доли ресурсов в экспорте страны на темпы экономического роста можно условно разделить на четыре группы: а) гипотеза Пребиша-Зингера, б) ловушка сырьевой специализации, в) теория «голландской болезни» и г) модель с эффектом перехлеста [12] (Polterovich, Popov, Tonis, 2007). Позднее появились работы, в которых теоретические построения выполняются на основе двух- или трехсекторных моделей экономики.

Эмпирическую литературу о влиянии структуры экспорта на темпы экономического роста можно разделить на две группы в зависимости от целей исследования. Во-первых, прямое влияние доли природных ресурсов в экспорте на темпы экономического роста. Во-вторых, косвенное – посредством влияния через другие факторы экономического роста.

Классическое уравнение для проверки прямого влияния было предложено в работе [13] (Sachs, Warner, 1995) и имеет вид

, (7)

где – темп прироста ВВП на душу населения в стране i, – уровень ВВП на душу населения в предыдущий момент времени, – набор контрольных переменных, включающий физический капитал и человеческий капитал, норму сбережения, – доля природных ресурсов в экспорте страны, – дополнительные объясняющие переменные.

Кроме прямого влияния доли экспорта природных ресурсов на экономический рост многие авторы исследовали вопрос о косвенном воздействии. Три наиболее очевидных механизма воздействия – это влияние через инвестиции, человеческий капитал и такие показатели, как открытость экономики и условия торговли.

Функционирование инвестиционного канала: избыточная доля природных ресурсов в экспорте уменьшает стимулы сберегать и инвестировать (выгоднее наращивать добычу ресурсов, чем вкладывать в развитие производства конечных товаров). Согласно [14] (Gylfason, 2001), увеличение примерно на десять процентных пунктов доли ресурсов в экспорте уменьшает долю инвестиций в ВВП на два процентных пункта. Инвестиционный канал влияния экспорта природных ресурсов на темпы экономического роста тестировался в работах [13, 15] (Sachs, Warner, 1995; Papyrakis, Gerlagh, 2004).

Негативное влияние высокой доли экспорта природных ресурсов через канал человеческого капитала: разрыв зарплат высоко- и низкоквалифицированных рабочих сокращается, снижаются стимулы к инвестированию в образование. Когда экономические агенты получают высокий доход в виде экспортной выручки от реализации природных ресурсов, они могут недооценивать необходимость образования в долгосрочной перспективе. Важность потенциального взаимодействия доли экспорта природных ресурсов и человеческого капитала подчеркивается в работе [16] (Ding, Field, 2005). Однако результаты оценивания показали, что высокая доля ресурсного экспорта не имеет значимого влияния на человеческий капитал.

Международный канал в эмпирических исследованиях тестируется через влияние доли экспорта природных ресурсов на степень открытости экономики и условий торговли. Так как добыча полезных ископаемых ослабляет производственный сектор, то производители могут придерживаться политики введения квот на импорт и тарифов, которые в краткосрочной перспективе защищают внутренний рынок, однако в долгосрочной могут замедлить интеграцию отечественной экономики в мировую. В работе [15] (Papyrakis E., Gerlagh R., 2004) на основе результатов оценки парных регрессий авторы получили результат, согласно которому рост сырьевого экспорта оказывает отрицательное влияние на уровень открытости экономики. При этом около 40% всего отрицательного влияния высокой доли экспорта природных ресурсов приходится именно на этот канал.

Мы протестировали прямое и косвенное воздействие через каждый канал с использованием методов эконометрического анализа панельных данных [1].

При исследовании прямого влияния доли экспорта природных ресурсов в общем экспорте на темп роста ВВП было установлено, что доля экспорта сырья не оказывает статистически значимого влияния на темпы экономического роста.

При тестировании инвестиционного канала дополнительно использовался показатель качества регулирования , который связан с проводимой политикой и уровнем доверия к ней, он отражает уровень цен, контроль над банковской системой, уровень барьеров для международной торговли, условия развития бизнеса, а также комбинированный показатель , который необходим для установления порогового значения качества регулирования. Превышение этого порогового уровня меняет направление влияния сырьевого экспорта на накопление инвестиций. В результате оцененное уравнение имеет вид (все коэффициенты статистически значимы на 5% уровне)

. (8)

Результаты показали, что если качество регулирования в стране превышает уровень в 43%, то увеличение доли ресурсного экспорта () в общем экспорте будет приводить к увеличению доли инвестиций от ВВП. Показатель качества регулирования отражает восприятие бизнесом способности правительства формировать и реализовывать политику в сфере частного предпринимательства. Поэтому в странах, где этот показатель превышает пороговый уровень, государственная политика создает благоприятные условия для ведения бизнеса и привлечения инвестиций независимо от структуры экспорта. В России этот показатель в среднем составляет порядка 40%.

Результаты оценивания действенности канала человеческого капитала показали, что доля экспорта природных ресурсов не оказывает статистически значимого влияния на показатель человеческого капитала. Такой же результат был получен и для канала международной торговли.

Таким образом, из протестированных каналов косвенного влияния доли экспорта сырьевых ресурсов на экономический рост единственным работоспособным механизмом оказался инвестиционный канал. Однако влияние природных ресурсов на темпы экономического роста через этот канал зависит от качества государственной стабилизационной политики. Поэтому негативного влияния высокой доли экспорта природных ресурсов можно избежать за счет последовательной и понятной экономическим агентам экономической политики.

Полученный результат демонстрирует существование серьезного вызова для дальнейшего развития интеграционных процессов в рамках ЕАЭС. Различная структура экспорта стран-участниц экономического объединения является препятствием на пути к проведению единой стабилизационной экономической политики из-за того, что одни и те же внешние шоки могут по-разному сказываться на динамике выпуска в каждой из стран.

4. Влияние динамики инновационного потенциала на развитие интеграционных процессов

На следующем этапе исследования был проведен анализ динамики инновационного потенциала стран-участниц ЕАЭС. Исследование выполнялось по разработанной методике сравнительной оценки инновационного потенциала. Особенность методики состоит в способе группировки стран по значению индекса инновационного потенциала и темпам его прироста. Устойчивость результатов, получаемых на основе предложенной методики, проверялась с помощью метода огибающих. Плюсом используемого подхода является возможность выявлять страновые условия, способствующие инновационной деятельности.

Для сравнения инновационного потенциала (ИП) России и его динамики за последнее десятилетие с аналогичными показателями других государств выбраны страны Восточной Европы, ЕАЭС и БРИКС.

По странам за 2005-2013 гг. были отобраны десять показателей, характеризующих как затраты, так и выпуски инновационной продукции. Эти показатели практически не имели пропусков по годам и не подвергались поэтому процедуре сглаживания.

После формирования массива данных была предложена следующая процедура. Все рассмотренные показатели нормировались относительно максимального и минимального значений среди всех стран для каждого года.

Затем для каждого года по странам вычислялся страновой индекс инновационного потенциала как среднее из полученных стандартизованных показателей, а также темпы его изменения (в % к предыдущему году). Далее по каждому году все страны разбивались на четыре группы.

В первую группу были включены страны-лидеры, для которых как сам индекс, так и темп его прироста превышали средние по всей выборке значения. Во вторую группу вошли относительно благополучные страны с уровнем синтетического индекса выше среднего по выборке, но с темпом его прироста ниже среднего. Третья группа, условно отнесенная к «догоняющим», состояла из стран с уровнем индекса ниже среднего и темпом его прироста выше среднего. Четвертую группу составили отстающие страны, у которых как уровень индекса, так и темп его прироста оказались ниже среднего по выборке.

Анализ динамики принадлежности к выделенным группам по годам позволил выявить благополучные страны и страны, часто изменяющие свою принадлежность, а также получить представление об устойчивости проведенной классификации.

Для анализа устойчивости полученных оценок использовался также и непараметрический метод огибающих. Этот метод в сочетании с индексом Малмквиста [17] (Fare, Grosskopf, Norris, Zhang, 1994) дает возможность оценить динамику инновационного потенциала страны. Эта динамика интерпретируется как движение к границе, построенной по значениям стран наилучшей практики (при этом учитывается и изменение во времени самой границы). Анализ результатов позволяет сделать вывод, что, начиная с 2011 года, положение России характеризовалось отдалением от границы. Расчеты показывают, что ее инновационный потенциал в отмеченный период ухудшался. Этот же результат совпадает с оценками на основе построенных синтетических индексов. Таким образом, выявленную тенденцию можно считать устойчивой.

Сравнительный анализ со странами ЕАЭС показал, что пока лидером по инновационному потенциалу является Россия, однако он в последние годы снижается, в то время как в Казахстане растет. Негативные тенденции отмечаются у Армении и Беларуси. В Кыргызстане в последние годы динамика положительная.

Покомпонентный анализ индекса инновационного потенциала России показал, что одной из причин его отрицательной динамики является снижение в последние годы доли занятых в НИОКР, исследователей и технического персонала (см. данные статистики ЕАЭС [2]). В то же время в Казахстане эти показатели динамично растут. Как и в России в последние годы, в Беларуси доля занятых в сфере исследований и разработок, в том числе исследователей и технического персонала, снижается. Также прослеживается тенденция снижения доли затрат на НИОКР в ВВП.

Таким образом, для перехода к более сбалансированной структуре производства одним из необходимых условий является наращивание инновационного потенциала странами-членами ЕАЭС.

Заключение

Разработанные теоретико-игровые модели, учитывающие ценовую и финансовую стабильность в целевых ориентирах монетарных властей, а также особенности стран ЕАЭС, позволяют определить выгоды и издержки вступления страны в валютный союз.

На основе решения моделей выявлены факторы успешной экономической и валютной интеграции:

а) высокие объемы торговли конечными товарами и услугами между странами;

б) отсутствие фискальной асимметрии или строгая фискальная политика партнеров (однако интеграция создает стимулы для ослабления фискальной дисциплины);

в) схожая структура производства и внешней торговли стран;

г) высокая корреляция шоков реального сектора между странами;

д) высокая корреляция финансовых шоков между странами.

Методика эмпирической оценки показателей успешной экономической интеграции применена к странам ЕАЭС. Результаты проверки критериев для стран-членов ЕАЭС позволили получить следующие выводы:

а) объемы торговли между странами ЕАЭС малы по сравнению с их общими внешнеторговыми оборотами, более половины торговли внутри ЕАЭС приходится на минеральные продукты;

б) интеграция менее выгодна странам, проводящим жесткую фискальную политику (Казахстан), опасна для стран с высоким уровнем государственного долга (Кыргызстан, Армения, Беларусь);

в) корреляции реальных шоков между странами положительны, но достаточно малы;

г) корреляции финансовых шоков между странами положительны, высоки, но ниже, чем в странах еврозоны.

Не обнаружено прямого отрицательного влияния высокой доли экспорта природных ресурсов на темпы экономического роста.

Косвенное влияние высокой доли экспорта природных ресурсов происходит через инвестиционный канал: направление влияния зависит от качества государственной стабилизационной политики и степени доверия частного сектора правительству.

Различия в структуре экспорта стран-участниц ЕАЭС являются препятствием на пути к проведению единой стабилизационной экономической политики.

Необходимо повышение качества институциональной среды, чтобы свести к минимуму долгосрочные негативные последствия шоков мировых цен на нефть для стран с ресурсоориентированной структурой экспорта и их партнеров по экономическому союзу.

Динамика инновационного потенциала России демонстрирует негативные тенденции на современном этапе, хотя в целом по выборке страна попала в группу лидеров.

Покомпонентный анализ выявил, что причиной падения ИП России стало снижение эффективности вложений в исследования и разработки.

В России снижается количество исследователей и технического персонала в сфере НИОКР. Трудовая интеграция в рамках ЕАЭС может служить источником исправления этой тенденции. Аналогичная ситуация в Беларуси и Армении: доля занятых в сфере исследований и разработок, в том числе исследователей и технического персонала, снижается. Прослеживается тенденция сокращения доли затрат на НИОКР в ВВП.

Инновационный потенциал Казахстана растет вместе с общей занятостью в НИОКР и числом исследователей и технического персонала в этом секторе. Преимущество России по сравнению со странами ЕАЭС сокращается.

Общий вывод: ни одна из стран ЕАЭС не соответствует полностью всем предложенным критериям успешного объединения в экономический и валютный союз.

Направления действий по повышению степени соответствия критериям:

а) укрепление экономических связей со всеми остальными членами валютного союза: наращивание объёмов взаимной торговли, переход от торговли ресурсами к торговле конечными товарами;

б) работа в области синхронизации экономической политики;

в) наращивание инновационного потенциала для перехода к более сбалансированной структуре производства;

г) повышение качества институциональной среды.

[1] Оценивание проводилось по 50 странам: 25 из них имели высокую долю экспорта природных ресурсов в общем экспорте, а 25 – низкую, использовались ежегодные данные в период 1980-2014 гг. Источник данных – www.worldbank.org.

[2] http://eec.eaeunion.org/