Экономическое измерение российско-норвежских отношений в начале XXI века

Введение

Россия и Норвегия имеют давнюю историю сотрудничества, однако стимулом для более активного двустороннего диалога стал распад СССР и установление в России рыночной экономической системы. Россия и Норвегия имеют общую сухопутную и морскую границу, оба государства являются активными акторами международных экономических отношений в Арктическом регионе, обладающем огромным ресурсным и транспортно-логистическим потенциалом, значение которого на фоне текущих климатических изменений будет и дальше возрастать. На фоне современных экономических трендов отношения с Норвегией приобретают ключевое значение для определения российского экономического курса, а также становятся важным фактором регионального экономического развития Северо-Запада РФ. Кризис европейской и глобальной безопасности 2022 г. оказал шоковое воздействие на мировую экономику: масштабные санкции и контрсанкции в реальном и финансовом секторах оказали негативное воздействие не только на рост национальных экономик, но и на развитие внешнеэкономических связей между Россией и странами коллективного Запада. Несмотря на современные кризисные условия, в перспективе перед российской экономикой может встать вопрос о необходимости восстановления экономического сотрудничества, по крайней мере, с теми европейскими странами, с которыми у России имеется общая граница, в том числе с Норвегией. Таким образом, изучение экономических отношений России и Норвегии в 2000–2021 гг. приобретает особую актуальность в условиях текущей мировой конъюнктуры, позволяя выявить основные тенденции, точки роста и проблемные вопросы двустороннего взаимодействия в докризисный период, что в дальнейшем может быть использовано при выработке долгосрочной стратегии экономического взаимодействия с Норвегией.

Гипотеза исследования состоит в том, что в 2000–2021 гг. экономические отношения России и Норвегии в неэнергетической сфере находились на достаточно низком уровне практического развития при наличии правовых споров, создающих дополнительные точки напряженности. Однако существовали перспективы наращивания взаимодействия между национальными бизнес-структурами путем сотрудничества в реализации перспективных арктических проектов.

Целью работы является анализ основных тенденций экономических отношений в неэнергетической сфере между Россией и Норвегией в 2000–2021 гг.

В соответствии с данной целью определены следующие задачи:

1) определить степень развития институциональной базы двусторонних экономических отношений;

2) проанализировать товарооборот между Россией и Норвегией, оценить его объемы, структуру и значение для внешней торговли двух стран;

3) рассмотреть особенности, уровень и направления инвестиционного сотрудничества;

4) определить значение правового спора о режиме морских районов вокруг архипелага Шпицбергена для российской рыбной ловли и двусторонних отношений;

5) проанализировать перспективы освоения Северного морского пути как направления совместного сотрудничества российского и норвежского бизнеса.

Научная новизна исследования в условиях недостаточной степени освещенности данной темы состоит в том, что в нем выявлены основные тенденции в товарообороте и обмене капиталом между Россией и Норвегией в 2000–2021 гг. и сдерживающие факторы экономического взаимодействия, оценен уровень институциональной базы сотрудничества, а также определено системное влияние неразрешенности правового режима рыбной ловли вокруг Шпицбергена и перспектив осваивания Северного морского пути на экономический диалог двух стран.

Обзор литературы

Основными исследованиями, комплексно анализирующими экономическое взаимодействие России и Норвегии, являются статьи А.М. Волкова [8–9] (Volkov, 2018; Volkov, 2021) и С.А. Беляева [2] (Belyaev, 2019). На вопросах рыболовства концентрировались В.М. Борисов [4] (Borisov, 2005) и А. Остхаген [24] (Ostkhagen, Iorgensen, Mu, 2020), в то время как состояние и перспективы экономической деятельности на Шпицбергене рассматривались в статьях А.Н. Евдокимова, А.Н. Сироткина, Я.В. Крюкова [14] (Evdokimov, Sirotkin, Kryukov, 2018) и Т.В. Тищенко [30] (Tishchenko, 2021). Достаточно популярной темой оказалась оценка потенциала и перспектив Северного морского пути, рассмотренная в работах В.Г. Егорова, Н.В. Лопаткина [16] (Egorov, Lopatkina, 2019), Л.М. Медведевой, А.В. Лаврентьева [18] (Medvedeva, Lavrentev, 2014), А.И. Фисенко [32] (Fisenko, 2013), А. Мое [41] (Moe, 2020), Б.М. Бойлана [34] (Boylan, 2021) и др. авторов, представляющих как позитивные, так и скептичные прогнозы относительно будущего данного транспортно-логистического проекта. Правовым вопросам, затрагивающим российско-норвежское экономическое взаимодействие, посвящены статьи А.Н. Вылегжанина [10] (Vylegzhanin, 2010) и А.К. Порцеля [25] (Portsel, 2011), в которых анализируется режим Шпицбергена и правомерность установления вокруг архипелага рыбоохранной зоны.

Материалы и методы

В основу работы положены работы российских и зарубежных исследователей, рассматривающих отдельные аспекты российско-норвежского взаимодействия в экономической области. Кроме того, используется обширный объем статистических данных из отчетов и докладов национальных статистических ведомств, государственных и частных фондов и корпораций, международных организаций. Автор также опирается на правовые источники, представленные нормативно-правовыми актами РФ, двусторонними и многосторонними международными договорами, а также использует данные и информацию из деловых средств массовой информации на русском, норвежском, датском и английском языках.

Методологическую базу исследования составляют системно-структурный анализ, статистический и правовой анализ, критический анализ научной литературы, мониторинг сообщений в средствах массовой информации, прогнозирование, дедукция, академический перевод с норвежского, датского и английского языков на русский.

1. Нормативно-правовая и институциональная основа сотрудничества

Внешняя торговля и инвестиционный поток между РФ и Норвегией на современном этапе берет свое начало в 1990-е годы, когда российская внешняя торговля находилась в процессе становления. Основной задачей российской внешнеэкономической политики в то время было налаживание и укрепление торговых связей со странами Запада. Такая задача объяснялась, во-первых, общим курсом экономической политики, направленным на либерализацию, в результате чего российское регулирование экономики стало одним из самых либеральных в мире [28, с. 97] (Suprunovich, 1997, p. 97); во-вторых, потерей Россией своих традиционно сильных позиций в странах бывшего СЭВ и ряде государств развивающегося мира [12, с. 97] (Deren, 2018, p. 97), что создавало необходимость выстраивания новых внешнеэкономических связей; в-третьих, превалированием во внешнеполитическом планировании точки зрения о необходимости теснейшего сотрудничества России с Западом; в-четвертых, четким пониманием важности участия в международных форматах для укрепления позиций в международных экономических отношениях, в частности, за счет вступления в ВТО. В результате началась активная подготовка двусторонних торговых соглашений, основывающихся на принятом в 1995 г. федеральном законе № 157-ФЗ РФ «О государственном регулировании внешнеэкономической деятельности», который был призван упорядочить анархичность внешнеторговых связей РФ в начале 1990-х, защитить национальную экономику и ее самодостаточность, стимулировать экономическое развитие [28, с. 96] (Suprunovich, 1997, p. 96).

В этой связи законодательное оформление задач российской внешней торговли с Норвегией выглядит вполне логичным, учитывая, что Норвегия является северо-западным соседом России, а экономическое партнерство должно было способствовать и стабильному политическому диалогу. В 1996 г. между РФ и Норвегией было подписано соглашение о торговле и экономическом сотрудничестве, в котором закреплялась основная цель экономического взаимодействия: создание предпосылок для благоприятного торгово-экономического обмена, условий для позитивного развития экономических связей на основе принципов взаимной выгоды и равенства контрагентов [26]. Соглашение не только заложило основу для непосредственного товарооборота между РФ и Норвегией, но и способствовало созданию институтов координации экономического взаимодействия, в частности, Межправительственной Российско-Норвежской комиссии по экономическому, промышленному и научно-техническому сотрудничеству (МПК), которая вела постоянную работу в отраслевых группах. Сессии комиссии, являющейся важной площадкой для диалога на высоком уровне по вопросам экономического сотрудничества, собирались каждый год вплоть до 2013 г., когда норвежская сторона посчитала для себя невозможным дальнейшее участие в ее работе. В комиссии участвовали различные российские ведомства, учитывая предметы их ведения, например, Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации, заключившее отдельное соглашение с Норвегией в 2001 г. [11], Минпромторг и др. В рамках активного диалога до 2013 г. регулярно проводились семинары с топ-менеджментом российских и норвежских компаний, встречи представителей государственных и деловых кругов [6]. В 2017 г. работа комиссии вновь была возобновлена, что говорило о готовности Норвегии восстанавливать сотрудничество с Россией в экономической области.

Другим важным институционально оформленным каналом для диалога стала Норвежско-Российская торговая палата (НРТП), учрежденная в 2003 г. по инициативе деловых кругов России и Норвегии. Основными целями палаты называлось продвижение интересов российских и норвежских компаний в двустороннем диалоге, информационная работа, консультационные услуги и т.д. НРТП осуществляла координацию между региональными торговыми палатами России и Норвегии, вела активный диалог с Торгово-промышленной палатой РФ (РТПП) [44], организовывала совместные мероприятия. Так, начиная с 2010 г. НРТП совместно с РТПП выступала организатором норвежско-российского бизнес-форума, являющегося уникальной площадкой для десятков представителей бизнеса и государственных структур двух стран. Деятельность форума не прекращалась даже при осложнении российско-норвежских отношений в результате обострения украинского кризиса в 2014–2015 гг. Таким образом, успешный пример этого форума показывает, что диалог по линии НПО меньше всего зависит от международной политической конъюнктуры и на фоне напряженных отношений России с Западом мог бы сыграть важную роль в поддержании экономического взаимодействия и бизнес-сотрудничества между нашими странами.

Нельзя не отметить сотрудничество России с Норвегией в рамках региональных объединений – Арктического совета, который уделяет особое внимание проблемам устойчивого развития Арктики, Совета Баренцева/Евроарктического региона, занимающегося вопросами приграничного сотрудничества, и др.

Норвегия также способствовала вовлечению России в международное экономическое сотрудничество, будучи членом ВТО и ЕАСТ. Так, в ходе визита Д.А. Медведева в Осло в 2010 г. российский президент и премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг отметили «уверенность в том, что скорейшее вступление России в ВТО будет <…> содействовать расширению экономических связей между Россией и Норвегией» [22], а также положительно оценили переговорный процесс по заключению соглашения между РФ, Беларусью, Казахстаном и ЕАСТ об установлении общей зоны свободной торговли.

2. Внешнеторговый оборот между Россией и Норвегией

Стоимостные показатели внешнеторгового оборота между Россией и Норвегией за последние 17 лет изменялись неравномерно, что было обусловлено большой ролью внешних факторов, таких как мировой финансовый кризис 2008–2009 гг., политика санкций и контрсанкций 2014–2015 гг., мировой экономический кризис, вызванный пандемией коронавируса 2020 г.

В первом десятилетии XXI века российско-норвежский торговый оборот развивался поступательно, увеличившись за 2005–2010 гг. на 44%. За этот же период индекс роста российского экспорта в Норвегию составил 108%, а индекс роста импорта – целых 189%. Несмотря на значительное увеличение абсолютных показателей, темпы роста торговли России с Норвегией оказались менее существенными по сравнению с общими темпами роста российской внешней торговли: доля Норвегии в российском внешнеторговом обороте сократилась с 0,42% в 2005 г. до 0,34% в 2010 г.; снижение доли Норвегии произошло и в российском импорте и экспорте, достигнув к 2010 г. 0,18% и 0,61%, соответственно. Обратная ситуация в данный период наблюдалась в норвежском внешнеэкономическом секторе – рост абсолютных показателей совпадал с ростом доли России в торговом обороте и экспорте королевства. Доля торговогооборота с Россией в общем внешнеторговом обороте Норвегии возросла с 0,9% в 2005 г. до 1,03% в 2010 г., доля экспорта – с 0,7% в 2005 до 1,08% в 2010 г., однако доля импорта сократилась к 2010 г. с 1,2% до 0,95%.

Таблица 1

Абсолютные показатели внешней торговли России c Норвегией в 2005–2021 гг., млн долл. США

Table 1

Absolute indicators of Russia's trade with Norway in 2005–2021, millions of USD

Таблица 2

Доля внешней торговли с Норвегией в российском внешнеторговом секторе в 2005–2021 гг., %

Table 2

The share of trade with Norway in the Russian foreign trade sector in 2005–2021., %

В 2015–2019 гг., т.е. уже после введения санкций и контрсанкций, стали наблюдаться новые тенденции во внешней торговле России и Норвегии. Во-первых, началось снижение абсолютных значений оборота и импорта: в 2019 г. оборот составлял 77% от уровня 2015 г., а импорт – лишь 41%. Во-вторых, произошел перелом в сальдо торгового баланса: если еще в 2015 г. сальдо торгового баланса для России было отрицательным, то с 2019 г. сальдо стало положительным, российский экспорт стал превосходить импорт товаров из Норвегии. В-третьих, показал рост российский экспорт в Норвегию, достигнув к 2019 г. 0,25% общего российского экспорта. Вместе с тем продолжилась тенденция снижения доли Норвегии в российском внешнеторговом обороте и импорте: в 2019 г. она составила 0,25% и 0,2%, соответственно. В-четвертых, началось снижение доли России в норвежском обороте и экспорте: к 2019 г. на Россию приходилось лишь 0,8% норвежского товарооборота (по сравнению с 1,2% в рекордный 2015 г.) и 0,5% экспорта (по сравнению с 1,1% в 2015 г.), а вот импорт российских товаров продолжил рост, достигнув к 2019 г. 1,3% совокупного норвежского импорта. Данные за 2021 г., т.е. за первый год после глобального спада в результате пандемии COVID-19, показали продолжение наметившихся тенденций.

Таблица 3

Доля внешней торговли с Россией в норвежском внешнеторговом секторе в 2005–2019 гг., %

Table 3

The share of trade with Russia in the Norwegian foreign trade sector in 2005–2019., %

На 2018 г. основой российского экспорта в Норвегию являлись нефть и нефтепродукты, растительные жиры и масла, а также цветные металлы. Импортировала Россия из Норвегии в основном продукцию машиностроительной отрасли и корма для животных [31]. Однако до введения Норвегией экономических санкций против России и принятия ответных мер существенную роль в норвежском экспорте играла рыба и морепродукты, а также высокотехнологичное оборудование, предназначенное для российского ТЭК. Прекращение экспорта королевством данных товаров не только привело к структурным изменениям в товарообороте, но и негативно сказалось на общих объемах норвежского экспорта в Россию, сильно ударив по внешнеторговому сектору Норвегии [9, c. 7] (Volkov, 2018, p. 7). В результате Норвегия заняла последнее место среди Скандинавских стран по товарному экспорту в Россию [2, c. 6] (Belyaev, 2019, p. 6).

Таким образом, внешнеэкономическое направление сотрудничества России и Норвегии находится на достаточно низком уровне [8, c. 184] (Volkov, 2021, p. 184). Анализ показал, что даже на пике роста взаимная доля в общем обороте/экспорте/импорте не превышала 1%. Ни Россия, ни Норвегия не входили в десятку крупнейших торговых партнеров друг для друга. Среди основных причин необходимо отметить, во-первых, преимущественно сырьевой характер экспорта обеих стран, что исключает возможность активной торговли энергоресурсами, а, во-вторых, малую емкость норвежского внутреннего рынка, которая, учитывая темпы роста норвежской экономики в районе 1% в докризисные 2018–2019 гг. [31], вряд ли сможет сильно возрасти. Третьей причиной является активное участие Норвегии в санкционный войне против России.

3. Инвестиционный поток между Россией и Норвегией

Инвестиционный поток между Россией и Норвегией также не очень высок. Превалирование норвежского ввоза капитала в РФ над вывозом составляло не более 0,6% общего российского сальдо по всем странам. Россия хоть и входит в двадцатку крупнейших направлений для норвежских инвестиций, но по сальдо текущих операций занимает предпоследнее место [36]. Таким образом, «российская экономика не является приоритетным направлением для норвежских инвесторов» [8, c. 185] (Volkov, 2021, p. 185). Во многом это обусловлено зависимостью российского инвестиционного климата от внешних факторов и наличием в России внутренних социально-экономических проблем (слабые позиции по таким показателям, как защита миноритарных инвесторов, разрешение дел о банкротстве, трансграничный переток факторов производства [37, c. 4], а также общие проблемы – достаточно высокий уровень коррупции и бюрократических барьеров, недостаточная макроэкономическая стабильность [47, c. 137]).

Таблица 4

Прямые инвестиции в Россию в 2008–2019 гг., млн долл. США (подсчитано как сальдо платежного баланса)

Table 4

Direct investments in Russia in 2008–2019, millions of USD (calculated as the balance of payments)

Тем не менее инвестиции Норвегии в Россию шли, хотя и небольшими объемами. При этом вкладывали в Россию как государственные, так и частные норвежские инвесторы. Крупнейшим государственным инвестором являлся Государственный пенсионный фонд Норвегии (далее – Фонд), основная задача которого заключается в сохранении и преумножении норвежской нефтяной ренты. В 2018 г. накопленные вложения Фонда в Россию стали самыми большими за всю историю и составили более 5 млрд долларов США. Инвестиционный портфель Фонда в равных долях включал государственные облигации и ценные бумаги российских компаний (например, акции «Сбербанка», «Газпрома», «Сургутнефтегаза», «Лукойла», «НОВАТЭК», «ФосАгро» и других компаний). Тем не менее на РФ приходилось лишь 0,2% инвестиций Норвежского государственного пенсионного фонда [39].

В 2013 г. на российском рынке присутствовали 100 норвежских компаний, представляющих энергетическую и телекоммуникационную сферы, пищевую промышленность, гостиничный и туристический бизнес [43]. Крупнейшей норвежской компанией в России стал энергетический гигант «Эквинор» (Equinor), занятый в совместных нефтегазовых проектах с «Роснефтью» и «Зарубежнефтью» (совместные предприятия в Западной и Восточной Сибири, Самарской области, Тимано-Печорском бассейне). Однако санкционная политика Норвегии в отношении России и введение РФ контрсанкций в 2014–2015 гг. негативно сказались на обмене капитала между двумя странами. На несколько лет крупные норвежские инвесторы перестали вкладываться в российские предприятия, снизив при этом долю России в своих инвестиционных портфелях. В этот же период были заморожены часть инвестиционных проектов, российский рынок покинули ряд норвежских финансовых компаний и продовольственных концернов. Так, в 2019 г. с российского рынка ушла норвежская телекоммуникационная компания «Теленор», которая на максимуме контролировала около 40% акций телекоммуникационного гиганта «ВымпелКом» (Vimpelcom Ltd) [49].

Преимущественно сырьевой характер норвежской экономики и небольшие объемы внутреннего рынка существенно ограничивали российские инвестиции в Норвегию, в связи с чем доля Норвегии в инвестициях России за рубеж была еще менее значительна. Российские крупные инвесторы вкладывали в основном в перспективные нефтегазовые проекты, что обусловлено их конкурентоспособностью в то время, как привлекательность норвежского несырьевого неэнергетического сектора для России невелика.

Таблица 5

Прямые инвестиции из России в 2008–2019 гг., млн долл. США (подсчитано как сальдо платежного баланса)

Table 5

Direct investments from Russia in 2008–2019, millions of USD (calculated as the balance of payments)

4. Проблема правового статуса Шпицбергена

Спорные вопросы рыболовства России и Норвегии связаны с существующими разногласиями касательно правовых основ экономической деятельности в Баренцевом и Норвежском морях, представляющей взаимный интерес для обеих стран. Хотя определенные споры и инциденты случались в различных районах этих морей, наиболее острый характер носит конфликт России и Норвегии из-за рыболовного промысла в морских водах в районе Шпицбергена. Причина конфликта берет свое начало в первой половине ХХ века, когда был оформлен правовой режим экономической деятельности России (СССР) на архипелаге. Стоит отметить, что Шпицберген представляет для РФ большое стратегическое значение, поэтому экономическая деятельность на архипелаге является основой российского присутствия на Шпицбергене. В условиях исчерпания угольных запасов в ближайшей перспективе встает вопрос о необходимости выбора дальнейшего направления экономической активности РФ на архипелаге.

Правовая основа для российской экономической деятельности на Шпицбергене была заложена Парижским договором 1920 г. (далее – Договор). В Договоре закреплен «полный и абсолютный суверенитет Норвегии над архипелагом Шпицберген <…> вместе со всеми островами, островками и скалами, относящимися к ним» (ст. 1), но при этом подчеркивалась недискриминация и равное участие стран-подписантов в осуществлении экономической деятельности (ст. 2) [13]. По мере развития морского судоходства рыболовство в этих районах стало вестись более активно. Постепенно осуществлялось и прогрессивное развитие международного морского права. В 1976 г. Норвегия в одностороннем порядке объявила о создании исключительной экономической зоны (ИЭЗ) вокруг архипелага, а в 1977 г., решив «сбавить градус напряженности», заменила ИЭЗ на так называемую рыбоохранную зону (РОЗ), доступ в которую должен был осуществляться на «недискриминационной основе». Россия продолжает оспаривать право Норвегии на одностороннее объявление этих районов рыбоохранной зоной и осуществление в них властной деятельности [10, c. 8] (Vylegzhanin, 2010, p.8), отмечая, что подобные действия норвежской стороны нарушают положения Договора о Шпицбергене.

Так или иначе, но на практике советские и российские рыболовецкие суда частично следовали правилам норвежской стороны, хотя в отношении СССР и существовали определенные послабления. Однако в начале 1990-х гг. данный вопрос приобрел особую остроту и стал новым очагом напряженности между Россией и Норвегией [24, c. 188] (Ostkhagen, 2020, p. 188). Проблема заключается в существенных различиях в российском и норвежском регулировании рыболовецкой деятельности: так, например, в России ячейка рыболовной сети существенно меньше, чем в Норвегии, что позволяет вылавливать молодую рыбу; по-разному страны оценивают и размер выловленной рыбы. Более того, Норвегия настаивала на необходимости российских судов заранее предупреждать о заходе в РОЗ. Несоблюдение нашими траулерами этих правил приводило к огромным штрафам, которые на них налагала Норвегия, или даже арестам судов. Например, за 2008–2009 гг. было задержано 9 российских рыболовецких траулеров. Жесткую реакцию Министерства иностранных дел РФ вызвал арест траулера «Чернигов» в 2001 г., широкое освещение в прессе получила история с попытками задержать российский траулер «Электрон» в РОЗ в 2005 г., закончившимися настоящим «морским боем». Случай с «Электроном» показал, что неразрешенность правовых вопросов не только сдерживает двусторонние экономические отношения, но и может стать источником потенциального конфликта.

Многие спорные вопросы удается разрешать мирными средствами, не доводя до конфликтных ситуаций: инспекторы «Росрыболовства» следят за соблюдением российскими судами установленных правил, стараются не допустить предвзятости со стороны норвежских инспекторов. Ведется активная работа в совместной российско-норвежской комиссии по рыболовству, в которой начиная с 1976 г. успешно рассматривался вопрос сотрудничества в данной сфере [38, c. 3–5] (Eide, 2012, pp. 3–5). Однако урегулирование противоречий наталкивается на существенные препятствия со стороны норвежской стороны: во-первых, зачастую сами норвежцы не соблюдают установленные правила, сбрасывая до 40% своего улова за борт, чтобы избежать штрафов [19] (Mikhailov, 2011); во-вторых, Норвегия в одностороннем порядке без согласования с Россией изменяет правила рыбной ловли, а также берет на себя обязательства по контролю и введению санкций в отношении «нарушителей». В текущих условиях перспективы заморозки данного правового вопроса представляются весьма туманными.

5. Северный морской путь в экономических отношениях России и Норвегии

Северный морской путь (CМП) является одним из наиболее перспективных транспортно-логистических проектов современной России. Связывая страны Европы с АТР, СМП фактически является кратчайшим морским путем между западом и востоком, которым, однако, в настоящий момент можно пользоваться только в сопровождении ледоколов. СМП имеет огромное значение для российской Арктики, которое в будущем будет только расти вследствие происходящих климатических изменений [23]. Россия выражает заинтересованность в росте грузоперевозок по СМП и стремится сделать его важной артерией для международного грузового трафика [41, c. 217] (Moe, 2020, p. 217). Так, уже в последние годы заметно усиление роли этого транспортного маршрута в мировой и национальной логистике: за 2014–2019 гг. объем перевозок грузов по СМП возрос на 41% с 4 млн тонн до 31,5 млн тонн [23] с перспективами довести его к 2034 г. до 160 млн тонн в год [3] (Berezin, 2019).

Рост перевозок по СМП мог бы способствовать экономическому росту РФ и развитию Арктических регионов. Без преувеличения можно констатировать, что развитие СМП, по сути, является «важнейшей национальной задачей, сопоставимой по масштабам и общегосударственной значимости с ключевыми национальными проектами» [17, c. 214] (Zhuravel, 2020, p. 214), важность которой возрастает в условиях международной напряженности [20, c. 143] (Afansev, Barasheva, Bogoyavlenskii i dr., 2012, p. 143).

В результате СМП выходит далеко за пределы чисто национального проекта и приобретает существенное международное измерение. Само собой, СМП стал одним из предметов и российско-норвежского экономического взаимодействия. Норвежские власти в основном выражали умеренно скептическую позицию в отношении реализации проекта, ссылаясь на сомнения в его экономической целесообразности и отмечая его небольшое значение в текущих международных транзитных перевозках [42]. Сомнения в целесообразности этого проекта высказывают и некоторые норвежские эксперты [48] (Stensvold, 2011). Россия также не рассчитывала на привлечение Осло к реализации данного проекта [1] (Bainazarov, 2019), хотя и многократно отмечала, что готова к открытому диалогу в отношении осваивания потенциала СМП.

Тем не менее если на государственном уровне Россия не видит перспектив для участия Норвегии, а сами норвежские власти выражают определенный скепсис, это вовсе не значит, что бизнес-структуры королевства не заинтересованы в участии в данном проекте. Ряд норвежских экспертов отмечают его привлекательность для норвежского бизнеса с точки зрения помощи в организации системы реагирования на чрезвычайные ситуации [40] (Jentoft, 2020). Принимая во внимание все сложности, с которыми связано осваивание СМП, Россия остро нуждается в «технологическом развитии и инвестициях в инфраструктуру» [35] (Chen, 2015). Нельзя не отметить, что норвежский бизнес уже достаточно активно участвует в региональных и транзитных перевозках по СМП. В 2010 г. именно норвежский корабль Nordic Barents (под флагом Гонконга), принадлежащий транспортной компании «Чуди» (Tschudi), стал первым иностранным судном, совершившим транзитный рейс по СМП [5, c. 13] (Bkhagvat, 2020, p. 13). Данная судоходная компания, занимавшаяся транспортировкой грузов из Норвегии в Китай и снабжением российских портов, выказывала заинтересованность в укреплении своего участия в перевозках по СМП [21] (Muzlova, 2021), учитывая все преимущества данного маршрута как с экологической, так и экономической точек зрения [33]. Так, например, в норвежских интернет-изданиях отмечается, что СМП может оказать положительное воздействие на доступность рынков Северной Америки для продукции норвежского ТЭК [45]. Таким образом, СМП, являющийся перспективным российским проектом в Арктике, в основном встречает сдержанную реакцию со стороны норвежских властей, что не позволяет в ближайшей перспективе ожидать активного участия госсектора этой страны в реализации проекта. Нельзя не отметить огромную роль геополитического фактора: напряженность отношений России и Запада, политика санкций и контрсанкций станут сдерживающим фактором на пути роста перевозок по СМП. Тем не менее норвежские бизнес-структуры участвовали в грузоперевозках по СМП и демонстрировали заинтересованность в развитии данного направления сотрудничества с учетом очевидных преимуществ этого транспортно-логистического проекта. Поэтому в долгосрочной перспективе значение СМП в экономическом взаимодействии России и Норвегии может возрасти.

Заключение

Таким образом, российско-норвежское экономическое взаимодействие в неэнергетической области в последние 20 лет находилось на низком уровне. Несмотря на достаточно развитую институциональную базу отношений и активный диалог между государственными ведомствами, на практике Россия и Норвегия не являются важными торговыми партнерами друг для друга, что обусловлено схожестью экономических систем, малой емкостью норвежской экономики и рядом геополитических факторов. При этом по небольшому товарообороту достаточно сильно ударила и политика санкций-контрсанкций. Инвестиционная деятельность носила преимущественно односторонний характер: Норвегия не очень активно, но вкладывала средства и технологии в Россию, в то время как для российских инвесторов неэнергетический сектор Норвегии особого интереса не представлял. Особое значение приобретает неразрешенность правового режима морских районов вокруг Шпицбергена, создающая дополнительную напряженность в экономических и политических отношениях, учитывая важность вылова рыбы в этом регионе для экономической деятельности обеих стран. При всем при этом перспективы развития экономического сотрудничества, даже если не принимать во внимание беспрецедентное давление на российскую экономику и обострение отношений в 2022 г., весьма неопределенные. Так, новой площадкой для взаимодействия могла бы стать реализация проекта Северного морского пути, чья роль в международных перевозках в будущем может очень сильно возрасти. Несмотря на большой потенциал данного проекта, норвежское правительство отнеслось к нему весьма сдержанно, хотя надежды на рост его привлекательности в норвежских деловых кругах сохраняются.