Доходы населения в условиях пандемии: сдвиг уязвимых зон и механизмы защиты

Соболева И.В.1, Соболев Э.Н.1
1 Институт экономики Российской академии наук, Россия, Москва

Статья в журнале

Экономическая безопасность (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Том 4, Номер 3 (Июль-сентябрь 2021)

Цитировать:
Соболева И.В., Соболев Э.Н. Доходы населения в условиях пандемии: сдвиг уязвимых зон и механизмы защиты // Экономическая безопасность. – 2021. – Том 4. – № 3. – С. 531-548. – doi: 10.18334/ecsec.4.3.112448.

Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=46439441
Цитирований: 8 по состоянию на 30.01.2024

Аннотация:
В статье проверяется гипотеза, согласно которой особенности развития кризиса, вызванного пандемией, могли привести к нестандартному дизайну его социальных последствий и сформировать новые зоны уязвимости. Исследование базируется на данных официальной статистики Росстата. Дополнительным источником информации служат данные независимых социологических обследований. На основе анализа сдвигов в абсолютных размерах и в структуре доходов населения по источникам их формирования показано, что при общем снижении материального достатка населения страны наибольшие потери испытали относительно благополучные слои населения, которые, обладая ресурсами в достаточных объемах для их использования в целях извлечения дохода и ведения бизнеса, составляют ядро среднего класса и которым по крайней мере на протяжении двух последних десятилетий не приходилось разрабатывать альтернативные стратегии выживания. На этом фоне наблюдалось относительное укрепление позиций наемных работников, занятых в корпоративном секторе на основе постоянных контрактов, а также малообеспеченных категорий населения, получивших право на дополнительные социальные трансферты. Сделан вывод о неоднозначности социальных последствий пандемического кризиса. С одной стороны, перераспределение доходов между источниками их получения могло затормозить рост бедности и способствовать некоторому смягчению неравенства. С другой стороны, формирование новых зон уязвимости усугубило болезненность его восприятия и усилило риски обесценения и деградации человеческого капитала работников, занятых в пострадавших видах деятельности. В связи с этим обоснованы приоритетные направления государственной политики, способные дополнительно стимулировать заданный пандемией импульс к модернизации занятости и повышение на этой основе реальных доходов населения, главным из которых является социальное инвестирование в обновление человеческого капитала.

Ключевые слова: пандемический кризис, реальные доходы, структура доходов, заработная плата, уязвимые зоны, доходное неравенство

Финансирование:
Статья подготовлена в рамках участия в Международной научно-практической конференции «V Сенчаговские чтения» на тему: «Новые вызовы и угрозы экономике и социуму России», Москва: Институт экономики РАН, 20–21 апреля 2021 г.

JEL-классификация: I31, J30, D14, D63

В издательстве открыта вакансия ответственного редактора научного журнала с возможностью удаленной работы
Подробнее...



Введение. Одним из основных социальных последствий кризисных спадов производства является падение реальных доходов населения. Как правило, наиболее ощутимо и болезненно падение уровня жизни ощущается среди уязвимых категорий населения, таких как низкооплачиваемые работники, семьи с несколькими детьми, одинокие родители. Они изначально имеют невысокий уровень дохода и высокий риск сползания в бедность, который реализуется в условиях ухудшения социально-экономической ситуации и конъюнктуры рынка труда. В России этот слой населения достаточно обширен. Согласно данным независимых исследований, под риском сползания в бедность может находиться около 40% населения страны [9] (Maleva, Burdyak, Tyndik, 2015). По оценке Росстата, полученной на основе данных выборочных обследований домашних хозяйств и макроэкономического показателя денежных доходов населения, в ходе последнего классического экономического кризиса доля населения с доходами ниже прожиточного минимума выросла с 11,2% в 2014 г. до 13,3% в 2015 г., причем расширение зоны бедности, хотя и в разной степени, затронуло практически все регионы Российской Федерации за исключением столиц. Этот негативный сдвиг оказался довольно устойчивым. Лишь к 2018 г. долю бедных удалось сократить до 12,8%, а в 2019 – до 12,3%, то есть темпы снижения уровня бедности были весьма скромными. В этих условиях не случаен выбор снижения бедности в качестве важнейшего приоритета государственной политики. В Указе Президента от 7 мая 2018 года № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» была поставлена задача снижения уровня бедности в стране в два раза [1].

Кризис, спровоцированный пандемией, сопровождающийся свертыванием экономической активности, также с неизбежностью приводит к падению доходов и ухудшению материального положения населения. Ряд исследователей придерживаются позиции, что в период пандемии наиболее пострадавшими стали беднейшие слои населения, что неизменно обострит социально-экономическое неравенство в стране [7, с. 495] (Ermakova, 2020, р. 495). На наш взгляд, социальные последствия кризиса могут иметь более сложный дизайн. В отличие от предшествующих кризисов, порожденных внутренними особенностями рыночной системы хозяйствования, он был вызван внешними по отношению к экономике причинами, а потому его развитие протекало по нестандартным лекалам. Отсюда следует, что оно могло не только привести к более тяжелым и масштабным последствиям в социальной сфере, но и затронуть категории населения, не относящиеся к традиционным группам риска, сформировать новые зоны уязвимости.

Следует также отметить, что на момент начала кризиса государство уже имело борьбу с бедностью в числе важнейших приоритетов, а потому были предприняты значительные усилия по поддержке доходов, распространявшиеся, прежде всего, на наиболее обширную категорию населения с высоким риском бедности – семьи с детьми [2]. Особый пакет мер был направлен на сохранение рабочих мет и, соответственно, трудовых доходов посредством поддержки бизнеса в наиболее пострадавших от карантинных мер секторах экономики [3].

Как особенности пандемического кризиса и усилия государства повлияли на распределение издержек экономического спада? Какие слои и группы населения испытали наиболее ощутимое снижение доходов? Для ответа на эти вопросы в статье проанализированы основные изменения динамики и структуры доходов населения в ходе развертывания кризиса и факторы, способствующие формированию новых зон уязвимости и модификации общей картины доходного неравенства. Основу информационной базы составляют данные официальной статистики Росстата. В целях исключения влияния сезонных колебаний в большинстве случаев сопоставления проводятся с соответствующим периодом прошлого года. Дополнительным источником информации служат данные независимых социологических обследований.

Общие тенденции изменения структуры доходов. В ходе пандемического кризиса динамика среднедушевых реальных доходов населения в целом соответствовала развитию ситуации в экономике. Согласно данным Росстата, в период наиболее жесткого ограничения экономической активности во втором квартале 2020 г. по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года средний размер реальных располагаемых доходов сократился на 9,4%. При этом реальная заработная плата практически не изменилась. В третьем квартале реальные доходы по-прежнему отставали от прошлогоднего уровня, хотя разрыв несколько сократился, а показатель реальной заработной платы показал небольшой рост. Такая тенденция сохранилась и в четвертом квартале (табл. 1). При существенном сокращении трудовой нагрузки на работающее население незначительное падение среднего показателя реальной заработной платы за весь период развертывания кризиса наблюдалось только в апреле (на 2%), и было с избытком компенсировано в последующий период.

Таблица 1

Реальные доходы и реальная зарплата в 2020 г.

Период
К соответствующему периоду прошлого года,%
Реальные денежные доходы
Реальные располагаемые денежные доходы
Реальная заработная плата
I квартал
101,7
100,7
106,2
II квартал
91,7
91,6
99,9
III квартал
96,4
95,2
101,8
IV квартал
98,5
98,3

Год
97,0
96,5
102,2*
*январь – ноябрь

Источник: составлено по данным Росстата.

С данными Росстата резко контрастируют результаты проведенного Центром трудовых исследований и Дирекцией по экспертно-аналитической работе НИУ ВШЭ во втором квартале 2021 г. (18–19 мая) интернет-опроса «Работа и трудоустройство в условиях эпидемии». Согласно этому источнику, три четверти респондентов заявили об ухудшении своего материального положения по сравнению с докризисным периодом. При этом на существенное ухудшение указали более половины прошедших опрос. Около 40% респондентов сообщили, что потеряли в заработке, а у каждого пятого заработки упали более чем на четверть [5] (Gimpelson, Kapelyushnikov, 2020).

На наш взгляд, объяснить это расхождение и пролить свет на распределение материальных потерь в ходе пандемического кризиса позволяют несколько обстоятельств. Во-первых, как это отмечают организаторы опроса, выборка хотя и была достаточно большой (более 5 тыс. человек), однако, как это характерно для интернет-опросов, имеет выраженное смещение в сторону более молодого и хорошо образованного контингента населения, а в территориальном разрезе – в сторону столичных мегаполисов. Во-вторых, опрос не дифференцировал респондентов по характеру доходов от занятости, к которым относится не только заработная плата, но и доходы работающих собственников бизнеса и самостоятельно занятых работников. В-третьих, оценивая ситуацию с доходами от занятости, следует иметь в виду, что российская статистика заработной платы на сегодняшний день несовершенна.

В большинстве случаев заработная плата отслеживается не по всему кругу наемных работников. В национальном обследовании рабочей силы, охватывающем все взрослое население, включая занятых на малых предприятиях, отсутствуют вопросы об оплате труда. Поэтому сложившийся механизм сбора данных плохо улавливает заработки работников вне корпоративного сектора, а также теневые выплаты заработной платы, доля которых, по оценкам Росстата, составляет около четверти совокупного фонда оплаты труда и которые более всего уязвимы к колебаниям экономической конъюнктуры [12, 16] (Sobolev, 2018; Sobolev, Campbell, 2020). Тем не менее даже на основе имеющихся данных можно получить общее представление о динамике и структуре трудовых доходов. Отчасти неоднозначную картину этой динамики позволяет уловить анализ изменения структуры доходов по источникам их получения.

Как хорошо видно из таблицы 2, падение доходов населения сопровождалось заметным изменением их структуры. Уже в первом квартале 2021 г., как только угроза свертывания экономической активности дала о себе знать, был разработан и запущен первый транш компенсационных мер, что привело к существенному увеличению объема социальных выплат. Абсолютный объем совокупных социальных трансфертов вырос по сравнению с соответствующим периодом прошлого года в первом квартале на 21,1%, во втором – на 7,2%, в третьем – на 19%. В третьем квартале по сравнению с соответствующим периодом прошлого года их доля в структуре денежных доходов населения увеличилась почти на 4 процентных пункта.

В последнем квартале рост социальных выплат несколько замедлился. Превышение по сравнению с соответствующим периодом прошлого года составило по этому источнику лишь 5,8%. Необходимо, однако, отметить, что, как будет показано далее, это обстоятельство не привело к увеличению масштабов бедности, что может свидетельствовать о запуске независимых от государства механизмов восстановительного роста доходов по крайней мере в некоторых из секторов экономики, по которым ударил кризис.

Таблица 2

Структура и динамика совокупных денежных доходов населения по источникам формирования (%)

Год
От предприни- мательства
Оплата труда
Социальные выплаты
От собствен-ности
всего
зарплата работников организаций
зарплата других работников
Первый квартал
2019
6,0
61,8
43,6
18,2
19,1
4,1
2020
5,9
63,8
46,3
17,5
22,2
4,1
2020/2019*
102,5
107,6
110,6
100,2
121,1
104,2
Второй квартал
2019
5,7
60,6
42,0
18,6
19,5
4,3
2020
4,0
61,8
43,8
18
22,1
4,0
2020/2019*
66,4
96,5
98,6
91,5
107,2
88,0
Третий квартал
2019
6,2
56,2
38,9
17,3
19,2
4,6
2020
5,5
57,1
40,4
16,7
22,3
4,3
2020/2019*
90,1
101,4
103,6
96,3
119,0
93,3
Четвертый квартал
2019
6,1
54,5
--
--
17,7
5,5
2020
5,5
54,8
--
--
18,2
4,8
2020/2019*
92,8
103,5
--
--
105,8
89,8
Год
2019
6,0
57,7
--
--
18,9
5,1
2020
5,2
58,9
--
--
21,0
4,3
2020/2019*
86,9
102,4
--
--
111,5
84,6
*Соотношение абсолютных объемов совокупных денежных поступлений по каждому источнику финансирования в 2019 г. и 2020 г.

Источник: расчеты авторов по данным Росстата.

Сокращение совокупных доходов происходило за счет снижения доходов от собственности и в особенности доходов от предпринимательской деятельности. Во втором квартале 2020 г., на который пришелся пик жестких ограничительных мер, совокупные доходы от занятости не по найму по сравнению со вторым кварталом 2019 г. сократились на треть. В последующий период устойчивое отставание сохранялось на уровне около 10%. Доходы от собственности также испытали ощутимое снижение. Причем в среднегодовом выражении оно было даже несколько более существенным по сравнению с доходами от предпринимательства (в 2020 г. они составили 84,6 и 86,9% соответственно от объемов 2019 г.). Следует подчеркнуть, что в данном случае речь идет о номинальных денежных доходах. В реальном выражении отставание было более существенным. Таким образом, в рядах лиц, испытавших наиболее ощутимые материальные потери и ухудшение социально-экономического положения, оказались, прежде всего, не представители традиционных групп риска, а относительно благополучные слои населения, обладающие ресурсами в достаточных объемах для их использования в целях извлечения дохода и ведения бизнеса.

Уязвимые зоны оплаты труда наемных работников. Воздействие кризиса на доходы от занятости по найму также было неоднозначным. Насколько можно судить по доступным из официальной статистики сведениям об изменении структуры фонда оплаты труда, среди наемных работников пострадали главным образом занятые в секторе мелкого бизнеса (на предприятиях без образования юридического лица) и работающие по найму у частных лиц. Во втором квартале их совокупные доходы от занятости в номинальном выражении упали на 8,4% по сравнению с соответствующим периодом 2019 года, а в третьем квартале – на 3,7%. В то же время совокупный фонд заработной платы работников организаций (в эту рубрику попадают крупные и средние предприятия и организации, по которым имеется регулярная административная статистика, а также мелкие предприятия, имеющие статус юридического лица) испытал лишь незначительное снижение во втором квартале, которое было с избытком компенсировано уже в третьем квартале 2020 г. Отсюда можно сделать вывод, что в качестве одного из важных факторов риска в сфере наемной занятости в ходе пандемического кризиса обозначился юридический статус работодателя. Не менее важное значение имеет также вид экономической деятельности.

Оба эти фактора взаимосвязаны. Наиболее пострадавшими от введенных в период пандемии ограничений стали предприятия сферы услуг: гостиницы и рестораны, бытовое обслуживание населения, индустрия туризма, а также сфера культуры. Во всех этих видах деятельности велика доля малого и среднего бизнеса, широко распространена самостоятельная ненаемная занятость, а лица, работающие по найму, часто заняты не в корпоративном секторе, а у индивидуальных предпринимателей.

На сегодняшний день доступны лишь укрупненные показатели распределения населения по видам экономической деятельности в 2020 г., сформированные на основе Обследования рабочей силы (ОРС). Следует иметь в виду, что они могут давать довольно сильное искажение реальной ситуации, поскольку формируются на основе устных ответов работников, которые не всегда в полной мере владеют соответствующей информацией. Тем не менее на основе ОРС можно зафиксировать ощутимое снижение занятости и рост уровня безработицы по укрупненным позициям «строительство» и «торговля оптовая и розничная; ремонт автотранспортных средств и мотоциклов, деятельность гостиниц и предприятий общественного питания». Самый резкий рост уровня безработицы (более чем в полтора раза) зафиксирован в сфере культуры, спорта и организации досуга и в гостиничном и ресторанном бизнесе. Далее следуют торговля и здравоохранение, где соответствующий показатель вырос на треть. Иными словами, в результате потери работы трудовых доходов лишились как представители массовых, часто низкооплачиваемых категорий рабочей силы, так и персонал ведущих отраслей нематериального производства с весьма высоким, а иногда даже элитарным качеством профессиональных компетенций.

Следует особо отметить, что по укрупненной позиции «деятельность в области здравоохранения и социальных услуг» абсолютного прироста занятости по сравнению с соответствующим периодом прошлого года не зафиксировано ни в одном из кварталов, хотя в третьем квартале (на фоне некоторого снижения совокупной занятости) налицо минимальный прирост доли занятых в здравоохранении и социальных услугах в совокупной занятости. Зато, как отмечено выше, безработица среди работников здравоохранения на фоне пандемического кризиса увеличилась. Это обстоятельство работает на подтверждение гипотезы об опасном свертывании регулярной медицинской помощи, не связанной с коронавирусной инфекцией, не только за счет перебрасывания ресурсов «в горячие точки», но и за счет возникновения вынужденных перерывов в деятельности у части медицинского персонала «нековидных» профилей.

Отмеченным изменениям в занятости в целом соответствует и динамика заработной платы в разрезе видов экономической деятельности. В таблице 3 представлены данные по отраслям, испытавшим самое сильное падение и наибольший рост средней заработной платы в 2020 г. Как среди пострадавших, так и среди выигравших от кризиса присутствуют как высокооплачиваемые, так и низкооплачиваемые виды деятельности, а также виды деятельности с высокой и с низкой дифференциацией заработных плат. В то же время исследование показало, что, насколько можно судить по официальным данным, произошедшие в последний год разнонаправленные изменения отраслевых заработных плат оказались недостаточными для изменения их ранжирования по уровню оплаты труда.

Таблица 3

Изменение заработной платы по видам экономической деятельности

Вид деятельности
Руб.
% от 2019
% от средней
Наиболее пострадавшие
Воздушный и космический транспорт
119045
91,1
в 2,4р.
Гостиницы и предприятия общественного питания
26381
93,4
53
Деятельность в области спорта, отдыха и развлечений
52022
97,1
105
Железнодорожный пассажирский транспорт
58868
98,0
119
Выигравшие
Почтовая связь и курьерская деятельность
29508
118,2
60
Здравоохранение и социальные услуги
48121
113,7
97
Добыча металлических руд
79874
111,1
162
Трубопроводный транспорт
103443
110,9
в 2,1р.
Информация и связь
82783
109,5
168
Производство лекарств
69453
109,2
141
Источник: составлено по данным Росстата.

Наиболее ощутимое падение заработной платы предсказуемо испытали работники видов деятельности, в значительной степени ориентированных на туризм: воздушного и железнодорожного пассажирского транспорта, гостиничного и ресторанного бизнеса, а также сферы культуры. В то же время последствия здесь различны. Авиаперевозки относятся к элитному сектору занятости с наиболее высокими зарплатами при их относительно небольшой внутриотраслевой дифференциации [1]. Поэтому даже имевшее место в 2020 г. весьма существенное сокращение заработков в данном случае чревато минимальными социальными последствиями. Кроме того, с учетом кризиса отрасли авиаперевозок по всему миру угроза оттока квалифицированных отечественных кадров в зарубежные компании перестала быть актуальной.

Качественно иная ситуация во второй наиболее пострадавшей отрасли. Гостиничный и ресторанный бизнес в принципе отличается низким уровнем заработных плат, сочетающимся с их относительно высокой внутриотраслевой дифференциацией. Последнее означает, что по крайней мере официальная заработная плата большинства занятых здесь работников существенно ниже и без того невысокого среднего показателя. Поэтому даже небольшое сокращение заработков может генерировать расширение бедности среди этой категории работников. В то же время именно в этом секторе фактические доходы от занятости существенно выше фиксируемых статистикой в силу высокой доли теневой составляющей (которая, однако, в свою очередь, наиболее уязвима к кризисам).

Представленный перечень видов деятельности, где в условиях пандемии заработки выросли, вполне логичен и предсказуем. В их числе также присутствуют как относительно высокооплачиваемые, так и низкооплачиваемые сферы занятости. Следует отметить, что, насколько можно судить по официальным данным, произошедшие в последний год разнонаправленные изменения отраслевых заработных плат оказались недостаточными для изменения их ранжирования по уровню оплаты труда.

В разрезе видов экономической деятельности публикуются лишь данные о номинальной заработной плате. Тем не менее, опираясь на среднероссийское значение соотношения динамики номинальной и реальной заработной платы, можно примерно оценить, в каких сферах деятельности удалось сохранить и повысить реальные заработки работников, а где имело место их сокращение. Повышение реальной заработной платы наблюдалось в отраслях первичного сектора экономики – в сельском хозяйстве и добывающей промышленности (кроме добычи угля), в подавляющей части обрабатывающих производств (кроме деревообработки, полиграфии, производства мебели, одежды, автотранспортных средств, кокса и нефтепродуктов), а также в большинстве отраслей инфраструктуры и нематериального производства.

К сферам деятельности, столкнувшимся со снижением реальной заработной платы, помимо перечисленных в таблице 3 (где оно было наиболее резким), относятся строительство, торговля и культура (творческая деятельность в области искусства и деятельность библиотек, архивов, музеев). Таким образом, несмотря на то, что средние показатели заработной платы показывают вполне спокойную и благополучную динамику, ситуация весьма по-разному складывается в зависимости от вида экономической деятельности.

Следует подчеркнуть, что на сегодняшний день именно культура представляет собой сферу деятельности, где наиболее остро по сравнению с другими сегментами экономики стоит проблема заниженной оплаты квалифицированного труда, которую отчасти маскирует крайне высокая внутриотраслевая дифференциация заработков [10] (Muzychuk, 2019). Поэтому с точки зрения стратегических последствий для воспроизводства национального человеческого потенциала неблагоприятное влияние пандемии на работников этой сферы по сравнению с занятыми в других пострадавших сегментах, таких как торговля, строительство и ресторанный бизнес, значительно более опасно.

Бедность и неравенство: первые итоги. Тенденции изменения доходов домохозяйств в период пандемического кризиса и отмеченные сдвиги в их структуре по источникам формирования свидетельствуют о том, что при общем ухудшении социально-экономического положения населения страны имело место некоторое относительное укрепление позиций наемных работников, занятых на стандартных условиях на основе постоянных контрактов, а также малообеспеченных категорий населения, получивших право на дополнительные социальные трансферты. Приоритетным направлением трансфертов стали семьи с детьми, среди которых риск бедности в среднем в 3–3,5 раза выше по сравнению с домохозяйствами, состоящими только из взрослых. По оценкам Института социальной политики НИУ ВШЭ, в первую волну пандемии при отсутствии специальных программ поддержки уровень бедности среди этой категории семей должен был вырасти с 21–26% до 31–35%, но благодаря пакету антикризисных выплат удалось возместить значительную часть утраченных доходов, и уровень бедности остался в пределах 24–30% (в зависимости от возраста детей) [11].

Ощутимый вклад в падение уровня жизни внес рост безработицы, лишивший часть экономически активного населения доходов от занятости. В то же время следует отметить, что введение упрощенного порядка регистрации в центрах занятости для лиц, потерявших работу в период пандемии, привело к резкому росту охвата безработного населения пособиями. Разрыв между показателями фактической численности безработного населения, измеряемой Росстатом на основе методологии Международной организации труда, и численности зарегистрированных безработных сократился до минимальных за весь постсоветский период значений [2]. Впервые за всю историю постсоветской России на пике роста безработицы, который пришелся на третий квартал 2020 г., из 4,8 млн безработных 3,5 млн (81,4%) прошли официальную регистрацию и получили право на пособие. Вне зоны государственной поддержки остался лишь один из пяти безработных.

С учетом того, что для безработных, получивших этот статус в период пандемии, пособие было установлено на уровне прожиточного минимума (12 130 руб. в среднем по России и 19 тыс. руб. в Москве), для значительной части лиц, лишившихся работы, оно, хотя и препятствовало сползанию в бедность (в случае отсутствия иждивенцев), но компенсировало потерянные заработки далеко не полностью. При этом чем более высокооплачиваемый был работник, тем значительнее разрыв между заработной платой на последнем рабочем месте и назначенным пособием.

Вследствие резкого падения доходов от собственности, предпринимательских и фермерских доходов, кризис серьезно ударил по категориям населения, составляющим ядро среднего класса. С одной стороны, это усугубило болезненность восприятия кризиса, поскольку пострадали вполне квалифицированные и традиционно благополучные группы населения, которым по крайней мере на протяжении двух последних десятилетий не приходилось разрабатывать альтернативные стратегии выживания. С другой стороны, отмеченное перераспределение доходов между источниками их получения могло затормозить рост бедности и способствовать некоторому смягчению неравенства в середине доходной шкалы.

На сегодняшний день в пользу последнего предположения свидетельствует сопоставление данных о поквартальной динамике доли населения с доходами ниже прожиточного минимума в 2019 г. и в 2020 г. (табл. 4).

Таблица 4

Население с доходом ниже прожиточного минимума

Период
Население с доходом ниже прожиточного минимума
Млн человек
Доля в совокупном населении (%)
2019
2020
2019
2020
I квартал
20,9
18,6
14,3
12,6
II квартал
18,6
19,9
12,7
13,5
I полугодие
19,8
19,4
13,5
13,2
III квартал
17,6
18,8
12,0
12,8
Январь –сентябрь
19,2
19,6
13,1
13,3
IV квартал
13,5
13,5
9,2
9,2
Год
18,1
17,8
12,3
12,1
Источник: составлено по данным Росстата.

Как видно из таблицы 4, хотя во втором и в третьем кварталах в сопоставлении с соответствующим периодом предыдущего года было зафиксировано повышение уровня бедности, во второй половине года эту негативную тенденцию удалось переломить, и в четвертом квартале уровень бедности вернулся к докризисным значениям. В то же время, согласно данным независимых исследований, общий тренд падения доходов от собственности не затронул самых богатых. По некоторым оценкам, только за период с февраля по июнь 2020 г. при сокращении доли населения с весьма комфортным душевым доходом от 50 до 100 тыс. рублей более чем вдвое, доля самой высокодоходной группы (свыше 100 тыс. руб.), напротив, продемонстрировала рост с 1,8% до 2,1% [8] (Kubishin, Sedlov, Soboleva, 2021).

Заключение

Исследование показало, что пандемический кризис далеко не во всех случаях затронул те бизнес-структуры и те слои населения, которые традиционно считаются наименее успешными. Привычная структура доходов населения претерпела существенные сдвиги, и образовались нестандартные зоны уязвимости, охватившие относительно благополучные и в ряде случаев высококвалифицированные слои населения. Главный удар пришелся по сектору малого и среднего бизнеса, значительная часть которого ориентирована на оказание различного рода услуг, сопряженных с большим количеством личных контактов. связанных с услугами населению. В то же время серьезно пострадала сфера нематериального производства (в особенности культура, но также образование и здравоохранение), обладающая элитным человеческим потенциалом.

Сегодня для восстановления экономики при выходе из пандемического кризиса на первый план выдвинулась задача обновления, накопленного населением страны человеческого капитала, создания условий для его непрерывной модернизации, обеспечения комплементарности знаний и навыков людей и нового поколения цифровых технологий. На важность форсированного увеличения инвестиций в человека настойчиво указывают как российские, так и западные исследователи [4, 6, 15] (Aganbegyan, 2021; Grishin, Domashchenko, Konstantinova, Koshkin, Ustyuzhanina, Shtyhno, Shubenkova, 2020; Fujita, Moscarini, Postel-Vinay, 2020). Для решения этой задачи необходимо как наращивание самостоятельных усилий государства, так и активизация рычагов, которые могли бы побудить российский крупный бизнес более активно участвовать в социальном инвестировании. Представляется целесообразным вывести из налогооблагаемой базы доходы предприятий, направляемые на программы обучения и переобучения персонала, дополнительное медицинское страхование, культурные и оздоровительные мероприятия.

Опция социального инвестирования представляется весьма продуктивной с точки зрения сочетания экономической эффективности и социальной справедливости. В центре внимания инвестиционной концепции – всемерное поддержание трудового человека при выборе очередности проведения социальных мер, того, кто не ждет подачки, а пытается зарабатывать сам. Требуется в первую очередь решать те социальные вопросы, которые позволяют стимулировать труд. Это в первую очередь проблемы цены труда, в которую, по определению МОТ, включаются заработная плата, налоги, страхование, выплаты на иждивенцев – бывших и будущих работников (пенсионеров и детей). В налоговой политике инвестиционная концепция предусматривает меры по такому снижению налогов, которое будет адекватно повышению реальной заработной платы, в том числе и минимальной. В отличие от прямой раздачи помощи малообеспеченным слоям населения, налоговые преференции не имеют дестимулирующего характера, не поощряют иждивенчества, но создают институциональные предпосылки для того, чтобы собственные трудовые усилия людей способствовали сокращению численности работающих бедных.

Следует отметить, что при всей важности оперативно развернутых в условиях пандемии общих мер поддержки малого бизнеса, направленных на субсидирование занятости и искусственную поддержку жизнедеятельности предприятий, оказавшихся в сложной финансовой ситуации, такой подход таит в себе риск консервации устаревшей структуры экономики. Текущая ситуация для представителей малого бизнеса стратегически скорее благоприятна, поскольку есть востребованные виды активности, на которые переориентируются более мобильные предприниматели этого сектора. Пандемия может стать импульсом для модернизации занятости и создать возможности для ее роста за счет развития цифровых технологий, логистики, онлайн-торговли и других относительно новых направлений деятельности, которым пандемический кризис и дистанционная занятость дали мощный толчок. В перспективе это может способствовать становлению новых стандартов в сфере труда, повышения его продуктивности и на этой основе –реальных доходов населения. Однако насколько успешно пойдет этот процесс, во многом зависит от государства.

[1] О внутриотраслевой дифференциации заработных плат по видам экономической деятельности см. [14, с. 90–92] (Toksanbaeva, 2006).

[2] Разрыв показателей фактической и зарегистрированной безработицы является характерной особенностью стран СНГ, включая Россию, отличающей их от наиболее развитых экономик и стран Восточной Европы. До пандемии в России в службах занятости регистрировалось не более четверти потерявших работу [13] (Soboleva, 2020).


Источники:

1. Указ Президента Российской Федерации от 07.05.2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года».
2. Указ Президента Российской Федерации от 20.03.2020 № 199 «О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей».
3. Распоряжение Правительства РФ от 19.03.2020 № 670-р (ред. от 11.07.2020) «О мерах поддержки субъектов малого и среднего предпринимательства».
4. Аганбегян А.Г. Новой России – 30 лет. Достижения и упущения (социально-экономический анализ). - М., 2021. – 43 c.
5. Гимпельсон В., Капелюшников Р. Карантинная экономика и рынок труда. 2 июня 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://econs.online/articles/ekonomika/karantinnaya-ekonomika-i-rynok-truda/ (дата обращения: 30.04.2021).
6. Гришин В.И., Домащенко Д.В., Константинова Л.В., Кошкин А.П., Устюжанина Е.В., Штыхно Д.А., Шубенкова Е.В. Жизнь после пандемии: экономические и социальные последствия // Вестник Российского экономического университета им. Г. В. Плеханова. – 2020. – № 3. – c. 5-18.
7. Ермакова Э.Р. Возможности применения перераспределительного фискального механизма как инструмента сглаживания социально-экономического неравенства в России // Экономическая безопасность. – 2020. – № 4. – c. 489-504.
8. Кубишин Е.С., Седлов А.П., Соболева И.В. Проблема бедности в Российской Федерации в социально-профессиональном и региональном аспектах в условиях пандемии // Общество и экономика. – 2021. – № 3. – c. 64-77.
9. Малева Т.М., Бурдяк А.Я., Тындик А.О. Средние классы на различных этапах жизненного пути // Журнал новой экономической ассоциации. – 2015. – № 3(27). – c. 109-139.
10. Музычук В.Ю. Провалы государства в сфере культуры. / Научный доклад. - М.: Институт экономики РАН, 2019. – 58 c.
11. Поддержка семей с детьми в условиях пандемии COVID-19 // Аналитический бюллетень НИУ ВШЭ об экономических и социальных последствиях коронавируса в России и в мире. – 2020. – № 7. – c. 47-48.
12. Соболев Э.Н. Оплата труда в российской экономике: тенденции и проблемы // Вестник Института экономики Российской академии наук. – 2018. – № 5. – c. 79-96.
13. Соболева И. В. Сфера труда в постсоветской России: вехи развития и новые вызовы // Вопросы политической экономии. – 2020. – № 4. – c. 105-118.
14. Токсанбаева М.С. Социальные интересы работников и использование трудового потенциала. - М.: Наука, 2006. – 259 c.
15. Fujita S., Moscarini G., Postel-Vinay F. The labour market policy response to COVID-19 must save aggregate matching capital. VoxEU.org, 30 March 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://voxeu.org/article/labour-market-policy-response-covid-19-must-save-aggregate-matching-capital.
16. Sobolev E., Campbell A. Present-Day Problems of Wage Remuneration in Russia // Review of Radical Political Economics. – 2020. – № 52(4). – p. 673-683.

Страница обновлена: 03.02.2024 в 00:44:17