Responding to the COVID-19 pandemic: economics and health of economically developed and developing countries

Введение

«В условиях непрерывно нараставшей глобализации последних лет, эпидемиологи, а также специалисты по риск-менеджменту и кризис-менеджменту неоднократно вносили угрозу глобальной пандемии принципиально нового заболевания в список топ-рисков мировой экономики и регулярно предупреждали о данной угрозе мировых лидеров» [7, 14, 18, 19] (Kasowski, Garten, Bridges, 2011; Taubenberger, Morens, Fauci, 2007; Webster, 1997; Webster, Shortridge, Kawaoka, 1997). Однако данный вопрос практически никогда не стоял в центре внимания национальных политических, экономических и социальных систем.

Своего рода генеральной репетицией глобальной пандемии выступила вспышка лихорадки Эбола в 2014 году. Уже тогда, шесть лет назад, «Эбола» выявила пробелы в системе международного реагирования на эпидемиологические угрозы. Однако в связи с тем, что данная эпидемия так и осталась в первую очередь локальной проблемой африканских стран, эффективных международных механизмов противодействия новым угрозам разработано не было.

Распространение пандемии COVID-19 за пределы Китая застало врасплох большинство систем здравоохранения в мировом масштабе. В результате, несмотря на предпринятые эпидемиологические меры, как на национальном, так и на международном уровне, текущая глобальная пандемия новой коронавирусной инфекции COVID-19 вызвала крупнейшую мировую рецессию со времен Великой депрессии 1929 года [1] (Gopinat Gita, 2020).

Методология

Глобальные пандемии, зарегистрированные в исторических документах, не являются столь частыми явлениями по сравнению со вспышками болезней в национальном масштабе. Так, после разрушительной пандемии «испанского гриппа» позже появились более легкие пандемии, вызванные несколькими вирусами гриппа. Такими были, например, пандемия гриппа H1N1 в 1946 году; гриппа A/H2N2 – в 1957 году; длящаяся с 1961 года по настоящее время седьмая пандемия холеры. Конечно же, «нельзя обойти вниманием начавшуюся в 1981 году и продолжающуюся по настоящее время пандемию СПИДа (синдром приобретенного иммунодефицита), а также две пандемии лихорадки Эбола 2014 и 2020 годов» [9] (LePan, 2020). Все они подробно описаны и проанализированы, на их базе разработаны меры международного реагирования на глобальные пандемические угрозы.

В основе ответных мер лежит научная дисциплина «эпидемиология», направленная на анализ закономерностей возникновения и распространения заболеваний различной этиологии для создания и реализации комплекса профилактических мероприятий, направленных на предупреждение и снижение заболеваемости среди населения» [3] (Galea, Keyes, 2019).

Однако в настоящее время глобальная картина эволюции пандемии заболевания COVID-19 не поддается традиционному анализу индикаторами ВОЗ и Всемирного банка. Как правило, уровень заболеваемости и скорость распространения пандемии в отдельно взятой стране напрямую связаны с набором показателей уровня инвестиций в национальное здравоохранение, которые, в свою очередь, прямо коррелируют с уровнем экономического развития. Чем богаче страна, тем лучше она сохраняет здоровье своего населения и тем лучше противостоит эпидемиологическим угрозам.

Сегодня же ситуация выглядит не столь однозначно. На данном этапе нет ни одной общепринятой методики или набора показателей/индикаторов, которые могли бы полноценно и всеобъемлюще описать эволюцию и масштабы вспышки различного рода заболеваний в отдельно взятой стране. А главное – обосновать, почему показатели количества заболеваемости и летальных случаев от COVID-19 фактически не коррелируют с экономикой.

Кроме того, «борьба с глобальными пандемиями также зависит от обмена информацией между странами и мер контроля, например, на границах и пунктах въезда в соответствии с международными медико-санитарными правилами ВОЗ» [20, 21].

Поэтому в данном исследовании авторы ориентировались на формирование и анализ всех значимых показателей, в том числе выходящих за рамки традиционных индикаторов ВОЗ и Всемирного банка, способных пролить свет на те или иные подходы и методы, которые эффективно используют государства, чтобы защитить своих граждан от глобально распространяющихся инфекций. Для подтверждения представленной в исследовании гипотезы из широкого списка были выбраны следующие показатели: экономические, показатели системы здравоохранения, эпидемиологические и политико-социальные.

В целях обеспечения сбалансированного подхода к различным аспектам исследований для системы здравоохранения, экономики и географической представленности авторами было отобрано в общей сложности семь стран, четыре из которых относятся к категории стран с низким уровнем дохода (СНД, англ. LIC – Low Income Countries): Афганистан, Эфиопия, Сирия, Йемен, и три – из числа стран с высоким уровнем дохода (СВД, англ. HIC – High Income Countries): Италия, ОАЭ, США.

Экономические показатели

В качестве индикаторов, обобщающих экономическое развитие, авторы использовали стандартную экономическую классификацию стран, предоставленную Всемирным банком (ВБ), а также показатели валового внутреннего продукта (ВВП) и паритета покупательной способности (РРР), в том числе показателя покупательной способности населения приобретать услуги здравоохранения.

Показатели системы здравоохранения

Наиболее релевантными показателями для измерения устойчивости системы здравоохранения во время кризисов являются показатели, непосредственно связанные с экономикой. Главным индикатором является объем текущих расходов на здравоохранение (The Current Health Expenditures – CHE), отражающийся как в номинальном выражении, так и в соотношении к национальному ВВП. Государственные расходы на основные фонды системы здравоохранения включают в себя поддержание структуры учреждений здравоохранения, лабораторий, закупок оборудования и другие сопутствующие траты. Как правило, финансируемая из госбюджета система общественного здравоохранения не в состоянии покрыть все реальные потребности населения. Поэтому население вынуждено тратить на лечение и поддержание своего здоровья средства из личного бюджета. Объем денежных средств, который покрывает разрыв между индивидуальными потребностями в услугах здравоохранения и теми услугами, которые покрывает государство, в международной практике называется «расходами из собственного кармана» (the Out of Pocket – OoP).

В связи с наличием пандемии COVID-19, для сравнения готовности к реагированию на чрезвычайные события мы также рассмотрели номинальные показатели системы национального общественного здравоохранения: количество больничных коек (the number of Hospital Beds – HB) и врачей (Medical Doctors – MD) на 1000 человек населения. В итоге, когда стали доступны соответствующие данные, мы приняли во внимание такой результирующий индикатор, как всеобщий охват услугами здравоохранения (Universal Health Coverage – UHC).

Эпидемиологические показатели

В связи с тем, что текущая пандемия коронавирусной инфекции COVID-19 была вызвана новым видом коронавируса SARS-CoV-2, некоторое время отсутствовали достоверные способы идентификации данного заболевания. Лишь после международного обмена данными об изучении симптомов и течения болезни в большинстве стран был разработан и принят практический метод ПЦР (полимеразная цепная реакция – взятие пробы из носа и ротоглотки, которые позволяют оперативно выявить присутствие вируса в организме). За все время пандемии COVID-19 большинство зарегистрированных случаев в мире было выявлено именно методом ПЦР.

Далее, чтобы описать развитие пандемии, а также сопоставить ситуацию между отобранными странами, мы использовали статистику количества зарегистрированных, ежедневно подтвержденных случаев в соотношении на один миллион численности населения страны (the total number of confirmed cases – TCC). Также брался в расчет очень важный показатель уровня летальности (Case Fatality Rate – CFR).

Политико-социальные показатели

В нашем исследовании мы использовали индекс Oxford Calculated Government Tracker (OxCGRT), который агрегирует 17 ключевых показателей из общего числа принятых государственными органами карантинных мер по сдерживанию и распространению коронавирусной инфекции» [4] (Thomas, Angrist, Cameron-Blake, Hallas, Kira, Majumdar, Petherick, Phillips, Tatlow, Webster, 2020). Также нами применялся индекс восприятия коррупции (Corruption Perception Index – CPI) и индекс социального прогресса (Social Progress Index – SPI) комплексного отражения уровня национальной сплоченности и социального доверия между населением страны и ее правительством.

Анализ эволюционного развития в каждой из отобранных стран производился с изначальной официальной регистрации первого случая заражения SARS-CoV-2 и окончанием периода исследования 13 сентября 2020 года.

Используемые индикаторы, а также их источники представлены в таблице 1.

Таблица 1

Использованные в работе индикаторы и их источники

Результаты исследования

Исследование эволюции пандемии COVID-19 в группе стран с низким уровнем дохода продемонстрировало их уязвимость перед любыми внешними эпидемиологическими угрозами, в первую очередь из-за отсутствия достоверных данных о ключевых параметрах распространения заболевания среди населения.

Самая неопределенная, и вероятно, самая тяжелая, ситуация с пандемией – в Йемене и Сирии, странах, в которых на протяжении многих лет продолжается вооруженный гражданский конфликт (начало конфликтов с 2011 и 2015 годов соответственно). Изучая данную группу стран, было довольно сложно собрать данные по всем заявленным показателям, поэтому в данном исследовании мы руководствовались той информацией, которая имеется в открытых, максимально объективных источниках.

Можно предположить, что ситуация с реагированием систем здравоохранения данных стран на пандемию COVID-19 была бы еще тяжелее, если бы не гуманитарная помощь со стороны стран-доноров международных гуманитарных организаций.

Рисунок 1. Текущие расходы на здравоохранение в группе стран с низким уровнем дохода, сравнение количества врачей и коек на 1 тыс. чел.,

государственных и частных затрат на здравоохранение

Источник: составлено авторами.

Сирия имеет паритет покупательной способности (далее – PPP) на уровне 2 900 долл. США. Страна тратит 3,6% своего ВВП на здравоохранение (далее – CHE), из которых 53,7% составляют расходы на медицинские услуги со стороны населения (далее – OoP). При этом количество больничных коек (далее – HB) в Сирии составляет 1,5, а количество врачей (далее – MD) – 1,6 на тысячу человек населения. Страна сообщила 23 марта 2020 года о своем первом случае заражения COVID-19 и продолжила регистрировать менее ста случаев в день до начала августа 2020 года. Сообщаемый индекс государственных карантинно-эпидемиологических мер (далее – OxCGRT) рос с 30% (середина марта, первые случаи заражения) и достиг своего максимума к апрелю 2020 г. – 74%. Тем не менее наибольшее количество зарегистрированных случаев заболевания (далее – TCC) на 20 августа 2020 г. составило 163 подтвержденных случая в день. К концу периода исследования в стране были зарегистрированы TCC – 177,37 и коэффициент летальности (далее – CFR) – на уровне 4,2%.

На рисунке 1 представлены все показатели для стран, исследуемых в категории СНД.

ВВП Йемена составляет 29,855 млн долл. США, РРР – 2 312 долл. США. Расходы на здравоохранение составляют 4,2% от ВВП, из которых расходы населения OoP более 81%, что является самым высоким показателем в группе стран с низким уровнем дохода. Сообщается, что обеспеченность койкоместами и врачами в Йемене составляет 0,7 и 0,31 на тысячу человек соответственно. Страна сообщила о своем первом случае COVID-19 только 30 апреля 2020 г., а наибольшее количество ежедневных случаев заражения – 116 было зарегистрировано 16 июня 2020 г. Объявленные Йеменом карантинно-эпидемиологические меры OxCGRT за отчетный период выросли незначительно, с 30% до 33%. Страна сообщила о TCC 66,62 и CFR 28,8% к концу периода исследования.

Следует особо отметить, что высокая летальность от COVID-19 является одной из самых высоких в мире. Йемен занял 15-е место в индексе восприятия коррупции [17] по шкале от 1 до 100 (чем ниже данная цифра, тем менее прозрачна, и следовательно, более коррупционная государственная система). Одним из самых примечательных наблюдений относительно COVID-19 в Йемене является то, что в стране официально зарегистрировано менее двух тысяч случаев [13] (Stenberg, Hanssen, Tan-Torres Edejer, 2017). Тем не менее страна запросила у международного сообщества на борьбу с пандемией 304,6 млн долл. США. Несоответствие между сообщаемыми властями эпидемиологическими параметрами и тем объемом ресурсов, которые запрашиваются на борьбу с пандемией, может быть объяснено отсутствием прозрачности внутри политической системы в целом.

Примерно такой же вывод можно сделать и по ситуации в Сирии. Зарегистрированные случаи являются вторыми по величине в группе – около 204 TCC. Тем не менее «общий план реагирования на COVID-19 оценивает потребность в медицинской помощи на уровне 188,6 млн долл. США» [12]. Что примечательно в Сирии, так это то, что количество зарегистрированных подтвержденных случаев TCC не превышает 10, за исключением июня 2020 г. Пик зарегистрированных случаев был отмечен в августе 2020 г., и с тех пор до конца периода исследования количество зарегистрированных случаев снижалось – 177,33 TCC и 4,2% CFR. Стоит отметить, что HB и MD в Сирии выше по сравнению с Йеменом. Однако неясно, основаны ли эти ценности на национальном потенциале или на использовании непрерывно поступающей внешней гуманитарной помощи.

В целом для двух стран, находящихся в состоянии гражданской войны, практически невозможно сделать какие-либо выводы относительно реальной картины распространения или масштабов пандемии. Каждая из сторон конфликта пытается использовать пандемию в своих собственных политических целях.

Афганистан (2182 долл. США по РРР) в данной группе является страной с самыми высокими показателями расходов на здравоохранение – почти 12% от ВВП, из них СНЕ около 75% приходится на расходы граждан (OoP), что указывает на то, что большая часть расходов на систему здравоохранения осуществляется частным сектором экономики. В стране низкий охват населения услугами здравоохранения: всего 0,3 HB (2017 г.) и 0,3 MD (2012 г.) на тысячу человек. Согласно индексу OxCGRT, в стране начали действовать некоторые меры сдерживания до того, как в стране был зарегистрирован (предположительно в феврале 2020 г.) первый случай COVID-19. Уровень карантинных мер был изначально определен в 40% после первого выявленного случая и достиг 80% в апреле 2020 г., после чего сохранялся на данном уровне вплоть до даты окончания нашего исследования. Несмотря на такой высокий уровень государственных карантинных мер, к 6 июня 2020 г. было зарегистрировано почти тысяча подтвержденных случаев. К 6 сентября 2020 г. в стране, казалось, прошел пик зарегистрированных случаев, но и зарегистрированный TCC по-прежнему оставался самым высоким в группе – 984,48 при CFR 3,7%.

В целом Афганистан имеет больший уровень относительных расходов на здравоохранение, чем многие страны из группы с высоким уровнем дохода (только США имеют больше расходов, чем 12% от ВПП). Однако в связи с недостоверностью данных по уровню здравоохранения и недостаточным распространением среди населения государственных полисов медицинского страхования уровень реагирования национальной системы общественного здравоохранения на пандемию оказался низким. В итоге страна получила показатель TCC в размере 1000, что является самым высоким в группе при относительно низком CFR в 3,7%. Озвученный сектором здравоохранения уровень недостающих средств для реагирования на COVID-19 составляет около 22 млн долл. США, что является самым низким показателем в группе стран с низким уровнем дохода.

Эфиопия (РРР 2 702 долл. США) тратит 3,6% своего ВВП на здравоохранение, из которых расходы «из кармана граждан» составляют 34%. В стране, по последним имеющимся официальным данным 2010 года, имеется самый низкий из исследуемой группы индекс HB 0,2 и рекордно низкий MD 0,02 на тысячу человек населения. Несмотря на то, что первый случай COVID-19 был зарегистрирован 14 марта 2020 г., страна продолжала регистрировать менее 100 случаев в день до 1 июня текущего года. Самый низкий TCC связан со скромным CHE и относительно высоким OoP. Страна ввела высокий уровень карантинных мер (53% OxCGRT) лишь после того, как было зарегистрировано более 100 случаев заболевания в день. Однако OxCGRT за отчетный период не повышался выше уровня 75% даже на пике регистрации новых случаев заражения. К 22 августа 2020 г. страна сообщила о самом большом количестве случаев с начала пандемии TCC 499,86. Что касается летальности, то ее уровень невысок: CFR 1,6%. Страна начала сообщать о резком снижении случаев заболевания к концу августа 2020 г., и к концу вспышки было зарегистрировано почти 500 TCC и 1,6% CFR, что является самым низким показателем в группе.

Сектор здравоохранения страны объявил о необходимости привлечения для борьбы с пандемией 130 млн долл. США. На сегодня в Эфиопии зарегистрировано более 80 тысяч подтвержденных случаев заражения SARS-CoV-2 – это наибольшее количество среди всех стран в группе.

На рисунке 2 представлены все показатели для стран, исследуемых в категории СВД.

Рисунок 2. Текущие расходы на здравоохранение по странам в группе с высоким уровнем дохода, сравнение показателей HB, MD, CHE, ОоР

Источник: составлено авторами.

В группе стран с высоким уровнем дохода были зафиксированы разнонаправленные динамики распространения коронавируса SARS-CoV-2. Первой страной, которая привлекла внимание мировых СМИ к серьезности ситуации с COVID-19, стала Италия. Страна имеет высокий РРР в размере 41 582 долл. США, а ее расходы на здравоохранение CHE составляют 8,84% от общего ВВП, из которых лишь 23,49% представляют собой ОоР – расходы граждан. HB в Италии составляет около 3,4, а MD – 4,02 на тысячу человек. Это самый высокий показатель охвата населения услугами здравоохранения в группе стран с высоким уровнем дохода. Италия начала вводить некоторые карантинные меры по сдерживанию распространения коронавируса с 23 января 2020 г., и первоначально показатель OxCGRT составил 2,7%. Страна сообщила о своем первом случае 28 февраля 2020 г. и далее начала вводить более строгие меры до тех пор, пока OxCGRT не достиг рекордных 90% к 20 марта текущего года. По состоянию на 6 сентября 2020 г. страна зафиксировала TCC в размере 4591,89 при очень высоком для развитых стран показателе летальности CFR в 12,8%.

Объединенные Арабские Эмираты – следующая страна из нашей выборки – имеет один из самых высоких в мире РРР, составляющий 70 441 долл. США [6]. Страна тратит относительно скромные 3,33% ВВП в качестве CHE расходов на здравоохранение, из которых 18,87% составляют частные расходы OoP. Количество больничных коек HB составляет 1,1, а также MD 1,56 врачей на 1 тыс. человек населения. С 24 января 2020 г. (начало проявления признаков пандемии) в стране были введены карантинные меры. Страна зарегистрировала свой первый случай 12 февраля 2020 г. и начала усиливать эпидемиологические меры до тех пор, пока к 15 апреля 2020 г. индекс OxCGRT не достиг почти 90%. Максимальный уровень TCC за время исследования составил 7 480 человек, при этом на фоне общего числа инфицированных в стране по состоянию на середину сентября 2020 г. – более чем 100 тысяч человек. Уровень летальности CFR составил рекордно низкие 0,5%, что более чем в двадцать пять раз ниже, чем в Италии. Возникает вопрос: неужели врачи и система здравоохранения в ОАЭ лучше, чем Италии? Мы ответим на данный вопрос в заключении.

В свою очередь, в Соединенных Штатах Америки, одной из крупнейших экономик мира, РРР составляет 67 426 долл. США, расходы на здравоохранение CHE – 17,06% от ВВП, являясь самыми высокими в группе, при этом индекс OoP составляет 10,99%. Согласно данным открытых источников, HB и MD в Соединенных Штатах составляют 2,9 и 2,57 на тысячу человек населения соответственно.

Первый случай заболевания в стране произошел 21 марта 2020 г., но перед этим правительство уже предприняло ряд ограничительных карантинных мер. Начиная с 28 февраля 2020 г. в США индекс OxCGRT не опускался ниже 10% и не превышал 73% в течение всего периода исследования. По состоянию на 6 сентября 2020 г. TCC в США составляет 18 961, а CFR – 3%.

И вновь эпидемиологические показатели ОАЭ оказываются выше, чем у США. И это на фоне того, что США тратят на здравоохранение больше, и в абсолютном, и в номинальном значении, чем ближневосточная страна.

Заключение

Как мы уже писали ранее, индикаторы не в полной мере отражают эволюцию пандемии COVID-19. Кроме того, эволюцию распространения COVID-19, а также эффективность борьбы с ней на уровне отдельно взятой страны невозможно обосновать исключительно экономическими параметрами. Текущая ситуация с развитием пандемии в мире, от которой несут ущерб как экономически развитые, так и развивающиеся страны, свидетельствует о том, что в условиях чрезвычайной ситуации, а глобальная пандемия коронавируса SARS-CoV-2 является именно чрезвычайной ситуацией, наличие финансовых ресурсов и инвестиций в здравоохранение не играет настолько важной роли, как эффективное реагирование на возникшую угрозу, как на государственном, так и на частном уровне.

В целом для того, чтобы иметь возможность эффективно отреагировать на пандемию нового заболевания, на национальном уровне необходимо два ключевых фактора.

Первый – наличие политической воли и решимости максимально сохранить и защитить от болезни население страны. Для этого необходимо оперативно идти на нетрадиционные, но необходимые в условиях опасной эпидемиологической обстановки ограничительные карантинные меры.

Второй, не менее важный фактор: необходимо иметь на постоянной основе значительные резервы финансовых и материальных ресурсов, которые в случае наступления рискового события будут незамедлительно направлены на обеспечение системы здравоохранения, а также на финансовую поддержку отраслей экономики (транспорт, туризм, ритейл, сфера услуг, культура, спорт, творческая деятельность), которые неизбежно пострадают после введения ограничительных мер.

Проблема заключается в том, что никто никогда заранее не может предсказать, где, когда, и как проявится новая угроза. Поэтому ни одно демократически избранное или любым другим образом назначенное правительство не сможет постоянно содержать в полной боевой готовности этот «чрезвычайный резерв»: «армию» врачей, ученых, полностью укомплектованные запасные больницы, а также с небольшим сроком хранения медикаменты первой необходимости, средства индивидуальной гигиены, резервы топлива и продовольственных пайков.

Следовательно, для того чтобы эффективно отреагировать на возникшую эпидемиологическую угрозу, отдельно взятая страна должна сама по себе быть не только экономически состоятельной, но и (что более важно) политически стабильной, организационно эффективной, способной быстро мобилизовать на устранение эпидемиологических угроз значительные промышленные, материальные и трудовые резервы.

Те страны, которые удовлетворяют данным требованиям, могут сосредоточиться на главном – спасении жизней своих граждан. Граждане, в свою очередь, поддержат меры своего правительства, отнесутся с пониманием к необходимости закрыть границы, остановить работу многих предприятий, свести к минимуму личное потребление, передвижение, социальные контакты и т.д. При этом граждане не станут пытаться отстранить правительство, свергнуть президента, выходить на массовые демонстрации против вводимых государством ограничений из-за пандемии.

Напротив, граждане станут добросовестно соблюдать карантин, правильно носить маски, соблюдать социальную дистанцию, принимать необходимые меры личной гигиены. Многие из них пойдут в волонтеры и будут посильно помогать пострадавшим, и этот дополнительный ресурс позволит оперативно локализовать очаги заражения и направить усилия на их погашение.

Правительства же других стран, которых, к сожалению, окажется большинство, как по территориальному признаку, так и по количеству проживающего населения окажутся неспособны полноценно отреагировать на пандемию. Отдельные политики решат не вводить жесткие ограничительные меры для своих граждан, дабы не вызывать их раздражения и недовольства, другие, что более проблематично, пойдут на поводу у бизнеса (конечно, речь не идет о функционировании жизненно важных отраслей экономики) и не будут ограничивать предпринимательскую деятельность.

Одним из основных рисков «человеческого фактора» в управлении любым бизнесом является пренебрежение долгосрочными последствиями в угоду краткосрочным выгодам. Поэтому и оппортунистичным бизнесменам, и идущим у них на поводу политикам стоит задуматься о долгосрочных негативных последствиях той сиюминутной выгоды, которую они получают, рискуя здоровьем граждан своей страны.

По нашему убеждению, комплекс мероприятий, который правительству и гражданам страны необходимо предпринять на национальном уровне для эффективного реагирования на возникшую эпидемиологическую угрозу, не исчерпывается классическими показателями, рассчитываемыми ВОЗ и Всемирным банком. Каждая страна имеет свой уникальный набор социокультурных факторов, которые во многом определяют уровень устойчивости общества к новым возникающим угрозам.

Во-первых, это касается доверия населения к действиям своего правительства и готовности соблюдать введенные карантинные ограничения. Во-вторых, значимым показателем, который не принимается в расчет во всех странах мира, является количество волонтеров – людей, готовых помогать своим согражданам и правительству по собственной воле и без какой-либо компенсации.

Например, успех ОАЭ, Китая, Вьетнама, Южной Кореи, Японии, Сингапура, Тайваня и многих других стран в борьбе с COVID-19 может объясняться обеспечением упреждающих карантинных мер со стороны правительства, а главное – наличием самодисциплины граждан в исполнении эпидемиологических предписаний. Кроме того, дополнительным положительным фактором, свидетельствующем о социальной сплоченности, может служить показатель количества волонтеров.

Например, «в Южной Корее с населением 51,7 миллиона человек, успешно борющейся с эпидемией COVID-19, более 700 тысяч человек были зарегистрированы в качестве добровольцев, при этом общее число инфицированных в стране по состоянию на середину сентября 2020 года составляет менее 23 тысяч человек» [8].

Обратным примером является стремительное распространение коронавируса SARS-CoV-2 в странах с высоким уровнем экономических показателей и высоким уровнем расходов на здравоохранение: США, Великобритания, Италия, Франция, Испания.

Например, в одном из своих интервью главный санитарный врач Великобритании Крис Уитти заявил, что «пабы, рестораны и кафе являются основными очагами распространения COVID-19 среди британцев (по состоянию на 10 октября 2020 г. на них приходится до 40% всех подтвержденных случаев COVID-19)» [2].

Другим примером является США. Почему, несмотря на свою экономическую и технологическую мощь, Соединенные Штаты являются мировым лидером по количеству зарегистрированных случаев заболевания SARS-CoV-2? Этому могли способствовать многие факторы. Одним из ведущих факторов является разделение управления системой здравоохранения на федеральном уровне и на уровне штатов. Проблема США является типичным примером того, когда доступность эпидемиологических данных, на самом деле, не отражает реальную ситуацию в пределах политических границ государства. Все штаты почти суверенны в организации карантинных мер в пределах своих границ. Этот факт в значительной степени нивелирует те усилия по предупреждению распространения коронавирусной инфекции, которые предпринимаются на национальном уровне. Например, штат, в котором было зарегистрировано наибольшее число случаев заболевания в США, – это Калифорния, где зарегистрировано более 750 000 случаев, а наименьшее количество зарегистрированных случаев – в штате Вайоминг (1 700 случаев). При этом треть заразившихся в Калифорнии проживают в Лос-Анджелесе, и только двое заболевших зарегистрированы в округе Альпина.

Еще одной серьезной причиной распространения эпидемии COVID-19 в развитых странах является непрерывно растущее социальное неравенство. Так, согласно другому исследованию Credit Suisse 2019 года [16], 90% наименее обеспеченного населения в настоящее время владеют всего 11% мирового богатства по сравнению с 18% в 2000 году.

Растущий разрыв между богатыми и бедными также подтверждается данными другого исследования, опубликованного Всемирной лабораторией неравенства (WIR) [22] в декабре 2018 года. В последнее десятилетие разрыв между богатыми и бедными гражданами внутри отдельно взятой страны увеличился практически во всех регионах мира. С 1980 г. неравенство доходов быстро увеличивалось в Северной Америке и Азии, более умеренно – в Европе, и на стабильно высоком уровне – на Ближнем Востоке, в Африке и Бразилии [10] (Nelson Eshe, 2017).

«Бум миллиардеров – не признак процветающей экономики, это признак несостоятельности экономической системы», – утверждает Винни Бьянима, исполнительный директор Oxfam International» [11].

Например, в очень богатой стране – США, которая имеет один из самых высоких уровней концентрации богатства среди развитых стран, – 10% населения контролируют 76% национального богатства [16] (Credit Suisse 2019). «По данным Бюро переписи населения США за 2020 год, в 2019 году, до пандемии, процент американцев, живущих за чертой бедности, составил 11,1%» [5] (Horsley, 2020). В номинальном выражении это более 38 миллионов человек. При статистически высоких затратах страны на здравоохранение миллионы людей, в том числе многочисленные нелегальные мигранты, не имеют медицинской страховки, способной покрыть расходы на лечение. У них нет даже денег, чтобы купить одноразовую медицинскую маску. Поэтому наказывать их за несоблюдение карантинных мер бессмысленно. В современных реалиях – деньги не всегда способны спасти государство от катастрофических последствий пандемии.

Согласно озвученным прогнозам международного рейтингового агентства Fitch Ratings Ltd., «мировая экономика на фоне роста безработицы и снижения инвестиций будет находиться под давлением последствий пандемии COVID-19 на протяжении ближайших пяти лет» [15].

Следовательно, согласно мнению авторов, именно те страны, которые будут более организованно, последовательно и дисциплинированно реализовывать на национальном уровне чрезвычайные эпидемиологические меры по противодействию пандемии COVID-19, смогут выйти из беспрецедентной глобальной рецессии с наименьшими демографическими и экономическими потерями.