Health as a determinant of the labour supply of elderly people in the Arctic regions of Russia in the context of pension reform
Toropushina E.E.1
1 Институт экономических проблем им. Г.П. Лузина – обособленное подразделение Федерального исследовательского цента «Кольский научный центр Российской академии наук»
Download PDF | Downloads: 9 | Citations: 4
Journal paper
Russian Journal of Labour Economics (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку
Volume 7, Number 6 (June 2020)
Indexed in Russian Science Citation Index: https://elibrary.ru/item.asp?id=43057140
Cited: 4 by 24.01.2023
Abstract:
This article is devoted to the issue of the impact of health on the labour supply of elderly people in the context of the pension reform being implemented in Russia, which provides for a gradual increase in the retirement age by 5 years for men and women in 2019-2028. The reason for increasing the retirement age was the steady processes of growth in the life expectancy in the country as a whole. However, in the Russian Arctic regions, such an increase was not justified and did not take into account the existing low medical and demographic reserves. Pension reform, in terms of increasing the age that gives the right to an old-age insurance pension and state security pension, without significant changes in the policy in the field of protecting and improving the health of elderly people, will not allow achieving a significant economic effect from raising the retirement age in the Arctic zone of the Russian Federation.
Keywords: pension system, retirement age, health of elderly people, Arctic zone of the Russian Federation
JEL-classification: J26, J14, O57
Введение
В соответствии с федеральным законом № 350-ФЗ от 03 октября 2018 года [1] в России с 2019 года началось повышение на 5 лет для мужчин и женщин возраста, дающего право на назначение страховой пенсии по старости и пенсии по государственному обеспечению. Изменения будут происходить поэтапно в течение 10-летнего переходного периода, который завершится в 2028 году. В результате пенсионный возраст будет установлен на уровне 65 лет для мужчин и 60 лет – для женщин. Для жителей Арктической зоны Российской Федерации (АЗРФ) изменения увеличения пенсионного возраста, соответственно, составили: 60 лет для мужчин (против действующих до последнего времени пороговых 55 лет) и 55 лет – для женщин (против пороговых 50 лет). Особенностью изменения пенсионной системы в России является то, что пенсионный возраст будет подниматься в течение сравнительно небольшого периода времени (относительно аналогичных процессов в других странах [1]), и то, что в преддверии введения изменений пенсионной системы практически отсутствовало обсуждение вопросов влияния нововведений на обеспечение социально-экономического развития как страны в целом, так и конкретных регионов, в том числе и такой специфической территории приоритетного развития, как Арктическая зона РФ [2] (Baranov, Skufina, 2018).
Экономическое развитие российской Арктики, напрямую связанное с освоением природных ресурсов, требует закрепления населения на этой территории, сокращения миграционного оттока, повышения качества трудовых ресурсов, что регулируется помимо финансовых рычагов и социальными гарантиями, включая пенсионную систему. Очевидно и то, что в условиях возрастания проблемы старения населения, характерной в настоящее время для большинства стран, государство стоит перед выбором принятия одного из довольно непопулярных решений: либо повысить пенсионные отчисления, либо сократить пенсионные выплаты, либо увеличить пенсионный возраст. Как показывают зарубежные и российские исследования, в том числе представленные в работах [3] (Harper, 2014), [4] (Holzmann, 2013), [5] (Aganbegyan, Gorlin, Dormidontova, Maleva, Nazarov, 2014), [6] (Sinyavskaya, 2017), наиболее эффективным и менее болезненным для населения решением выступает именно поднятие пенсионного возраста.
И, как показывают результаты проведенных нами ранее исследований, представленные, например, в работе [7] (Toropushina, 2019), начатая в России реформа пенсионной системы в части поднятия возрастной границы выхода на пенсию действительно лежит в русле общемировых тенденций. Необходимым базисом для начала реализации реформ, связанных с увеличением пенсионного возраста, в большинстве стран является наличие устойчивого роста ожидаемой продолжительности жизни населения (в том числе здоровой). Устойчивые положительные изменения показателей ожидаемой продолжительности жизни послужили убедительным основанием и для поднятия пенсионного возраста в России. Однако анализ имеющихся данных по регионам российской Арктики, а именно: сопоставление фактических значений среднего возраста смерти жителей субъектов АЗРФ с возрастом выхода на пенсию, исследование динамики указанных показателей, показал необоснованность увеличения пенсионного возраста для жителей арктических регионов, в первую очередь в связи с имеющейся тенденцией сокращения количества фактически прожитых лет [7] (Toropushina, 2019). Было определено, что первостепенной задачей при реализации трансформации пенсионной системы в арктических регионах России является необходимость определения влияния уровня здоровья населения как основной детерминанты продолжения трудовой деятельности и выхода на пенсию.
Исследования вопросов влияния здоровья на предложение труда людей пожилого возраста начали активно развиваться в период серьезного возрастания проблемы старения населения в конце 1970-х годов. В наибольшей степени эта проблема затронула европейские страны, и именно там получили широкое распространение исследования вопросов влияния здоровья на предложение труда пожилых людей. В качестве базовой модели, применяемой в современном анализе влияния здоровья на занятость, принято считать модель Г. Беркера [8] (Currie, Madrian, 1999), позднее дополненную М. Гроссманом [9] (Grossman, 1972). В рамках данной модели здоровье рассматривается как одна из основных детерминант человеческого капитала, влияющая на возможность осуществления трудовой деятельности, уровень производительности труда человека. При этом здоровье, являясь эндогенным фактором, подвержено влиянию других детерминант (образования, пола, семейного положения, доходов человека и т.п.), и в отличие от других составляющих человеческого капитала, в большей степени зависимо от слабопрогнозируемых изменений (заболеваний, несчастных случаев и пр.).
Дальнейшие многочисленные эмпирические исследования, представленные в том числе в работах [10] (Bottazzi, Jappelli, Padula, 2006), [11] (Deschryvere, 2005), [12] (Disney, Emmerson, Wakefield, 2006), показали, что слабое здоровье по-разному может влиять на продолжение трудовой деятельности и выход на пенсию. С одной стороны, слабое здоровье приводит к частому пропуску работы в связи с ростом заболеваемости человека, снижению производительности труда (и, соответственно, снижению заработной платы), что влечет за собой высокую вероятность ухода с рынка труда. С другой стороны, слабое здоровье из-за возникновения значительных дополнительных расходов на покупку необходимых медикаментов и медицинских услуг может продуцировать работника увеличивать свое предложение труда. Таким образом, достоверно и точно определить чистый эффект влияния уровня здоровья индивида на занятость вряд ли представляется возможным.
Увеличение пенсионного возраста в России, начатое в 2019 году, с одной стороны, приведет к необходимости оставаться на рынке труда той части населения, которая в силу низкого уровня личного здоровья предпочла бы прекратить (или значительно снизить) свою трудовую деятельность. Такое вынужденное продолжение трудовой занятости пожилых людей может способствовать еще большему снижению уровня личного здоровья в связи с рисками рабочей нагрузки и опасными условиями труда, что в полной мере характерно для рынка труда всех без исключения регионов Арктической зоны Российской Федерации. При этом важно понимать, что сложившаяся к настоящему времени в регионах АЗРФ медико-демографическая ситуация характеризуется сокращением фиксируемости и поздним диагностированием заболеваний, что довольно быстро отражается на показателях смертности населения (более подробно данный вопрос рассмотрен, например, в работе [13] (Toropushina, 2018)) – в арктических регионах России наблюдается общая тенденция сокращения количества прожитых лет в целом за последние годы [7] (Toropushina, 2019), значительна и разница в среднем возрасте смерти мужчин и женщин регионов Арктической зоны РФ (табл. 1).
Таблица 1
Средний возраст смерти по субъектам АЗРФ, 2008–2018 гг.
Субъект
АЗРФ
|
2008
|
2009
|
2010
|
2011
|
2012
|
2013
|
2014
|
2016
|
2018
|
Средний
возраст смерти мужчин, лет
| |||||||||
Мурманская
область
|
60,7
|
61,2
|
62,7
|
56,9
|
63,9
|
65,1
|
56,8
|
57,6
|
66,3
|
Ненецкий
АО
|
56,0
|
59,3
|
59,0
|
51,0
|
47,1
|
54,4
|
54,6
|
57,1
|
65,3
|
Ямало-Ненецкий
АО
|
66,0
|
67,8
|
65,5
|
65,9
|
66,1
|
66,3
|
64,5
|
66,9
|
69,1
|
Чукотский
АО
|
51,1
|
48,2
|
52,7
|
51,5
|
52,8
|
53,9
|
54,8
|
59,7
|
55,0
|
РФ
|
61,8
|
62,7
|
63,1
|
64,0
|
64,5
|
65,1
|
65,2
|
66,4
|
67,6
|
Средний
возраст смерти женщин, лет
| |||||||||
Мурманская
область
|
72,6
|
73,0
|
73,9
|
74,6
|
75,3
|
75,2
|
75,7
|
49,0
|
76,6
|
Ненецкий
АО
|
71,6
|
70,8
|
71,1
|
72,9
|
47,6
|
74,6
|
45,2
|
41,3
|
42,5
|
Ямало-Ненецкий
АО
|
74,5
|
75,2
|
74,5
|
75,0
|
51,7
|
75,6
|
76,4
|
76,7
|
48,5
|
Чукотский
АО
|
64,2
|
64,6
|
63,5
|
55,4
|
57,2
|
54,3
|
56,2
|
56,4
|
55,3
|
РФ
|
74,1
|
74,6
|
74,8
|
75,5
|
75,7
|
76,2
|
76,4
|
76,9
|
77,6
|
Источник: составлено
автором на основе данных Федеральной службы государственной статистики РФ [2]:
Демографический ежегодник России – 2019; Демографический ежегодник России –
2017; Демографический ежегодник России – 2015; Демографический ежегодник
России – 2014; Демографический ежегодник России – 2012; Демографический
ежегодник России – 2010.
|
С другой стороны, решению остаться на рынке труда в пожилом возрасте будет способствовать и недостаточный уровень назначаемой пенсии и имеющихся сбережений. Влияние данного фактора актуально не только для российских, в том числе и арктических, регионов, но и в целом для мировой экономики (более подробно см., например, в работах [14] (Ozdemir, Ward, Fuchs, Ilinca, Lelkes, Rodrigues et al., 2016), [15]). Для арктических регионов России характерна сегментация пожилых на рынке труда, значительная доля которых сосредоточена в «возрастных» секторах экономики – здравоохранении и образовании, а также в тех профессиях, которые относятся к категории низкооплачиваемых (уборщики, сторожа, вахтеры и т.п.) [16] (Lyashok, Roshchin, 2017). Безусловно, проблему вынужденной необходимости работать в пожилом возрасте можно и необходимо нивелировать достойными пенсионными выплатами, а в случае наличия желания пенсионера продолжить трудовую деятельность должны создаваться равноправные возможности трудоустройства и необходимые условия работы, способствующие здоровому старению. Но в силу особенностей, присущих арктическому рынку труда (подробнее см., например, в работе [17] (Ivanova, Belevskikh, Zaitsev, 2017)), создать такие условия зачастую просто не представляется возможным.
Арктическая специфика оказывает крайне негативное влияние на здоровье всего населения, проживающего на этой территории. Однако системы здравоохранения, адекватной имеющимся и потенциальным проблемам, связанным с низким уровнем здоровья населения, в настоящее время в российской Арктике нет. Здравоохранение в АЗРФ переживает системный кризис, наблюдается дефицит инфраструктурной обеспеченности и государственных расходов на цели охраны здоровья жителей арктических территорий [18] (Toropushina, 2019). Общероссийский тренд сокращения государственного сектора здравоохранения в большей мере проявляется именно в Арктике (подробнее см., например, в работах [19] (Toropushina, 2009), [20] (Bashmakova, Gushchina, Kondratovich, Korchak, Ryabova, Novikova, Polozhentseva, Stepanova, Toichkina, Toropushina, 2018)) – в настоящее время арктические регионы вынуждены доводить показатели обеспеченности объектами здравоохранения до среднего уровня по стране при необходимости развития отдельных (как правило, высокотехнологичных) направлений медицинской помощи, что продуцирует значительное сокращение первичного медицинского звена и усиление внутрирегиональной дифференциации обеспеченности населения объектами здравоохранения (табл. 2).
Таблица 2
Внутрирегиональная дифференциация обеспеченности населения АЗРФ больничными койками в 2002–2017 гг., на 10000 человек населения
Субъект АЗРФ
|
2002
|
2005
|
2010
|
2015
|
2017
|
Мурманская область*
|
102,9
|
101,3
|
123,3
|
95,5
|
82,9
|
г. Мурманск
|
121,0
|
132,2
|
126,9
|
117,6
|
117,8
|
Ненецкий АО*
|
58,5
|
70,1
|
62,5
|
20,6
|
7,8
|
г. Нарьян-Мар
|
157,6
|
163,5
|
194,5
|
163,0
|
165,1
|
Ямало-Ненецкий АО*
|
106,6
|
103,6
|
87,1
|
76,2
|
69,5
|
г. Салехард
|
302,9
|
231,8
|
233,7
|
194,2
|
158,8
|
Чукотский АО*
|
218,0
|
229,0
|
159,9
|
141,6
|
121,3
|
г. Анадырь
|
353,4
|
288,2
|
203,0
|
169,1
|
161,5
|
* представлены данные по обеспеченности населения
больничными койками на территории соответствующего субъекта АЗРФ без учета
административного центра.
Источник: составлено на основе авторской базы данных [21]. |
Учитывая тот факт, что, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, «для многих людей потребности в охране здоровья со временем становятся более комплексными и приобретают с возрастом хронический характер» [22], без значительных изменений политики в сфере охраны и повышения здоровья населения, направленных в том числе на обеспечение доступности услуг здравоохранения, на внедрение комплексного и интегрированного подхода в системе предоставления медицинских услуг, учитывающих потребности пожилых людей, будет невозможно и достижение значимого экономического эффекта от повышения пенсионного возраста в регионах Арктической зоны Российской Федерации.
Требует внимания и необходимость усиления социальных гарантий, включающих учет особых условий труда и жизни населения на арктических территориях. Специфика и особенности арктической экономики, задачи, стоящие сегодня перед АЗРФ, требуют проведения более эффективной и специфичной деятельности, направленной как на привлечение трудовых ресурсов извне, так и на рост и качественные изменения собственных трудовых ресурсов и, что особенно важно, – закрепления кадров сложной квалификационной структуры на арктических территориях [13] (Toropushina, 2018). В связи с чем просматривается необходимость установления дополнительных гарантий и компенсаций для лиц, работающих в Арктической зоне РФ, и их законодательное закрепление. Так, требует изменения гл. 50 Трудового кодекса РФ в части установления: дополнительных гарантий медицинского обеспечения, включающих обязательную ежегодную диспансеризацию всех работников организаций и учреждений, независимо от формы собственности, реализацию мер, направленных на сокращение числа рабочих мест с вредными и (или) опасными условиями труда; гарантий в случае увольнения в связи с ликвидацией организации, расположенной в АЗРФ, предусматривающих более высокий уровень выходного пособия; ответственности работодателей за предоставление таких гарантий и компенсаций и пр. Также, по мнению автора, необходимо законодательно обеспечить формирование дифференцированных механизмов государственной политики в сфере развития социальной инфраструктуры населенных пунктов различного типа, особенно удаленных и малонаселенных поселений. Законодательно закрепить для регионов АЗРФ при разработке нормативных показателей кадрово-инфраструктурной обеспеченности, особенно в здравоохранении, применение их повышенных значений в связи с ростом очаговости размещения объектов здравоохранения, низкой транспортной доступностью поселений и необходимостью реализации компенсаторной функции социальной инфраструктуры в Арктике.
Заключение
Уровень здоровья населения – это, безусловно, не единственный фактор, определяющий предложение труда пожилых людей. К детерминантам, оказывающим непосредственное влияние на экономическую активность населения старших возрастов, также относятся и размеры пенсии, существующий спрос на труд пожилых, имеющиеся семейные обстоятельства и характеристики. Однако именно уровень здоровья будет служить основополагающим фактором, ограничивающим (в случае низкого уровня здоровья) саму возможность и намерения пожилых людей оставаться на рынке труда или, наоборот, способствующим продолжению трудовой деятельности и после достижения гражданами пенсионного возраста (в случае здорового старения). В любом случае здоровье будет являться самым важным нефинансовым фактором, продуцирующим решение человека остаться экономически активным или выйти с рынка труда.
Неоднозначность результатов влияния здоровья на предложение труда и вместе с тем неоспоримая существенность этой детерминанты, а также имеющиеся в настоящее время в Арктической зоне Российской Федерации медико-демографические резервы, характеризующиеся как довольно низкие, позволяют утверждать, что проведение пенсионной реформы без значительных изменений политики в системе здравоохранения, особенно в сфере охраны и повышения здоровья граждан старшего возраста, не позволит достичь значимого экономического эффекта от повышения возраста, дающего право на назначение страховой пенсии по старости и пенсии по государственному обеспечению, и в целом вряд ли окажет положительное влияние на предложение труда людей старшего возраста в регионах российской Арктики.
[1] Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам назначения и выплаты пенсий» от 03 октября 2018 года №350-ФЗ // Российская газета. Федеральный выпуск. 5 октября 2018. № 7686 (223).
[2] Официальный сайт Федеральной службы государственной статистики РФ. URL: http://www.gks.ru (дата обращения: 07.05.2020).
References:
Living longer, working better – work after retirement (2011). Dublin: Eurofound.
Aganbegyan A.G., Gorlin Yu.M., Dormidontova Yu.A., Maleva T.M., Nazarov V.S. (2014). Analiz faktorov, vliyayushchikh na prinyatie resheniya otnositelno vozrasta vyhoda na pensiyu [Analysis of factors influencing the decision regarding the age of retirement]. Social Science Research Network (SSRN) - otkrytyy elektronnyy repozitoriy nauchnyh statey i preprintov. 96. (in Russian).
Baranov S.V., Skufina T.P. (2018). Vliyanie planiruemoy pensionnoy reformy na chislennost trudosposobnogo naseleniya Rossii i vyzovy dlya Arktiki [Influence of planned pension reform on the number of the workable population of Russia and challenges for the Arctic] Multi-factor challenges and risks in the implementation of the strategy of scientific, technological and economic development of the macro-region "North-West". 260-263. (in Russian).
Bashmakova E.P., Guschina I.A., Kondratovich D.L., Korchak E.A., Ryabova L.A., Novikova N.A., Polozhentseva O.A., Stepanova E.N., Toichkina V.P., Toropushina E.E. (2018). Sotsialnaya ustoychivost regionov rossiyskogo Severa i Arktiki: otsenka i puti dostizheniya [Social sustainability of regions of the Russian North and Arctic: assessing and achieving] Apatity: FITs KNTs RAN. (in Russian).
Bottazzi R., Jappelli T., Padula M. (2006). Retirement expectations, pension reforms, and their impact on private wealth accumulation Journal of Public Economics. 90 (12). 2187-2212. doi: 10.1016/j.jpubeco.2006.03.005.
Currie J., Madrian V.S. (1999). Health, health insurance and the labor market
Disney R., Emmerson C., Wakefield M. (2006). III-health and retirement in Britain: A panel data-based analysis Journal of Health Economics. 25 (4). 621-649. doi: 10.1016/j.jhealeco.2005.05.004.
Grossman M. (1972). On the concept of health capital and the demand for health Journal of Political Economy. 80 (2). 223-255.
Harper S. (2014). Economic and Social Implications of Aging Societies Science. 436 (6209). 587-591. doi: 10.1126/science.1254405.
Holzmann R. (2013). Global Pension Systems and Their Reform: Worldwide Drivers, Trends and Challenges International Social Security Review. 66 (2). 1-29. doi: 10.1111/issr.12007.
Ivanova M.V., Belevskikh T.V., Zaytsev D.V. (2017). Ob arkticheskom rynke truda [About the Arctic Labor Market]. Problems of Territory’s Development. (1(87)). 145-157. (in Russian).
Lyashok V.Yu., Roschin S.Yu. (2017). Molodye i pozhilye rabotniki na rossiyskom rynke truda: yavlyayutsya li oni konkurentami? [Young and Older Workers in the Russian Labor Market: Are They Competitors?]. The Journal of the New Economic Association. (1(33)). 117-140. (in Russian).
Ozdemir E., Ward T., Fuchs M., Ilinca S., Lelkes O., Rodrigues R. et al. (2016). Employment of older workers Brussels: European Commission.
Sinyavskaya O.V. (2017). Rossiyskaya pensionnaya sistema v kontekste demograficheskikh vyzovov i ogranicheniy [Russian Pension System in the Context of Demographic Challenges and Constraints]. Economic Journal. 21 (4). 562-591. (in Russian).
Social Security Programs Throughout the WorldSsa.gov. Retrieved March 14, 2020, from https://www.ssa.gov/policy/docs/progdesc/ssptw/2016-2017/europe/index.html
Toropushina E.E. (2009). Sotsialnaya infrastruktura arkticheskikh regionov [The social infrastructure of Arctic regions]. Eco. (8(422)). 120-135. (in Russian).
Toropushina E.E. (2018). Sotsialnaya infrastruktura kak faktor samorazvitiya territorii rossiyskoy Arktiki [Social infrastructure as a factor of self-development of the russian arctic]. Sever i rynok: formirovanie ekonomicheskogo poryadka. (5). 14-23. (in Russian). doi: 10.25702/KSC.2220-802X.5.2018.61.4-14.
Toropushina E.E. (2019). Mediko-demograficheskie rezervy realizatsii pensionnoy reformy v Arkticheskoy zone RF [Medical and demographic reserves for implementation of pension reform in the Arctic zone of the Russian Federation]. Regional Economics: Theory and Pactice. 17 (8(467)). 1450-1462. (in Russian). doi: 10.24891/re.17.8.1450 .
Toropushina E.E. (2019). Potentsial gosudarstvenno-chastnogo partnerstva v sfere zdravookhraneniya Arkticheskoy zony Rossiyskoy Federatsii [The potential of public-private partnerships in the health care sector of the Arctic zone of the Russian Federation]. Korporativnoe upravlenie i innovatsionnoe razvitie ekonomiki Severa: Vestnik Nauchno-issledovatelskogo tsentra korporativnogo prava, upravleniya i venchurnogo investirovaniya Syktyvkarskogo gosudarstvennogo universiteta. (2). 51-60. (in Russian). doi: 10.34130/2070-4992-2019-2-51-60 .
Страница обновлена: 21.03.2025 в 03:58:06