Оценка значимости экспорта как фактора влияния на производительность труда в регионах России

Филиппов К.А., Царьков В.С.
1 Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия

Статья в журнале

Экономика, предпринимательство и право (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Том 15, Номер 12 (Декабрь 2025)

Цитировать эту статью:

Аннотация:
Экономическая политика Правительства Российской Федерации способствовала обеспечению максимальной занятости в экономике, что с одной стороны позволило достичь высоких темпов экономического роста в 2023 и 2024 годах, а с другой стороны привело к фактическому исчерпанию трудовых резервов для дальнейшего экстенсивного роста, что актуализирует проблему идентификации новых факторов, влияющих на производительность труда на мезоуровне. Целью исследования является определение значимости совокупного и неэнергетического регионального экспорта как фактора, влияющего на региональную производительность труда. Для определения значимости использовался коэффициент корреляции Пирсона, посредством которого определялась теснота связи между региональной производительностью труда и региональной экспортной квотой, отражающей значимость экспорта для экономики региона. В результате проведённого исследования было установлено, что сила связи между переменными является неоднородной на протяжении анализируемого периода с 2001 по 2021 годы. Однако начиная с 2014 года связь между переменными фактически отсутствует, то есть экспорт не является значимым фактором для повышения региональной производительности труда.

Ключевые слова: Экономика труда, производительность труда, региональная производительность труда, экономическая политика, экспорт, неэнергетический экспорт

JEL-классификация: J3, E24, O18, L62



Введение

Проводимая в последние несколько лет Правительством Российской Федерации экономическая политика способствует обеспечению максимальной занятости, что являлось одним из важнейших факторов, обеспечивших значительные темпы экономического роста в 2023 и 2024 гг. (4,1% и 4,3% соответственно) относительно средних темпов роста за период с 2010 по 2019 гг., которые составили 2% [14]. Тем не менее в настоящее время в отечественной экономике наблюдается фактически исчерпание свободных трудовых ресурсов, что нивелирует значимость данного фактора для дальнейшего экономического развития России.

Сложившаяся ситуация актуализирует проблему обеспечения устойчивых и высоких темпов роста производительности труда, в том числе и на региональном уровне, поскольку высокие темпы роста производительности труда одновременно способствуют «снижению нагрузки на рынок труда в условиях дефицита кадров, поддержке социального развития и инвестиционной привлекательности» [10], и являются ключевым фактором для экономического роста как регионов России [13], так и всей страны. Иными словами, темпы развития территориальных подсистем формируют аналогичную динамику развития национальной системы [19]. Следовательно, приведённые закономерности неизбежно ставят вопрос о резервах и факторах повышения региональной производительности труда (далее – РПТ).

Проблема выявления и определения значимости факторов, влияющих на темпы роста РПТ исследовалась многими отечественными авторами. Так, Г.И. Поподько и О.С. Нагаева выделяют следующие классические факторы, влияющие на РПТ: материально–технический, трудовой, инвестиционный и инновационный. Указанные факторы были выражены следующими ключевыми показателями: фондовооружённость, степень износа основных фондов; реальная заработная плата, доля лиц с высшим и средним специальным образованием в общем числе занятых; объём инвестиций в основной капитал на занятого; затраты на разработку технологических инноваций, число использованных передовых производственных технологий [15].

Значительный вклад в исследование обозначенной выше проблематики также внесли Т.А. Бурцева, А.А. Френкель, Б.И. Тихомиров, А.А. Сурков. Как в индивидуальных, так и в коллективных работах данных авторов помимо рассмотренных классических факторов, влияющих на РПТ, выделяются и иные факторы, например: цифровизация, доступность жилья, уровень здравоохранения, финансовое состояние организаций, факторы роста цен и потребления [3–5]. Указанные факторы представлены авторами в виде следующих показателей: темп роста использования сети интернет в организациях (широкополосный доступ), темп роста ввода в действие жилых домов на 1000 чел. населения, темп роста заболеваемости населения, темп роста удельного веса убыточных организаций, индекс потребительских цен и темп роста доли расходов на покупку товаров и услуг в доходах населения соответственно.

Отдельно необходимо отметить работу Н.Н. Волковой и Э.И. Романюк, в котором исследователи отмечают высокую значимость уровня капиталоёмкости ключевых отраслей экономик регионов при их распределении по уровню РПТ [7]. Иными словами, наивысший уровень РПТ отмечается у регионов, в структуре экономики которых преобладает добыча полезных ископаемых, что объясняется капиталоёмкостью отрасли. Далее следуют регионы, для экономики которых значимы обрабатывающие производства и сельское хозяйство. Таким образом, авторами была выявлена чёткая связь между структурой экономики регионов России и уровнем РПТ. Схожие результаты также представлены в исследовании С.А. Самусенко и Т.С. Зимняковой [29].

Одним из наиболее редко анализируемых факторов является участие регионов во внешнеторговой деятельности. Вопрос взаимосвязи между производительностью труда и экспортной деятельностью на отраслевом и микроуровнях исследовался М.Г. Кузыком, Ю.В. Симачевым и А.А. Федюниной [12], Н.К. Водомеровым [6], О.В. Зининой и Н.А. Далисовой [11]. Исключительно на мезоуровне проблема взаимосвязи между внешнеторговой деятельностью и производительностью труда рассматривалась И.В. Гришиной, А.О. Полыневым и А.А. Угрюмовой [8], а также Л.Е. Басовским, Е.Н. Басовской, А.Н. Шишкиным и А.А. Коржовым [2]. При этом в работе Л.Е. Басовского и соавторов теснота связи между переменными (доля экспорта в ВРП и РПТ) определялась лишь за период с 2015 по 2017 гг. Малая длинна временного ряда не позволяет сделать вывод о значимости экспорта для роста РПТ в целом для регионов России.

Анализируя зарубежную литературу по проблеме связи между производительностью труда и экспортом на отраслевом и микроуровнях, можно утверждать, что к настоящему времени среди англоязычных авторов сформировалось две полярные точки зрения относительно причинности высокого уровня тесноты связи между переменными. Сторонники первого подхода, к которым можно отнести А.М. Фернандес и А.Э. Исгута [25], А. Бигстена и соавторов [21], а также М. Братти и Дж. Феличе [22], утверждают, что компании повышают свою производительность непосредственно в процессе экспортной деятельности благодаря эффекту «learning–by–exporting» (обучение через экспорт). Опираясь на широкую эмпирическую базу данных А.М. Фернандес и А.Э. Исгут отмечают, что каждый дополнительный год экспорта может увеличивать общую факторную производительность предприятия на 4–5%, причем этот эффект наиболее выражен у молодых компаний и тех, которые поставляют продукцию в страны с высоким уровнем доходов населения [25].

Противоположная позиция, которой придерживаются Э.Б. Бернард, Дж. Брэдфорд Дженсен, С.Дж. Реддинг и П.К. Шотт [20], Т. Майер и Дж. И.П. Оттавиано [28], а также Б. Кассиман, Е. Головко и Э. Мартинес–Рос [23], заключается в том, что более высокая производительность является не следствием, а предпосылкой для выхода на иностранные рынки. Согласно подходу «self–selection» (самоотбора), только наиболее эффективные и инновационные фирмы, которые изначально обладают конкурентоспособной продукцией, способны нести дополнительные издержки, связанные с экспортом, что и объясняет наблюдаемую разницу в производительности между экспортерами и неэкспортирующими компаниями. Кроме того, целесообразно отметить, что ряд авторов, а именно А. Гкипали, Дж.Х. Лав и С. Ропер [26], М. Эслава, Дж. Халтивангер, А. Кюглер, и М. Кюглер [24] в своих работах выявили одновременное сосуществование двух указанных эффектов.

Однако, во всех представленных выше зарубежных исследованиях оценка связи между экспортом и производительностью труда проводилась на уровне предприятий или отрасли. Несмотря на обширную эмпирическую базу, накопленную в рамках приведённых исследований, принципиально важным представляется верификация рассмотренной закономерности на иных экономических уровнях. В связи с чем в настоящем исследовании фокус анализа обращён на мезоуровень, где агрегированные эффекты от международной торговли формируют новое системное качество – конкурентоспособность региона, не сводимую к суммарному эффекту производительности труда отдельных фирм.

Таким образом, в результате анализа литературы по вопросу определения факторов, влияющих на РПТ, авторами выявлена подпроблема установления значимости регионального экспорта как фактора, определяющего РПТ. В связи с чем авторами был поставлен соответствующий исследовательский вопрос: «Является ли региональный экспорт статистически значимым фактором влияния на РПТ?». Ответ на исследовательский вопрос, в свою очередь, одновременно представляет собой научную новизну данной работы, а также может использоваться при разработке и актуализации стратегий социально–экономического развития регионов, финансировании приоритетных региональных проектов, что иллюстрирует практическую значимость.

Методология исследования

Для ответа на поставленный выше исследовательский вопрос авторами были сформулированы две гипотезы. Первая гипотеза предполагает, что связь между РПТ и экспортной квотой, которая является относительным показателем и явно отражает значимость экспорта для экономики региона, будет являться прямой на протяжении всего анализируемого периода. Более простой показатель – региональный экспорт на занятого – не применялся в связи с проблемой мультиколлинеарности. Критерием подтверждения гипотезы будет выступать высокая степень корреляции Пирсона.

Вторая гипотеза предполагает наличие прямой связи между РПТ (за исключением добычи полезных ископаемых) и экспортной квотой (без учета энергетического экспорта) в течение анализируемого периода. Критерием подтверждения гипотезы будет выступать заметная или более высокая степень корреляции Пирсона. Снижение степени корреляции обусловлено исключением наиболее производительной отрасли из расчёта РПТ и наиболее значимой экспортной товарной категории для России из экспортной квоты.

Кроме того, следует прокомментировать и необходимость определения тесноты связи между РПТ и экспортной квотой без учёта добычи полезных ископаемых и энергетического экспорта соответственно. Согласно Указу Президента Российской Федерации №309 от 2024 г. одной из национальных целей является увеличение к 2030 г. несырьевого неэнергетического экспорта не менее чем на две трети по сравнению с уровнем 2023 г. [18]. Таким образом, определение тесноты связи между РПТ и неэнергетическим экспортом позволит выявить значимость последнего для роста РПТ.

Однако необходимо отметить и допущения в расчётах, с которыми столкнулись авторы. Структура регионального экспорта за анализируемый период с 2001 по 2021 г. предоставляется федеральной службой государственной статистики (далее – Росстат) не по отдельным товарным номенклатурам, а по укрупнённым товарным категориям (далее – УТК), которые могут в себя включать одновременно как сырьевые, так и несырьевые товары. В связи с чем из экспорта был исключен только энергетический экспорт, который на протяжении всего указанного временного интервала представлен в структуре регионального экспорта в виде отдельной товарной категории «продукция топливно–энергетического комплекса» (ТН ВЭД ЕАЭС – 27).

Вторым допущением при расчётах для ответа на вторую гипотезу является исключение вида экономической деятельности «добыча полезных ископаемых» из ВРП и среднегодовой численности занятых в регионе, то есть составных частей для расчёта РПТ, поскольку сборники Росстата «Регионы России. Социально–экономические показатели» не содержат сведений относительно структуры среднегодовой численности занятых по виду экономической деятельности (далее – ВЭД) «добыча полезных ископаемых» в регионах России. В связи с чем, несмотря на наличие данных о структуре добычи полезных ископаемых, авторы сочли целесообразным исключить из среднегодовой численности занятых в регионе занятых в ВЭД, а также вычесть долю ВЭД из объёма ВРП.

Для проверки гипотез анализировались две совокупности (далее – анализируемые совокупности), которые состоят из 69 регионов России, при этом единицы совокупностей неидентичные. Каждая из анализируемых совокупностей применялась для проверки соответствующей гипотезы. Следовательно, первая анализируемая совокупность учитывала данные регионов по РПТ и совокупному региональному экспорту, а вторая включала данные регионов России по РПТ без учёта добычи полезных ископаемых и региональному неэнергетическому экспорту, с учётом представленных выше допущений.

Из обеих совокупностей сначала были исключены регионы, по которым отсутствуют статистические данные за анализируемый период или имеет место нулевое значение экспорта (табл. 1). Далее были исключены регионы, по которым наблюдаются выбросы по показателю экспортной квоты, которая для первой анализируемой учитывала общий экспорт, а для второй неэнергетический экспорт. При этом по показателю РПТ выбросы выявлены не были. Установление выбросов проводилось по правилу трёх сигм, по которому величина экспортной квоты, отклонившаяся от математического ожидания больше чем на три среднеквадратических отклонения, признавалась выбросом. За исключением автономных округов, всего было исключено 11 регионов, что составляет 15,94% от анализируемых совокупностей.

Таблица 1

Регионы, исключённые из анализируемой совокупности, по экспортным данным за период с 2001 по 2021 гг.

Субъект РФ
Аномальные периоды
Средняя экспортная квота, % [1]
Среднегодовые реальные темпы прироста (сокращения) РПТ, %
Отсутствуют статистические данные
Чеченская Республика
2001–2007, 2010, 2012
0,12
-4,20 [2]
Нулевой экспорт
Республика Тыва
2013
1,14
1,40
Республика Ингушетия
2010, 2014
2,60
0,36
Республика Калмыкия
2018
7,88
-0,73
Регионы–выбросы по экспортной квоте (совокупный региональный экспорт)
Чукотский автономный округ
2004, 2005
2,78
6,63
Республика Адыгея
2003
3,14
4,64
Кировская область
2006, 2007
18,57
3,14
Сахалинская область
2009–2021
35,60
5,94
Республика Хакасия
2007, 2008
47,31
1,99
Кемеровская область
2015–2020
50,70
2,32
Ленинградская область
2008, 2011, 2012, 2014
57,67
4,24
Регионы–выбросы по экспортной квоте (региональный неэнергетический экспорт)
Кировская область
2005–2007
14,28
3,14
Калининградская область
2014
17,45
4,14
Мурманская область
2017, 2019, 2020
24,58
2,57
Новгородская область
2021
26,84
4,21
Республика Хакасия
2006–2009, 2011, 2014–2016
32,17
1,99
Вологодская область
2010, 2013, 2018–2020
37,89
2,49
Липецкая область
2008, 2010–2014, 2016–2019, 2021
44,86
3,19
Источник: составлено авторами по [16].

Кроме того, установление тесноты связи между переменными проводилось не только в рамках анализируемых совокупностей, но также и для совокупности номинальных регионов–лидеров России по экспорту (также по совокупному и неэнергетическому). Критерии подтверждения гипотез для совокупности ключевых регионов–экспортёров аналогичны критериям, применяемым в отношении анализируемых совокупностей. Определялись регионы–лидеры следующим образом:

1. Установление доли регионального экспорта в совокупном экспорте России за каждый год в рамках анализируемого временного периода.

2. Определение места региона по доле в совокупном экспорте также за каждый год. Так, регион с наибольшей долей в совокупном экспорте получает один балл, а регион–аутсайдер n баллов.

3. Суммирование баллов региона за анализируемый период, в результате чего регион, набравший наименьшую сумму баллов, является номинально ключевым по экспорту. По итогам расчётов верхний квартиль совокупности регионов по сумме баллов идентифицировался как совокупность номинальных регионов–лидеров по экспорту. Для выявления тесноты связи между переменными использование регионов верхнего квартиля является наиболее оптимальным, поскольку он одновременно обладает большей репрезентативностью относительно верхнего дециля (17 и 7 регионов соответственно) и включает регионы, на совокупность которых за период с 2001 по 2021 гг. в среднем приходится более 70% от общенационального экспорта.

Для первой гипотезы 2001 г. является начальным для анализируемого временного периода, поскольку сведения о структуре регионального экспорта за предыдущие годы (в рамках указанного выше сборника Росстата) отсутствуют. Для второй гипотезы нижней границей временного ряда является 2005 г., поскольку данный год является начальным относительно предоставления данных о среднегодовой численности занятых по ОКВЭД, в том числе по добыче полезных ископаемых. 2021 г. является верхней границей временного интервала для обеих гипотез в силу отсутствия официальных сведений о региональном экспорте за последующие годы.

Для оценки РПТ использовалась методика Международной организации труда, представленная следующей формулой [27]:

где RLPi,t – производительность труда в регионе i за период t; GRPi,t – валовый региональный продукт, произведённый регионом i за период t; Li,t – среднегодовая численность занятых в регионе i за период t. Номинальное значение ВРП за 2001 г. использовалось в качестве базисного, а для определения ВРП последующих лет использовался индекс физического объёма ВРП, что нивелировало ценовой фактор при расчёте РПТ.

Для определения РПТ без учёта добычи полезных ископаемых применялась следующая формула:

где RLPi,t – производительность труда в регионе i за период t; GRPi,t – валовый региональный продукт, произведённый регионом i за период t; Li,t – среднегодовая численность занятых в регионе i за период t; ISj,i,t – доля отрасли j в структуре экономики региона i за период t в диапазоне от 0 до 1; ILSj,i,t – доля среднегодовой численности занятых в отрасли j в структуре занятых региона i за период t в диапазоне от 0 до 1.

Экспортная квота, в свою очередь, определялась как частное от отношения совокупного объёма регионального экспорта к валовому региональному продукту региона i за период t. Экспортная квота без учёта энергетического экспорта определялась по следующей формуле:

где EQ – значение экспортной квоты, минимальное значение которой строго больше нуля; Ei,t – объём совокупного экспорта региона i за период t; Ej,i,t – объём экспорта товарной номенклатуры j регионом i за период t; GRPi,t – валовый региональный продукт, произведённый регионом i за период t; ISj,i,t – доля отрасли j в структуре экономики региона i за период t в диапазоне от 0 до 1.

Информационной базой исследования являлись данные Росстата по ВРП, среднегодовой численности занятых, структуре регионального экспорта, ВРП и среднегодовой численности занятых [16]. Расчёт среднегодового курса рубля к доллару США, необходимый для перевода объёма экспорта в национальную валюту, проводился на основе данных Центрального Банка России [9]. Для сбора статистических данных также использовалась платформа ЕМИСС [1]. Для обработки собранных данных применялся MS Excel, в том числе встроенные редакторы: Power Query и Power Pivot. Для идентификации выбросов, представленных выше, использовалась программа Loginom Community (задача: «Редактирование выбросов»).

Проверка первой гипотезы

Для первой анализируемой совокупности (рис. 1) за период с 2001 по 2021 гг. была выявлена прямая связь между переменными, однако сила данной связи является неоднородной. Так, с 2001 по 2007 гг. сила связи составляет от 32% до 49% (по шкале Чеддока – умеренная), а в период с 2008 по 2013 гг. от 50% до 62%, что соответствует заметной тесноте связи по шкале Чеддока. При этом, начиная с 2014 г. и заканчивая правой границей анализируемого временного ряда, наблюдается устойчивая тенденция к снижению силы связи между переменными с заметного до умеренного уровня.

Рис. 1. Значения коэффициента Пирсона, иллюстрирующие силу связи между РПТ и экспортной квотой для первой анализируемой совокупности

Источник: рассчитано и составлено авторами.

Для совокупности номинальных–регионов лидеров по экспорту, в свою очередь, характерна иная динамика. На большей части временного ряда до 2014 г. наблюдается умеренная сила связи между переменными, переходящая к заметной в отдельно взятые годы (2003, 2008 и 2009 гг.). При этом, в отличие от тенденций первой анализируемой совокупности, для номинальных регионов–лидеров по экспорту присуща значительная неоднородность или волатильность значений коэффициента Пирсона год к году, что особенно наглядно заметно в существенном снижении значения коэффициента в 2004 и 2005 гг. относительно 2003 г. (рис. 2).

Рис. 2. Значения коэффициента Пирсона, иллюстрирующие силу связи между РПТ и экспортной квотой для совокупности регионов–лидеров по общему экспорту

Источник: рассчитано и составлено авторами.

Одной из потенциальных причин подобного резкого снижения силы связи между переменными может являться одновременно массовое и неоднородное снижение экспортной квоты относительно уровня 2003 г. при параллельно высоких темпах роста РПТ. Так, в 2004 г. среди 46 единиц анализируемой совокупности зафиксировано снижение экспортной квоты, значение которой относительно 2003 г. в среднем снизилось на 30,88%, при реальных средних темпах прироста РПТ в 5,51% в 2004 г. Тем не менее верификация приведённой возможной причины существенного снижения силы связи между РПТ и региональным экспортом в 2004 и 2005 гг., а также установление иных причин, требуют более детального изучения, т.е. дополнительного исследования.

Начиная с 2015 г. значения коэффициента Пирсона стремительно снижаются до около нулевых значений, что свидетельствует об отсутствии зависимости между переменными. Кроме того, данный тренд присущ также и для первой анализируемой совокупности. С точки зрения авторов, одной из ключевых причин снижения силы связи между переменными являются санкции со стороны США и стран ЕС, которые до 2014 г. являлись основным направлением российского экспорта, а объединение в целом выступало ключевым торговым партнёром России, исходя из структуры внешнеэкономических связей [17].

Как следует из представленных результатов, западная санкционная политика фактически нивелировала значимость экспорта, как фактора влияния на РПТ. Однако, это одновременно свидетельствует о росте значимости эндогенных факторов, среди которых в первую очередь можно выделить уже рассмотренные ранее материально–технический, трудовой, инвестиционный и инновационный факторы, управление которыми, в целом, является одним из направлений проводимой Правительством России политики импортозамещения. Следовательно, в рамках рассмотрения проверки первой гипотезы было определено, что экспорт обладал умеренной значимостью для роста РПТ, что связано с активным включением Российской Федерации в международную торговую систему с 2001 г., однако западные ограничения 2014 г. привели к тому, что рост РПТ в значительной степени стал определяться эндогенными факторами.

Таким образом, первая гипотеза настоящего исследования отклонена, поскольку приведённые значения коэффициента Пирсона как для первой анализируемой совокупности, так и для регионов–лидеров по общему экспорту, не соответствуют критериям подтверждения данной гипотезы.

Проверка второй гипотезы

Переходя к оценке значимости неэнергетического экспорта для РПТ, было выявлено, что для второй анализируемой совокупности характерно отсутствие зависимости между перемененными фактически на протяжении всего временного диапазона (рис. 3). Лишь в отдельно взятые годы связь была прямой, а её сила слабой (2010, 2016, 2017, 2019 гг.). Следовательно, обозначенная закономерность указывает на практически полное отсутствие линейной зависимости между РПТ без учёта добычи полезных ископаемых и экспортной квотой без учёта энергетического экспорта.

Рис. 3. Значения коэффициента Пирсона, иллюстрирующие силу связи между РПТ и экспортной квотой для второй анализируемой совокупности

Источник: рассчитано и составлено авторами.

При проверке второй гипотезы для регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту были получены неожиданные для авторов результаты. Так, было установлено, что на всем анализируемом временном интервале связь между РПТ без учёта ВЭД «добыча полезных ископаемых» и экспортной квотой без учёта энергетического экспорта является обратной (рис. 4). При этом сила связи до 2016 г. была сначала слабой (2005–2007 гг.), а затем умеренной за исключением отдельных нескольких лет, в которые она переходила на заметный уровень (2012–2014 гг.).

Рис. 4. Значения коэффициента Пирсона, иллюстрирующие силу связи между РПТ и экспортной квотой для совокупности регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту

Источник: рассчитано и составлено авторами.

Начиная с 2016 г. сила связи становится заметной, что отчасти также подтверждает ранее утверждение, о нарастании значимости эндогенных факторов для роста РПТ. Следовательно, характерное для совокупности регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту увеличение РПТ при одновременном снижении экспортной квоты требует определения возможных причин данной тенденции.

С позиции авторов, следующие объяснения являются наиболее логичными:

1. Высокая региональная экспортная квота без энергетического сектора преимущественно достигается за счет продукции, которая имеет низкую добавленную стоимость, и, как следствие, низкое влияние на РПТ. Среди этого можно выделить такие характерные для российского экспорта группы, как лесоматериалы, металлы и удобрения [17]. Наращивание как объемов производства, так и экспорта подобной продукции может быть следствием не интенсивного развития соответствующих отраслей, а, напротив, экстенсивного, что и приводит к обратной связи между переменными, т.е. в данном случае росту экспортной квоты без учёта энергетического экспорта при стагнации реальной РПТ.

2. Зеркальная закономерность, т.е. рост реальной РПТ при снижении экспортной квоты без учёта энергетического экспорта, также имеет место, но она характеризует не экстенсивное развитие, а ограниченную конкурентоспособность отечественной неэнергетической продукции на зарубежных рынках. В данной ситуации снижение экспортной квоты обусловлено большей выгодой для производителей от реализации своей продукции на защищённом российском рынке, чем на иностранном, что, в свою очередь, ведёт к более высокой отдаче инвестиций и соответственно росту РПТ.

Как и в случае с первой гипотезой, значения коэффициента Пирсона для второй анализируемой совокупности и совокупности регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту не соответствуют критериям подтверждения второй гипотезы. Таким образом, вторая гипотеза также отклонена.

Заключение

В результате проведённого исследования авторами были сформулированы следующие выводы, обладающие значимостью для дальнейших исследований в области оценки значимости внешнеторговой деятельности в целом и экспорта в частности как факторов, способствующих повышению производительности труда на мезоуровне. Во–первых, можно констатировать, что региональный экспорт, выраженный через экспортную квоту, обладал неоднородным влиянием на РПТ на протяжении всего анализируемого временного периода. Так, сила связи между РПТ и общей экспортной квотой являлась в основном умеренной или заметной, но начиная с 2015 г. между переменными фактически отсутствует линейная зависимость, что потенциально обусловлено западными санкционными ограничениями в отношении ведения Россией внешнеторговой деятельности, т.е. в настоящее время экспорт не является существенным фактором для повышения РПТ.

Во–вторых, для второй анализируемой совокупности было выявлено отсутствие зависимости между переменными на протяжении большей части временного ряда, т.е. неэнергетический экспорт, в целом, не является фактором влияния на РПТ. Однако при рассмотрении регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту связь была постоянно обратной при одновременно нарастающей её силе: от слабой к умеренной, от умеренной к заметной (начиная с 2016 г. Учитывая данную закономерность, можно предположить дальнейший рост силы связи до высокой, что, однако, требует более актуальных данных по региональному экспорту. Потенциальными причинами обратной связи между переменными являются экстенсивный характер развития неэнергетических отраслей, т.е. замещение капитала трудом, а также ограниченная конкурентоспособность российского неэнергетического экспорта, что приводит к большей выгоде сбыта неэнергетической продукции на внутреннем рынке.

Кроме того, обратный характер связи также позволяет отклонить на отечественном мезоуровне подход, при котором производительность повышается непосредственно в процессе экспортной деятельности благодаря эффекту «learning–by–exporting» (обучение через экспорт).

Тем не менее, несмотря на полученные результаты и отклонение обеих гипотез, представляется возможным сформулировать следующие направления для дальнейших исследований:

1. Определение значимости экспорта, как фактора влияния на отраслевую производительность труда у регионов, специализирующихся одновременно на производстве и экспорте продукции n.

2. Определение причинной связи между переменными посредством применения теста Грейнджера.

3. Установление и верификация причин существенных изменений силы связи между РПТ и экспортной квотой в период с 2003 по 2005 гг.

4. Определение дополнительных причин, объясняющих обратную связь между РПТ без учёта ВЭД «добыча полезных ископаемых» и экспортной квотой без учёта энергетического экспорта для совокупности регионов–лидеров по неэнергетическому экспорту.

[1] Примечание: значение показателя определялось без учёта аномальных периодов.

[2] Примечание: значение показателя определялось за период с 2007 по 2021 гг. по причине отсутствия официальных данных за более ранние годы.


Источники:

1. Баланс затрат труда в среднем за предыдущий год. ЕМИСС. [Электронный ресурс]. URL: https://www.fedstat.ru/organizations/ (дата обращения: 31.10.2025).
2. Басовский Л.Е., Басовская Е.Н., Шишкин А.Н., Коржов В.А. Об основных факторах производительности труда в регионах России // Журнал экономических исследований. – 2019. – № 5. – c. 3-17.
3. Бурцева Т.А. Эконометрическая модель региональной производительности труда // Калужский экономический вестник. – 2016. – № 4. – c. 58–63.
4. Бурцева Т.А., Френкель А.А., Сурков А.А. Статистическое моделирование региональной производительности труда // Вопросы статистики. – 2022. – № 4. – c. 62-70. – doi: 10.34023/2313-6383-2022-29-4-62-70.
5. Бурцева Т.А., Френкель А.А., Тихомиров Б.И., Сурков А.А. Анализ влияния факторов на региональную производительность труда // Экономика и предпринимательство. – 2021. – № 7(132). – c. 407-412. – doi: 10.34925/EIP.2021.132.7.068.
6. Водомеров Н.К. Взаимосвязь производительности труда, структуры экономики и внешней торговли // Модернизация России: приоритеты, проблемы, решения: Ежегодник. XXII Национальная научная конференция с международным участием, Москва, 14–16 февраля 2023 года. – Москва: Институт научной информации по общественным наукам РАН. Москва, 2023. – c. 611-618.
7. Волкова Н.Н., Романюк Э.И. Исследование взаимосвязи производительности труда и отраслевой структуры валового регионального продукта // Экономика труда. – 2021. – № 7. – c. 715-732. – doi: 10.18334/et.8.7.112322.
8. Гришина И.В., Полынев А.О., Угрюмова А.А. Влияние диверсификации экономики на производительность труда в российских регионах // Регионология. – 2024. – № 4. – c. 691–711. – doi: 10.15507/2413-1407.129.032.202404.691-711.
9. Динамика официального курса заданной валюты. Официальный сайт Центрального Банка России. [Электронный ресурс]. URL: https://www.cbr.ru/currency_base/dynamics/ (дата обращения: 31.10.2025).
10. Единый план по достижению национальных целей развития до 2030 года и на перспективу до 2036 года. Официальный сайт Правительства Российской Федерации. [Электронный ресурс]. URL: http://government.ru/news/53927/ (дата обращения: 31.10.2025).
11. Зинина О.В., Далисова Н.А. Потенциал и тенденции развития экспорта продукции АПК региона // Вестник Алтайской академии экономики и права. – 2020. – № 8. – c. 204-209. – doi: 10.17513/vaael.1276.
12. Кузык М.Г., Симачев Ю.В., Федюнина А.А. Специфика участия в международной торговле малых и средних быстрорастущих фирм, возможные следствия для государственной политики // Журнал новой экономической ассоциации. – 2020. – № 1(45). – c. 208-218. – doi: 10.31737/2221-2264-2020-45-1-11.
13. Меркулова Е.Ю. Влияние производительности труда на экономический рост // Статистика и Экономика. – 2019. – № 2. – c. 34-44. – doi: 10.21686/2500-3925-2019-2-34-44.
14. Национальные счета. Официальный сайт Федеральной службы государственной статистики. [Электронный ресурс]. URL: https://rosstat.gov.ru/statistics/accounts (дата обращения: 31.10.2025).
15. Поподько Г.И., Нагаева О.С. Оценка факторов роста производительности труда в ресурсных и нересурсных регионах России // Фундаментальные исследования. – 2019. – № 11. – c. 138-143. – doi: 10.17513/fr.42601.
16. Регионы России. Социально–экономические показатели. Официальный сайт Федеральной службы государственной статистики. [Электронный ресурс]. URL: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/13204 (дата обращения: 31.10.2025).
17. Справочные и аналитические материалы. Официальный сайт Федеральной таможенной службы. [Электронный ресурс]. URL: https://customs.gov.ru/statistic (дата обращения: 31.10.2025).
18. Указ Президента РФ от 07.05.2024 №309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года». КонсультантПлюс. [Электронный ресурс]. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_475991/ (дата обращения: 31.10.2025).
19. Федосеев И.В., Лудинова Ю.В. Некоторые аспекты государственной стратегии пространственного развития территорий // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. – 2022. – № 6. – c. 78-83.
20. Bernard A.B., Jensen J.B., Redding S.J. Firms in International Trade // Journal of Economic 20. Perspective. – 2007. – № 21. – p. 105-130. – doi: 10.1257/jep.21.3.105.
21. Bigsten A., Collier P., Dercon S. Do African Manufacturing Firms Learn from Exporting? // The Journal of Development Studies. – 2004. – № 40. – p. 115-141. – doi: 10.1080/0022038042000213229.
22. Bratti M., Felice G. // Munich Personal RePEc Archive. – 2009. – p. 1-31. – url: https://mpra.ub.uni-muenchen.de/18915/.
23. Cassiman B., Golovko E., Martínez–Ros E. Innovation, exports and productivity // International Journal of Industrial Organization. – 2010. – № 4. – p. 372–376. – doi: 10.1016/j.ijindorg.2010.03.005.
24. Eslava M., Haltiwanger J., Kugler A. [et al.] Plant Survival, Market Fundamentals and Trade Liberalization // The Effects of Reforms : Sixth Jacques Polak Annual Research Conference, Washington DC, 3–4 November 2005. – Washington DC: International Monetary Fund. Washington DC, 2005. – P. 1–31. URL: https://www.imf.org/external/np/res/seminars/2005/arc/index.htm URL: https://www.imf.org/external/np/res/seminars/2005/arc/index.htm.
25. Fernandes A.M., Isgut A.E. Learning–by–Doing, Learning–by–Exporting, and Productivity: Evidence from Colombia // Policy Research Working Paper WPS3544. World Bank. – 2005. – P. 1–59. URL: https://documents1.worldbank.org/curated/en/877071468744313107/pdf/wps3544.pdf URL: https://documents1.worldbank.org/curated/en/877071468744313107/pdf/wps3544.pdf.
26. Gkypali A., Love J.H., Roper S. Export status and SME productivity: Learning–to–export versus learning–by–exporting // Journal of Business Research. – 2021. – p. 486-498. – doi: 10.1016/j.jbusres.2021.02.026.
27. Key Indicators of the Labour Market (KILM). 16. Labour productivity. International Labour Organization. [Электронный ресурс]. URL: https://www.ilo.org/publications/16-labour-productivity (дата обращения: 31.10.2025).
28. Mayer T., Ottaviano G.I.P. The happy few: the internationalisation of European firms. New facts based on firm–level evidence. - Brussels: Bruegel, 2007. – 95 p.

Страница обновлена: 22.11.2025 в 17:50:38

 

 

Assessment of the export importance as a factor influencing labor productivity in Russian regions

Filippov K.A., Tsarkov V.S.

Journal paper

Journal of Economics, Entrepreneurship and Law
Volume 15, Number 12 (december 2025)

Citation:

Abstract:
The economic policy of Russian Government has provided a high level of employment within the economy. On the one hand, it has stimulated high rates of economic growth in 2023 and 2024. On the other hand, it has led to the depletion of labor reserves for further extensive growth, raising the issue of identifying new factors influencing labor productivity at the meso level. The article aims to identify the significance of aggregated and non–energy regional export as a factor influencing regional labor productivity. The Pearson correlation coefficient was used to determine the strength of the link between regional labor productivity and the regional export quota, which reflects the importance of export for the regional economy. As a result of the research, it was determined that the strength of the relationship between the variables is heterogeneous during the analyzed period from 2001 to 2021. However, since 2014, the relationship between the variables has been virtually absent, meaning that export is not a significant factor influencing regional labor productivity.

Keywords: labor economics, labor productivity, regional labor productivity, economic policy, export, non–energy exports

JEL-classification: J3, E24, O18, L62

References:

[].

Basovskiy L.E., Basovskaya E.N., Shishkin A.N., Korzhov V.A. (2019). ON THE LABOR PRODUCTIVITY FACTORS IN THE REGIONS OF MODERN RUSSIA. Zhurnal ekonomicheskikh issledovaniy. 5 (5). 3-17.

Bernard A.B., Jensen J.B., Redding S.J. (2007). Firms in International Trade Journal of Economic 20. Perspective. (21). 105-130. doi: 10.1257/jep.21.3.105.

Bigsten A., Collier P., Dercon S. (2004). Do African Manufacturing Firms Learn from Exporting? The Journal of Development Studies. (40). 115-141. doi: 10.1080/0022038042000213229.

Bratti M., Felice G. (2009). Exporting and Product Innovation at the Firm Level Munich Personal RePEc Archive. 1-31.

Burtseva T.A. (2016). Econometric model of regional labor productivity. Kaluzhskiy ekonomicheskiy vestnik. (4). 58–63.

Burtseva T.A., Frenkel A.A., Surkov A.A. (2022). Statistical modeling of regional labor productivity. “Bulletin of Statistics\\. 29 (4). 62-70. doi: 10.34023/2313-6383-2022-29-4-62-70.

Burtseva T.A., Frenkel A.A., Tikhomirov B.I., Surkov A.A. (2021). Analysis of the influence of factors on regional labor productivity. Journal of Economy and Entrepreneurship. (7(132)). 407-412. doi: 10.34925/EIP.2021.132.7.068.

Cassiman B., Golovko E., Martínez–Ros E. (2010). Innovation, exports and productivity International Journal of Industrial Organization. 28 (4). 372–376. doi: 10.1016/j.ijindorg.2010.03.005.

Eslava M., Haltiwanger J., Kugler A. [et al.] Plant Survival, Market Fundamentals and Trade Liberalization // The Effects of Reforms : Sixth Jacques Polak Annual Research Conference, Washington DC, 3–4 November 2005. – Washington DC: International Monetary Fund. Washington DC, 2005. – P. 1–31. URL: https://www.imf.org/external/np/res/seminars/2005/arc/index.htm

Fedoseev I.V., Ludinova Yu.V. (2022). Some aspects of the state strategy of spatial development of territories. Bulletin of the Saint Petersburg State University of Economics. (6). 78-83.

Fernandes A.M., Isgut A.E. Learning–by–Doing, Learning–by–Exporting, and Productivity: Evidence from Colombia // Policy Research Working Paper WPS3544. World Bank. – 2005. – P. 1–59. URL: https://documents1.worldbank.org/curated/en/877071468744313107/pdf/wps3544.pdf

Gkypali A., Love J.H., Roper S. (2021). Export status and SME productivity: Learning–to–export versus learning–by–exporting Journal of Business Research. 128 486-498. doi: 10.1016/j.jbusres.2021.02.026.

Grishina I.V., Polynev A.O., Ugryumova A.A. (2024). THE IMPACT OF ECONOMIC DIVERSIFICATION ON LABOR PRODUCTIVITY IN RUSSIAN REGIONS. Regionology. 32 (4). 691–711. doi: 10.15507/2413-1407.129.032.202404.691-711.

Key Indicators of the Labour Market (KILM). 16. Labour productivityInternational Labour Organization. Retrieved October 31, 2025, from https://www.ilo.org/publications/16-labour-productivity

Kuzyk M.G., Simachev Yu.V., Fedyunina A.A. (2020). Participation of fast-growing smes in international trade and implications for public policy. The Journal of the New Economic Association. (1(45)). 208-218. doi: 10.31737/2221-2264-2020-45-1-11.

Mayer T., Ottaviano G.I.P. (2007). The happy few: the internationalisation of European firms. New facts based on firm–level evidence

Merkulova E.Yu. (2019). The effect of labor productivity on economic growth. Statistika i Ekonomika. 16 (2). 34-44. doi: 10.21686/2500-3925-2019-2-34-44.

Popodko G.I., Nagaeva O.S. (2019). Estimating the factors of labour productivity growth in resource-based and non-resource regions of Russia. Fundamental research. (11). 138-143. doi: 10.17513/fr.42601.

Vodomerov N.K. (2023). The relationship between labor productivity, economic structure and foreign trade Modernization of Russia: priorities, problems, solutions. 611-618.

Volkova N.N., Romanyuk E.I. (2021). Study of the relationship between labour productivity and the sectoral structure of the gross regional product. Russian Journal of Labour Economics. 8 (7). 715-732. doi: 10.18334/et.8.7.112322.

Zinina O.V., Dalisova N.A. (2020). POTENTIAL AND TRENDS IN THE EXPORT OF AGRICULTURAL PRODUCTS IN THE REGION. Bulletin of the Altai Academy of Economics and Law. (8). 204-209. doi: 10.17513/vaael.1276.