Влияние глобального индекса неопределенности торговой политики на российский фондовый рынок

Нестерова К.В.1
1 Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Статья в журнале

Экономические отношения (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Том 15, Номер 3 (Июль-сентябрь 2025)

Цитировать эту статью:

Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=82956622

Аннотация:
Начиная с 2017 года, торговая политика администрации Дональда Трампа ознаменовала собой резкий рост протекционизма и неопределенности в международных экономических отношениях. Введение пошлин, пересмотр торговых соглашений и агрессивная риторика в адрес ключевых партнеров, включая Китай и ЕС, создали беспрецедентные вызовы для глобальных рынков. В 2025 году индексы, характеризующие неопределенность в торговой политике, находятся на исторических максимумах. В этой работе представлен обзор современных исследований, посвященных влиянию неопределенности торговой политики на экономику, с акцентом на реакцию фондовых рынков. Особое внимание уделено методологии построения новостных индексов неопределенности, которые стали важным инструментом для оценки шоков экономической политики. В эмпирической части работы оценивается влияние индексов неопределенности торговой политики США и Китая на российский фондовый рынок. Результаты указывают на отсутствие статистически значимого эффекта, в то время как цена на нефть остается ключевым фактором на всех рассматриваемых горизонтах. Тем не менее, нельзя исключать косвенного влияния неопределенности торговой политики через канал нефтяных цен, что требует дальнейшего исследования.

Ключевые слова: индекс неопределенности, торговая политика, фондовый рынок

Финансирование:
Данная статья подготовлена в рамках государственного задания РАНХиГС.

JEL-классификация: F13, F14, F36



Введение

В связи с текущими активными изменениями в торговой политике США и ответными действиями других стран в отношении принятия законов о новых торговых барьерах (см., например, обзор тенденций нарастания неопределенности в мировой торговле А.И. Евдокимова и М.Е. Гулиева [2]) возникают опасения в отношении того, могут ли новые торговые ограничения, вводимые в больших количествах, негативно повлиять на экономики третьих стран вследствие прерывания глобальных цепочек добавленной стоимости (диверсификация снабжения, увеличение страховочных запасов) и потенциального нарушения инвестиционных потоков (замедление капитальных расходов фирм, высоко интегрированных в глобальные цепочки; сокращение заказов на инвестиционные товары; повышенная дисперсия прогнозов менеджмента относительно выручки).

К предыдущим сильным шокам изменения торговой политики можно отнести эскалацию между США и Китаем в 2018-2019 гг., Brexit 2016-2020 гг. и пересмотр NAFTA/USMCA в 2018-2020 гг. Как можно заметить, такие существенные трансформации часто занимают несколько лет с начала обсуждения изменения законодательства до момента официального принятия новых законов. Поэтому стоит отметить, что подобные решения могут начать оказывать влияние на торговые и финансовые потоки еще в ходе их обсуждения. С этой точки зрения представляют интерес индексы неопределенности торговой политики. Такие индексы строятся на основе частоты упоминаний в СМИ ключевых слов, связанных с торговыми ограничениями. Таким образом, они учитывают риски, связанные с введением торговых ограничений в будущем. Однако, важно также понимать, что такие риски иногда не реализовываются. Более того, повышенное внимание в СМИ к теме может самоусиливаться, что в некоторых случаях может вносить искажения относительно фундаментальных вероятностей принятия законов. Также данная методология не позволяет четко дифференцировать будущие изменения в законодательстве и произошедшие (например, обсуждение недавно принятых актов или исторической ретроспективы), что потенциально затрудняет эмпирический анализ временных рядов.

Целью данного исследования является оценка потенциального влияния индексов неопределенности торговой политики США и Китая на российский фондовый рынок. Существующие российские исследования посвящены оцениванию влияния индексов неопределенности экономической политики в России и других странах на российскую экономику и не рассматривают отдельно составляющую торговых рисков. Учитывая заметное увеличение рисков торговых войн в мире, представляет интерес, может ли существовать эффект перелива таких рисков для российской экономики. Данные риски могут быть связаны со степенью интеграции производственных цепочек с американскими и китайскими рынками.

В данном исследовании представлен обзор современной литературы, посвященной проблематике построения индексов неопределенности экономической политики на основе текстов новостей, что позволяет определить индексы неопределенности торговой политики, используемые в расчетах. Также приводятся работы, где оценивается влияние индексов неопределенности торговой политики и экономической политики в целом на экономику. На основе рассмотренных исследований выделяются необходимые контрольные переменные для регрессии и факторы, от которых зависит степень влияния неопределенности торговой политики на экономику в краткосрочной перспективе и на долгосрочном горизонте, что позволяет сформировать рекомендации в отношении экономической политики в случае повышения торговых рисков.

Обзор литературы

Методология (новостно‑текстовый подход - news-based index) ранее активно применялась в отношении экономической политической неопределенности. Индекс неопределенности экономической политики был предложен С.Р. Бэйкером и др. в 2016 г. [14] и строится на основе частоты упоминания в крупнейших газетах ключевых слов, относящихся к изменениям в экономической политике. Для расчета отдельного индекса неопределенности в экономической политике США авторы также используют результаты опросов экспертов, проводимые ФРС США и временные положения федерального налогового кодекса. Авторы построили такие индексы для 28 стран, включая Россию. Также аналогичный индекс для Россия был построен в статье Д.А. Петровой и П.В. Трунина [8]. В 2017 г. Л. Хастед и др. [29], пользуясь данной методологией, рассчитали аналогичный индекс для неопределенности монетарной политики США. Выраженное влияние неопределенности монетарной политики на примере пресс-релизов ЦБ РФ на показатели российского денежного рынка подтверждается в работе Д.А. Петровой и П.В. Трунина [7]. Ф.В. Ульянкин и А.В. Полбин [9], применили методологию новостно-текстового анализа для построения индекса предпринимательской уверенности для России. С.А. Грязнов и др. [1] анализируют актуальность и методологию построения индекса неопределенности экономической политики в контексте российской экономики. В статье Н.В. Комаровской [4] представлено сравнение индекса неопределенности экономической политики с индексом геополитического риска, а также с индексами неопределенности фондового рынка (VIX и RVI). С.В. Ершов [3] на основе графического анализа отмечает существенное влияние индекса неопределенности глобальной экономической политики на мировую финансовую стабильность.

Таким образом, индекс неопределенности экономической политики агрегирует широкий спектр рисков, однако не выделяет шоки торговой политики. В условиях растущей неопределенности торговой политики возросла актуальность отдельного специализированного индекса. В 2019 г. Д. Калдара и др. [18] построили агрегированный индекс неопределенности торговой политики для США, а также индексы неопределенности торговой политики на уровне фирм, на основе упоминаний, связанных с торговой политикой ключевых слов в семи ведущих американских газетах (Wall Street Journal, New York Times, Washington Post и т.п.), действующих размеров тарифов и данных по выручке фирм-экспортеров. При этом осуществлялся поиск статей с 1960 г., содержащих одновременно ключевые слова, связанные с торговлей («торговля», «тариф», «импорт», «экспорт», «торговые барьеры» и т.д.) и с неопределенностью («неопределенность», «риск», «опасность», «вероятность», «прогнозирование» и др.). В случае индекса для фирм-экспортеров вместо периодических изданий используются тексты отчетов данных компаний. Таким образом, индексы отражают частоту упоминания торговой политики в контексте неопределенности в режиме реального времени вследствие его регулярного обновления и являются достаточно доступными для интерпретации благодаря прозрачности методологии построения. Также в статье Д. Калдара и др. 2020 г. [19] рассчитывается стохастическая волатильность действующих импортных тарифов. В модели для ее расчета предполагается, что тарифы и их волатильность являются авторегрессионными процессами. Авторы отмечают схожесть в динамике построенного агрегированного индекса неопределенности торговой политики и стохастической волатильности тарифов. Авторы проводят регрессионный анализ и обнаруживают значимое отрицательное влияние агрегированного индекса на валовой выпуск и валовые инвестиции в американской экономике.

В классической работе С.Р. Бэйкера и др. [14] также анализируется влияние неопределенности торговой политики как компонента индекса неопределенности экономической политики на фондовый рынок. Авторы утверждают, что эффект неоднозначен и может сглаживаться монетарной политикой.

В 2022 г. Х. Ахир и др. [12] построили глобальный индекс торговой неопределенности (Global Trade Uncertainty – GTU) с использованием данных по частоте упоминания слова «неопределенность» в контексте торговли в квартальных отчетах Economist Intelligence Unit по 143 странам с 1952 г. Индексы построены в рамках более крупного проекта по построению мирового индекса неопределенности (World Uncertainty Index – WUI). Индексы для отдельных фирм построены на основе отчетности 10‑K, где также извлекаются упоминания о ключевых словах («тариф», «торговые войны», «секция 301» и др.). Авторы отметили более высокий уровень неопределенности в развивающихся странах по сравнению с развитыми, а также относительно более заметную корреляцию в уровне неопределенности среди развитых стран в связи с более сильной торговой и финансовой интеграцией. Далее авторы построили панельную векторную авторегрессию по странам и подтвердили наличие значимого отрицательного эффекта на валовой выпуск, особенно в странах с более низким качеством институтов и менее развитыми финансовыми рынками.

В литературе существуют и более ранние подтверждения отрицательного влияние неопределенности экономической политики на экономику, в частности на фондовый рынок. Например, Л. Пастор и П. Веронези [34] получили негативный и усиливающийся в периоды спада делового цикла эффект от неопределенности на цены акций и рост премии за риск в рамках теоретической модели принятия фирмами инвестиционных решений. Б. Келли и др. [19] расширили предложенную модель и дополнили ее эмпирическим исследованием для рынков опционов на фондовые индексы 20 стран и отметили рост цен данных ценных бумаг в период саммитов и выборов, а также эффект перелива - влияние политической неопределенности в одной стране на фондовые рынки в других странах. Н. Антонкакис и др. [14] также подтвердили наличие эффекта переливов неопределенности экономической политики между странами, оценив векторную авторегрессию с меняющимися во времени параметрами для США, ЕС, Великобритании, Японии и Канады. Пик переливов в глобальной экономике по их оценкам приходится на 2018-2019 гг., когда происходили значимые шоки в торговом законодательстве. Дж. Р. Пирс и П. К. Шотт [24] получили схожие результаты сниженной инвестиционной активности для фирм, зависящих от тарифов на импорт, с помощью регрессии разностей в разностях. Х. Гулен и М. Ион [23] также показали, что неопределенность экономической политики отрицательно сказывается на инвестициях фирм и, как следствие, на их котировках, особенно в чувствительных к экономической политике отраслях, таких как высокие технологии и обрабатывающая промышленность. Ф. Ахмед и др. [13] оценили эффект от глобальных индексов геополитического риска и неопределенности экономической политики на индексы финансовой устойчивости США, Китая и России на недельных данных за 2000-2023 гг. Они отметили относительно сильную реакцию российского на глобальную неопределенность. Также было показано, что реакция на два индекса заметно различается для США и Китая. Финансовая система США мало реагирует на изменения индекса неопределенности экономической политики и чувствительная к динамике индекса геополитического риска в отдельных состояниях рынка. Китайская финансовая система напротив меньше связана с индексом геополитического риска, чем индексом неопределенности экономической политики. Я. Шэнь и др. [10] оценили регрессию влияния индекса неопределенности экономической политики Китая на волатильности китайского фондового рынка с ученов авторегрессионного характера волатильности и получили значимый отрицательный эффект. К. Сохаг и др. [36] провели оценку векторной авторегрессии с меняющимися во времени параметрами для ряда потенциальных показателей неопределенности для российской экономики (российский индекс неопределенности экономической политики, индекс фондового рынка, валютный курс, цены на нефть и металлы) за 2008-2020 гг., чтобы определить, какие из показателей являются источниками неопределенности, а какие реагируют на неопределенность. Авторы пришли к выводу, что в среднем на рассматриваемом периоде индекс неопределенности экономической политики, цены на нефть и золото и, прежде всего, индекс фондового рынка можно считать источниками неопределенности, в то время как валютный курс и цены на палладий, платину и, в особенности, серебро реагируют на неопределенность. При этом в 2008-2014 гг. индекс неопределенности экономической политики являлся основным источников неопределенности, а затем стал чистым получателем эффекта неопределенности.

В отношении эффекта неопределенности торговой составляющей экономической политики академическая литература до появления специализированных индексов неопределенности торговой политики также теоретически обосновала влияние торговой неопределенности на ожидания в принятии инвестиционных решений и решений относительно выхода на экспорт. Л. Брандт и др. [17] выявили рост производительности и прибыли китайских фирм после вступления страны в ВТО. К. Хэндли и Н. Лимао [25] показали, что вследствие наличия невозвратных издержек выхода на экспорт высокая неопределенность относительно будущих тарифов увеличивает издержки принятия решения и замедляет экспортную экспансию даже в условиях низких действующих тарифов. При этом мера неопределенности торговой политики в регрессии составлялась из оценки потерь прибыли фирм-экспортеров в Португалии до интеграции страны в ЕЭС. В последующей работе [26] авторы проиллюстрировали результаты с помощью модели частичного равновесия с гравитационной составляющей. Далее они оценили регрессии для изменения китайского экспорта в США после вступления страны в ВТО и получили оценки в размере роста китайского экспорта в США на треть вследствие снижения угрозы торговой войны с США. Также они отметили снижение уровня цен и рост благосостояния потребителей в США эквивалентные фактическому снижению тарифов на 13%. К. Чен и К. Жао [22] также получили эмпирически значимый эффект неопределенности торговой политики на волатильность экспорта на панели данных по китайским фирмам-экспортерам. В качестве меры неопределенности использовался структурный сдвиг, связанный с вступлением Китая в ВТО. При этом волатильность экспорта фирм, экспортирующих в США, снизилась, а волатильность экспорта фирм, экспортирующих в другие страны, выросла. На агрегированном уровне эффект оказался статистически незначим. К. Лиу и др. [32] изучили эффект тарифов на риски дефолта и доходности акций американских и китайских фирм и отметили негативное влияние на компании, зависящие от импорта составляющих из Китая и США.

Ограничением представленных работ можно считать отсутствие явного разделения между эффектами фактического изменения торговой политики и риска ее изменения, что не позволяет уверенно интерпретировать роль неопределенности торговой политики как таковую, несмотря на то, что авторы исследований в своей интерпретации результатов отдают предпочтение именно неопределенности в качестве основного канала влияния.

Одним из альтернативных подходов можно считать рассмотрение периодов обсуждения изменений торговой политики отдельно от периодов фактического принятия решения. Однако выборка в таком случае представляется ограниченной. М. Бианкони и др. [16] изучили эффект неопределенности в торговой политике на доходность акций американских компаний в период обсуждений в конгрессе США отмены преференциальных тарифов для Китая. Неопределенность учитывалась в виде фиктивной переменной для периода обсуждения в регрессии разности в разностях для 5655 фирм в 281 отраслях по данным за 252 месяца. Они отметили более заметное падение котировок и рост их волатильности для секторов, импортирующих промежуточные товары из Китая.

Дж. Гуо и др. [24] с помощью квантильной регрессии оценивают влияние отдельных шоков торговой политики между США и Китаем по дневным данным. Авторы рассмотрели окна в 6 дней до и после каждого события и разделили компании, торгуемые на китайском фондовом рынке на квантили по их доходностям. Они обнаружили, что шоки торговой политики оказывают влияние на рынок за 6 дней до и 5 дней после события. Влияние до события происходит через высокодоходные компании, затем эффект распространяется на низкодоходные фирмы. При разделении шоков на положительные и отрицательные было выявлено, что положительные шоки имеют более значимое влияние после события, особенно для высокодоходных компаний.

В более новом исследовании Ю. Чен и др. [21] выделяя отдельные события, идентифицируют шоки торговых войн между США и Китаем с помощью модели гетероскедастичности. Далее авторы оценивают их влияние на американский фондовый рынок. Они замечают существенный рост волатильности на рынках акций и облигаций вследствие шоков торговой политики, значимое влияние присутствует для фирм, экспортирующих в Китай, но не для фирм, импортирующих товары промежуточного потребления из Китая.

Таким образом, появление данных по индексу неопределенности торговой политики существенно расширило возможности эмпирического анализа. Однако при анализе таких региональных индексов важно также понимать, их географическая привязка исходит из выбора новостных источников и может не совсем точно отражать географическую принадлежность изменений торговой политики, например, в случае обсуждения в газетах торговых реформ между третьими странами. В то же время в глобальном индексе неопределенности торговой политики заметно более широко представлены американские СМИ, фокусируются на новостях национальной торговой политики

Ф. Аджей и М. Аджей [11] исследовали эффект индекса неопределенности торговой политики С.Р. Бейкера и др. на доходность американских компаний на фондовом рынке с помощью регрессий с обобщенной авторегрессионной условной гетероскедастичностью. Авторы показали статистическую незначимость данного фактора на фоне влияние делового цикла. Однако в случае парной регрессии они получили значимую положительную связь между индексом и доходностью фондового рынка. Н.А. Кирьязис [20] обнаружил положительное влияние индекса неопределенности торговой политики на курс биткоина также на регрессии с обобщенной авторегрессионной условной гетероскедастичностью, в то время как цены на нефть отрицательно влияют на котировки криптовалюты.

Ф. Хе и др. [27] оценили влияние индексов неопределенности торговой политики США и Китая на фондовые рынки США и Китая с 2009 по 2019 гг. по месячным данным с помощью структурной векторной авторегрессии с меняющимися во времени параметрами. Они пришли к выводу, что неопределенность торговой политики США оказывает более сильное влияние на фондовые рынки, чем неопределенность китайской торговой политики, вызывая на них большую волатильность в периоды торговых войн. При этом американский фондовый рынок отвечает на рост неопределенности торговой политики ростом, а китайский - падением.

М. Е. Хок [28] оценил влияние индекса торговой неопределенности США, Китая и Японии на доходности и волатильность фондовых рынков Индонезии, Колумбии, Мексики, Турции и ЮАР. Автор показал, что основными источниками шоков неопределенности являются США и Китай, в то время как Япония служит проводником шоков. При этом роль Китая оказывается наиболее существенной. Векторные авторегрессии с общей авторегрессионной условной гетероскедастичностью показали значимость всех трех региональных индексов неопределенности, однако с различными знаками в зависимости от страны источника торговой неопределенности и географии фондового рынка.

В недавнем исследовании Х. Лю и др. [33] построили собственный новостной индекс для неопределенности торговой политики для Китая. Затем они оценили на месячных данных влияние индекса на волатильность фондового рынка и обнаружили значимую краткосрочную связь и отсутствие среднесрочного и долгосрочного эффекта.

Таким образом, статистически значимое влияние неопределенности торговой политики на экономику обнаруживается, в основном, в краткосрочной перспективе в условиях высоких геополитических рисков и выявляется, в первую очередь, для экспортоориентированных отраслей и фирм. Эффект фактора на финансовые рынки на уровне фондовых индексов других стран представляется менее однозначным, что может зависеть от того, насколько тесно экономически связаны рассматриваемые страны. В отношении российской литературы можно заметить, что существующие работы фокусируются на неопределенности экономической политики, не выделяя составляющую торговой политики.

Оценка влияния глобальной неопределенности торговой политики на российский фондовый рынок

Следуя проанализированной литературе, проверим гипотезу влияния индексов неопределенности торговой политики в США и Китае [20] на российский фондовый рынок (индекс РТС). Как показал анализ литературы, статистическая значимость неопределенности торговой политики в других странах наблюдается не всегда и часто зависит от степени зависимости страны от торговых партнеров. По этой причине мы используем индексы для крупных экономик, являвшихся важными торговыми партнерами России на рассматриваемом периоде. Ввиду значительной зависимости российской экономики и, в частности, экспорта (см. [5]) фондового рынка от цен на нефть (как показано, например, в [6]), мы включаем в регрессию цены на нефть в качестве контрольной переменной. Поскольку, как можно видеть на рисунке 1, ряды не являются стационарными, все используемые переменные включаются в регрессию после логарифмирования и дифференцирования. Исходные данные представлены в таблице 1.

Рисунок 1 - Исходные среднемесячные данные по Индексу РТС, цене на нефть и индексам неопределенности торговой политики

Примечание - исходные данные представлены в приложении

Источник: построение авторы

Таблица 1. Исходные данные

Месяц
Год
Индекс РТС
Индекс неопределенности торговой политики США
Индекс неопределенности торговой политики Китая
Цена нефти Brent
Месяц
Год
Индекс РТС
Индекс неопределенности торговой политики США
Индекс неопределенности торговой политики Китая
Цена нефти Brent
1
2015
770,02
26,61
22,8
47,76
4
2020
1086,73
55,48
193,1
18,38
2
2015
859,38
25,19
30,4
58,10
5
2020
1165,39
66,50
547,3
29,38
3
2015
866,91
20,87
44,1
55,89
6
2020
1256,80
59,90
473,9
40,27
4
2015
1001,25
21,37
12,0
59,52
7
2020
1242,53
57,40
340,8
43,24
5
2015
1046,88
43,44
8,0
64,08
8
2020
1284,29
67,20
624,2
44,74
6
2015
952,09
44,50
37,0
61,48
9
2020
1210,56
67,80
629,9
40,91
7
2015
893,13
26,48
30,0
56,56
10
2020
1141,21
70,25
389,3
40,19
8
2015
811,25
35,42
16,0
46,52
11
2020
1237,92
69,88
1287,6
42,69
9
2015
797,31
29,25
30,7
47,62
12
2020
1375,69
98,01
591,8
49,99
10
2015
850,02
53,25
56,2
48,43
1
2021
1445,37
75,44
465,8
54,77
11
2015
861,55
30,72
197,4
44,27
2
2021
1443,89
36,86
172,0
62,28
12
2015
785,27
31,82
46,7
38,01
3
2021
1472,89
46,82
327,4
65,41
1
2016
693,00
36,03
52,1
30,70
4
2021
1472,66
47,95
226,6
64,81
2
2016
722,86
32,21
91,6
32,18
5
2021
1564,39
49,26
235,1
68,53
3
2016
844,26
54,33
181,3
38,21
6
2021
1658,15
49,35
146,6
73,16
4
2016
907,64
46,85
46,7
41,58
7
2021
1620,32
57,22
120,2
75,17
5
2016
911,21
57,42
105,1
46,74
8
2021
1654,83
39,46
315,5
70,75
6
2016
919,84
74,69
58,6
48,25
9
2021
1741,47
51,54
236,3
74,49
7
2016
940,03
46,11
105,1
44,95
10
2021
1865,75
56,06
249,4
83,54
8
2016
952,96
43,67
140,7
45,84
11
2021
1759,65
48,49
520,6
81,05
9
2016
981,32
44,25
113,8
46,57
12
2021
1604,69
37,12
318,9
74,17
10
2016
994,85
50,46
50,4
49,52
1
2022
1470,70
46,61
415,0
86,51
11
2016
995,15
111,30
87,0
44,73
2
2022
1371,09
54,30
184,3
97,13
12
2016
1117,67
105,84
108,0
53,31
3
2022
892,90
53,63
333,6
117,25
1
2017
1163,32
166,42
452,2
54,58
4
2022
1001,62
41,19
241,7
104,58
2
2017
1159,53
122,70
286,8
54,87
5
2022
1182,79
63,29
286,8
113,34
3
2017
1102,87
90,58
641,3
51,59
6
2022
1309,47
74,51
251,3
122,71
4
2017
1103,79
97,09
173,0
52,31
7
2022
1156,78
67,04
131,2
111,93
5
2017
1092,04
54,46
112,1
50,33
8
2022
1147,12
65,86
96,6
100,45
6
2017
1011,60
60,12
264,2
46,37
9
2022
1200,39
48,51
255,6
89,76
7
2017
1020,51
65,98
268,4
48,48
10
2022
1042,34
46,55
125,1
93,33
8
2017
1041,56
54,83
183,1
51,70
11
2022
1137,87
49,30
504,9
91,42
9
2017
1118,55
51,30
389,5
56,15
12
2022
1030,35
48,77
235,1
80,92
10
2017
1134,62
47,74
167,6
57,51
1
2023
987,59
52,74
113,6
82,50
11
2017
1142,26
44,03
249,2
62,71
2
2023
957,82
43,68
293,4
82,59
12
2017
1139,36
46,75
297,2
64,37
3
2023
967,85
65,44
319,6
78,43
1
2018
1261,16
73,21
280,2
69,08
4
2023
998,08
33,89
207,8
84,64
2
2018
1260,09
57,03
110,0
65,32
5
2023
1038,74
59,66
120,9
75,47
3
2018
1260,00
260,56
543,4
66,02
6
2023
1036,88
52,33
244,3
74,84
4
2018
1155,87
174,21
502,9
72,11
7
2023
1010,73
63,30
174,0
80,11
5
2018
1169,86
152,25
208,3
76,98
8
2023
1034,38
59,97
269,2
86,15
6
2018
1137,93
228,62
444,1
74,41
9
2023
1020,38
63,60
99,2
93,72
7
2018
1160,07
246,38
632,8
74,25
10
2023
1042,47
44,46
219,9
90,60
8
2018
1088,79
225,83
500,0
72,53
11
2023
1121,22
40,95
350,4
82,94
9
2018
1110,53
150,11
833,2
78,89
12
2023
1065,53
65,31
240,9
77,63
10
2018
1142,16
155,21
663,7
81,03
1
2024
1118,44
69,60
249,6
80,12
11
2018
1126,28
144,83
1071,7
64,75
2
2024
1110,65
62,58
100,0
83,48
12
2018
1106,72
164,65
363,7
57,36
3
2024
1131,21
82,19
282,0
85,41
1
2019
1161,36
141,71
437,2
59,41
4
2024
1165,23
90,97
105,0
89,94
2
2019
1195,44
127,47
439,8
63,96
5
2024
1185,57
94,48
221,0
81,75
3
2019
1202,29
94,10
905,4
66,14
6
2024
1134,30
89,06
104,2
82,25
4
2019
1249,55
91,16
392,1
71,23
7
2024
1092,61
101,37
202,9
85,15
5
2019
1258,11
189,79
513,9
71,32
8
2024
989,64
98,14
140,0
80,36
6
2019
1352,09
266,00
1425,2
64,22
9
2024
938,18
128,64
156,3
74,02
7
2019
1374,75
145,11
598,0
63,92
10
2024
894,32
147,93
102,0
75,63
8
2019
1279,61
254,22
665,9
59,04
11
2024
824,62
373,31
264,5
74,35
9
2019
1353,97
136,93
646,7
62,83
12
2024
796,68
247,68
489,8
73,86
10
2019
1358,51
139,27
487,7
59,71
1
2025
908,48
360,89
281,9
79,27
11
2019
1452,22
119,84
879,8
63,21
2
2025
1078,61
469,77
343,0
75,44
12
2019
1494,50
146,32
859,9
67,31
3
2025
1165,53
603,08
708,1
72,73
1
2020
1592,58
139,64
350,3
63,65
4
2025
1087,28
1151,36
1197,7
68,13
2
2020
1506,34
95,74
132,6
55,66
5
2025
1108,96
723,13
734,2
64,45
3
2020
1050,80
61,23
105,9
32,01






Источник: [14], [20], investing.com

Индекс неопределенности торговой политики отражает, в основном, изменения американской торговой политики. Поэтому мы также рассмотрим индекс неопределенности торговой политики для Китая Бэйкера-Блума [14]. Таким образом, регрессия выглядит следующим образом:

где - индекс РТС, - индекс неопределенности торговой политики Калдара-Иаковелло [20], - индекс неопределенности торговой политики для Китая Бэйкера-Блума [14], - цена на нефть Brent, параметр – свободный член регрессии, – эластичность индекса РТС по неопределенности торговой политики в США, – эластичность индекса РТС по неопределенности торговой политики в Китае, – эластичность индекса РТС по цене на нефть, – ошибка регрессии.

Мы используем среднемесячные данные по всем переменным с января 2015 г. по май 2025 г. Также мы отдельно оцениваем две подвыборки: до 2015-2019 гг. и 2015-2021 гг., исключая шоки пандемии и санкций. Оценка производится методом наименьших квадратов. Зависимой переменной выступает индекс РТС, объясняющими переменными служат индекс неопределенности торговой политики США и индекс неопределенности торговой политики Китая, контрольной переменной являются цены на нефть, в регрессию включается константа. Результаты оценки шести регрессий представлены в таблице 2. Приведены коэффициенты и уровни значимости (вероятности нулевого влияния факторов) для каждой объясняющей переменной.

Таблица 2. Влияние глобальной неопределенности торговой политики на российский фондовый рынок


2015-2025
2015-2021
2015-2019
2015-2025
2015-2021
2015-2019
TPU
0,007
(0,482)
0,023
(0,171)
0,013
(0,369)
0,003
(0,789)
0,022
(0,203)
0,014
(0,142)
TPUchi
-
-
-
0,004
(0,669)
0,002
(0,836)
-0,002
(0,843)
oil
0,240***
(0,000)
0,323***
(0,000)
0,440***
(0,000)
0,240***
(0,000)
0,323***
(0,000)
0,440***
(0,000)
const
0,002
(0,728)
0,007
(0,238)
0,008
(0,142)
0,002
(0,728)
0,007
(0,238)
0,008
(0,142)
Примечание - *** - уровень значимости < 0,001.

Источник: расчеты автора

Вначале оценивается регрессия на всем периоде с контрольной переменной цен на нефть и индексом неопределенности торговой политики США без учета индекса неопределенности торговой политики Китая. Как можно видеть из таблицы 1, цена на нефть является значимой объясняющей переменной для индекса РТС.

Затем мы оцениваем такую же регрессию на подвыборках 2015-2021 гг. и 2015-2019 гг. Эффект неопределенности американской торговой политики остается незначимым, несколько усиливается положительное влияние нефтяных цен на индекс РТС при рассмотрении более ранних периодов. Так в 2015-2025 гг. эффект от увеличения прироста нефтяных цен на 1% оценивается на уровне увеличения прироста индекса РТС на 0,240%,. В 2015-2021 гг. аналогичное изменение нефтяных котировок приводило к увеличению прироста индекса РТС на 0,323%, а в 2015-2019 гг. - в среднем на 0,440%.

Далее в регрессию добавляется фактор неопределенности китайской торговой политики. Модель оценивается на всем периоде, что дает незначимые результаты для индексов неопределенности торговой политики США и Китая. Сохраняется высокий уровень значимости для нефтяных цен. Также оцениваются подпериоды 2015-2019 гг. и 2015-2021 гг. Уровень значимости и коэффициенты положительного влияние нефтяных цен на индекс РТС остаются неизменными по сравнению с результатами регрессии без китайского индекса неопределенности. На периоде 2015-2019 гг. индекс неопределенности приближается к порогу значимости 10%, однако его не достигает. То есть вероятность того, что фактор оказывает нулевое влияние на индекс РТС составляет 14,2 %, что является выше статистически значимого порога.

Таким образом, цены на нефть являются единственным значимым фактором для индекса фондового рынка на всех рассматриваемых периодах. Статистическая значимость показателя находится на высоком уровне. Влияние индексов неопределенности торговой политики оказывается незначимым для российского фондового рынка. Нами также были рассмотрены регрессии с лагами объясняющих переменных, где незначимость индексов сохранилась.

Можно заключить, что значимый эффект от неопределенности американской и китайской торговой политики на российский фондовый рынок на уровне месячных данных не обнаружен, что согласуется, например, с результатами, полученными в исследовании Ф. Аджей и М. Аджей [11], где оценивалось влияние американского индекса неопределенности торговой политики на американский фондовый рынок с контролем на влияние делового цикла. В случае представленных расчетов, влияние неопределенности торговой политики на российский фондовый рынок может в некоторой степени оказываться через канал изменения цены на нефть. Стоит также отметить, что представленные индексы неопределенности торговой политики, построенные по данным из американских и китайских новостных изданий, не различают, против каких государств направлены обсуждаемые меры. В связи с этим, существенная доля событий приходится на торговые войны между США и Китаем. Таким образом, полученные результаты также указывают на относительную независимость российского фондового рынка от торговых войн между США и Китаем в отличие от других развивающихся экономик, исследованных в работе М.Е. Хока [28].

Заключение

В условиях возрастающей актуальности торговых войн между США и другими странами индекс неопределенности торговой политики [18] стал важным специализированным инструментом, позволяющим аналитикам и исследователям вычленять вклад торговой компоненты политической неопределенности в макроэкономической динамике. Исходя из проведенного анализа современной академической литературы можно сделать выводы о том, что негативное влияние неопределенности торговой политики в национальной экономике наиболее сильно выражено в отраслях, связанных с глобальными цепочками поставок, в то время как компании, ориентированные на внутренний спрос, демонстрируют меньшую чувствительность. Таким образом, на агрегированном уровне эффект оказывается существенно слабее. Значимый эффект чаще проявляется в краткосрочной перспективе в периоды высоких геополитической эскалации.

С точки зрения практики это означает, что в случае роста геополитической напряженности в области торговых отношений с другими странами может быть актуально временное субсидирование отраслей и предприятий, торгующих конечной продукцией и товарами промежуточного потребления с соответствующими странами. Более того, меры поддержки могут требоваться до введения конкретных торговых ограничений в период их обсуждения или угрозы из введения.

В отношении влияния индексов на экономики других стран результаты исследований оказываются менее однозначными. Как показали проведенные в работе расчеты, в отношении российского фондового значимого влияния неопределенности торговой политики в США и Китае не обнаруживается, в то время как цена на нефть является значимой объясняющей переменной на всех рассмотренных периодах, что, тем не менее, не исключает некоторого эффекта неопределенности торговой политики через канал нефтяных цен. Положительный эффект однопроцентного увеличения прироста нефтяных цен на последних данных оценивается на уровне дополнительного прироста индекса РТС в размере 0,24%. Таким образом, риски изменения торговой политики в США и Китае по большей части отражают торговые войны между этими странами и представляются, в основном, связанным с экономикой этих стран и не оказывающими существенного эффекта на российский фондовый рынок. В отношении российской экономики можно утверждать о достаточной степени независимости от внешних торговых войн и об отсутствии необходимости реагирования на них какими-либо мерами экономической политики.

Дальнейшее исследование потенциала влияния неопределенности торговой политики может проводиться в двух направлениях. Может представлять интерес построение индекса неопределенности торговой политики по российским новостным источникам. Такой индекс может отслеживать появление торговых рисков, непосредственно относящихся к российской экономике. Однако в данном случае в методологии построения важно учитывать методы дифференциации между новостями, связанными с торговыми отношениями других стран с Россией, и информацией, относящейся к обсуждению торговых войн между третьими странами. Также может представлять интерес оценивание влияния торговой неопределенности на отдельные отрасли с более высокой концентрацией экспортоориентированных фирм, например, сырьевой сектор. В данном случае может быть информативным проведение оценок не только для динамики индексов фондового рынка, но и для их волатильности, поскольку неопределенность торговой политики может также сказываться на неопределенности на фондовом рынке.


Источники:

1. Грязнов С.А., Николаева И.В., Грязнов Н.С. К вопросу о неопределенности экономической политики: Российский контекст // Экономика и бизнес: теория и практика. – 2024. – № 1-1. – c. 93-95. – doi: 10.24412/2411-0450-2024-1-1-93-95.
2. Евдокимов А.И., Гулиев М.Е. Международная торговая неопределенность: Тенденции, проблемы и позиции // Проблемы современной экономики. – 2019. – № 2. – c. 59-66. – url: https://www.m-economy.ru/art.php?nArtId=6607.
3. Ершов М.В. О перспективах финансовой стабильности на современном этапе // Деньги и кредит. – 2017. – № 6. – c. 59-65. – url: https://rjmf.econs.online/archive/2017/6/o-perspektivakh-finansovoy-stabilnosti-na-sovremennom-etape/.
4. Комаровская Н.В. Способы изменения экономической неопределенности // ЭТАП: экономическая теория, анализ, практика. – 2024. – № 6. – c. 82-104. – doi: 10.24412/2071-6435-2024-6-82–104.
5. Куровский Г. С., Полбин А. В. Построение индекса волатильности цен товаров российского экспорта // Деньги и кредит. – 2017. – № 11. – c. 59-65. – url: https://rjmf.econs.online/upload/iblock/863/Kurovsky2017-11.pdf.
6. Ломоносов Д.А., Полбин А.В., Фокин Н.Д. Влияние шоков мировой деловой активности, предложения нефти и спекулятивных нефтяных шоков на экономику РФ // Экономический журнал Высшей школы экономики. – 2021. – № 2. – c. 227–262. – doi: 10.17323/1813-8691-2021-25-2-227-262.
7. Петрова Д.А., Трунин П.В. Анализ влияние пресс-релизов ЦБ РФ на показатели денежного рынка // Бизнес-информатика. – 2021. – № 15(3). – c. 24-34. – doi: 10.17323/2587-814X.2021.3.24.34.
8. Петрова Д.А., Трунин П.В. Оценка уровня неопределенности экономической политики // Деньги и кредит. – 2023. – № 82(3). – c. 48-61. – url: https://rjmf.econs.online/2023/3/estimation-of-economic-policy-uncertainty/.
9. Ульянкин Ф.В., Полбин А.В. Построение индекса предпринимательской уверенности в России на основе анализа тональности новостных текстов в интернете // Экономическое развитие России. – 2020. – № 27(6). – c. 22-27. – url: https://elibrary.ru/item.asp?id=43107908.
10. Шэнь Я., Ма Т., Чжан С. Индекс неопределённости экономической политики и волатильность фондового рынка Китая применительно к России // Инновации и инвестиции. – 2019. – № 9. – p. 99-104. – url: https://cyberleninka.ru/article/n/indeks-neopredelennosti-ekonomicheskoy-politiki-i-volatilnost-fondovogo-rynka-kitaya-primenitelno-k-rossii/viewer.
11. Adjei F., Adjei M. Trade policy uncertainty, market return, and expected return predictability // Journal of Finance and Economics. – № 9(3). – p. 106-114. – doi: 10.1108/JFEP-11-2016-0074.
12. Ahir H., Bloom N., Furceri D. The world uncertainty index. No. w29763, 2022. National bureau of economic research. [Электронный ресурс]. URL: https://www.nber.org/system/files/working_papers/w29763/w29763.pdf.
13. Ahmed F., Sohag K., Mariev O. Response of Financial Stress in Russia, China, and USA: the Role of Global Geopolitical and Economic Uncertainty // R-Economy. – 2025. – № 11(1). – p. 110-137. – doi: 10.15826/recon.2025.11.1.007.
14. Antonakakis N., Gabauer D., Gupta R., Plakandaras V. Dynamic connectedness of uncertainty across developed economies: A time-varying approach // Economics Letters. – 2018. – № 166. – p. 63-75. – doi: 10.1016/j.econlet.2018.02.011.
15. Baker S.R., Bloom N., Davis S.J. Measuring Economic Policy Uncertainty // Quarterly Journal of Economics. – 2016. – № 4. – p. 1593-1636. – doi: 10.1093/qje/qjw024.
16. Bianconi M., Esposito F., Sammon M. Trade policy uncertainty and stock returns // Journal of International Money and Finance. – 2021. – № 119. – p. 102492. – doi: 10.1016/j.jimonfin.2021.102492.
17. Brandt Loren, Van Biesebroeck Johannes, Wang Luhang, Zhang Yifan WTO Accession and Performance of Chinese Manufacturing Firms // American Economic Review, American Economic Association. – 2017. – № 107(9). – p. 2784-28201. – doi: 10.1257/aer.20121266.
18. Caldara D., Iacoviello M., Molligo P., Prestipino A., Raffo A. Does trade policy uncertainty affect global economic activity? 2019. [Электронный ресурс]. URL: https://www.federalreserve.gov/econres/notes/feds-notes/does-trade-policy-uncertainty-affect-global-economic-activity-20190904.html?utm_source=substack&utm_medium=email.
19. Caldara D., Iacoviello M., Molligo P., Prestipino A., Raffo A. The Economic Effects of Trade Policy Uncertainty // Journal of Monetary Economics. – 2020. – № 109. – p. 38–59. – doi: 10.1016/j.jmoneco.2019.11.002.
20. Caldara D., Iacoviello M. Measuring Geopolitical Risk // American Economic Review. – 2022. – № 112(4). – p. 1194–1225. – doi: 10.1257/aer.20190356.
21. Chen Y., Fang J., Liu D. The effects of Trump’s trade war on US financial markets // Journal of International Money and Finance. – 2023. – № 134. – p. 102842. – doi: 10.1016/j.jimonfin.2023.102842.
22. Chen X., Zhao X. Export volatility with trade policy uncertainty: Evidence from China // The World Economy. – 2021. – № 44(12). – p. 3534-3549. – doi: 10.1111/twec.13128.
23. Gulen H., Ion M. Policy Uncertainty and Corporate Investment // Review of Financial Studies. – 2016. – № 29(3). – p. 523–564. – doi: 10.1093/rfs/hhv050.
24. Guo J., Liu L., Tang Y. The influence of trade friction on the stability of stock market: Evidence from China // Heliyon. – 2023. – № 9(10). – doi: 10.1016/j.heliyon.2023.e20446.
25. Handley K., Limão N. Trade and investment under policy uncertainty: theory and firm evidence // American Economic Journal: Economic Policy. – 2015. – № 7(4). – p. 189-222. – doi: 10.1257/pol.20140068.
26. Handley K., Limão N. Policy Uncertainty, Trade, and Welfare. Policy uncertainty, trade, and welfare: Theory and evidence for China and the United States // American economic review. – 2017. – № 107(9). – p. 2731-2783. – doi: 10.1257/aer.20141419.
27. He F., Lucey B., & Wang Z. Trade policy uncertainty and its impact on the stock market-evidence from China-US trade conflict // Finance Research Letters. – 2021. – № 40. – p. 101753. – doi: 10.1016/j.frl.2020.101753.
28. Hoque M. E., Soo-Wah L., Uddin M. A., Rahman A. International trade policy uncertainty spillover on stock market: Evidence from fragile five economies // The Journal of International Trade & Economic Development. – 2023. – № 32(1). – p. 104-131. – doi: 10.1080/09638199.2022.2072520.
29. Husted Lucas, John Rogers, Bo Sun Monetary Policy Uncertainty. / International Finance Discussion Papers 1215., 2017.
30. Kelly B., Pástor Ľ., Veronesi P. The price of political uncertainty: Theory and evidence from the option market // The Journal of Finance. – 2016. – № 71(5). – p. 2417-2480. – doi: 10.1111/jofi.12406.
31. Kyriazis N. A. Trade policy uncertainty effects on macro economy and financial markets: an integrated survey and empirical investigation // Journal of risk and financial management. – 2021. – № 14(1). – p. 41. – doi: 10.3390/jrfm14010041.
32. Liu X., Zhang Y., Wang Z., Rao Q., Yang M. Does trade friction exacerbate stock price crash risk? Evidence from China // Finance Research Letters. – 2025. – № 77. – p. 107026. – doi: 10.1016/j.frl.2025.107026.
33. Liu H., Yu J., Tang G., Chen J. External trade policy uncertainty, corporate risk exposure, and stock market volatility // China Economic Review. – 2025. – № 89. – p. 102331. – doi: 10.1016/j.chieco.2024.102331.
34. Pastor Ľ., & Veronesi P. Uncertainty about Government Policy and Stock Prices // Journal of Finance. – 2012. – № 67(4). – p. 1219–1264. – doi: 10.1111/j.1540-6261.2012.01746.x.
35. Pierce J. R., Schott P. K. Investment responses to trade liberalization: Evidence from US industries and establishments // Journal of International Economics. – 2018. – № 115. – p. 203-222. – doi: 10.1016/j.jinteco.2018.09.005.
36. Sohag K., Husain Sh., Chukavina K., Mamun Md.Al. Policy Uncertainty, Oil Price, Stock Market and Precious Metal Markets Volatility Spillovers in the Russian Economy // Economy of Regions. – 2022. – № 18 (2). – p. 383-397. – doi: 10.17059/ekon.reg.2022-2-6.
37. Yildirim H., Ince-Yenilmex M. The relationship of economic policy uncertainty with the stock market index and the exchange rate: The case of Russia // Journal of new economy. – 2025. – № 26(1). – p. 69-86. – doi: 10.29141/2658-5081-2025-26-1-4.

Страница обновлена: 05.10.2025 в 22:21:48

 

 

The impact of the World Trade Uncertainty Index on the Russian stock market

Nesterova K.V.

Journal paper

Journal of International Economic Affairs (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Volume 15, Number 3 (July-september 2025)

Citation:

Abstract:
Since 2017, the trade policy of the Donald Trump administration has marked a sharp increase in protectionism and uncertainty in international economic relations. The imposition of tariffs, the renegotiation of trade agreements, and aggressive rhetoric against key partners, including China and the EU, have created unprecedented challenges for global markets. In 2025, the indices characterizing uncertainty in trade policy are at historical highs. The article provides an overview of current research on the impact of trade policy uncertainty on the economy, with an emphasis on stock market reactions. Special attention is paid to the methodology of constructing news uncertainty indices, which have become an important tool for assessing economic policy shocks. The empirical part of the work evaluates the impact of the US and China trade policy uncertainty indices on the Russian stock market. The results indicate that there is no statistically significant effect, while the price of oil remains a key factor on all horizons under consideration. Nevertheless, the indirect impact of trade policy uncertainty through the oil price channel cannot be excluded. This requires further analysis.

Keywords: uncertainty index, trade policy, stock market

Funding:
Данная статья подготовлена в рамках государственного задания РАНХиГС.

JEL-classification: F13, F14, F36