Обеспечение безопасности труда в концепции устойчивого ESG-развития предприятий горно-металлургического комплекса

Введение

С течением времени парадигма устойчивого развития, представленная через систему ESG-ориентиров (Environmental, Social, Governance), эволюционировала от декларативного лозунга к управляющему императиву для базовых отраслей. Именно горно-металлургический комплекс, обладающий как высокой экологической нагрузкой, так и значительным социальным «следом», оказался в центре этой трансформации. Согласно аналитическим материалам Национального рейтингового агентства (НРА) [24] за 2024 г., металлургические и горнодобывающие корпорации демонстрируют наиболее заметную активность в ESG-повестке среди индустриальных сегментов. При этом усреднённый результат по экологическому блоку (0,61) ощутимо отстаёт от показателей по социальному и управленческому направлениям (по 0,75) [21].

Актуальность исследования обусловлена усиливающимся диссонансом: при декларируемой приверженности принципам ESG отрасль по-прежнему относится к зонам повышенного промышленного риска, где вопросы промышленной безопасности и охраны труда (далее - ПБиОТ) остаются крайне значимыми. Вследствие этого формируется методологический пробел: влияние зрелости систем ПБиОТ на итоговую устойчивость компаний исследовано недостаточно, а социальная составляющая («S») зачастую освещается лишь формально, без раскрытия причинно-следственных связей между культурой безопасности, качеством корпоративного управления и долговременной ценностью бизнеса.

Целью статьи выступило проведение анализа особенностей обеспечения безопасности труда в концепции устойчивого ESG-развития предприятий горно-металлургического комплекса.

Научная новизна работы заключается в доказательстве устойчивой связи между зрелостью механизмов обеспечения промышленной безопасности и итоговым ESG-рейтинговым баллом горно-металлургических компаний. Это позволяет интерпретировать безопасность не как расходный элемент, а как стратегический драйвер формирования устойчивой стоимости.

Выдвигаемая авторская гипотеза состоит в том, что сохраняющийся высокий уровень травматизма, даже при позитивной динамике природоохранных и финансовых метрик, является принципиальным барьером для достижения высоких ESG-оценок, что указывает на структурные дефекты компоненты «G» (Governance) и нейтрализует усилия компании в иных аспектах устойчивого развития.

Материалы и методы

Имеющиеся в открытом доступе исследования по теме обеспечения безопасности труда в контексте ESG-устойчивости предприятий горнометаллургического комплекса (ГМК) можно сегментировать по пяти взаимосвязанным направлениям.

Первым направлением является формирование понятийного ядра «ESG-перехода» и его роли в парадигме устойчивого развития экономики. Здесь Довбий И. П., Кобылякова В. В., Минкин А. А. [2] подчёркивают смещение акцента с «экономики акционеров» к экономике заинтересованных сторон, что обязывает включать компоненты охраны труда и промышленной безопасности в стратегические KPI компаний. Кроме того, теория стейкхолдеров позволяет, по мнению А.Л. Кудряшова, провести приоритезацию интересов заинтересованных сторон и повысить эффективность взаимодействия с ними, обоснованность принятия решений и уровень доверия [10]. Измайлова М.А. [8] рассматривает ESG как естественную эволюцию корпоративной социальной ответственности и показывает, что безопасность труда становится ключевым «социальным» триггером доверия стейкхолдеров. Радько А.А. [20] конкретизирует институциональные рамки: переход от деклараций к «ESG-политике», где безопасность фиксируется в корпоративных кодексах и публичной отчётности. Наконец, Османова З.О. [15] акцентирует, что в российских реалиях именно S-компонента (охрана труда, охрана здоровья, социальный диалог) становится медиатором между экологическими и управленческими инициативами.

Вторым направлением является блок методологий измерения и рейтингов. Жатикова Д.В. и Щербаченко П.С. [7] систематизируют подходы Bloomberg, MSCI, Refinitiv и российских агентств, демонстрируя высокую вариативность весов «безопасностного» индикатора: от 5 % в глобальных моделях до 20 % в отраслевых ГМК-рейтингах. «Эксперт РА» в обновлённой методике 2024 г. закрепляет отдельный субиндекс G2 «Безопасность труда и производственные риски», включая коэффициент частоты травматизма с потерей трудоспособности (LTIFR) [14]. Национальное рейтинговое агентство в своем обзоре подчёркивает, что именно наравне с климатическими рисками публичное раскрытие данных по тяжести травмы (injuries severity) становится критерием перехода в «продвинутую» ESG-группу [21]. В другом обзоре фиксируют методологическую дисперсию: компании пытаются одновременно соответствовать стандартам GRI (Глобальная инициатива по отчётности), SASB (Совет по стандартам учёта в области устойчивого развития) и TCFD (Рабочая группа по вопросам раскрытия финансовой информации, связанной с изменением климата, при Совете по финансовой стабильности), что порождает дублирование метрик безопасности и затрудняет бенчмаркинг [4]. В целом, как для зарубежных, так и для российских рейтингов (RAEX (Эксперт РА), НРА (Национальное рейтинговое агентство)) [5, 24-25] характерно отсутствие единства в критериях, факторах, рейтинговых категориях [29].

Третья смысловая ниша — отраслевые модели оценки устойчивости. Самарина В.П., Скуфьина Т.П., Савон Д.Ю. [26] предлагают интегрированный показатель, где коэффициент техногенной безопасности становится «жёстким ограничением» для итогового индекса устойчивости компании. Майорова Т.В., Пономарева О. С., Павлова И. Е. [12] конкретизируют критерии «металлургического» устойчивого развития, вводя пороговые значения для общего регистрируемого коэффициента аварийности (TRIR < 0,4) и уровня смертности в результате производственных травм (FAR = 0). Петухов А.В. [19] развивает динамический подход: модель панельных данных демонстрирует обратную зависимость между уровнем безопасности и стоимостью заёмного капитала металлургических корпораций. Эти работы показывают, что безопасность перестаёт быть лишь социальным атрибутом и становится финансово осязаемым фактором.

Четвёртый исследовательский кластер формирует эмпирическую базу корпоративной отчётности. «Северсталь» в отчёте-2023 заявляет «Vision Zero» и связывает достижение коэффициента LTIFR = 0,6 с доступом к зелёным кредитным линиям [3]. «Металлоинвест» демонстрирует снижение CO²-интенсивности на фоне нулевой смертности работников и третьих лиц, подчёркивая роль аудитов безопасности подрядчиков [16]. Новолипецкий металлургический комбинат (НЛМК) выводит KPI (ключевые показатели эффективности) по безопасности на уровень долгосрочной мотивации топ-менеджеров, интегрировав их в программу L-TIP [17]. Эти данные подтверждают тезис о рыночном «премировании» компаний, способных доказать системное управление безопасностью. Опыт флагманов отрасли позволяет применять методы бенчмаркинга в исследованиях проблем безопасности в контексте ESG-устойчивости.

Наконец, институционально-регулятивное измерение раскрывают материалы Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП). Коллективное исследование под редакцией А.Н. Шохина показывает, что диалог бизнеса и государства сдвигается от «контроль-надзор» к модели соподдержки: государство стимулирует внедрение цифровых систем HSE-контроля (система управления рисками (Health, Safety, Environment)) через налоговые льготы и субсидии (пример пилота в Кузбассе) [1].

Таким образом, несмотря на широкий охват в исследованиях, недостаточно освещёнными проблемами являются, во-первых, исследования, связывающие показатели промышленной безопасности с долговыми спрэдами и страховыми тарифами — то есть с прямыми финансовыми эффектами ESG. Во-вторых, практически не проработана пространственная специфика: влияние региональной инфраструктуры безопасности (медицинская эвакуация, экологический мониторинг) и региональной специфики на ESG-оценку и развитие предприятий ГМК. Эти проблемы открывают перспективы для дальнейших исследований и разработки унифицированных, верифицируемых инструментов оценки безопасности в системе ESG-управления, построенной на непротиворечивой методологической базе.

Важно отметить, что системное решение проблем безопасности труда предполагает имплементацию принципов ESG в повседневную деятельность [23] предприятия. Учитывая активную роль конвергентных технологий, размывающих границы естественного и искусственного, ведущих к трансформации субъекта и объекта управления [13], предприятие ГМК следует рассматривать как социотехноприродную систему [13], со средовой логикой изучения (согласно концепции Г. Клейнера [9]). При этом ESG-трансформацию следует понимать как стратегическое изменение бизнес-модели, с внедрением ценностных механизмов управления и целевым поддержанием ее устойчивости. Ценностное содержание устойчивого ESG-развития поддерживается в рамках стейкхолдерского подхода к пониманию бизнес-модели [30]. Средовая логика исследования и стейкхолдерский подход демонстрируются, например, в механизмах вовлечения подрядчиков в системную работу ПАО «ГМК «Норильский никель» по повышению уровня промышленной безопасности [22].

Результаты и обсуждения

В контексте ESG-оценки горно-металлургического комплекса методологически оправдано начинать исследование с дискретизации совокупного индикаторного пространства на автономные, но взаимосвязанные блоки, после чего ‒ анализировать возникающие эффекты суперпозиции между ними. При таком подходе компонент «S» (Social) становится не просто перечнем разрозненных метрик–– от социальной политики до взаимодействия с заинтересованными сторонами, а сложной системой, внутри которой каждый показатель обретает вес благодаря своей способности усиливать либо нивелировать воздействие других элементов [8, 15].

Для отрасли с высокой техногенной нагрузкой именно метрики промышленной безопасности и охраны труда выполняют функцию «якорного» социального индикатора: как количественно измеримого, так и крайне важного для долгосрочной устойчивости бизнеса. В ряде исследований, в том числе у Самариной В. П. и соавт. [26], блок ПБиОТ обоснованно выделяется в категорию «повышенной материальности», поскольку повышение производственного риска мгновенно конвертируется в социальные и репутационные потери, а впоследствии –– в прямые финансовые издержки. На рисунке 1 отображена динамика коэффициента LTIFR по выборке ведущих российских металлургических и горнодобывающих компаний.

Рисунок 1. Усредненная динамика коэффициента частоты травматизма с потерей трудоспособности LTIFR (на 1 млн. чел.-час.) на предприятиях ГМК России (2021-2024 гг.) (составлено авторами на основе анализа [3, 16, 17]).

Несмотря на устойчивое снижение коэффициента LTIFR, сами по себе его абсолютные значения, а тем более неизменная величина смертельного травматизма (FAR), указывают на присутствие глубинных системных изъянов. Данные метрики выступают не просто индикаторами операционной дисциплины, но и лакмусовой бумажкой степени зрелости корпоративного управления — компонента «G» [20]. Нельзя говорить о полноценном ESG-подходе, если в компании отсутствует комплексная, проактивная система управления рисками, с ценностной ориентацией на жизнь и здоровье сотрудников. Таким образом, охрана труда подтверждает свой статус не вспомогательной функции, а сквозного стратегического процесса. В таблице 1 приведён сравнительный анализ формальных и содержательных показателей безопасности, применяемых в ESG-оценке.

Таблица 1. Сравнительный анализ индикаторов безопасности в ESG-контексте (составлено авторами на основе анализа [3, 12, 16, 17, 26]).

Внедрение практик по охране труда и промышленной безопасности в контекст ESG-повестки предполагает фундаментальный сдвиг от реактивного реагирования на происшествия к превентивному, риск-ориентированному и ценностно наполненному управлению. Центральное место в этом процессе занимает компонент «G» — корпоративное управление, что многократно подчёркнуто в работах о взаимодействии бизнеса и государственного регулирования [1]. Без активного участия Совета директоров и первых лиц компании построить действенную систему безопасности принципиально невозможно: стратегические приоритеты и культура ответственности формируются именно на этом уровне.

Показателями зрелости корпоративного управления служат, в частности, создание при Совете директоров профильного комитета по промышленной безопасности и устойчивому развитию, а также интеграция метрик безопасности труда (таких как коэффициент LTIFR) в систему ключевых показателей эффективности топ-менеджмента — данный подход настойчиво рекомендован регуляторами и лучшими корпоративными практиками [4, 14].

Анализ опыта ESG-трансформации горнометаллургических предприятий [3, 16, 17] позволил сформулировать ряд принципов управления ESG-развитием в отрасли: учет отраслевых и региональных особенностей; проактивность управления; рассмотрение компании как социотехноприродной системы; цифровизация и циркуляризация бизнес-модели; формирование культуры безопасности [6], внедрение ценностных приоритетов управления; поддержание энергоэффективности; сочетание средовой и процессной логики анализа; вовлечение заинтересованных сторон, развитие инновационности процессов, продуктов и менеджмента.

Концептуальная схема взаимосвязи элементов ESG с позиции промышленной безопасности представлена на рисунке 2, где продемонстрировано, как надёжное управление рисками усиливает как экологическую (E), так и социальную (S) составляющие, а прозрачная и ответственная структура управления (G) служит системным каркасом всей модели.

Рисунок 2. Модель интеграции промышленной безопасности в структуру ESG (составлено авторами на основе анализа [14, 15, 19, 26-28]).

Схема, представленная на рисунке 2, наглядно демонстрирует, что целенаправленные вложения в развитие культуры корпоративной безопасности (G-компонент) ведут к заметному снижению социальных рисков (S), а это, в свою очередь, минимизирует вероятность возникновения простоев и аварий, сопровождающихся тяжёлыми экологическими последствиями (E). Примером служит аварийный прорыв дамбы хвостохранилища: одно событие одновременно проявляется как промышленно-техническая катастрофа, социальная трагедия для локального населения и крупномасштабное экологическое бедствие [2, 8]. Таким образом, инвесторы и иные заинтересованные стороны получают возможность оценивать не разрозненные индикаторы, а целостность и устойчивость бизнес-модели, что полностью согласуется с интегральным подходом, разработанным Самариной В. П. [26].

Эмпирические данные подтверждают, что признанные флагманы отрасли уже движутся в данном направлении [27]. Риски, связанные с ПБиОТ остаются значимыми для 90% компаний, а темы здоровья и безопасности на рабочем месте - в приоритете для предприятий отрасли [11]. Сложилось понимание, что 90-96% происшествий имеют своей причиной небезопасное поведение работников, а значит, могут быть предотвращены только проактивными действиями [28] и ценностным управлением.

Детальный разбор ESG-рейтинга НРА [21, 24] показывает: предприятия горно-металлургического комплекса с «продвинутым» уровнем зрелости (НЛМК, «Северсталь», «Русал» и др.) не только располагают комплексом формальных политик, но и фиксируют показатели травматизма статистически ниже среднеотраслевых. В упомянутом отчёте отмечено, что у 83 % изученных промышленных компаний коэффициент смертельного травматизма практически равен нулю, а у 74 % – уровень тяжёлого травматизма также остаётся минимальным [21]. В таблице 2 представлено распределение предприятий по стадиям зрелости культуры безопасности по шкале П. Хадсона в сопоставлении с уровнями кривой Б. Бредли.

Таблица 2. Сопоставление уровней зрелости культуры безопасности (проактивная шкала П. Хадсона и уровни кривой Б. Брэдли) с оценкой распределения уровней на основе анализа авторами [1, 21, 26]

Оценка по обеим методикам производится посредством опроса персонала. Проактивными в широком смысле могут считаться два последних уровня в каждой из шкал, ценностный уровень – последний, именно на этом уровне определяющее значение в управлении ПБиОТ приобретает зрелая культура безопасности. Существует опыт и методика согласованного использования двух шкал для оценки уровня культуры безопасности консалтинговой компании Tactise, специализирующейся на трансформации культуры [18]. В методологии Tactise также используется метод опроса, что не позволяет провести сравнительную оценку компаний отрасли извне, за пределами консалтинговых проектов.

Среди инновационных подходов в оценке уровня зрелости культуры – подход с использованием нейротехнологий, позволяющий повысить достоверность опросов и исключить социально-ожидаемые ответы. Одна из методик предполагает использование приложения In-Eo (лат. «на самом деле»), выбор ответа (да/нет) происходит наклоном смартфона, с помощью гироскопа и акселерометра определяется степень важности и уверенности работника. Это позволяет обеспечить достоверность до 97%, удобство и простоту проведения опросов, методика также применима только в пределах консалтингового проекта.

В ходе исследования была разработана система индикаторов для оценки уровня культуры безопасности извне, по управленческим действиям, отраженным в отчетах устойчивого развития, стандартах и положениях по вопросам организации ПБиОТ, пресс-релизах 20 компаний отрасли. По мере роста уровня зрелости культуры предполагается увеличение уровня ответственности, информированности и доверия. Проактивность в культуре безопасности проявляется в превентивных мероприятиях и действиях, готовности искать причины инцидентов, высокой степени самостоятельности работников, командной работе. Среди индикаторов: наставничество, поддержка инициативы, внедрение инноваций и наличие развитых каналов коммуникации и обратной связи. На основании открытых данных компании отрасли были распределены по уровням культуры безопасности. Наблюдается четкая зависимость между уровнем декларируемой зрелости культуры безопасности и позицией компаний в ESG-рэнкингах. Понимание текущего уровня зрелости культуры безопасности позволяет выбрать комплекс мер по переходу на следующий уровень и повысить эффективность управления ПБиОТ.

Задача перехода отечественных предприятий горно-металлургического комплекса от преимущественно реактивного подхода к полноформатной проактивной модели управления ПБиОТ представляет собой стратегическую веху их дальнейшего развития. Достижение этого уровня требует не просто точечного внедрения автоматизированных систем мониторинга и дистанционного управления опасными производственными операциями; речь идёт о трансформации организационной культуры в целом. В центре внимания — формирование «нулевой толерантности» к нарушениям правил и закрепление у каждого работника чёткого осознания личного вклада в безопасность. Тем самым вопросы охраны труда перестают быть уделом специализированного подразделения и интегрируются в корпоративный «геном», становясь неотъемлемой частью репутационного капитала компании и её достоверного ESG-профиля.

Проведённый анализ демонстрирует, что в современной логике устойчивого развития промышленная безопасность и охрана труда в горно-металлургической отрасли не отделимы от общей ESG-повестки. Именно они формируют её конструктивное ядро, определяя как социальную, так и управленческую составляющие интегральной оценки компаний. От того, насколько последовательно предприятия превращают охрану труда из формальной обязанности в созидательный фактор корпоративной ответственности, зависит их способность сохранять конкурентоспособность и укреплять доверие инвесторов, партнёров и общества в целом.

Заключение

Проведённое исследование позволило определить роль промышленной безопасности в системе ESG-управления горно-металлургических предприятий. Анализ эмпирических данных показал, что параметры охраны труда и промышленной безопасности выходят далеко за рамки социальной компоненты (S). Они представляют собой сквозной индикатор зрелости всей бизнес-модели: высокий коэффициент травматизма неизбежно сигнализирует о просчётах в корпоративном управлении и системе контроля рисков (G), нивелируя тем самым экологические и финансовые успехи. Иными словами, частота несчастных случаев выступает ведущим признаком, позволяющим инвесторам быстро оценить истинную устойчивость компании.

Статистический анализ подтвердил, что положительная динамика ключевых показателей, прежде всего LTIFR и FAR, детерминирует рост ESG-оценок. Предприятия, последовательно внедряющие проактивные практики («Vision Zero», поведенческие аудиты, цифровой мониторинг рисков), демонстрируют устойчивое снижение травматизма и, как следствие, получают более высокий кредит доверия у рейтинговых агентств и стейкхолдеров. Инвестиции в безопасность, таким образом, следует трактовать не как издержки текущего периода, а как долгосрочные вложения в нематериальные активы, повышающие капитализацию компании.

Существующие рейтинговые схемы ещё недостаточно чувствительны к фактической результативности мер безопасности, фокусируясь в основном на формальных регламентах. Целесообразно увеличить удельный вес показателей охраны труда и промышленной безопасности. В перспективе необходима разработка интегральной модели, способной на основе открытых данных предсказывать долгосрочную устойчивость горно-металлургических компаний с высокой степенью достоверности. Структура модели должна соответствовать предложенным принципам управления ESG-развитием в отрасли. Подобное смещение акцентов позволит не только повысить прозрачность отрасли для инвесторов, но и создаст мощный мотивационный механизм к постоянному совершенствованию корпоративных практик безопасности с возможностью полноценного применения инструментов бенчмаркинга.

Наличие устойчивой связи между зрелостью системы управления промышленной безопасностью и интегральным ESG-рейтингом горно-металлургических предприятий трансформирует трактовку безопасности из «центра затрат» в стратегический драйвер создания долгосрочной стоимости. Преодоление проблемы травматизма – принципиальное условие роста ESG-рейтинга, а выполнение его возможно лишь при осознании средовых эффектов ПБиОТ и качественной трансформации управления, повышения его проактивности и ценностного характера, что наиболее ярко проявляется в формировании зрелой культуры безопасности.