Cognitive technologies of economic wars

Вместо эпиграфа

Война – это не узкая шириной в несколько километров линия боевого соприкосновения – это два куска пространства вместе с населяющими их людьми, противопоставленные друг другу. Война – это не пушки и автоматы, – это мысли и идеи, вооруженные пушками и автоматами. Война будет длиться до тех пор, пока какая-нибудь из сторон по тем или иным причинам не изменит строй своих мыслей, либо пока не утратит способность воплощать их в жизнь. А пока так не произошло – война будет носить разные формы и распространяться по всему пространству и во всех измерениях [31].

Экономические войны, как стратегия, используемая странами с целью ослабления экономики других государств, всегда были и остаются. Все этапы истории насыщены проявлениями различными методами борьбы за ресурсы и рынки сбыта. Главный принцип экономической войны – это принуждение к определенным условиям экономических отношений, а в случае сопротивления – использование иных форм воздействия, таких как государственное давление [25] (Smirnova, 2014), включая военное вмешательство.

Цели экономических войн могут быть разные: ослабление, замедление развития, разрушение экономической системы страны, лишение страны возможности (или ограничение, затруднение реализации возможности) получения и использования ресурсов для социально-экономического развития; завладение богатством страны [16] (Kazantsev, 2019).

Различается и инструментарий экономических войн.

Экономические войны XIX–XXI вв. использовали торговые, морские, кредитные блокады, аресты и конфискации имущества. Среди экономических войн прошлого можно вспомнить «континентальную блокаду» – комплекс мероприятий по блокированию торговли Великобритании, проводившихся Наполеоном Бонапартом в 1806–1814 гг., когда к блокаде Британских островов Наполеону удалось подключить большую часть государств континентальной Европы [8] (Afanaseva, 2021). В целом в XIX веке наиболее распространенным видом экономической войны была морская блокада.

Экономические санкции стали важным и часто используемым инструментом международной политики лишь после Второй мировой войны, особенно в последние три десятилетия ХХ века.

На период 1971–2000 гг. пришлось 120 случаев санкций, что составило 69% всех случаев, зафиксированных в период 1911–2000 гг. [34]. В ХХ веке наиболее масштабной была экономическая война Запада против СССР. Война эта имела ярко выраженные политические цели – смещение власти большевиков, изменение курса страны. Кроме того, Запад добивался выполнения Россией обязательств по долгам, а также восстановления имущественных прав иностранцев (отмены национализации иностранных активов). Экономическая война против Советской России началась с декабря 1917 года, когда бывшие союзники России по Антанте объявили ей торговую и морскую блокаду. С небольшими перерывами (прежде всего, на время Второй мировой войны) экономическая война против Советского государства продолжалась вплоть до распада СССР в декабре 1991 года [34]. Дополняемая информационно-психологической войной и операциями спецслужб экономическая война Запада против Советского Союза была составной частью холодной войны против социалистического лагеря.

Другой пример инструментария экономической войны – ограничения на поставки технологий. Координационный комитет по экспортному контролю, более известный как КОКОМ (Coordinating Committee for Multilateral Export Controls, CoCom), создан в 1949 году по инициативе Вашингтона в формате международной организации. КОКОМ составлял перечни стратегических товаров и технологий, не подлежащих экспорту в страны восточного блока. Комитетом была разработана стратегия «контролируемого технологического отставания» стран Варшавского договора [34]. КОКОМ был ликвидирован в 1994 году, но на смену ему пришло Вассенаарское соглашение, задачей которого было «ограничивать поступление из стран Запада технологий военного и двойного назначения в «нежелательные» страны» [34]. То есть менялись лишь вывески, но суть политики Запада в отношении новой России оставалась той же, что и в отношении Советского Союза.

Однако, Россия не единственный объект экономической войны Запада. Наиболее продолжительная открытая экономическая война современности ведется против Исламской Республики Иран. Санкции США в отношении этой страны были введены еще в 1979 году [13] (Grigorev, Chvyakin, 2021).

Инструментарий экономических войн середины XX века – это утечка умов, промышленный шпионаж, экономическая экспансия [6] (Abdullaev, Baguzova, 2014). Однако к концу XX века он пополнился новым инструментарием.

Ярким примером новых инструментов экономической войны являются манипуляции на товарных и финансовых рынках. Страны-инициаторы экономической войны, в первую очередь это США и Великобритания, опираясь на возможности своих банков, могут искусственно повышать и понижать цены на сырьевых рынках, процентные ставки на финансовых рынках, валютные курсы на денежных рынках и т.п. При этом все можно «списывать на «стихию рынка» или на «алчных спекулянтов»» [17] (Katasonov, 2015): товарные биржи дают возможность биржевым спекулянтам эффективно управлять ценами на рынках этих товаров. Речь идет о биржевых товарах. Сегодня очевидно, что жизнь всей страны и каждого отдельного человека в России зависит от конъюнктуры цен на мировых рынках. Но также очевидно и то, что волатильность цен мирового рынка определяются не фактическим предложением и спросом на товарных танках, а зависят от манипуляций крупнейших банков на «рынках бумажных товаров» [34] (т.е. производных инструментов фондового рынка).

Арсенал методов экономической войны в XXI веке значительно расширился. Современные глобальные экономические войны нарушают нормы и правила политических и экономических отношений, принятые мировым сообществом. Привычные нам по экономическим учебникам государственные и общественные институты, международные организации и движения становятся инструментарием экономических воин. В перечне инструментария экономических воин на этом временнОм витке – фондовый рынок, биржи, иностранные инвестиции, конкуренция с использованием инфраструктуры глобализации.

Во-первых, это новый виток экономической агрессии в формате международных санкций. Официально объявляемые государственными органами и структурами различных стран санкции стали одним из основных инструментов экономической войны. Санкции могут быть направлены против граждан, экономических субъектов, секторов экономики, товарных потоков. Антироссийские санкции, объявленные в 2014 г, были в отношении трех секторов: военного производства, добычи нефти, банковского сектора.

Во-вторых, это не прикрытое превращение международных организаций в оружие. Многосторонние структуры, которые мыслились как добросовестные смотрители за новой эрой сотрудничества, выгодного всем участникам, становятся полем боя в геополитическом соперничестве. Так, большая часть мировой торговли регулируется правилами ВТО, однако эти правила не мешают странам – членам ВТО применять различные средства захвата рынков других стран, входящих в ту же самую организацию [18] (Katasonov, 2022).

В-третьих, это «связанные» международные кредиты, которые предназначены для закупки хозяйствующими субъектами страны-кредитора товаров, услуг и работ в стране, предоставившей кредиты. «Связанные» кредиты фактически ставили российских покупателей комплектующих и оборудования в невыгодное положение. Закупки иностранных товаров, услуг и работ за счет таких кредитов осуществлялись по завышенным ценам, причем промышленная продукция была зачастую устаревшей и некачественной [35].

Четвертый инструмент, наиболее ярко проявивший себя как оружие против России, – фондовые биржи. С концов 90-х годов XX века «российские компании заманивались на западные фондовые биржи, российскому бизнесу внушалось, что это престижно, что благодаря присутствию на фондовых биржах можно значительно повысить капитализацию (рыночную стоимость) своих компаний и обеспечит поступление в компанию дешевых ресурсов от инвесторов и кредиторов» [18] (Katasonov, 2022). Но «хозяева» фондовых бирж (все те крупнейшие мировые банки) всегда смотрели и смотрят на российские компании как на объект поглощения. А для «эффективного поглощения» необходимо, чтобы объект имел минимальную цену. Таким образом, рыночные котировки компаний российского капитала неизбежно должны падать, а у крупнейших банков есть достаточно средств для того, чтобы организовать такие падения. В результате после «поглощения» компании могут в лучшем случае лишь формально проходить по графе «российские компании». Глобальный финансовый кризис 2008 года показал, что котировки акций и долговых бумаг на западных фондовых рынках сильно «просели», но российский фондовый рынок имел несравненно более глубокое падение. Многие «системообразующие» российские компании оказались на грани дефолта. Лишь благодаря массированным государственным «вливаниям» финансирования из Стабилизационного фонда РФ они избежали банкротства [18] (Katasonov, 2022) и их пакеты акций не перешли к западным кредиторам.

Пятый инструмент экономических войн, ярко проявивший себя в новом столетии в мировом масштабе, – мировые рейтинговые агентства. О том, насколько «объективными» являются разнообразные кредитные и инвестиционные рейтинги российских компаний и всей российской экономике, имеется уже достаточно большое количество публикаций. Откровенно заниженные рейтинги удорожают иностранные кредиты, снижают котировки российских компаний на фондовых рынках, вызывают недоверие со стороны торговых партеров российского бизнеса. В результате, например, контракты на поставки импортных товаров в Россию могут предусматривать высокий уровень предоплаты (иногда 100%), повышенные расходы на страхование внешнеторговых контрактов, дорогостоящие (например, аккредитивные) способы расчетов и т.п. России постоянно выставляют «двойки» или «тройки с минусом». Очевидно, что в результате такого рейтингования мировыми рейтинговыми агентствами отечественный товаропроизводитель и экспортер оказывается не конкурентоспособным [18] (Katasonov, 2022).

Однако на современном этапе вопрос инструментария экономических войн становится еще более разнообразным, затрагивающим социокультурные [32] (Shults, Grebenyuk, Ashmanov, 2022) и иные аспекты, элементы мировосприятия, сознания и подсознания.

Трансформация понятия войны

Прежде чем перейти к оценке современных методов экономический войны, проследим, как же трансформировалось само понимание войн.

В современном быстроменяющемся мире изменения касаются не только динамики процессов. Сегодня зачастую меняется суть самих экономических и политических процессов в мире. «Война стремительно меняет свое лицо» [24] (Savin, 2016) и изменения касаются всех сфер жизнедеятельности человека и общества. Меняется природа военных конфликтов, меняются средства обороны, нападения, боевых действий, помимо применения силы актуальным становится вопрос философского осмысления войны [20] (Pechenkin, 2015). Приобретая гибридный характер, современные войны охватывают не только военные, но и социальные, культурные, информационные сферы жизни общества [26] (Smirnova, 2016). При этом важно обратить внимание на новые подходы ведения войн, связанные с влиянием на процессы принятия решений.

Проследим бегло трансформационный путь, который прошли войны в своем развитии за последние двадцать лет:

· постепенная замена технических аспектов гуманитарными;

· информационные войны заняли новое место не только в военной, но и в мирной жизни;

· углубление гуманитарного аспекта до когнитивного измерения, которые выражаются в замене целей атаки.

Действительно, «война может быть выиграна на поле сражения, но при этом проиграна в сознании людей». И в этой связи наравне с техническими аспектами на первый план выходят психологические и информационные воздействия, направленные на принятие требуемых решений.

Для определения таких процессов появился новый термин – ментальная война, определяемый как новое оружие массового поражения ментального действия, направленное на сознание людей и социальных групп посредством «коррекции» информационного поля, навязывания мнений, предпочтений и даже прямой дезинформации [14] (Ilnitskiy, 2022). На фоне таких форм войны как прямое вооруженное столкновение, экономическая блокада или информационная война (информационные или психологические операции) все активнее стали проявляться действия, которые посредством искажения мышления влияют на принятие решений и осуществляются с помощью той или иной ментальной модели, которую вырабатывает человек для понимания происходящего.

Новая терминология для таких видов воин сегодня находится в стадии формирования и зачастую определяется как ментальные, когнитивные или цивилизационные. Автор, учитывая размытости контуров этих определений, добавил бы в этот перечень еще термин информационно – психологическая война.

Автор сфокусируется на термине «когнитивная война» с учетом дальнейшего расширения этого термина. Когнитивная война – это не другое название информационной или психологической войны, а это «война с мозгом и мировоззрением» как индивидуальным процессором. Когнитивная война носит глобальный характер и направлена на захват контроля над людьми их сознанием, целевыми установками. Развитие когнитивной войны полностью трансформирует любой конфликт, добавив третье измерение современного поля боя: к физическому и информационному измерению теперь добавляется когнитивное.

Таким образом, когнитивная война фокусируется на контроле того, как целевая аудитория думает и реагирует. Такой вид войны строится путем обмана и манипуляций в сфере познавательной деятельности человека и замещения культурных и социальных принципов сообщества [19] (Makarov).

Если гибридная война мешает «распознавать атаки и цели, отличать врага от друга и координировать операции» [21] (Pocheptsov, 2017), то когнитивная война – это война знаний, смыслов и ценностей, исходя их которых принимаются как решения на поле боя, так и управленческие решения.

Подмена понятий, переформатирование личности, смена ментальности массового сознания, обусловленные навязыванием ложных ценностей, внедрением новых образовательных стандартов, ложных смыслов в науке и обществе в целом приводят к системным ошибкам в мышлении и шаблонным отклонениям. Такие ошибки и заблуждения, приводящие к принятию неверных решений и ошибочных выводов и стереотипов, определяют как когнитивные искажения.

Никто не будет спорить, что сегодня в мире экономические войны по активности превышают сражения на поле боя, а по потерям противника – превосходят их. Таким образом, если «знание ценностей противника и использование его репрезентативной системы позволяет соотносить ценности, общаться с мозгами противника на вербальном и невербальном языке врага» [4] (Szafranski, 1997), то для победы в экономической войне достаточно «сбить прицел» у противника и подменить систему ценностей и принятий решений.

В этой связи можно с уверенностью сделать вывод, что основными инструментами на плацдарме экономической войны сегодня становятся:

1) когнитивные технологии и технологии искажения сознания с инструментарием репрессивной десублимации;

2) информационные технологии воздействия.

Что такое когнитивная наука?

Что же такое когнитивная наука? Зарубежные источники почти 30 лет назад определили когнитивные науки как некое «поле» охватывающее философию, психологию, искусственный интеллект, лингвистику и антропологию, нейрофизиологию и нейробиологию, различных компьютерных наук, изучающее разум, интеллект, сознание человека и различные его процессы [2]. Когнитивная наука является междисциплинарной областью исследований и была сформирована на пике развития экспериментальной психологии и структурной лингвистики, когда в середине 50-х гг. прошлого века они соприкоснулись с информационными технологиями [10] (Velichkovskiy, Kobrinskiy, Solovev, 2021).

Предмет изучения когнитивной науки можно определить как воздействие на людей с помощью информационных технологий и новых средств массовой коммуникации позволяет достигать стратегических целей без применения hard power в виде оружия или экономического давления [22] (Pravikov, 2020).

Однако в контексте данной публикации целесообразно также рассмотреть термин когнитивная безопасность – как состояние защищенности культурных ценностей различных групп людей, обеспечиваемое с применением не только информационных технологий и систем искусственного интеллекта [5], но и всего спектра идеологической, образовательной, культурно – гуманитарной компоненты, которые должно в полном объеме обеспечивать суверенное государство.

В основу когнитивной (информационно – психологической) войны сегодня положен инструментарий «high-hum» (высокие гуманитарные технологии), представляющий совокупность знаний, духовных и культурных ценностей, а также методов передачи информации, организующих людей и побуждающих их к определенной коллективной деятельности. В работах также часто используется инструментарий «репрессивной десублимация». Этот термин, впервые введенный философом и социологом Франкфуртской школы Гербертом Маркузе в его работе 1964 года «Одномерный человек» [3] (Herbert Marcuse, 1964), обозначает, что посредством такой «десублимации» «я» теряет относительную независимость и регрессирует до бессознательного.

Попробуем проследить каким образом эти технологии влияют на сознание поведение людей.

У когнитивной войны есть три основные цели: когнитивные цели, аффективные и поведенческие цели. Группу технологий можно назвать когнитивными технологиями. Общей методологической базой является теория когнитивного диссонанса Леона Фестингера [28] (Festinger, 1999) и теория установочных систем в сознании человека.

Что такое установочные системы?

Наши отношения к каким-либо событиям, идеям, вещам или явлениям когнитивные психологи описывают через установки или установочные системы. Это некая обобщенная модель отношения к чему-либо, которая включает в себя 1). когнитивные структуры (то есть знания о чем-либо); 2). аффективные структуры (эмоции и чувства); 3). намерения (готовность); 4). целеполагания (готовность действовать определенным образом), которое рождается из соединение знаний, чувств, намерения и формирует поведение. Из соединения всех этих компонентов рождается установка, обобщенная модель отношения к чему-либо.

Классический процесс формирования установок, с которыми мы все сталкиваемся в рамках школьного или университетского обучения, начинается с работы со знаниями. Формируются определенные структуры знаний:

- знания, которые складывают картину мира, которые позволяют интерпретировать те или иные события в случае с информационно психологической войной. Критически важными являются знания в области истории литературы и культуры. То есть те знания, которые формируют представление об историческом пути и прошлом своей страны, других стран мира, поскольку история задает ракурс понимания настоящего;

- знания, которые связаны с системами ценностей (добро и зло, правда и ложь хорошо, плохо, желательно нежелательно и так далее). Это фильмы, сказки, те или иные произведения культуры.

Затем происходит переход к эмоциям, к чувствам, которые мы испытываем по поводу тех или иных вещей. На примере исторического образования и исторических знаний строится школьная модель изучения истории в любой без исключения стране мира. Изучение истории строится на примерах истории страны, героических эпизодов, которые вызывают сильные чувства (чувства гордости и любви), на основе знаний сентиментальных моментов в истории формируется понимание сюжетов. Задается эмоциональное восприятие тех или иных исторических событий прошлого, реформ, революции, войн, взаимоотношений с другими государствами – все это формирует определенные эмоции, патриотизм, чувство гордости за свою родину. Любовь к родине формирует намерение и готовность любить и защищать родину в случае опасности, служить ей, действовать ей во благо. Это классическая образовательная система формирования установок [30] (Khagurov, 2007). Вся система школьного воспитания в любой стране мира к этому признана, чтобы любовь к родине реализовывалось в поведении, чтобы люди потом шли служить в армию, поступали на государственную службу, экономически служили своей стране.

Очень важный вопрос интерпретаций, поскольку в разных странах одни и те же исторические события интерпретируются по-разному. Так, яркий тому пример, принципиально разное содержание школьных учебников и отраженная в учебниках в Западной Европе и США роль Советского союза в победе над фашизмом во Второй мировой войне.

Проблема возникает, когда знаниевые структуры не сформированы полностью либо сформированы мозаично. Так, долгое время повторяется тезис о том, что «не надо иметь знания, надо знать, где эти знания получить». Это очень манипулятивный тезис, так как если в сознании нет четких структур знаний и понимания, если информация не упорядочена, нет структуры информации и возможности соединить с другими структурами информации т.е. нет упорядоченной картины мира, то в любой момент мы можем войти в интернет и получить не адекватную информацию, а информационный вброс, что делает крайне уязвимыми любые установочные системы если нет структурированных знаний.

В этой связи в рамках теории установочных систем и работы с установкой через эмоции и формирование намерений, которые реализуются в поведении, безобидное слово фейк приобретает совсем небезобидную направленность.

Современные СМИ предлагают огромный объем информации. Измерить количество недостоверных сведений практически невозможно: чистую ложь заменили фейки. Одновременно растет количество сообщений, направленных не на информирование, а на привлечение внимания. Это напрямую влияет на потребление контента – вместо информации люди воспринимают рекламу событий, политиков и их интересов. Одним из инструментов для защиты себя от потока такой информации выступает критическое мышление [23].

Фейк – это действие или заявление, направленное на введение в заблуждение; преднамеренная ложь; новости, которые включают дезинформацию. Это заведомо ложная, но очень правдоподобная информация, специально распространяемая для достижения какого-то эффекта. Это любая подделка, выдаваемая за настоящую вещь.

Портал BuzzFeed выяснил, что топ-20 фейковых новостей получил больше лайков и перепостов, чем 20 самых популярных настоящих новостей в разных СМИ. По утверждению исследователей, у отдельно взятого фейка шанс на перепост на 75% больше, чем у рядовой правдивой новости. 75% пользователей не могут отличить недостоверную информацию от правдивой [7] (Atanesyan, 2022). ВЦИОМ уверяет, что почти каждый второй россиянин верит фейковым новостям.

Выделяют две разновидности фейков как феномена массовой журналистики и коммуникации: 1) фейковые новости как псевдожурналистский жанр дезинформации, и 2) как инструментализированный способ навешивания ярлыков в политической борьбе с целью дискредитации деятельности СМИ.

Таким образом, можно рассматривать фейки как активной инструмент когнитивной войны, когда через фактически существующие, настоящие источники подается ложная информация, либо наоборот, объективная информация подается через вымышленные источники, и «черной», когда не соответствуют реальности одновременно и каналы подачи информации, и ее содержание.

Массированное применений технологий, подобных фейкам, положенных на мозаичные неструктурированные знания приводят к ужасающим последствиям.

Примером можно назвать произошедшую «интервенцией зла» [33], приведшей к чудовищной вещи – инверсии героев. На смену традиционному герою – «хорошему парню», сражающемуся с «плохими парнями» за высокие идеалы, пришел новый герой – симпатичный негодяй, сражающейся с еще большими негодяями за деньги и успех. Таким образом, прямое воздействие средств массовой информации часто является настолько сильным, чтобы полностью изменить мнение человека по какому-либо вопросу.

Но актуально и обратное, что в отсутствии четких установок в обществе возможно насадить любые эмоции и действия против своей страны, включая действия экономического характера на любых уровнях социума и гос.власти. При этом, при формировании таких когнитивных искажений «любые внедряемые сегодня механизмы социальной регуляции (правовые, экономические, силовые, религиозные) не будут эффективно работать в силу глубочайшего социокультурного кризиса» [29] (Khagurov, 2010).

В этой связи для современной России в рамках противостояния в экономических войнах вопрос осмысления проблем преподавания истории, литературы и компетентностного (а, увы, не комплексного) подходов образовании в рамках национальной безопасности становится не менее важным, чем вопрос укрепления экономики и силовых структур.

Все ли ценностные и социокультурные установки могут быть подвержены когнитивному воздействию?

Возникает следующий вопрос – все ли ценностные и социокультурные установки могут быть подвержены когнитивному воздействию?

Ответ на этот вопрос лежит в плоскости изучения этих процессов (прежде всего технологий вышеупомянутых «high-hum») и интенсивности применения технологий когнитивного воздействия.

Так, еще в начале XX века Макс Вебер (1905 г.) и Йозеф Шумпетер (1911 г.), подчеркивали важность институтов и культуры общества для формирования ценностного каркаса человека. Согласно работам М.Вебера, система человеческих ценностей включает в себя два набора ценностей – терминальные и инструментальные – которые развиваются и укрепляются культурой, в которой они растут, с одной стороны, и окружающей средой – с другой. Социализация от родителей, религиозных институтов, друзей, личного опыта и общества способствует формированию ценностей у людей. На индивидуальные ценности влияет наша система убеждений, преобладающие социальные системы и, в некоторой степени, социально-экономические условия. Терминальные ценности формируются годами, тогда как инструментальные ценности определяются ситуациями [1] (Bajwa Sewa Singh, 2021). Ключевыми инструментами формирования ценностей являются институты, сложившиеся в обществе: ценностно-нормативные комплексы (ценности, правила, нормы, установки, образцы, стандарты поведения в определенных ситуациях), а также органы и организации, обеспечивающие их реализацию и утверждение в жизни общества.

Обратим внимание, что вопрос трансформации ценностной структуры не рассматривается.

Однако уже начиная со второй половины XX века Милтон Рокича (в 1973 году, методика RVS или Rokeach Value Survey (Инструмент классификации ценностей)) и затем Рональд Инглхарт (с 1981 г. как разработчик методики изучения ценностных ориентаций личности «The value survey» (Всемирный обзор ценностей). ставят вопрос о ранжировании ценностей [12] (Garvanova, 2014), их приоритезации, а также – каким образом происходит трансформация ценностной системы, когда сами ценности в его подходе анализируются в контексте стабильной психической структуры. М. Рокич также занимается поиском ответа на вопрос: под воздействием каких факторов могут трансформироваться стабильные ценности, а, следовательно, могут меняться не только установки, но и социальное поведение отдельного человека. Причем, к числу основных инструментов, влияющих на трансформацию ценностей человека, М. Рокич относит средства массовой информации. Таким образом, искомые эффекты нестабильности заключаются в изменении мировоззрения и, тем самым, влияют на душевное спокойствие, уверенность, конкурентоспособность и жизнеспособность как индивида, так и общества в целом.

Сегодня в современном мире когнитивное воздействие на отдельных людей, сообщества и общества, целые государства является одним из важных инструментов достижения политических и экономических целей.

Чтобы понять глубину таких процессов, приведем пример, лежащий в культурно – цивилизационной и массово психологической плоскости, развития исламского мира. В начале XX века исламские страны вопреки своим традициям пошли по пути применения западных моделей построения общества, переключились на западные образцы устройства общества – парламентаризм, демократия, рыночная экономика. Начиная с 70–80-х годов XX века начался своеобразный исторический откат назад и мощный процесс повсеместного роста исламского самосознания, проявляющееся на уровне массовой культуры: вернуться к собственным моделям жизненного устройства; вернуть исламский образ жизни и психологии, вернуть халифат как способ организации власти в исламском мире, которая обеспечивает гармонию земных и небесных, мирских и религиозных интересов мусульман; опереться на свои ценности, представления о добре и зле, свои мировоззренческие системы, которые не обязательно совпадают с западной точкой зрения [11] (Smirnov, 2022). Крайней варварской формой проявления такого культурно – цивилизационного сдвига, возвращающей в средневековье, можно считать появление таких организаций как ИГ (организация, запрещенная в России ). И исправить ситуацию невозможно ни военными, ни политическими, ни социально-экономическими методами, так как корни этой проблемы затрагивают вопросы глубинных когнитивных психологических процессов (искажений), базирующихся на культурно – цивилизационных сдвигах.

Два последующих примера ярко показывают когнитивную составляющую при приятии решений в Косовском конфликте и социальных протестах «Арабской весны» путем действий, направленных на изменение восприятия или поведения других людей (или групп людей, или даже всего общества).

24 марта 1999 года тринадцать государств-членов НАТО начали интервенцию в Югославию. Так началась Косовская война, которой предшествовала кампания в мировых СМИ о плане «Подкова» – якобы существующем и осуществляющемся плане сербского правительства по этнической чистке косоваров – косовских албанцев. 78 дней этой войны повлекли за собой гибель более семисот (по данным Центра международного права) человек. Само существование плана «Подкова» до сих пор не доказано. У массовых публикаций об этом плане была цель – подготовка общественного мнения и легитимация военного варианта решения косовской проблемы, невзирая на отсутствие санкции Совета Безопасности ООН. В результате к началу 1999 года общественное мнение Запада было подготовлено к военному варианту решения проблемы Косова, отнесясь к вторжению с одобрением и поддержкой.

В период с 2010 по 2012 год Ближний Восток и Северную Африку сотрясли события, вошедшие в историю как «Арабская весна». Это было первое широкомасштабное использование возможностей социальных медиа для синхронизации действий оппозиционных групп, мобилизации аудитории к активному участию в протестных действиях, создание параллельных каналов трансляции информации для обхода цензуры, а главное – зафиксированы и доказаны признаки внешнего управления со стороны центров создания и распространения информации, находящимися вне юрисдикции государств, на которые было направлено это воздействие. Эти волнения, вовлекшие в протестную активность огромные массы населения, не были вызваны какими-либо объективными экономическими или социальными потрясениями. Итогом «Арабской весны» является, в частности, нескончаемая гражданская война в Сирии и Ливии; экономические потери стран арабского мира до сих пор не определены полностью; только прямые убытки, вызванные потерей экономического роста, составляют по данным ООН, 614 млрд долларов [27].

Когнитивное воздействие может проводиться разными способами – от обманной до открыто насильственной, но цель у нее всегда одна – заставить людей думать, считать и понимать так, как надо манипулятору. Цель когнитивного воздействия – вызвать у человека те мысли, чувства и ощущения, которые нужны и выгодны заказчику такого воздействия, вне зависимости от того, каковы истинные желания и мысли «жертвы» такой манипуляции. Когнитивное воздействие это программирование мышления и поведения человека, намеренное и продуманное действие с четко сформулированным целеполаганием, поэтому всегда имеет организованный и спланированный характер. Когнитивное воздействие – не просто воздействие на эмоции и психику человека, прежде всего, это воздействие неявное, скрытое, которое в условиях мозаичности образования и отсутствия целостной картины мира лишает жертву способности критически воспринимать предлагаемую ему информацию. Манипулятор предлагает «рельсы» своих рассуждений, не предусматривающие возможность выбора своего личного маршрута, и приводящие только в ту точку, которую и запланировал манипулятор. Но и эту функцию берут на себя сегодня модели распространения информации – новостные сайты, социальные медиа, иные коммуникационные площадки (форумы, телеграм-каналы и прочее). Помножив это на чувство ложной сопричастности пользователя, вызванное развиваемыми социальными медиа слабыми связями, получаем, что пользователь, как правило, получает не только крайне упрощенную модель мира и социально-политической реальности, но и готовый, предустановленный набор мнений, суждений и личных отношений к заданной тематике. Фактически можно говорить о внедрении и распространении шаблона социального, политического, экономического поведения – предсказуемого и управляемого.

Эффективные технологии воздействия

Информационные технологии, прочно войдя во все сферы жизни человека, стали движущей силой цивилизационного развития, сформировав новое цифровое пространство. Однако наряду с инновационной составляющей процессы прорывные процессы цифровизации несут в себе определенные угрозы, связанные, прежде всего, с проблемами информационной и когнитивной безопасности, защитой от деструктивных воздействий и злоупотреблений в цифровой среде. Развитие сетевых технологий обусловливает «проявление скрытого управления групповым и массовым поведением, провоцирует рост киберпреступности, фальсификации» [15] (Andreevskiy, Vasileva, Galaktionov et al., 2019). Информационное пространство, в котором граждане проводят гигантское количество времени, не защищено от любого проникновения извне.

Когнитивные воздействия всегда сопровождали экономическую деятельность – направленные как на свою собственную аудиторию, так и на аудиторию иных стран. Технологии корректировки общественного мнения и формирования образов, способствующих достижению своих интересов, отработаны Западом очень хорошо.

Новый виток в использовании когнитивных технологий в политических и экономических целях стартовал после Второй мировой войны, когда информационное и медийное пространство послевоенной Европы было полностью перелицовано для достижения интересов США и формируемого НАТО. Это воздействие охватывало все существовавшие на тот момент платформы – прессу, кинематограф, литературу, радиовещание и телевидение. Однако уровень влияния на общество, хоть и был весьма значимым, все же был далек от того уровня проникновения, которым отличается современное цифровое информационное пространство.

Интенсивность воздействий гипертрофически повысилась с началом цифровой эпохи, появилось новое информационное измерение, в котором применяемость уже отлаженных инструментов управления массовым сознанием вышла на качественно новый уровень. Работа с информационным пространством перестала рассматриваться как вспомогательный инструмент и оформилась в отдельное самостоятельное направление обеспечения политических интересов и стратегического противостояния государств.

Обратимся к данным опубликованного в конце августа 2022 года отчета, подготовленного Обсерваторией Интернета Стэнфордского университета «Неслышимый голос. Оценка пяти лет прозападных тайных операций влияния», который остался практически незамеченным широкой аудиторией. В ходе исследования была выявлена взаимосвязанная сеть аккаунтов в социальных сетях, которые использовались для продвижения прозападных нарративов на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. По мнению авторов отчета, это была не единичная операция, а серия скрытых кампаний на протяжении почти пяти лет. Эти кампании последовательно продвигали нарративы, продвигающие интересы США и их союзников, выступая против таких стран, как Россия, Китай и Иран. Эта деятельность является на сегодняшний день наиболее масштабным случаем скрытой прозападной информационной операции [27]. Выявленные исследованием аккаунты социальных сетей использовали фальшивые личности, выдавали себя за независимые СМИ, использовали мемы и короткие видео, пытались начать кампании по хэштегам и запускали онлайн-петиции. У этой деятельности было две цели – создание враждебного окружения для указанных стран, то есть для России, Китая и Ирана, и возбуждение социальной напряженности и протестной активности в самих этих странах.

Когнитивные технологии воздействия особенно эффективны в современном информационном пространстве и вышли на новый качественный уровень в связи с тем, что:

- информационное пространство характеризуется объемом и доступностью информации, но обилие противоречивой и разнородной информации вовсе не повышает уровень личной информированности, а напротив – снижает уровень осведомленности;

- возможность получить доступ к огромному массиву информации по интересующей теме приводит к тотальному недостатку времени и сил на упорядочивание и структурирование данных.

Когнитивное воздействие сегодня основано не на реалиях, а на синтетических, виртуальных эмоциональных и поведенческих моделях, построенных от обратного – от заранее известного и желаемого результата прежде в сего в экономической деятельности индивида, общества, государства.

Заключение

З. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска: главенство Америки и ее геостратегические императивы» [9] (Bzhezinskiy, 1999) довольно много внимания уделяет технологии выстраивания «стратегических ловушек». Вместе с тем на современном этапе формируется новая технология выстраивания «стратегических ловушек» под названием когнитивная война.

Мы живем в эпоху «информационного фастфуда»: люди глотают на бегу огромное количество входящей информации, ненужного «инфохлама» [27], не имея возможности глубоко погрузиться в материал или перепроверять каждую входящую информацию. Интернет-статистика говорит о том, что даже если в публикации будет ссылка на официальный документ, лишь один из десяти пользователей пройдет по этой ссылке, изучит документ и дойдет до сути. Перегруженная информационными потоками реальность сегодня все чаще приводит к когнитивному диссонансу, т.е. столкновению в сознании индивида противоречивых знаний, убеждений, поведенческих установок.

В этой связи информационное пространство осознанно и системно используется для манипуляций сознанием пользователей и индоктринации (как некритического отношения к фундаментальным устоям и ценностям общества со стороны лиц, принимающих решения).

Постоянные искажения информации, подмена фактов фейками, формирование ложных выводов и убеждений во всех сферах жизни особенно часто выражается в управлении принятием решений в плоскости потребительского рынка, в принятии заранее запрограммированных экономических решений. Этот факт, помноженный на отсутствие структуры знаний индивида, приводит к размытию границ между реальным и виртуальным миром и принятию неверных решений.

Соответственно, в ближайшей перспективе нас ждет гонка вооружений, но не в области развития средств вооружения, а в области систем поддержки принятия решений и технологий воздействия на общественное сознание и поведение [36] (Artemov, Pravikov, Kovalev, 2020). Однако из всего широкого спектра вопросов ментальной, информационной и информационно-психологической войн акцент будет сделан на аспектах когнитивного измерения и проблемном поле когнитивной безопасности, на разрушении устоев и экономики государства через разрушение или искусственное изменение этик.

Любые информационные операции могут быть изучены, обнаружены источники данных, пути и схемы распространения, выявлены вовлеченные в этот процесс организации и люди. Таким образом, необходимо изучать и выявлять происходящие в обществе процессы, использовать инструментарий противодействия.

В условиях информационного противодействия суверенное государство для самосохранения и выживания должно следовать собственной стратегии, сформированной с учетом явных и предполагаемых угроз (информационных, когнитивных, др.), учитывая тенденции развития науки и технологий. В этой связи культурная матрица как ценностное ядро представления о правде, справедливом, разумном, этичном поддерживает жизнеспособность народа в истории. Задачи сохранности культурной матрицы, науки, образования, воспитания, нравственности от когнитивных атак, помноженные на комплексное образование, формирующее системное мировоззрение, на современном этапе становятся базовой задачей когнитивной безопасности государства.