Платформенная экономика и ее влияние на механизмы трансформации рынка труда и формирование новых моделей занятости

Введение

Современная экономика России функционирует в условиях новых реалий, в рамках которых цифровизация превратилась из целевого ориентира в базовое условие хозяйственной деятельности, то есть в уже свершившийся факт. В контексте необходимости достижения технологического лидерства и адаптации к внешним ограничениям платформенная экономика выступает не просто в качестве сегмента ИТ-рынка, а важным механизмом реструктуризации экономических отношений, пришедшим на смену линейным бизнес-моделям в различных отраслях.

Ключевым фактором данных изменений послужила возможность радикального снижения транзакционных издержек. В экономической теории трактовка этого понятия прошла путь от классического подхода Коуза Р. [22], определявшего транзакционные издержки как «затраты на выяснение цен и ведение переговоров», до расширенной концепции Норта Д. [23], включившего в данное определение ресурсы, необходимые для «измерения качественных характеристик блага и защиты прав собственности». В современных условиях именно цифровые платформы становятся тем универсальным механизмом, который способен оптимизировать сложную структуру затрат. Выступая в роли высокотехнологичных посредников, платформы минимизируют транзакционные издержки, обеспечивая мгновенное соединение спроса и предложения.

В России процесс «платформизации» приобретает системный характер. Ведущие национальные компании, такие как Яндекс, Сбер, VK, Ozon и Wildberries, активно строят цифровые экосистемы и занимают доминирующее положение в ведущих секторах. Согласно данным НИУ ВШЭ [18], валовые внутренние затраты на развитие цифровой экономики в 2023 году достигли 5,47 трлн рублей, составив 3,2% ВВП. Такой значительный объем инвестиций в цифровую инфраструктуру и технологии послужил фундаментом для стремительного роста значений финансовых показателей в области цифровых платформ. Так, согласно исследованию НИУ ВШЭ, представленному председателем наблюдательного совета Ассоциации цифровых платформ Андреем Шароновым, оборот крупнейших цифровых платформ в 2024 году достиг 12 трлн рублей, что составляет около пятой части всего торгового оборота России. Еще более показательным является мультипликативный эффект: по данным того же исследования, деятельность платформ обеспечила дополнительное производство товаров и услуг в экономике на 6,3 трлн рублей [3]. Эти статистические данные свидетельствуют о том, что платформы являются не просто торговыми посредниками, а мощными катализаторами экономической активности, стимулирующими смежные отрасли: от логистики до производства. Стратегическое значение данного процесса закреплено в «Едином плане по достижению национальных целей развития до 2030 года» [7], где цифровая трансформация и развитие платформ обозначены как инструменты роста производительности труда и доходов населения.

Вместе с тем, стремительная «платформизация» породила ряд универсальных, острых для дискуссии социально-экономических вызовов, которые активно обсуждаются в научной литературе и профессиональном сообществе. Можно выделить три ключевых блока проблем. Во-первых, это риски, связанные с монополизацией рынков и асимметрией власти. Доминирование крупных экосистем создает барьеры для входа новых компаний и ставит в зависимое положение традиционных участников рынка. Во-вторых, это технологические риски, включающие проблемы кибербезопасности и непрозрачности алгоритмов. Утечка данных и скрытые механизмы ранжирования создают угрозы как для потребителей, так и для бизнеса в целом. В-третьих, это фундаментальная трансформация социально-трудовых отношений, ведущая к прекаризации занятости. Появление новых, гибких форм труда трансформирует устоявшиеся модели традиционных трудовых отношений и требует пересмотра подходов к социальной защите работников.

В современной научной дискуссии проблематика платформенной экономики обсуждается крайне активно. При этом, фокус исследований смещается с описания феномена к анализу конкретных проблем и механизмов. Так, вопросы макроэкономических эффектов и государственного регулирования находятся в центре внимания ряда исследователей. Проблемы протекционизма в отношении национальных платформ и необходимость их поддержки как драйверов экономического роста обосновываются в работе Шелепова А. В. [20]. Инструменты институционального контроля, направленные на рост капитализации отечественного ИТ-сектора, предлагают Рябухин С. Н. и др. [16]. Отраслевая специфика и трансформация бизнес-моделей рассматриваются через призму адаптации сектора малого и среднего предпринимательства (МСП). Механизмы, позволяющие субъектам МСП встраиваться в цепочки поставок и выходить на новые рынки через маркетплейсы, подробно проанализированы Пташкиной Е. С. и Султановой А. А. [13]. Авторы доказывают, что платформы стали ключевым инструментом адаптации и развития для предпринимателей в условиях внешних ограничений. Социально-трудовая проблематика и трансформация занятости исследуются как самостоятельное направление. Платформенная занятость как новая форма гибких трудовых отношений, требующая особых механизмов регулирования, рассматривается в работе Романюк Е. В. и др. [15]. Вопросы цифровых рисков и безопасности стали предметом анализа в работе Ватолиной О. В. и др. [4]. Авторы акцентируют внимание на угрозах кибербезопасности, утечки данных и рисках монополизации рынков крупными экосистемами, предлагая использовать комплексные методики для их оценки и минимизации.

Обобщая существующие проблемы и тренды, целью представленного исследования является выявление особенностей трансформации российского рынка труда и изменение форм занятости в контексте развития платформенной экономики. При этом объектом исследования является платформенная экономика как социально-экономическое явление, а предметом выступают процессы трансформации российского рынка труда и эволюция форм занятости под влиянием платформенных бизнес-моделей.

В ходе исследования рассматриваются ключевые научные и практические проблемы, препятствующие сбалансированному развитию платформенной экономики. Во-первых, проблемы правовой неопределенности: отсутствие устоявшегося понятийного аппарата и четкого правового статуса платформ затрудняет регулирование и защиту участников рынка. Во-вторых, вопросы рыночной асимметрии: концентрация рыночной власти у платформ-лидеров создает риски зависимости для малого бизнеса и ограничивает конкуренцию. В третьих, социальные аспекты формирования нового класса платформенных занятых, находящихся вне традиционного трудового поля, требует пересмотра подходов к социальным гарантиям.

В основе исследования лежит следующая гипотеза: развитие платформенной экономики и внедрение цифровых бизнес-моделей приводят к структурной трансформации российского рынка труда, которая выражается в переходе от традиционных форм найма к гибким моделям занятости и сопровождается устойчивым ростом требований к цифровым компетенциям. При этом степень вовлеченности работников в платформенную занятость неравномерна и имеет выраженную возрастную зависимость, обусловленную различным уровнем владения цифровыми навыками у разных возрастных групп.

Для проверки гипотезы сформулированы два исследовательских вопроса:

1) Подтверждается ли статистически устойчивый тренд роста цифровых компетенций населения как фактор трансформации российского рынка труда?

2) Каков характер и степень влияния возрастного фактора на вовлеченность населения в платформенную занятость?

Основная часть

Феномен платформенной экономики: сущность, правовой статус и механизмы трансформации

В российском правовом поле понятие «платформенная экономика» впервые институциализируется в проекте Федерального закона «Об отдельных вопросах регулирования платформенной экономики в Российской Федерации» (далее – Закон о платформенной экономике) от 31.07.2025 № 289-ФЗ [17]. Согласно п. 1 ст. 2, платформенная экономика определяется как «совокупность организационных и имущественных отношений, складывающихся в результате взаимодействия неограниченного круга лиц посредством цифровых платформ для осуществления предпринимательской деятельности или в иных целях, в том числе не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности». Законопроект конкретизирует объект регулирования, привязывая его к деятельности посреднических цифровых платформ, через которые осуществляется продажа товаров, выполнение работ или оказание услуг, таким образом отделяя их от классических интернет-магазинов, продающих собственные товары. Такой подход является прагматичным и функциональным: он выделяет конкретный периметр правоотношений, на который будет распространяться особое регулирование.

В научной литературе данное явление рассматривается в более широком контексте. Так, например, в работе Гавриловой Э. Н. [5], понятие платформенной экономики определяется как новая парадигма социально-экономического развития, ключевой особенностью которой является посредническая роль цифровых платформ между разными группами пользователей. По мнению других авторов - Ватолиной О. В. и др. [4], платформенная экономика представляет собой этап развития экономики, в рамках которого взаимодействие всех участников экономической деятельности реализуется посредством цифровых платформ.

Таким образом, платформенная экономика является новой парадигмой и этапом развития экономики, которая оказывает значительное влияние на перестройку макроэкономической архитектуры. Суть такой экономики заключается в цифровом посредничестве, охватывающем неограниченный круг лиц и все типы взаимодействий – от бизнеса до социально значимых целей, что делает ее существенным фактором трансформации национальной экономики.

Центральным элементом платформенной экономики является «цифровая платформа». Законопроект определяет ее через вариативный перечень (п. 2 ст. 2): «информационная система, и (или) сайт в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет", и (или) программы для электронных вычислительных машин, обеспечивающие технические, организационные, информационные и иные возможности для взаимодействия неограниченного круга лиц, в том числе в целях обмена информацией и ее распространения, продажи товаров, выполнения работ, оказания услуг». Такая формулировка создает правовую неопределенность, поскольку не выделяет единого сущностного признака. Законопроект компенсирует эту неопределенность двумя способами. Во-первых, через перечень исключений (ч. 3 и 4 ст. 1 Закона) и указание на посредничество как на сущностный признак. Во-вторых, вводится принцип закрытого перечня: юридически значимый статус «посреднической цифровой платформы» присваивается только после включения в специальный реестр (ч. 2 ст. 4 Закона).

Определение цифровой платформы также было дано рядом исследователей. Например, по мнению Шелепова А. В. [20], цифровая платформа – это бизнес-модель, использующая сложную высокотехнологичную инфраструктуру, включая алгоритмы, машинное обучение и большие данные, для создания ценности путем организации взаимодействия различных участников рынка и использования сетевых эффектов, функционируя как многосторонний рынок. Аналогичное определение отражено в работе Рахимовой Г. С. и Галявиева А. Р. [14], где цифровая платформа представляет собой организационно-технологическую систему, которая координирует деятельность экономических агентов и обеспечивает их взаимодействие, опираясь на инфраструктурное ядро, определенные стандарты и правила. В свою очередь, Алексахин А. Н. и др. [1] рассматривают цифровую платформу как технологического посредника, объединяющего стороны рыночного спроса и предложения. В их трактовке ключевое назначение платформы заключается в ускорении и повышении точности информационного обмена, устранении информационной асимметрии и, как следствие, в снижении транзакционных издержек.

В контексте данной работы под цифровой платформой будет пониматься технологически обусловленная бизнес-модель, реализованная в форме информационной системы, которая обеспечивает прямое алгоритмическое взаимодействие между различными группами пользователей. Ключевым отличительным свойством платформы является способность радикально снижать транзакционные издержки участников – затраты на поиск контрагентов, ведение переговоров, а также на спецификацию и защиту прав собственности, что достигается за счет устранения информационной асимметрии и масштабирования сетевых эффектов.

Для более глубокого понимания специфики платформенного подхода в научной литературе его принято рассматривать в противопоставлении с линейной бизнес-моделью. Линейная модель основана на «цепочке создания ценности», где компания последовательно добавляет стоимость на каждом этапе от производства до продажи. В то время как платформенная бизнес-модель основана на «виртуальном посредничестве», где ценность создается не внутри компании, а в результате взаимодействия независимых участников.

Принципиальное отличие платформенной модели от линейной можно представить в на основе сравнительного анализа основных характеристик (Таблица 1):

Таблица 1. Сравнительная характеристика линейной и платформенной моделей бизнеса

Драйверами платформенного роста являются сетевые эффекты, которые уже были упомянуты ранее. Суть этого механизма заключается в следующем: чем больше участников привлекает платформа, тем выше становится ее ценность. Данный процесс, в свою очередь, привлекает еще больше участников, создавая «виртуальную петлю обратной связи», которая, как отмечают Асадуллина А. В. и Вилкул Н. А. [2], неизбежно ведет к высокой концентрации рынка и формированию цифровых монополий.

На основе сетевых эффектов можно выделить два ключевых механизма трансформации отраслей. Во-первых, устранение посреднических функций. Некоторые авторы, например Крылова Л. В. [8], его определяют как механизм дезинтермедиации. Под этим термином понимается процесс удаления из цепочки создания ценности традиционных посредников, таких как дистрибьюторы, оптовые компании или розничные магазины. Платформы берут на себя функции поиска контрагентов, внедрения единых правил заключения сделок и формирования доверия через системы рейтингов, что позволяет производителям и потребителям взаимодействовать напрямую. Это, в свою очередь, снижает конечную стоимость товаров и услуг благодаря снижению транзакционных издержек и повышает скорость операций. Во-вторых, возникает такой феномен, как алгоритмическое управление трудом. Это механизм трансформации рынка труда, при котором прямое управление со стороны руководства заменяется цифровыми алгоритмами, то есть автоматизированными системами управления, которые берут на себя ключевые функции: от автоматического распределения задач до контроля их исполнения и оценки производительности. Как указывает социолог Шевчук А. В. [19], платформа детально структурирует трудовой процесс, выдавая исполнителю (курьеру, водителю) «отдельный заказ» и контролируя его выполнение в жестких временных рамках. Это лишает работника автономии выбора, превращая труд в набор дискретных операций.

Таким образом, реализация рассмотренных механизмов дезинтермедиации и алгоритмического управления обеспечивает реальный переход от линейных принципов создания ценности к сетевым. Платформенная экономика не просто дополняет существующую структуру, а трансформирует отрасли, ранее функционировавшие исключительно на базе линейных бизнес-моделей, делая их более гибкими и проницаемыми для новых участников.

Трансформация моделей занятости в российской экономике

Российский рынок демонстрирует устойчивую динамику внедрения платформенных решений. По данным Росстата [11], удельный вес организаций, использующих цифровые платформы, вырос с 17,2% в 2020 году до 21,8% в 2024 году.

Важно заметить, что происходит процесс практически полной трансформации розничной торговли. Маркетплейсы, такие как Wildberries и Ozon, стали основными драйверами рассматриваемых изменений. Исследование Пташкиной Е. С. и Султановой А. А. [13] показывает, что доминирующей формой продавцов на российских маркетплейсах являются индивидуальные предприниматели (ИП), доля которых достигла 75% на 2024 год. Платформы взяли на себя функции федеральной логистики и маркетинга, что позволило региональному малому бизнесу выйти на общероссийский уровень.

В сфере занятости платформы инициировали становление так называемой гиг-экономики (или платформенной занятости), под которой понимаются экономические отношения, где участники взаимодействуют через цифровые платформы для выполнения краткосрочных контрактов или отдельных задач. Ключевая особенность этой модели, как отмечают исследователи, – декомпозиция трудовых функций, то есть дробление целостного трудового процесса на мельчайшие, независимые задания («гиги»), которые могут выполняться разными исполнителями [21].

В зависимости от характера выполняемых задач, можно выделить несколько форм платформенной занятости. Во-первых, «занятость на макрозадачах»: выполнение сложных, долгосрочных проектов, требующих специальных навыков (IT-программирование, дизайн, консалтинг). Исполнители на таких платформах (например, фриланс-биржах) обладают высокой автономией, а цены на их услуги часто устанавливаются в ходе переговоров. Во-вторых, «занятость по требованию»: форма, характерная для агрегаторов такси и служб доставки, где работники получают поток стандартизированных, краткосрочных заказов и работают под жестким алгоритмическим контролем. В-третьих, «занятость на микрозадачах»: выполнение простейших рутинных операций, которые не поддаются полной автоматизации (например, модерация контента). Эта форма занятости характеризуется низкой квалификацией и минимальной автономией.

Работник становится автономным исполнителем (гиг-работником), который не привязан к конкретному работодателю. Принципиальное отличие модели дохода в гиг-экономике от традиционной системы занятости, которая может включать как фиксированную, так и сдельную оплату труда, заключается в отсутствии долгосрочных гарантий и стабильности ставок оплаты. Если в рамках классического трудового договора сдельные ставки обычно заранее определены и относительно стабильны, то в гиг-экономике доход формируется за выполнение отдельных, независимых друг от друга задач. Цена за каждую такую задачу может динамически изменяться алгоритмом платформы, а сам работник не имеет гарантий получения следующего заказа. Таким образом, платформенная занятость предлагает гибкость и свободу выбора в организации рабочего времени, но при этом алгоритмы берут на себя ключевые функции менеджмента: они автоматически контролируют, отслеживают и оценивают работников, организуя их рабочие процессы.

Механизм алгоритмического управления привел к формированию очень крупного сегмента платформенной занятости, который включает в себя курьеров, водителей такси, продавцов, исполнителей сферы услуг и так далее. По данным Росстата, в 2024 году в платформенную занятость было вовлечено от 13 до 15 миллионов человек [9]. Причем, из исследования НИУ ВШЭ [6] известно, что 3,8% занятых в РФ выполняли свою основную деятельность с помощью цифровых платформ, а 0,3% всех занятых использовали платформы для получения дополнительного дохода.

В российском контексте такой сдвиг в сторону платформенной занятости наиболее ярко иллюстрируют такие экосистемы, как Яндекс (сервисы Яндекс.Еда и Яндекс.Такси), где огромное количество курьеров и водителей получают заказы путем работы алгоритмов, которые оптимизируют маршруты и цены. Аналогичные процессы происходят на платформах услуг, таких как Profi.ru и YouDo, где специалисты конкурируют за выполнение разовых заданий, а не за штатные позиции.

С одной стороны, эта ниша создает беспрецедентную гибкость для экономики, поскольку компания может привлекать ресурсы «по требованию», а исполнители вправе самостоятельно планировать график и совмещать подработки. С другой стороны, гиг-экономика порождает серьезные вызовы, связанные с социальной защищенностью работников, как указывают Романюк Е. В. и др. [15]. Работник, формально являясь независимым партнером, фактически оказывается в жесткой зависимости от платформы, но при этом лишается базовых гарантий наемного труда: оплачиваемых отпусков, больничных, пенсионных отчислений работодателя и защиты от увольнения.

Именно эта двойственность, сочетающая в себе экономическую эффективность для бизнеса и социальную уязвимость для работника, и является ключевой особенностью платформенной занятости. Одним из самых острых проявлений этой двойственности выступает асимметрия власти, при которой платформа в одностороннем порядке диктует условия сотрудничества. Платформа единолично устанавливает тарифы, определяет рейтинг исполнителя, меняет алгоритмы выдачи заказов и может в любой момент заблокировать работника, который, в свою очередь, лишен возможности оспаривать эти решения. Столь масштабное и сложное явление, затрагивающее интересы множества людей, требует разработки дополнительного государственного регулирования. Его цель заключается не только в том, чтобы сбалансировать рыночную власть платформ и работников, но и в том, чтобы адаптировать правовое поле к технологическим и социальным реалиям. С одной стороны, необходимо решить технологические вопросы, связанные с прозрачностью алгоритмов и защитой данных. С другой стороны, требуется адаптация рынка труда, то есть создание правового статуса для платформенных занятых, который обеспечил бы им базовые социальные гарантии, не мешая при этом гибкости и инновационному потенциалу самой модели платформенной занятости.

Эмпирическое исследование трансформации моделей занятости в условиях платформенной экономики

Целью данного раздела является проверка гипотезы о том, что развитие платформенной экономики и внедрение цифровых бизнес-моделей приводят к структурной трансформации российского рынка труда, которая выражается в переходе от традиционных форм найма к гибким моделям занятости и сопровождается устойчивым ростом требований к цифровым компетенциям. При этом степень вовлеченности работников в платформенную занятость неравномерна и имеет выраженную возрастную зависимость, обусловленную более высоким уровнем владения цифровыми навыками у молодежи.

Эмпирическую базу исследования составили данные краткого статистического сборника «Цифровая экономика: 2025» [18], подготовленного Национальным исследовательским университетом «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). Для проверки выдвинутой гипотезы и ответов на исследовательские вопросы был проведен статистический анализ по двум ключевым направлениям: анализ динамики формирования цифровых компетенций населения и корреляционно-регрессионный анализ зависимости платформенной занятости от возраста.

Первый исследовательский вопрос: подтверждается ли статистически устойчивый тренд на рост цифровых компетенций населения как фактор трансформации российского рынка труда?

Одним из фундаментальных направлений трансформации рынка труда является изменение требований к компетенциям работников. Для участия в платформенной экономике необходим базовый уровень цифровой грамотности, без которого доступ к новым формам занятости невозможен. Поэтому, чтобы оценить глубину и скорость этой трансформации, в первую очередь необходимо проанализировать, как в стране формируется технологическая основа для платформенной занятости, а именно то, как растет уровень владения населением ключевыми цифровыми навыками.

Для ответа на данный исследовательский вопрос был проведен динамический анализ формирования цифровых компетенций, которые являются технологической основой и необходимым условием для развития платформенной занятости. Рост этих навыков у населения напрямую отражает структурную трансформацию рынка труда, где традиционные компетенции замещаются цифровыми.

В качестве ключевого индикатора был выбран показатель «Поиск, загрузка, установка и настройка программного обеспечения». Данный выбор обусловлен тем, что этот навык отражает не пассивное потребление цифровых услуг, а активное взаимодействие пользователя со своим технологическим инструментарием. Именно способность самостоятельно устанавливать и настраивать программное обеспечение является базовым требованием для входа в платформенную занятость, как, например, установка мобильного приложения для курьера или настройка личного кабинета для продавца на маркетплейсе. Таким образом, динамика этого показателя наиболее точно отражает формирование технологической готовности населения к участию в платформенной занятости.

Для анализа временного ряда была составлена таблица на основе данных НИУ ВШЭ за период 2020-2023 гг. ( [18], с. 31).

Таблица 2. Динамика владения навыком установки и настройки ПО (2020-2023 гг.)

За четырехлетний период наблюдается экспоненциальный рост показателя. Общий прирост составил 127%, при этом темпы роста ускоряются с каждым годом, достигнув +78,6% в 2023 году. Это свидетельствует об активной фазе цифровой трансформации рабочей силы.

Для определения наличия и тесноты связи между фактором времени и ростом цифровых навыков был рассчитан коэффициент корреляции Пирсона по формуле:

В качестве независимой переменной (фактора X) выступает время (представленное как порядковый номер года t = 1, 2, 3, 4). В качестве зависимой переменной (результата Y) взята доля населения, владеющая данным навыком.

В результате расчета получен коэффициент корреляции:

Значение коэффициента корреляции r ≈ 0,88 свидетельствует о наличии высокой прямой связи между фактором времени и ростом уровня цифровых компетенций населения. Это доказывает, что с каждым годом доля людей, владеющих необходимыми для платформенной занятости навыками, закономерно и устойчиво растет.

Для оценки того, какая доля изменений в уровне навыков объясняется фактором времени, был рассчитан коэффициент детерминации R²:

Коэффициент детерминации показывает, что 77% вариации в уровне цифровых навыков объясняется линейным трендом, то есть фактором времени. Это подтверждает высокую значимость наблюдаемой тенденции и ее неслучайный характер.

Для описания скорости и характера трансформации было построено уравнение линейного тренда:

Уравнение показывает, что наблюдается устойчивая положительная динамика. Коэффициент регрессии (2,23) указывает на то, что в среднем за рассматриваемый период доля населения, способного активно работать с программным обеспечением, ежегодно увеличивалась на 2,23 процентных пункта.

Следует отметить, что при формальной проверке уровень значимости p-value, равный 0,12, превышает пороговый уровень в 0,05, что обусловлено малым размером выборки (4 года). Тем не менее, совокупность рассчитанных показателей (высокий коэффициент корреляции, значимый коэффициент детерминации и выраженная динамика роста) позволяет сделать обоснованный вывод о наличии устойчивого тренда.

Проведенный корреляционный анализ (r = 0,88) доказал наличие сильной прямой связи между временем и ростом цифровых компетенций. А значимый коэффициент детерминации (R² = 0,77) подтверждает, что этот тренд не случаен: 77% наблюдаемых изменений объясняются фактором времени. Это означает, что рынок труда имеет системную направленность в сторону повышения цифровой грамотности, что является фундаментальным условием для формирования технологической готовности населения к участию в платформенной занятости.

Динамический анализ показал, что темпы прироста ключевых цифровых навыков увеличиваются экспоненциально (до +78,6% в 2023 году). Уравнение тренда (y = 2,23x + 2,10) позволяет количественно оценить эту динамику, показывая, что в среднем доля населения с необходимыми навыками ежегодно увеличивалась на 2,23 п. п. Это свидетельствует о том, что трансформация не просто происходит, а непрерывно ускоряется, что создает условия для более активного внедрения платформенных форм занятости в традиционные отрасли.

Таким образом, анализ подтвердил, что трансформация занятости идет по пути массовой и ускоряющейся цифровизации трудового потенциала.

Второй исследовательский вопрос: каков характер и степень влияния возрастного фактора на вовлеченность населения в платформенную занятость?

Для ответа на этот вопрос был проведен корреляционно-регрессионный анализ данных о доле работающих через платформы в различных возрастных группах за 2023 год (на основе [18], с. 80).

Таблица 3. Расчетные данные для анализа зависимости возраста и платформенной занятости

Для начала был рассчитан коэффициент вариации (CV) для показателя вовлеченности по формуле:

, где σ – среднее квадратическое отклонение, а Y (сред.) – среднее арифметическое значение доли занятых.

Коэффициент вариации составил:

Полученное значение говорит о высокой степени неоднородности и подтверждает наличие цифрового разрыва поколений в платформенной занятости.

Далее был рассчитан коэффициент корреляции Пирсона (r), который отражает зависимость между возрастом и долей занятых через платформы. Коэффициент составил:

В результате расчетов значение получилось близким к -1, что свидетельствует о значительной обратной линейной зависимости. С увеличением возраста доля участия в платформенной занятости линейно снижается.

Коэффициент детерминации составил:

Полученный коэффициент детерминации показывает, что 97% вариации в уровне платформенной занятости объясняется именно возрастным фактором, что говорит о его решающей роли.

Далее было построено уравнение линейной регрессии:

Полученный коэффициент регрессии (-0,083) показывает, что с увеличением возраста на год доля участия в платформенной занятости снижается в среднем на 0,083 процентных пункта.

График, представленный на рисунке 1, наглядно демонстрирует сильную обратную зависимость: линия тренда имеет ярко выраженный нисходящий характер, подтверждая вывод о том, что возраст влияет на вовлеченность в платформенную занятость.

Рисунок 1. Зависимость доли занятых в платформенной экономике от возраста.

Источник: составлено авторами.

Проведенный анализ по второму исследовательскому вопросу позволил детально изучить характер и степень влияния возрастного фактора на вовлеченность населения в платформенную занятость. Полученные результаты совершенно точно свидетельствуют о том, что такой демографический фактор, как возраст, оказывает решающее влияние на участие работников в платформенной экономике. Во-первых, расчет коэффициента вариации (CV = 30,5%) выявил высокую степень неоднородности в распределении платформенной занятости среди различных возрастных групп, что статистически подтверждает наличие цифрового разрыва между поколениями. Во-вторых, коэффициент корреляции Пирсона (r = -0,98) показал наличие сильнейшей обратной линейной зависимости. Это означает, что с увеличением возраста доля участия в платформенной занятости закономерно и линейно снижается. В-третьих, построенная регрессионная модель (y = -0,083x + 7,86) и высокий коэффициент детерминации (R² = 0,97) подтверждают, что возраст является ключевым фактором: он объясняет 97% всех различий в уровне вовлеченности.

Таким образом, было доказано, что люди более молодого поколения значительно активнее участвует в платформенной деятельности. Это позволяет сделать вывод, что доступ к некоторым формам занятости в современной цифровой экономике имеет демографические барьеры, одним из которых является возраст.

Результаты проведенного эмпирического анализа по двум исследовательским вопросам позволяют сделать итоговый вывод о подтверждении выдвинутой гипотезы.

Анализ по первому исследовательскому вопросу подтвердил наличие устойчивого тренда (r = 0,88) на рост цифровых компетенций, что является технологической основой для трансформации рынка труда. Этот рост рассматривается как прямое следствие и отражение растущих требований рынка труда к работникам, что подтверждает первую часть гипотезы. Анализ по второму исследовательскому вопросу выявил сильнейшую обратную зависимость (r = -0,98) между возрастом и вовлеченностью, что объясняет доминирующую роль молодежи в этом сегменте.

В результате, выдвинутая гипотеза о том, что развитие платформенной экономики приводит к структурной трансформации рынка труда, а степень вовлеченности в нее имеет выраженную возрастную зависимость, обусловленную цифровыми компетенциями, нашла свое полное подтверждение.

Заключение

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что платформенная экономика в России перестала быть нишевым технологическим феноменом и превратилась в масштабный макроэкономический фактор. Переход от линейных бизнес-моделей к платформенным экосистемам сопровождается глубокой трансформацией рынка труда, механизмы и последствия которой были проанализированы в данной работе.

Во-первых, систематизация понятийного аппарата показала, что экономическая сущность платформ, включающая снижение транзакционных издержек и сетевые эффекты, значительно опережает их правовое регулирование. Разработка проекта Федерального закона «Об отдельных вопросах регулирования платформенной экономики в РФ» представляет собой важный шаг к институционализации. Введение ключевых понятий и принципа закрытого реестра создает необходимый правовой фундамент для новых экономических отношений.

Во-вторых, анализ механизмов трансформации выявил, что ключевыми драйверами изменений выступают дезинтермедиация и алгоритмическое управление трудом. Эти механизмы радикально меняют архитектуру таких традиционных отраслей, как розничная торговля и сфера услуг, обеспечивая рост эффективности и скорости проведения операций.

В-третьих, эмпирический анализ на основе статистических данных позволил полностью верифицировать гипотезу исследования. Было статистически подтверждено наличие устойчивого тренда на рост цифровых компетенций населения, что формирует технологическую основу для расширения платформенной занятости. Также была доказана значительная обратная зависимость между возрастом и степенью вовлеченности в платформенную занятость, что объясняет доминирующую роль молодежи в этом сегменте рынка труда.

В-четвертых, выявленные системные вызовы, такие как асимметрия рыночной власти и социальная незащищенность платформенных занятых, требуют взвешенного государственного вмешательства. Стратегические ориентиры, заложенные в «Едином плане по достижению национальных целей развития до 2030 года», указывают на необходимость поиска баланса между социальной защитой трудящихся и созданием условий для инновационного роста на основе платформенных решений, обеспечивающих существенный вклад в ВВП страны.

Таким образом, дальнейшее развитие российской экономики неразрывно связано с углублением «платформизации». При этом качество регуляторной среды станет определяющим фактором того, насколько эффективно будут использованы преимущества этой модели для достижения национальных целей. Поиск баланса между стимулированием технологического потенциала платформ и защитой прав работников является ключевой задачей, от решения которой зависит не только экономический рост, но и социальная стабильность.