Социокультурный потенциал и экономическая безопасность государства

Введение. Категория социально-культурный (социокультурный) потенциал в данной работе рассматривается как производная от таких более традиционных категорий или понятий как человеческий капитал и человеческий потенциал, а также научно-технический потенциал. Актуальность данной категорий мы связываем с объективными потребностями социализации и гуманизации экономики, роста значения в экономическом развитии так называемых неэкономических факторов развития экономики [6].

Социальный потенциал трактуется в работе как совокупность ресурсов в рамках государства, вытекающих из его социальной организации, включая гражданское общество. Социальный потенциал представляет собой также совокупность возможностей и способностей индивидов, социальных групп и общества в целом, которые формируются в процессе социальных отношений и взаимодействий.

Культурный потенциал государства представляет собой способность индивидов или групп, граждан страны в целом взаимодействовать с накопленными материальными и духовными ценностями, понимать и критически оценивать разные типы и формы культуры, а также успешно создавать и развивать новые культурные ценности. Культурный потенциал представляет также собой систему морально-нравственных, эстетических и интеллектуальных факторов, носителями которых являются граждане страны.

Социокультурный потенциал мы рассматриваем как категорию, интегрирующую оба указанных потенциала исходя из их тесной взаимосвязи, все более интенсивно проявляющейся в современном государстве и экономике.

Актуальность предложенной темы статьи определяется вызовами, которые связаны с формированием многополярного (полицентричного) мира, в котором Россия призвана играть роль одного из его центров. Выполнение указанной функции в качестве необходимого условия предполагает обеспечение экономической безопасности государства, как основы его политической независимости и конкурентоспособности в современном мире.

Перед российской наукой объективно стоит задача разработки теоретических основ формирования институциональных механизмов, при которых современное российское государство способно было бы выполнять возложенную на него роль в современном геополитическом пространстве.

В теоретико-методологическом плане в настоящей работе мы опираемся на разработки известного американского социолога Т. Парсонса, его структурно-функциональный, социетальный (целостный) подход к исследованию общества и государства в трактовке современного российского философа К. Момджана. В современной интерпретации предложенной Т. Парсонсом схемы она выглядит следующим образом: подсистемами общества и государства являются, во-первых, социальная сфера общественной жизни, в рамках которой осуществляется то, что Ф. Энгельс называл «производством непосредственной человеческой жизни»; во-вторых, сфера хозяйства, или сфера материального производства; в-третьих, духовная сфера общественной жизни, отвечающая за производство необходимой людям информации (научной, художественной и пр.), опредмеченной в знаково-символических объектах; и наконец, в четвертых, организационно-политическая сфера, продуктом которой являются организационные связи и различные комбинации отношений, включающие субъекты и объекты деятельности [4, с. 93–95].

В качестве примера взаимоотношений институциональных элементов общества и государства в контексте социокультурного потенциала и его преломлении в экономике (сфере хозяйства), может рассматриваться предлагаемое известными экономистами институциональное направление, связанное с развитием в будущем системы экономического самоуправления, объединяющей в единое целое такие подсистемы, как:

• производственное и территориальное самоуправление;

• участие представителей трудовых коллективов и иных ассоциаций

граждан в управлении экономическими процессами на отраслевых и региональных уровнях;

• демократическое планирование (снимающее противоречия «плановых сделок» эпохи «реального социализма»);

• функциональное экономическое самоуправление (деятельность

полновластных профсоюзных, потребительских и т.п. организаций по

нормативному регулированию экономики) и т.п.» [2, с. 239].

Что касается перспектив развития социокультурного потенциала с учётом институционального фактора и его смыслового, идеологического наполнения то следует обратить внимание на высказывание известного российского экономиста В. Т. Рязанова относительно системной природы кризиса современного капитализма и указания на возможность альтернативы нынешнему капитализму с учётом того, что будущее всегда многовариантно и непредсказуемо. По мнению В. Т. Рязанова и тему социализма применительно к возможности посткапиталистического развития также не следует считать закрытой, поскольку, как, доказывает история, новое рождается не через один, а через два скачка и два перехода. То есть процесс утверждения нового проходит через отрицание отрицания [12, с. 291].

Данная логика анализа А. Т. Рязанова в оценке прошлого и будущего развития, как нам представляется, согласуется с рассуждениями российского философа марксиста В. Вазюлина об оценке «реального» социализма. Ссылаясь на высказывание К. Маркса, хотя и «несколько по иному поводу», где К. Маркс, по словам В. Вазюлина, говорил о том, что «эпоха понимается тогда достаточно глубоко, когда начинается ее самокритика, т.е., когда начался процесс разложения, упадка, тогда появилась, неосознаваемая, конечно, но объективная возможность для того, чтобы понять социализм как историческое явление более глубоко. Тогда, скажем, появилась возможность для того, чтобы понять то, что у нас было, — это ранний социализм, со своими особыми чертами. Но необходимый социализм. Необходимая стадия. Иначе быть не могло» [3, с. 107]. Иными словами, по мнению В. Вазюлина, речь идет о том, что «степень постижения сути социализма в период восходящего социализма не могла быть достаточной для того, чтобы понять его в качестве раннего, в качестве определенной исторической стадии социализма. И поэтому отсюда следует, что не могли предвидеть и будущего социализма в нашей стране. Не могли в достаточной степени в то время предвидеть» [там же].

Известный американский историк Артур М. Шлезингер в своей работе «Циклы американской истории», опираясь на пример толкования американскими историками происхождения «холодной войны», в послевоенной историографии назвал академической фазой. Данная фаза в развитии науки, по мнению автора, обладает такими важными для науки и научной работы качествами как беспристрастность и синтез [16, с. 688]. Хотелось бы надеяться, что в оценке прошлого, настоящего и будущего нашей страны, с точки зрения имеющегося интеллектуального потенциала и имеющихся в нашем распоряжении исторических фактов, нам также удастся вступить в «академическую фазу».

Следует отметить, что не только в рамках философии и социологии, междисциплинарных исследований, но и в рамках экономической теории в отношении потенциала экономического развития, все чаще также культура становится объектом и предметом исследований теоретического и эмпирического характера. Представляется также, что культура как социальный институт заслуживает и углублённого политико-экономического изучения.

Обращают на себя внимание исследования влияния культуры на экономическое развитие, попытки операционализации такого влияния. Так, А.А. Аузан, анализируя работы ряда зарубежных авторов, выделяет и формулирует следующий ряд закономерностей. Во-первых, это закон экономической успешности (Р. Инглхарта), согласно которому существует устойчивая связь между ценностями и величиной ВВП на душу населения, которая отражает взаимодействие культуры, экономики и политических отношений. Сюда же А.А. Аузан относит и закон конкурентной специализации (Г. Хофстеде), согласно которому культура может влиять на конкурентные преимущества нации (склонность к инновациям и предпринимательской деятельности, мобилизационные методы хозяйствования, темпы роста и т. д.). В рамках практического использования оценки социокультурных факторов с точки зрения проведения реформ А.А. Аузан рассматривает категорию «дистанция власти». Речь идет о степени, с которой наделённые относительно меньшей властью члены общества или организации ожидают и допускают неравномерность распределения власти. Различаются страны с низким и высоким уровнем дистанции власти. Примечательно, что для стран с низким уровнем дистанции власти отмечается возможность проведения преобразований «снизу». Для них же характерна высокая инновационность и инициативность. При этом для стран с высоким уровнем дистанции власти характерна реализация мобилизационных проектов, требующих высокой дисциплинированности и концентрации усилий. Что касается России, то в шкале дистанции власти автор относит наше государство к странам с чрезвычайно высоким ее уровнем, превосходящим даже Китай [1].

Иные аспекты взаимодействия культуры и экономики исследует академик В.М. Полтерович, прибегая к использованию категории "гражданская культура". По мнению В.М. Полтеровича, в мире существует кризис механизмов экономической и политической конкуренции. Альтернативой же конкуренции должны выступать механизмы сотрудничества [11]. Связывая политическую конкуренцию и человеческие качества, В.М. Полтерович описывает на примерах из практики США механизм деградации моральных норм, отмечая, что сама политическая конкуренция порождает такой механизм, при котором действующих политиков обыгрывают те, кто менее стеснён моральными ограничениями, что и ведет к постепенной деградации самой политической системы, к ее кризису. Некоторые страны, по мнению В.М. Полтеровича, попали в ловушку конкуренции, однако другим удаётся противостоять кризису. К последним относится семерка европейских стран- «лидеров» (Дания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Исландия, Швейцария и Нидерланды), которые существенно опередили другие страны Запада в развитии экономических, политических институтов, а также институтов гражданской культуры. В.М. Полтерович указывает также на предпосылки становления механизмов сотрудничества как альтернативы конкуренции и ее последствий в виде деградации. Среди таких предпосылок отмечается, во-первых, технологическое развитие и связанное с ним совершенствование систем связи и информационных технологий, которые уменьшают издержки координации. Благодаря развитию IT-технологий, возникают новые формы сотрудничества: например, социальные интернет-сети. Во-вторых, посредством обучения сотрудничеству, умению достигать компромисса обеспечивается рост человеческого капитала. В-третьих, речь идет о развитии гражданской культуры, включающей укрепление норм честности, рост обобщённого доверия, распространение толерантности и альтруизма, увеличение планового горизонта. Наконец, четвертой предпосылкой служит институциональное развитие, включающее институты достижения компромисса, такие как парламентские комитеты, гражданское общество [10].

Известный американский экономист Кеннет Э Боулдинг в своей конструктивной критике абсолютного доминирования потребительского поведения отмечает, что акцент на потреблении в рамках традиции и концепции человека экономического привел экономистов к недооценке того, что можно назвать «экономикой созерцания». По его словам, мы пренебрегаем тем фактом, что мы получаем удовлетворение, созерцая, на пример, дикую местность, приятные окрестности, хорошую архитектуру. При этом, мы не собираемся все это употреблять. Обменные соотношения, на которых мы основываем относительные цены и нашу оценку различных вещей, не предполагают потребления, а лишь ранжирование существующих ценностей. Возможно, упор, сделанный на потреблении, побудил экономистов переоценить индивидуализм [9, с. 921].

С точки зрения формирования современной креативной экономики, основанной на знаниях, становится все более очевидным, что будущее по всей видимости, будет принадлежать не пресловутому «человеку экономическому», и как его разновидности - «квалифицированному потребителю», а «человеку культурному» – с иными ценностями и мотивациями, чем у «homo economicus». Данное обстоятельство позволяет по-новому взглянуть на цели и средства развития как человеческого, а также, если обратиться к более широкому институциональному контексту, социокультурного потенциала и их места и роли в современной экономике.

С нашей точки зрения и сегодня, в рамках рассматриваемой темы, определенный интерес и ценность представляют работы и некоторых советских экономистов, не потерявшие на наш взгляд своей актуальности. Так материально-техническая база в работах С.А. Хейнмана предстает как важнейшая составляющая производственного, научно-технического, экономического и в определенной мере духовного потенциалов общества [14, с. 214].

Что касается развития науки и научно-технических кадров, то они, по мнению С.А. Хейнмана, могут рассматриваться как часть духовного потенциала общества [там же, с. 215]. Духовный же потенциал выражается в духовных и интеллектуальных возможностях людей - главной производительной силы общества. При этом, он выступает составной частью экономического потенциала. Духовный потенциал - прежде всего совокупность знаний, которыми обладает общество, он включает квалификацию совокупного работника [там же, с. 216]. С.А. Хейнман подчеркивал, что исследование роли и влияния НТП на общественное производство и его структуру требует изучения прямых и обратных связей между двумя важнейшими составляющими общественного производства – материальным и «нематериальным» производством, включая сферу науки [18, с. 46-47]. Таким образом, ученый обратил внимание на тесную взаимосвязь материального и духовного производства, материального производства и, говоря современным языком, отраслей гуманитарной сферы [8].

Также многообразие ценностных ориентаций человека в современном социуме и экономике выводит нас на осмысление институциональных контуров будущего развития. Среди возможных направлений выхода из сложившейся кризисной ситуации продуктивной нам видится идея формирования многоукладной экономики, как отражения многообразия форм хозяйствования и ценностных представлений человека [7, с. 84]. В тоже время, что ценностный плюрализм, в особенности в его экстремальных проявлениях может в какой-то мере свидетельствовать и в качестве признака переходного состояния социально-экономической системы.

Говоря о преимуществах многоукладного экономического строя А.Г. Худокормов, справедливо указывает на заложенную в нем возможность для реализации своего потенциала людям с разнообразными типами психики. Иными словами, речь идет о признании плюрализма человеческих предпочтений или ценностей, что нельзя не приветствовать [15. с. 147].

Некоторые специалисты указывают также на наличие, назревавшего на протяжении ряда послевоенных десятилетий ценностного кризиса и связывают его со сменой глубинной парадигмы развития общества, при которой материальные факторы при всей их значимости отступают на второй план по сравнению с нематериальными [13, с. 35].

Представляется, что отмеченный ценностный кризис выступает, как составная часть системного кризиса современного капитализма, и находит свое проявление в сферах за пределами собственно экономики. Это, во-первых, сфера идеологии, где господствует потребительство и гедонизм, архаичные формы потребления, не соответствующие современным условиям и вызовам развития. Во-вторых, сфера политики, где, в рамках так называемого «общества спектакля», на первое место выступают видимость и так называемый пиар, когда вместо реагирования на долгосрочные вызовы все внимание политиков акцентируется на решении текущих, зачастую конъюнктурных задач, Наконец, сфера культуры и науки, которые должны восприниматься «обществом спектакля» как «не эффективные», и потому финансируемые по остаточному принципу, занятые же в них работники, в соответствии с ценностями и критериями рыночной экономики не пользуются престижем в глазах общества [5, с. 210].

Говоря о геополитическом контексте реализации социокультурного потенциала страны Россия как один из геополитических, социально-экономических и культурно-исторических центров полицентричного (многополярного) мира может успешно существовать и развиваться, лишь опираясь на свой культурно-исторический потенциал и свою геополитическую субъектность. Наряду с междисциплинарными исследованиями, выявление и развитие всего богатства данной субъектности в его динамике есть предмет и политической экономии в ее формационном и цивилизационном аспектах. При этом, как нам представляется, следует также учитывать возможности межцивилизационного взаимодействия и взаимообогащения, избегая, однако, негативных последствий так называемого культурного империализма. Последний означает навязывание господствующей культуры в региональном, континентальном или глобальном масштабе [17, с. 269].

В этой связи можно также согласиться и с утверждением Е. Геллнера о том, что те, кто усваивает новые методы в оппортунистическом подражательном духе, могут сохранять и развивать свои культуры, совершенно не разочаровываясь в них [19, p. 222]. В контексте указанного «оппортунистического заимствования» есть основания полагать, что России с ее евразийской культурно-исторической доминантой удастся в дальнейшем более эффективно чем до сих пор воспользоваться уже имеющимся мировым опытом «избирательного заимствования», успешный пример которого демонстрирует сегодня Китай. В любом случае залогом экономической безопасности служит устойчивая социально-экономическая система, опирающаяся на политическую и культурную независимость, разумную преемственность, а также эффективные, проверенные опытом институциональные инновации, как отечественные, так и зарубежные.

Заключение. Как нам представляется, содержащийся в работе методологический и аналитический анализ, опирающийся на целостную функционально-институциональную модель государства, позволяет прийти к следующему наиболее важному выводу: залогом успешного и безопасного социально-экономического развития России в многополярном мире, сохранения и укрепления ее геополитической субъектности служит ускоренное, относительно других элементов функционально-институциональной структуры, развитие социокультурного потенциала государства.