Трудовые ресурсы и рынок труда в агропромышленном комплексе Российской Федерации: современное состояние и тенденции развития

Введение. Агропромышленный комплекс (АПК) России, являясь стратегически важным сектором экономики, в современных условиях сталкивается с системным кризисом воспроизводства трудовых ресурсов. Несмотря на позитивную динамику основных производственных показателей и реализацию политики импортозамещения, рынок труда АПК демонстрирует тревожные тенденции, угрожающие долгосрочной устойчивости отрасли. Сохраняющаяся с 1990-х годов устойчивая депопуляция сельских территорий, усиленная процессами урбанизации и технологической трансформации, привела к глубоким структурным деформациям, которые не могут быть компенсированы точечными мерами государственной поддержки [11].

Актуальность темы исследования определяется нарастающим противоречием между технологической модернизацией агропромышленного комплекса, требующей высококвалифицированных кадров, и прогрессирующей деградацией человеческого капитала в сельской местности. В условиях действия санкционного давления и курса на продовольственный суверенитет, кадровое обеспечение АПК становится вопросом национальной безопасности.

Проблемы кадрового обеспечения АПК, развития аграрного образования и управления человеческим капиталом исследуются в работах Р.Х. Адукова [2], В.М. Баутина [3], И.З. Мамедова [10], Е.Н. Ильченко [5], А.В. Козлова [8] , Е.В. Черненко [14], Ю.А. Макуриной [9] и Е.В. Авдеева [1], охватывающих широкий спектр вопросов от профессиональной подготовки до стратегического управления кадровым потенциалом в региональном аграрном секторе. Однако недостаточное внимание уделяется комплексному анализу институциональной трансформации трудовых отношений в АПК, включая процессы деформализации занятости, изменения региональной структуры трудового потенциала и эффективности применяемых мер государственного регулирования, что определяет новизну настоящего исследования.

Целью исследования является выявление и системная интерпретация ключевых тенденций и структурных дисбалансов, определяющих современное состояние рынка труда в агропромышленном комплексе Российской Федерации.

Методологическую основу исследования составляет системно-институциональный подход, в рамках которого рынок труда агропромышленного комплекса рассматривается как социально-экономическая система, подверженная структурным, демографическим и институциональным трансформациям. Эмпирической базой выступают официальные статистические данные Росстата и Минсельхоза России, интерпретируемые через призму теории человеческого капитала и институциональной экономики.

Результаты и обсуждение. В условиях структурной трансформации экономики, технологической модернизации и урбанизации на протяжении последних трех десятилетий произошло значительное сокращение численности и доли работников, занятых в сельском хозяйстве России (рисунок 1).

Рисунок 1. Динамика численности занятых в сельском хозяйстве России ^[1]

В 1991 г., в аграрном секторе России было занято 8,75 млн человек, что составляло 12,1% от общей численности занятого населения. В последующие годы наблюдалось постепенное сокращение как абсолютных показателей, так и доли сельскохозяйственных работников в структуре занятости. К 2023 г. численность занятых в этом секторе уменьшилась до 3,99 млн человек (5,7%), то есть сократилась более чем в два раза. Среднегодовые темпы снижения составили 2,43%, что свидетельствует о глубоких структурных сдвигах в экономике.

Динамика занятости в сельском хозяйстве на протяжении анализируемого периода не была равномерной и включала несколько фаз. Первый этап (1991-1998 гг.) характеризовался плавным сокращением численности работников – с 8,75 млн до 6,97 млн чел. Этот процесс был связан с общим экономическим кризисом переходного периода, снижением государственной поддержки аграрного сектора, а также оттоком рабочей силы в другие сферы экономики. Однако в 1999-2000 гг. произошел резкий рост занятости – до 9,5 млн чел., что стало следствием последствий финансового кризиса 1998 г.

В условиях экономического спада и девальвации рубля сельское хозяйство выступило в роли своеобразного «буфера», обеспечившего занятость для части населения, потерявшего работу в других отраслях.

Начиная с 2001 г. вновь возобновилась устойчивая тенденция к сокращению численности занятых в аграрном секторе, причем особенно заметное ускорение этого процесса наблюдалось после 2005 г. Если в 2001 г. в сельском хозяйстве работало 7,9 млн человек, то к 2023 г. этот показатель снизился до 3,99 млн. Данная динамика во многом отражает процессы механизации и автоматизации сельскохозяйственного производства, укрупнения предприятий, рост числа агрохолдингов и сокращения малых предприятий, которые традиционно отличались более высокой трудоемкостью.

Важным аспектом анализа является также изменение доли сельского хозяйства в общей структуре занятости. За рассматриваемый период этот показатель снизился с 12,1% в 1991 г. до 5,7% в 2023 г., что соответствует общемировой тенденции уменьшения вклада аграрного сектора в экономику по мере развития промышленности и сферы услуг. Наиболее интенсивное сокращение доли занятых в сельском хозяйстве пришлось на 2000-е годы – с 14,5% в 2000 г. до 7,75% в 2010 г. Это совпало с периодом активного роста нефтегазового сектора и расширения сферы услуг, которые привлекали трудовые ресурсы из менее продуктивных отраслей, включая сельское хозяйство.

В 2010-х годах темпы сокращения занятости в аграрном секторе замедлились. Численность работников стабилизировалась в диапазоне 4-5 млн человек, а их доля в общей занятости колебалась в пределах 5-6%. Такая динамика может объясняться достижением определенного «оптимума» для текущего уровня технологического развития сельского хозяйства, а также мерами государственной поддержки, включая программы импортозамещения, реализованные после 2014 г.

На динамику занятости в сельском хозяйстве влияет комплекс факторов, среди которых можно выделить технологические изменения, демографические процессы и экономическую политику. Автоматизация и внедрение современных методов земледелия снижают потребность в рабочей силе, а отток молодежи из сельской местности в города усугубляет проблему кадрового обеспечения аграрного сектора. В то же время в отдельные периоды, такие как посткризисные 1999-2000 и 2014-2015 годы, наблюдался кратковременный рост занятости в сельском хозяйстве, связанный с его ролью «амортизатора» в условиях экономической нестабильности.

Таким образом, анализ данных за 1991-2023 годы позволяет сделать вывод об устойчивой тенденции сокращения занятости в сельском хозяйстве России, что соответствует общемировым закономерностям структурной трансформации экономики. Несмотря на уменьшение количества занятых, продуктивность сельского хозяйства растет благодаря интенсификации производства. В перспективе можно ожидать дальнейшего сокращения занятости в этом секторе, однако более медленными темпами, с возможной стабилизацией на уровне 3,5-4,0 млн человек. Указанная динамика требует разработки комплексных мер по переподготовке сельской рабочей силы и созданию альтернативных источников занятости в сельских территориях.

Анализ динамики среднемесячной заработной платы работников сельского хозяйства России в 2013-2023 годах выявляет устойчивый рост номинальных показателей во всех федеральных округах с существенной вариацией темпов роста между регионами и временными периодами, отражая как общие тенденции развития аграрного сектора, так и его региональные особенности (рисунок 2).

Начиная с 2013 года, когда среднероссийский показатель составлял 16852,8 рубля, заработная плата в сельском хозяйстве демонстрировала поступательный рост, достигнув к 2023 году 54634,6 рубля. Такой трехкратный рост номинального показателя свидетельствует о серьезной трансформации отрасли, однако требует более детального рассмотрения с учетом региональной дифференциации и инфляционных процессов.

Особенно показательным стал период 2022-2023 годов, когда на фоне начала специальной военной операции и связанных с ней экономических санкций темпы роста заработных плат не только не замедлились, но в некоторых регионах даже ускорились.

Межрегиональный анализ выявляет устойчивую иерархию федеральных округов по уровню оплаты труда в сельском хозяйстве. На протяжении всего рассматриваемого периода безусловным лидером остается Дальневосточный федеральный округ, где в 2023 г. средняя заработная плата достигла 71162,9 рубля. Такое положение объясняется комплексом факторов, включая особые климатические условия, требующие повышенных компенсационных выплат, а также реализацию государственных программ по стимулированию экономического развития дальневосточных регионов.

Рисунок 2. Среднемесячная заработная плата работников сельского хозяйства

(без субъектов малого предпринимательства) ^[2]

Северо-Западный и Центральный федеральные округа традиционно занимают вторую и третью позиции соответственно, что коррелирует с их более высоким уровнем экономического развития в целом.

На противоположном конце спектра находится Приволжский федеральный округ, где даже в 2023 году средняя заработная плата в сельском хозяйстве не достигла 50-тысячного рубежа (49036,4 рубля). Такое отставание может быть обусловлено, с одной стороны, более высокой долей малых форм хозяйствования, характеризующихся ограниченными финансовыми возможностями для обеспечения конкурентоспособной оплаты труда, а с другой – системно более низким уровнем среднемесячной заработной платы в сельском хозяйстве по федеральному округу в целом. Однако следует отметить, что именно в Приволжском федеральном округе в 2022 г. был зафиксирован один из самых высоких темпов роста заработных плат (20,3%), что может свидетельствовать об определенной корректировке сложившейся диспропорции.

Особый интерес представляет динамика Северо-Кавказского федерального округа, который за анализируемый период продемонстрировал наиболее высокие темпы роста – с 14185,2 рубля в 2013 году до 49886 рублей в 2023 году. Такой четырехкратный рост существенно превышает среднероссийские показатели и свидетельствует об эффективности региональных программ развития агропромышленного комплекса. Примечательно, что в 2022 году, на фоне начала специальной военной операции, этот округ показал один из самых высоких темпов роста заработных плат (17,1%), что может быть связано с переориентацией сельскохозяйственного производства в условиях изменения внешнеэкономической конъюнктуры.

Анализ динамики межрегиональных различий показывает постепенное сокращение разрыва между округами по уровню оплаты труда в сельском хозяйстве. Если в 2013 году соотношение между максимальной и минимальной заработной платой составляло 1,64 раза, то к 2023 году этот показатель уменьшился до 1,45 раза. Наблюдаемое сокращение межрегионального разрыва в уровне заработных плат сельскохозяйственных работников представляет собой результат сложного взаимодействия экономических, технологических и социальных факторов. Данный процесс отражает глубинные трансформации аграрного сектора российской экономики, происходящие под влиянием объективных закономерностей развития.

Сохраняющийся разрыв отражает объективные различия производственных условий, включая: региональную специализацию производства, дифференциацию транспортной доступности, климатические особенности, степень локализации перерабатывающих предприятий.

Таким образом, наблюдаемая конвергенция заработных плат является закономерным следствием комплексной модернизации аграрного сектора и развития общенационального рынка сельскохозяйственного труда. Данная тенденция свидетельствует о повышении зрелости отрасли и ее интеграции в единую экономическую систему страны, при этом сохраняющиеся различия отражают объективные условия хозяйствования в различных регионах России.

Период 2022-2023 годов, несмотря на сложные внешнеэкономические условия, характеризовался сохранением положительной динамики заработных плат в сельском хозяйстве. Среднероссийский показатель вырос на 18,3% в 2022 году и на 15,8% в 2023 году, что существенно превышает темпы роста многих других отраслей экономики. Данный феномен отражает скорее кризисные тенденции, нежели действительное улучшение ситуации в аграрном секторе. Фундаментальной причиной номинального роста заработных плат в аграрном секторе выступает острая демографическая диспропорция сельских территорий, где критическая нехватка специалистов продуктивного возраста привела к выраженному структурному дисбалансу трудовых ресурсов. В этих условиях повышение зарплат превратилось не в инструмент мотивации, а в отчаянную попытку сельхозпредприятий сохранить минимально необходимый кадровый состав.

Параллельно происходит концентрация рабочей силы в крупных агрохолдингах, где статистика заработных плат зачастую искусственно завышается за счет различных схем оптимизации отчетности. Реальные доходы работников при этом демонстрируют противоположную динамику из-за гиперинфляции в сегментах сельхозтехники, горюче-смазочных материалов и других ключевых ресурсов. Санкционное давление дополнительно усугубило ситуацию, вызвав необходимость замещения иностранных специалистов [13] и приведя к резкому удорожанию логистики и импортных компонентов.

Парадоксальным образом, за статистикой формального роста скрываются тревожные тенденции: фактическая нагрузка на одного работника увеличилась в 1,5-2 раза, растет производственный травматизм из-за хронических переработок, социальные гарантии постепенно эродируют, а доля неформальной занятости продолжает увеличиваться. Таким образом, наблюдаемый рост заработных плат следует интерпретировать не как признак оздоровления отрасли, а как симптом глубокого системного кризиса сельского рынка труда, где повышение оплаты стало вынужденной мерой выживания в условиях катастрофической утраты человеческого капитала и разрушения традиционных моделей сельской занятости.

Ситуация на рынке труда сельских территорий претерпевает радикальную трансформацию: массовый отток квалифицированных кадров сопровождается ростом скрытой безработицы и архаизацией форм занятости.

Феномен скрытой безработицы в сельской местности в современных условиях приобретает специфические черты, обусловленные процессами вахтовой и маятниковой трудовой миграции. Эти параллельно существующие формы пространственной мобильности рабочей силы формируют качественно новую модель занятости сельского населения, при которой формальная принадлежность к категории занятых маскирует реальное отсутствие возможностей для трудовой самореализации по месту постоянного проживания.

Современные исследования [15] позволяют выделить два основных механизма формирования скрытой сельской безработицы. Первый связан с вахтовой занятостью, предполагающей длительное (от нескольких недель до месяцев) пребывание работников вне места постоянного проживания. Второй обусловлен маятниковой миграцией, характеризующейся регулярными (зачастую ежедневными) поездками на работу в городские центры. Оба этих процесса имеют общую экономическую природу, будучи вызваны деградацией местных рынков труда вследствие сокращения сельскохозяйственного производства, закрытия перерабатывающих предприятий и отсутствия альтернативных рабочих мест. Однако они по-разному проявляются в социально-демографических процессах сельских территорий.

Важнейшей особенностью рассматриваемого феномена является его "скрытый" характер, обусловленный несовершенством системы статистического учета. Действующая методология, фиксирующая население по месту регистрации, а не фактического проживания и трудовой деятельности, приводит к искусственному завышению показателей занятости в сельской местности. В результате формируется искаженная картина экономической реальности, затрудняющая разработку адекватных мер региональной политики.

Социально-демографические последствия исследуемых процессов носят системный и многоаспектный характер. Вахтовая миграция приводит к физическому оттоку наиболее активной части населения, тогда как маятниковая миграция, сохраняя формальную связь работников с сельской местностью, тем не менее переносит основную часть их экономической активности в городские центры. В обоих случаях наблюдается фрагментация сельских сообществ, ослабление традиционных форм общественной жизни и упрощение социальной структуры поселений. Особую тревогу вызывает формирование устойчивого демографического дисбаланса, выражающегося в преобладании в сельской местности лиц пенсионного и предпенсионного возраста при одновременном сокращении репродуктивного потенциала территорий.

Экономические последствия исследуемых процессов проявляются в нескольких взаимосвязанных аспектах. Во-первых, происходит устойчивая "утечка" человеческого капитала, когда наиболее квалифицированные и мобильные работники переориентируются на городские рынки труда. Во-вторых, снижение локального потребительского спроса ведет к свертыванию предпринимательской активности и деградации сферы услуг в сельской местности. В-третьих, возникает парадоксальная ситуация, когда налоговые поступления от экономической деятельности мигрантов аккумулируются преимущественно в городских бюджетах, тогда как расходы по содержанию социальной инфраструктуры для формально зарегистрированного населения ложатся на сельские территории.

Особого внимания заслуживает проблема профессиональной деградации сельских жителей. Вынужденные зачастую заниматься в городах низкоквалифицированным трудом, они постепенно теряют профессиональные навыки, связанные с сельскохозяйственной деятельностью. При этом отсутствие официального статуса безработного лишает их доступа к программам профессиональной переподготовки, что в перспективе снижает возможности восстановления аграрного потенциала территорий.

Преодоление негативных последствий скрытой безработицы требует разработки комплексной системы мер. Приоритетными направлениями должны стать: совершенствование методик учета занятости населения с учетом реальных, а не формальных мест приложения труда; стимулирование диверсификации сельской экономики; создание современных рабочих мест в агропромышленном комплексе и смежных отраслях; развитие инфраструктурных проектов, повышающих привлекательность жизни в сельской местности.

Современные процессы трансформации сельского рынка труда характеризуются выраженной тенденцией к архаизации занятости, что проявляется в возрождении докапиталистических форм трудовых отношений и деградации современных институтов рынка труда. Данный феномен представляет собой сложный социально-экономический процесс, имеющий многоуровневую природу и оказывающий системное влияние на развитие сельских территорий.

Одним из наиболее показательных проявлений архаизации выступает возрождение натуральных форм хозяйствования. Эмпирические исследования фиксируют, что в отдельных сельских регионах часть населения перешла на самозанятость и натуральное производство, где личное подсобное хозяйство становится основным источником жизнеобеспечения. Этот процесс отражает глубокую трансформацию экономического поведения сельских жителей, вынужденных в условиях кризиса формального сектора занятости возвращаться к архаичным моделям хозяйствования. Важно отметить, что подобная трансформация сопровождается существенным снижением товарности сельскохозяйственного производства и ростом потребительского характера ЛПХ.

Параллельно наблюдается устойчивый рост неформальной занятости, приобретающий в сельской местности институциональный характер. Исследования [4, 7, 12] подтверждают устойчиво высокий уровень неформальной занятости в аграрном секторе. Особенностью данного процесса является формирование устойчивой системы трудовых отношений, полностью исключающей официальное оформление, социальные гарантии и пенсионные отчисления. Такая модель занятости воспроизводит архаичные формы найма, характерные для доиндустриального периода развития экономики.

В соответствии с данными о численности занятых в неформальном секторе (таблица 1), сельское хозяйство на протяжении всего анализируемого периода (2013-2023 гг.) сохраняло за собой статус одного из ключевых секторов неформальной экономики.

Таблица 1. Численность занятых в неформальном секторе по видам экономической деятельности, тыс. чел. ^[3]

Несмотря на последующее снижение до 2,0 млн чел. в 2023 году, данная цифра по-прежнему остается одной из самых высоких среди всех отраслей экономики – 15,4%. Это сокращение не следует интерпретировать как процесс формализации труда. Оно скорее связано с структурной перестройкой аграрного сектора и частичным перераспределением рабочей силы в другие сферы неформальной занятости, такие как торговля и строительство.

По данным Росстата (2024), в 2023 году численность занятых в неформальном секторе сельского хозяйства, проживающих в сельской местности, составила 1,6 млн чел. Это означает, что более 75% от общего числа неформально занятых в аграрном секторе являются коренными жителями села, что подчеркивает глубокую связь «неформальности» с самой структурой сельской экономики, а не с временным притоком рабочей силы извне.

При этом общая численность неформально занятых в сельской местности в 2023 году достигла 4,5 млн человек. Помимо сельского хозяйства, значительная доля приходится на другие отрасли: оптовая и розничная торговля (1 млн человек), обрабатывающие производства (420 тыс.), строительство (415 тыс.), транспортировка и хранение (378 тыс.), а также иные виды деятельности. Это свидетельствует о масштабной деградации трудовых институтов на всей территории сельской России. Формирование такой большой неформальной экономики в условиях сокращения населения и старения указывает на системный кризис легитимности формальных трудовых отношений.

Анализ позволяет сделать вывод о высокой устойчивости и институциональной укоренённости неформальных трудовых отношений в сельском хозяйстве. Сохранение масштабного феномена на протяжении десятилетия указывает на то, что он стал не временной мерой выживания, а воспроизводимой экономической моделью, органично встроенной в существующую систему. Эта модель характеризуется отсутствием трудовых договоров, отсутствием отчислений в социальные фонды, низкой степенью правовой защиты работников и преобладанием личных, патриархальных связей над рыночными контрактами.

Процессы деградации трудовых отношений проявляются и в возрождении патриархальных форм найма, что представляет собой особый интерес с точки зрения институциональной экономики. Наблюдаются несколько характерных моделей:

1. Найм по родственным и клановым связям, где трудовые отношения подменяются отношениями личной зависимости и родственной солидарности.

2. Трудовые договоры с элементами личной зависимости, воспроизводящие черты традиционного патронажа

3. Натуральные формы оплаты труда (продукцией, услугами), характерные для натурального хозяйства.

Эти формы трудовых отношений демонстрируют удивительную устойчивость и способность к воспроизводству в современных условиях, что свидетельствует о глубокой институциональной трансформации сельского рынка труда.

Еще одним проявлением архаизации выступает рост сезонной и временной занятости, приводящий к разрушению системы постоянных трудовых отношений. В агропромышленном комплексе доля сезонных работников достигает 30% от общего числа занятых [6, с. 126], что воспроизводит модели занятости, характерные для ранних стадий развития капитализма. Такая форма трудовых отношений не только снижает уровень жизни работников, но и дестабилизирует весь социально-экономический уклад сельских территорий.

Институциональный анализ данных процессов позволяет сделать вывод о формировании в сельской местности особой модели рынка труда, сочетающей элементы современных и архаичных экономических отношений. Эта гибридная система обладает значительной устойчивостью, но одновременно создает серьезные препятствия для модернизации аграрного сектора и устойчивого развития сельских территорий. Преодоление негативных последствий архаизации занятости требует комплексного подхода, учитывающего как экономические, так и социокультурные аспекты данной проблемы.

Таким образом современная демографическая ситуация сельских территорий Российской Федерации характеризуется комплексом взаимосвязанных кризисных явлений, требующих принципиально новых подходов к организации системы подготовки кадров для агропромышленного комплекса. Проведенный анализ выявляет три фундаментальных проблемы, формирующих системный вызов устойчивому развитию сельских регионов.

Первая проблема заключается в глубокой демографической деформации, проявляющейся не только в абсолютном сокращении численности сельского населения, но и в качественном изменении его структуры. Критическое увеличение доли лиц старше трудоспособного возраста сопровождается нарастающим гендерным дисбалансом. Эти процессы приводят к нарушению естественных механизмов воспроизводства сельского населения и формированию устойчивой тенденции депопуляции [11, с. 48].

Вторая проблема связана с институциональной деградацией сельских территорий, где сокращение сети общеобразовательных учреждений и закрытие больниц и фельдшерско-акушерских пунктов, объектов культуры создает порочный круг "депопуляция-дезинтеграция-миграция" [11, с. 50]. Разрушение социальной инфраструктуры не только усугубляет демографический кризис, но и подрывает основы устойчивого развития сельских сообществ, лишая их ключевых институтов социализации и профессионального воспроизводства.

Третья проблема обусловлена нарастающим технологическим разрывом между потенциалом цифровой трансформации агропромышленного комплекса и фактической готовностью сельских территорий к внедрению инновационных решений. Несмотря на революционные изменения в области «точного земледелия», интернета вещей, Big Data и биотехнологий, их практическая реализация сдерживается дефицитом квалифицированных кадров, обладающих необходимыми компетенциями.

Заключение. Проведенное исследование позволяет констатировать, что ключевой проблемой развития агропромышленного комплекса России становится не просто количественное сокращение трудовых ресурсов, а системная деградация человеческого капитала сельских территорий. Выявленные диспропорции носят структурный характер и требуют комплексного пересмотра подходов к управлению трудовым потенциалом АПК.

Перспективы решения кадровых проблем АПК видятся не в отдельных мерах поддержки, а в реализации комплексной стратегии, включающей:

· разработку территориально-дифференцированных моделей занятости с учетом региональной специфики;

· создание системы непрерывного аграрного образования, интегрированной с производством;

· развитие сельской инфраструктуры и социальной сферы как необходимого условия закрепления кадров;

· стимулирование формализации трудовых отношений через целевые механизмы поддержки.

Дальнейшие исследования должны быть сконцентрированы на разработке конкретных механизмов управления человеческим капиталом в АПК, учитывающих как отраслевые особенности, так и территориальную специфику развития сельских районов.

[1] Рисунок составлен на основе данных ILOSTAT

[2] Рисунок составлен на основе данных Росстата

[3] Таблица составлена на основе Росстата