Структурные и динамические тенденции в криминальном сегменте теневой экономики Республики Крым

Введение

Контекст и итоговые результаты исследований теневой экономики, на наш взгляд, во многом определяются трактовкой самого термина «теневая экономика», применяемой конкретным автором. Разнообразные трактовки «характеризуют теневую экономику с различных сторон и, по существу, не противоречат одна другой. В то же время они не вскрывают природы данного феномена» [4, c. 101], что и является главной целью ее научного анализа. «Неустоявшаяся терминология свидетельствует о том, что разработка методологических основ подхода к определению теневой экономики еще не завершена» [9, c. 7].

В результате, доминирующие в отечественном экспертном сообществе институционалисты трактуют теневую экономику (ТЭ) в равной степени и как особый институт, и как институциональную «ловушку», и как комплекс дисфункций различных институтов. Следствием такой категориальной неопределенности является то, что «неуклонно растет число исследований, непрерывно генерируются очередные теоретические конструкции, расширяется гетерогенное множество методик учета теневых параметров воспроизводства на разных уровнях хозяйства и концептуальных механизмов их минимизации, но теневая экономика все же продолжает оставаться теоретически слабо определенным явлением» [16, с. 75].

Основная часть

В рамках нашего исследования мы предлагаем применять трактовку теневой экономики, характеризующую ее как «рациональное поведение экономических субъектов (в рамках всей совокупности экономических отношений) намеренно скрываемое и/или осуществляемое с осознанным уклонением от выполнения (и/или прямым нарушением) юридических и общественных норм, правил и обязательств для реализации собственных целей».

Такая трактовка отчасти перекликается с классификационными признаками ТЭ, предложенными Ю.Н. Поповым и М.Е. Тарасовым, доказывающими целесообразность выделения в ее рамках «двух взаимозависимых подсистем – криминальной («черной») и некриминальной («серой»). При этом в «серой» экономике скрываются доходы (или расходы), а в криминальной – сам факт ведения деятельности» [9, с. 75]. В свою очередь, «в рамках криминальной экономики выделяют две составляющие – незаконную (нелегальную) производственную деятельность и экономическую преступность» [8, c. 29], которая связана с перераспределением уже созданных благ и не носит производительного характера.

С тезисом о сокрытии, как главном критерии вычленения ТЭ из всей совокупности хозяйственных отношений, полемизирует А. Олейник, отмечающий наличие того факта, что теневая экономика «включает в себя не только сознательно, но и непреднамеренно укрываемую экономическую деятельность. К теневой экономике в этой связи относят и производство товаров и услуг внутри домашнего хозяйства» [7, c. 592], а также «дружескую и соседскую взаимопомощь, мелкое нерегистрируемое предпринимательство и т.д., что позволяет говорить о нормальной, повседневной теневой экономике» [5, с. 161].

Следовательно, главным критерием разделения ненаблюдаемой экономики в целом и теневой экономики оправданно считать не «сокрытие» от наблюдения, а «нарушение норм» и «нанесение ущерба» в экономической сфере. Сугубо криминальным сегментом теневой экономики, на наш взгляд, допустимо считать преступления экономической направленности (ПЭН), отражаемые в данных официальной отчетности правоохранительных органов и условно-доступные для пилотного анализа.

На наш взгляд, ни цифровое, ни графическое представление наиболее часто используемых показателей («зарегистрировано ПЭН» и «предварительно расследовано ПЭН») не может отразить всей сложности, масштабов и многоплановости комплекса структурных и динамических тенденций в криминальном сегменте теневой экономики. Однако, даже визуальное сопоставление происходящих процессов в Республике Крым с общероссийскими тенденциями позволяет провести экспресс-диагностику и первичный сравнительный анализ.

Оставляя за рамками рассмотрения вопрос о валидности и полноте официальных данных, применительно к ПЭН в России в целом допустимо констатировать минимальную (по абсолютным величинам), но устойчивую тенденцию к снижению уровня зарегистрированных преступлений экономической направленности. И если до 2021 года тренды в зарегистрированных и расследованных преступлениях экономической направленности в Российской Федерации в целом были «синхронизированы» между собой (по направленности трендов), то в дальнейшем наметился явный рост раскрываемости (достигший 73,5% от зарегистрированных), сформировавший восходящий тренд данного показателя (рис. 1).

Рисунок 1 – Зарегистрировано и предварительно расследовано ПЭН в РФ

Источник: составлено авторами на основе [2-3]

С учетом того, что данные портала правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ [10] с 2023 года перестали отражать текущие показатели преступности в стране, а формы 4-ЕГС стали недоступны в открытой отчетности региональных прокуратур [12], и учитывая тот факт, что по данным МВД РФ [14] количество зарегистрированных преступлений экономической направленности составляет лишь 5,52% и практически дублирует минимально-нисходящую тенденцию общего уровня зарегистрированных преступлений по стране в целом, возникает обоснованный вопрос о причинах роста доли предварительно расследованных ПЭН. Не менее значим, на наш взгляд, и тот факт, что доля «преступлений в сфере экономической деятельности» в составе ПЭН стабильно растет (с 32,9% в 2022 году до 39,4% в 2024 году [13]), так как именно рост таких преступлений «наблюдается в странах, где значимы проблемы с коррупцией, происходят значительные экономические изменения и растут социальные вызовы» [15].

Динамика двух рассматриваемых показателей (рис. 2) в Республике Крым (РК) имеет совершенно иную специфику: за рассматриваемый период полиноминальные линии трендов по показателям имели ярко выраженную восходящую динамику, однако, с 2015 по 2019 годы раскрываемость ПЭН устойчиво снижалась. Допустимо было бы предположить первично слабые оперативные позиции нового состава правоохранительных органов, однако «всплеск» зарегистрированных преступлений экономической направленности свидетельствует скорее о переделе сфер влияния среди стейкхолдеров. Аналогичный тренд наблюдается и в 2020-2021 годах (осложненный, на наш взгляд, ростом ПЭН, связанным с пост-ковидными ограничениями).

Рисунок 2 – Зарегистрировано и предварительно расследовано ПЭН

в Республике Крым

Источник: составлено авторами на основе [2-3]

Значимый рост преступлений экономической направленности после 2022 года предположительно объясняется принципиальным переформатированием условий ведения хозяйственных операций в регионе из-за геоэкономических изменений. При этом раскрываемость этих преступлений к 2024 году достигла 85,71% [2], что может свидетельствовать или о резком росте профессионализма работников правоохранительных органов, или о росте дерзости самих преступников, сопровождающейся стремлением к извлечению сиюминутной выгоды без оглядки на что бы то ни было.

Эти изменения в ПЭН происходили на фоне роста общего количества зарегистрированных преступлений на 10 тыс. населения в Республике Крым (с 85,3 в 2022 году до 115,1 в 2024 [1]). При этом количество зарегистрированных тяжких и особо тяжки преступлений на 10 тыс. населения возросло за этот период практически в полтора раза (с 22,4 в 2022 году до 33,7 в 2024 [11]). В итоге, - всего за два года регион «скатился» в общероссийском интегральном индексе преступности с 17-го на 25-е место [5], войдя в десятку наименее благополучных регионов страны по показателю «удельного веса совершивших преступления лиц, не имеющих постоянного источника доходов из всех, совершивших преступления» (69%) [14, с. 52].

При таких динамических изменениях представляется вполне объяснимым, что в информационно-аналитических справках МВД по Республике Крым ПЭН перестали выделять в самостоятельную строку отчетности [6]. Однако, составив (по данным ЕМИСС) таблицу с абсолютными показателями по ПЭН в РФ и РК, представляется возможным проанализировать общую динамику произошедших изменений в преступлениях экономической направленности в регионе в сравнении с общероссийскими тенденциями (табл. 1). Необходимо констатировать, что отсутствие в открытом доступе ежегодных форм 4-ЕГС не позволяет проводить более детализированный анализ «маркерных» показателей, например: динамику структуры преступлений по степени тяжести; количества предварительно расследованных преступлений, материалы по которым переданы в суд; доля обвинительных решений суда по ПЭН; масштабам ущерба и иным, более системно характеризующим реализующиеся тенденции.

Таблица 1 – Абсолютные и расчетные показатели по ПЭН в России и Республике Крым

Представив расчетные данные по процентной доле зарегистрированных и предварительно расследованных ПЭН в Республике Крым от общероссийских значений (рис. 3), мы получили возможность визуализировать «концентрацию» ПЭН и их раскрываемость в РК в сравнении с общероссийскими тенденциями. В 2015-2016 годах происходил переход крымских реалий в рамки российского правового поля, сопровождавшийся адаптацией территориальных стейкхолдеров к новым реалиям. С 2016 по 2019 годы допустимо предположить перераспределений сфер влияния между «старой» и «новой» экономическими элитами, что и обусловило рост экономической преступности в регионе, превышавший общероссийский уровень. С 2019 года уровень раскрываемости ПЭН стал стабильно превышать динамику их регистрации.

Рисунок 3 – Процентная доля зарегистрированных и предварительно расследованных ПЭН в Республике Крым от общероссийских показателей.

Источник: рассчитано авторами на основе [2-3]

Сравнив процентную долю раскрываемости преступлений экономической направленности в Российской Федерации и в Республике Крым (рис. 4) от всех зарегистрированных ПЭН в РФ и РК, соответственно, и визуализировав полученные результаты, мы смогли выявить условно-стабильный уровень раскрываемости данного вида преступлений от зарегистрированных ПЭН в РФ в целом вплоть до 2020 года (на уровне, близком к 60%). Начиная с 2020 года и до 2022 года уровень раскрываемости вырос на 10% и практически стабилизировался, не взирая на все геоэкономические трансформации.

Рисунок 4 – Процентная доля предварительно расследованных ПЭН в Российской Федерации и Республике Крым от всех зарегистрированных ПЭН в РФ и РК, соответственно.

Источник: рассчитано авторами на основе [2-3]

С 2016 по 2019 годы раскрываемость ПЭН в Республике Крым значимо отставала от общероссийских показателей. Произошедший после этого времени «рывок» в раскрываемости преступлений экономической направленности допустимо объяснить или одномоментной ротацией правоохранителей, или резким снижением сложности и тяжести преступлений, или переформатированием самой структуры ПЭН. Из вышеприведенного анализа допустимо преимущественно ориентироваться на третью рабочую гипотезу.

Заключение

В трансформирующихся геоэкономических и геополитических условиях вызывает тревогу не сам темп роста различного рода экономических преступлений, а переход теневой экономики в новое качество, дополняемое преступлениями в компьютерной и информационно-телекоммуникационной сферах. Обеспечиваемый позитивной статистикой абсолютных показателей по ПЭН социальный позитив способен исказить реальное понимание всеми ветвями исполнительной власти фактического положения вещей. Как следствие, - запаздывание и/или неадекватность востребованных мер коррекции экономических отношений между субъектами хозяйствования.