Теневая экономика в российской Арктике: регионально-отраслевые особенности и адаптивность в условиях изменения внешней среды

Введение

Теневая экономика представляет собой сложное социально-экономическое явление, эффекты которого имеют неоднозначное проявление в различные периоды развития. По некоторым оценкам, масштабы теневой экономики в России достигают 40% валового внутреннего продукта (ВВП), а ее последствия проявляются в недополучении налоговых доходов, социальном расслоении общества, деформации структуры экономики, распространении коррупции и преступности [10]. Данные явления можно интерпретировать как прямую угрозу экономической безопасности и устойчивому развитию Российской Федерации. С другой стороны, в научной литературе широко обсуждается феномен проявления теневой экономики в периоды экономических кризисов, когда ее масштабы увеличиваются, и она может стать как причиной экономического спада, так и амортизатором и стабилизатором социально-экономических процессов. Теневая экономика благодаря своей гибкости и адаптивности к изменениям внешней среды быстрее реагирует на экономические кризисы [22]. Вместе с тем, нужно понимать, что это свойство зависит от множества факторов, например, от территориальной и отраслевой специфики теневой экономики.

Настоящее исследование посвящено оценке масштабов, выявлению территориальных и отраслевых особенностей теневой экономики в таком стратегически важном с точки зрения обеспечения экономической безопасности макрорегионе как Арктическая зона Российской Федерации. Отдельное внимание уделено анализу отраслевой динамики теневой экономики в периоды экономических шоков, вызванных санкционными кризисами 2014 г. и 2022 г. и пандемией 2020 г. Новизна исследования заключается в оценке масштабов теневой экономики в российской Арктике, выявлении структурных и динамических регионально-отраслевых особенностей теневых процессов и определении адаптивных возможностей экономики арктических регионов в условиях изменения внешней среды. Новые данные, характеризующиеся длительным временным охватом, были получены в условиях совмещения двух отраслевых классификаторов Росстата – ОКВЭД и ОКВЭД 2.

Дуализм теневой экономики проявляется в ее конструктивной и деструктивной роли и часто возникает в переходные периоды, когда экономика переживает структурные изменения, вызванные, в том числе внешними воздействиями. В периоды экономической нестабильности в большей степени проявляется роль конструктивной и стабилизационной функций теневой экономики. Наиболее комплексный подход к пониманию этой роли теневой экономки отражен в трудах Д. Касселя [31-32]. Теневая экономика выполняет три основные функции – аллокативную («экономической смазки»), стабилизирующую («экономического амортизатора»), дистрибутивную («социального амортизатора»). Эффект «экономической смазки» проявляется в росте занятости и доходов, которые стимулирует теневая экономика. Как отмечает Д. Кассель, отрасли теневой экономики могут даже стимулировать инновационную активность. Функция экономической амортизации проявляется в смягчении последствий кризисов для официальной экономики: рост безработицы, инфляция. В «тень» уходят предприятия, которые иначе могли бы закрыться. Функция «социального умиротворителя» проявляется в снижении социального напряжения, позволяя трудиться и получать дополнительный доход. Положительную роль теневой экономики отмечают и российские ученые, обращая внимание на увеличение рабочих мест, возможность работы по специальности, стабильный доход, уход от «излишней опеки» власти [24-25]. К положительным эффектам теневой экономики относят снижение глубины трансформационного спада, возможность оптимизации хозяйственной деятельности в условиях слабого рыночного механизма. В определенные периоды экономического развития теневая экономика выполняла функцию «экономического поршня», обеспечивая потенциально возможный экономический рост. Заработанные в теневом секторе деньги тратятся в рамках официальной экономики, что стимулирует ее рост [13]. Так, компенсационная функция в периоды экономических кризисов раскрывается на макроуровне через сглаживание социальных потрясений, сдерживание внутригосударственных конфликтов, обеспечение баланса спроса и предложения, и на микроуровне – через рост рабочих мест и повышение покупательной способности населения [29].

Ряд исследований показывает, что определенная доля теневой экономики в стране может защитить государство от негативных последствий кризиса. Речь идет о существовании оптимального объема теневого сектора, который не наносит ущерба в период стабильности и обеспечивает некоторое благополучие в кризисы [33]. К примеру, в период мирового кризиса 2008 г. максимальное снижение ВВП показали страны с минимальными (Австрия, Нидерланды) и большими (Италия, Португалия, Испания) размерами теневого сектора, в то время как страны со средними масштабами теневой экономики (Финляндия, Ирландия) показали рост ВВП [15].

Учитывая сказанное выше, в исследовании мы обращаем особое внимание на адаптационные возможности экономики в условиях изменения внешней среды. В течение последних 10-15 лет экономика России, находясь в условиях каскада шоков, вызванных внешнеполитическим санкционным давлением, пандемией COVID-19, вынуждена адаптироваться к этим изменениям и беспрецедентным неопределенностям, чтобы сохранять устойчивость. В настоящее время термин «адаптация» воспринимается как междисциплинарный, а в экономических науках понимается как приспособление экономической системы к меняющимся условиям внешней среды [20]. Адаптация является этапом жизненного цикла системы, который обеспечивает ее резильентность [34], рост и развитие [26]. На глобальном уровне адаптация, которая обеспечивает системе выживаемость, представляет собой современный подход международных организаций, национальных экономик к решению проблем безопасности в условиях внезапных шоков [23]. В общем смысле адаптация представляет собой реакцию экономических систем на события, меняющие внешние по отношению к системе условия [3] и проявляется в стремлении восстановить дошоковое состояние. Восприятие экономики как экосистемы, позволяет предполагать, что ее стремление к устойчивости в условиях шоков и неопределенности происходит в ходе взаимодействия всех элементов системы и трансформации ее организационной и ресурсной структуры [35]. Такие структурные и организационные изменения представляют собой проявление адаптивности как свойства системы.

Региональные социально-экономические системы являются предметом особого внимания при исследовании адаптации к кризисам. В отличие от других систем, они состоят из субъектов, которые согласованно осуществляют целенаправленную деятельность и принимают решения, что усиливает роль адаптации в их развитии и повышает их адаптивность. Адаптивность региональных социально-экономических систем обеспечивает их саморазвитие, так как эти системы характеризуются целенаправленностью и управляемостью, открытостью взаимодействия с внешней средой, подвижностью их структуры [5]. В ходе адаптации к изменившимся условиям регион приобретает новые характеристики, благодаря которым он может нивелировать шоковые воздействия внешней среды. При этом регионы ввиду их социально-экономических различий обладают разной чувствительностью к одним и тем же воздействиям [4] и разным уровнем адаптивности.

Исследования теневого сектора в периоды экономической нестабильности не позволяют однозначно оценить его роль в стабилизации социально-экономических процессов. Ряд работ подтверждает рост теневых операций в регионах России вследствие влияния мирового кризиса 2008 г., связанных, прежде всего со скрытым производством продукции [1]. Отмечается пролонгированный характер влияния данного кризиса на развитие теневого сектора. Рост объемов теневого сектора в регионах страны свидетельствует о его чувствительности к кризисным явлениям [15].

Неоднозначно оценивается влияние экономических кризисов на неформальную занятость. Распространено представление о неформальности как о «страховочной сетке», сглаживающей падение найма в официальной экономике. Неформальная занятость, облегчая материальное положение граждан, снижает уровень социальной напряженности в обществе. Однако, исследования показывают, что в периоды экономических кризисов рост неформальной занятости может как увеличиваться, так и сокращаться. Согласно недавним отечественным исследованиям, в периоды экономических шоков неформальные работники в России теряли работу чаще, чем формальные, однако вероятность нахождения работы без оформления не снижалась, что позволяет рассматривать неформальные отношения труда как механизм подстройки рынка труда к новым условиям. Так, первый санкционный кризис 2014 г. и пандемия COVID-19 в 2020 г. не привели к увеличению ухода неформальных работников с рынка труда, в отличие от формальных работников. При этом неформальная занятость в постпандемийный период сократилась в меньшей степени, чем формальная. Второй санкционный кризис 2022 г. проявился как в сокращении потери работы вне зависимости от типа занятости, так и в росте вероятности трудоустройства в формальном секторе экономики, что вероятно обусловлено снижением численности трудовых ресурсов и ростом конкуренции за работников со стороны корпораций [6]. Результаты других исследований показывают, что масштабы неформальной занятости в условиях пандемии Covid-19, вопреки ожиданиям, показали снижение в большинстве регионов Российской Федерации [12].

Влияние санкций на расширение теневого сектора также нельзя рассматривать однозначно. Исследование международного опыта показывает, что теневой сектор не всегда растет под воздействием внешнего давления.

Соглашаясь с Симачевым Ю. и др. [22], мы рассматриваем развитие теневых процессов в экономике как фактор ее адаптации к меняющимся условиям, которые были вызваны кризисами и их последствиями. В социально-экономическом развитии теневой сектор часто рассматривается как вынужденная мера. Тогда идеология теневой экономики начинает занимать прочные позиции в общественном сознании и у экономических агентов, вплоть до формирования собственной субкультуры [14]. Вынужденный уход граждан и предприятий в теневой сектор объясняется утратой их доверия к государству, следствием чего становится самостоятельная адаптация к изменившимся условиям среды любыми доступными средствами, в том числе противоречащими закону [11]. Одним из инструментов сокращения теневых процессов в случае ухода в тень бизнес-субъектов, становится такая модель управления их маркетинго-поведенческой адаптацией к меняющимся условиям, которая увеличивает взаимное доверие бизнеса, власти и общества, тем самым сокращая масштабы вовлеченности каждого в теневые процессы [27].

Несомненно, масштабы и характер распространения теневого сектора в экономике обусловлены природой кризиса (например, пандемия оказала влияние на функционирование мелких предприятий, а санкционные кризисы затронули в большей степени корпоративный сектор), отраслевой структурой экономики, степенью распространения малого бизнеса, возможностями перетока рабочей силы между формальным и неформальным секторами экономики, способностью бизнеса адаптироваться к изменениям, степенью внимания государства к проблемам территории [22].

Для максимально точной оценки эффектов влияния теневых процессов на развитие регионов и определения их адаптивных возможностей, связанных с процессами теневизации, важно понимать их специфику. Для российской Арктики специфика теневой экономики определяется особенностями отраслевой структуры экономики и специализации региона, его географическим положением, уровнем экономического развития, динамикой миграционных процессов, уровнем урбанизации, степенью развития цифровой среды регионов. Исследования показывают, что уровень теневой экономики ниже в регионах с развитым промышленным производством по сравнению с субъектами, в которых развита сфера услуг. К отраслям с низким уровнем теневой экономики относят добычу полезных ископаемых, водоснабжение и водоотведение, обеспечение электроэнергией, обрабатывающие производства, транспорт и связь. Отраслями с высоким уровнем теневизации являются торговля, строительство, сельское и лесное хозяйство, операции с недвижимостью, деятельность гостиниц, административная деятельность [30]. В случае с экономикой Арктики особое значение имеет ее монопрофильность, преобладание ресурсных отраслей, отраслей ВПК, высокая доля транспорта и строительства в ее структуре. Поэтому, например санкционные меры, коснувшиеся ограничения цен на российскую нефть и нефтепродукты, запрета импорта рыбы, древесины, алмазов, золота, товаров металлургии и пр., транспортное сообщение и торговлю [28], имеют особые последствия для экономики арктических регионов и уровня ее теневизации в период санкций. Отраслевая структура арктических регионов определяет уровень подверженности экономики воздействию внешней среды в кризисные периоды и способность их к адаптации [3].

Особенности географического положения регионов Арктики (прибрежный характер, удаленность от административных центров, прилежание к государственной границе) обусловливают особые масштабы проявления некоторых типов теневой экономики. Теневая экономика приграничных регионов и портовых городов тесно связана с рыбным промыслом, контрабандой, являющимися источником теневого бизнеса. Уровень экономического развития региона определяет формы и специфику теневой деятельности. В регионах-донорах более распространена экономическая преступность, в то время как регионы-реципиенты отличаются большим распространением неформальной (серой) экономики [7]. Особенности миграционных процессов, прежде всего внешняя миграция, оказывают влияние на теневую экономику в двух аспектах: развитие теневого бизнеса в вопросах нелегальной миграции (коррупция в органах государственного управления) и теневой рынок труда (бесконтактный найм, отсутствие прав и гарантий, неопределенная заработная плата) [2]. Фактор урбанизации в сочетании с миграцией проявляется в том, что миграция арктического населения из села в город способствует росту теневой экономики в наименее урбанизированных регионах и снижению в регионах со средним уровнем урбанизации [8]. Цифровизация пространства является новым вызовом для региональной дифференциации теневой экономики. С одной стороны, цифровая инфраструктура создаёт условия для снижения теневой экономики путем повышения прозрачности транзакций, с другой – влечет риски возникновения теневой экономики. Так, регионы АЗРФ с низким уровнем развития цифровой среды (Чукотский АО, некоторые районы Республики Саха) будут иметь меньший ущерб от теневой экономики.

Материалы и методы

В основу определения масштабов теневой экономики на региональном уровне была положена методология оценки ненаблюдаемой экономической деятельности, используемая Росстатом для составления системы национальных счетов (СНС). Ненаблюдаемая экономика охватывает виды экономической деятельности, которые не могут быть оценены прямыми методами статистического наблюдения и включает три категории: скрытое (теневое) производство, неформальное производство, незаконную (нелегальную) экономическую деятельность. Скрытое (теневое) производство включает вполне законную деятельность, которая намеренно скрывается экономическими агентами от контролирующих органов с целью, например, минимизации налоговой нагрузки. Сектор неформального производства включает предприятия, не имеющие официальной регистрации, на которые не распространяются правила налогообложения и социального страхования. Незаконная (нелегальная) экономическая деятельность представляет собой запрещенную законодательством деятельность по производству товаров и услуг. Официальная статистика охватывает только первую и вторую категории ненаблюдаемой экономики и только на уровне отдельных отраслей по России в целом. На региональном уровне такие расчеты Росстат не проводит. В качестве методической основы мы приняли подход Невзоровой Е.Н. и др. [18], Самсонова В.А. и др. [21], предположив, что корректировку на ненаблюдаемую экономику, рассчитанную Росстатом на федеральном уровне для каждого вида экономической деятельности (ВЭД) в соответствии с ОКВЭД и ОКВЭД-2, можно принять одинаковой для соответствующей отрасли на региональном уровне.

Объем теневой экономики в каждом учтенном виде экономической деятельности на уровне региона рассчитывается по формуле:

ТЭ_ir = ВРП_{i_r} ꞏ ɣ_{i_рф},

ТЭ_ir - объем теневой экономики в i-м виде экономической деятельности в r регионе РФ, млрд. руб.,

ВРП_{i_r} – объем валового регионального продукта i-го вида экономической деятельности в r регионе РФ, млрд. руб.,

ɣ_{i_рф} – доля теневой экономики в i-м виде экономической деятельности в РФ, %.

Росстат проводит оценку ненаблюдаемой экономики в разрезе 19 ВЭД [19], в то же время в открытых данных отсутствуют сведения о досчете по таким ВЭДам, как E «Производство и распределение электроэнергии, газа и воды», D «Обеспечение электрической энергией, газом, паром», J «Финансовая деятельность» и L «Государственное управление и обеспечение военной безопасности».

Начало исследования определено наличием данных в разрезе наблюдаемых ВЭД – 2011 г., конец ограничен доступностью данных о доле ненаблюдаемой экономики в СНС – 2022 г. Сложность исследования обусловлена переходом официальной статистики с ОКВЭД на ОКВЭД 2 и совмещением некоторых ВЭД для сопоставимости данных с 2011 по 2022 гг. (табл. 1).

Таблица 1

Агрегирование видов экономической деятельности в секторы

Далее был выполнен расчет объема теневой экономики в каждом секторе каждого региона АЗРФ и рассчитана сумма теневой экономики всех секторов для всех регионов. Ввиду доступности данных мы рассчитали объем ненаблюдаемой экономики по категориям (скрытая и неформальная). На заключительном этапе был выполнен расчет доли теневой экономики в ВРП каждого региона российской Арктики.

Результаты и обсуждение

Выполненный на первом этапе исследования расчет абсолютных значений теневой экономики на региональном уровне позволяет оценить масштабы и региональную локализацию ее распространения в российской Арктике (рис.1).

Рисунок 1. Масштабы теневой экономики в регионах российской Арктики в 2011-2022 г., млрд. руб.

Источник: рассчитано авторами по материалам [16-17]

Полученные результаты показывают рост масштабов теневой экономики в российской Арктике, активные «пики» которой наблюдались в 2016 г. и 2022 г., что можно связать с влиянием санкционных кризисов. Наибольший вес в теневом секторе Арктики имеют Красноярский край, Ямало-Ненецкий автономный округ и Мурманская область. Наименьшие объемы фиксируются в Ненецком и Чукотском автономных округах. Раскроем особенности величины и динамики доли теневого сектора в структуре экономики регионов Арктики (рис.2).

Рисунок 2. Доля теневой экономики в структуре ВРП регионов российской Арктики в 2011-2022 г., %.

Источник: рассчитано авторами по данным [16-17]

Наибольший удельный вес теневого сектора в ВРП по данным 2022 г. характерен для субъектов АЗРФ с диверсифицированной структурой экономики, расположенных в западном секторе российской Арктики: Республика Карелия, Архангельская область и Мурманская область. В меньшей степени доля теневого сектора представлена в узкоспециализированных регионах Арктики: Чукотский, Ненецкий и Ямало-Ненецкий автономные округа.

Исследование общей динамики теневых процессов с 2011 по 2022 гг., позволяет утверждать, что доля теневого сектора снизилась во всех регионах, кроме Карелии, Мурманской области и Чукотского автономного округа. При этом экономика не во всех субъектах одинаково реагировала на кризисные явления. К примеру, рост доли теневого сектора в посткризисный период 2016-2017 гг. отмечался во всех субъектах, за исключением Чукотского и Ненецкого автономных округов, а в Ямало-Ненецком автономном округе 2017 г. наблюдалось его резкое снижение. В пандемию 2020 г. экономика отреагировала ростом теневого сектора только в Карелии, Коми, Архангельской области и Красноярском крае. Кризис 2022 г. проявился более сильным ростом доли теневого сектора во всех регионах, за исключением Ямало-Ненецкого автономного округа.

Неоднозначна динамика показателей теневого сектора в субъектах АЗРФ в разрезе скрытой (теневой) и неформальной экономик в структуре ненаблюдаемой экономики (табл.2).

Таблица 2

Динамика структуры теневой экономики в ВРП регионов российской Арктики, %

Регионы Арктики характеризуются более низкими значениями как скрытой теневой, так и неформальной экономики в сравнении с их уровнем в Российской Федерации. Общей тенденцией является снижение доли скрытой (теневой) экономики в общей структуре теневого сектора во всех субъектах Арктики и в России в целом. На кризис 2014 г. скрытая (теневая) экономика отреагировала снижением доли в ВРП каждого из регионов Арктики в 2015 г. В дальнейшем наблюдался некоторый рост доли скрытой (теневой) экономики. В Ненецком автономном округе подобные тенденции проявились годом раньше. Динамические закономерности скрытой (теневой) экономики в коронакризис выявлены не были, так же как и реакция этого типа теневой экономики на кризисные явления в 2022 г., которая по нашему мнению, проявится в отложенном периоде.

Доля неформальной экономики в ВРП выше в диверсифицированных регионах с более низким уровнем экономического развития, чем в добывающих регионах. В Карелии, Мурманской и Архангельской областях, Красноярском крае доля неформальной экономики в 6-9 раз выше, чем в Ненецком и Ямало-Ненецком автономных округах. Регионы в каждой группе сходны и по динамике неформальной экономики. Рост неформального сектора экономики наблюдается в Карелии, Коми, Архангельской и Мурманской областях, в Красноярском крае, Якутии и незначительно в Чукотском автономном округе. Рост доли данного типа экономики в этих регионах начался с 2016 г. и перешел в активную фазу в 2017 г. В Ненецком и Ямало-Ненецком автономных округах с 2016 г. по настоящее время наблюдается снижение доли неформального сектора в экономике, за исключением ее небольшого увеличения в коронакризис, что позволяет предположить отсутствие вовлеченности скрытой (теневой) экономики в адаптационные процессы в периоды санкционных ограничений и слабую вовлеченность в период коронакризиса. Такая структура теневой экономики в регионах Арктики может быть обусловлена отраслевой структурой экономики и преобладанием корпоративного сектора.

Предварительная оценка уровня адаптивности регионов Арктики к кризисам посредством теневых процессов позволяет говорить о различной реакции региональных экономик на кризисы разной природы: санкционные ограничения влияют на все регионы, но в узкоспециализированных ресурсных регионах теневые процессы в гораздо меньшей степени вовлечены в процесс адаптации к последствиям санкций, особо остро реагируя на санкции точечного отраслевого воздействия. Адаптационные возможности теневизации в условиях пандемии наиболее значимым образом проявились у регионов с диверсифицированной структурой экономики, развитой сферой услуг и высокой долей предприятий малого бизнеса. В то же время наблюдаются различия в скорости реакции теневых процессов на кризисы разной природы: коронавирусный кризис вызвал мгновенную реакцию теневой экономики, тогда как в отношении ее реакции на санкции заметен временной лаг.

Неоднозначность влияния кризисов на теневой сектор Арктики можно объяснить стратегической ролью некоторых отраслей хозяйства в экономике страны и участием государства в решении экономических проблем. Рост доли неформального сектора в ряде субъектов является признаком реагирования экономики на экономические шоки, что можно рассматривать как форму адаптации к изменяющейся внешней среде. Моноотраслевые регионы с небольшим теневым сегментом в экономике становятся более «неповоротливыми» ввиду преобладания корпоративного сектора и неразвитого малого бизнеса и в этой связи более уязвимыми к внешним воздействиям. Диверсифицированные экономики арктических регионов более адаптивны к изменению условий внешней среды.

Раскроем особенности и динамику отраслевой структуры теневой экономики Арктики (рис.3 и рис.4).

Рисунок 3. Динамика отраслевой структуры теневой экономики в российской Арктике, 2011-2022 гг., %

Источник: рассчитано авторами по данным [16-17]

Рисунок 4. Динамика отраслевой структуры теневой экономики в Российской Федерации, 2011-2022 гг., %

Источник: рассчитано авторами по данным [16-17]

Сравнительный анализ отраслевой структуры теневой экономики регионов Арктики и России в целом показал сходство по таким параметрам как уникально большие масштабы теневого сектора в отрасли рыночных услуг, основу которого составляют операции с недвижимостью. Объемы этого сектора составляли в 2011 г. около 40% теневой экономики России, а сейчас – около 70%. В регионах российской Арктики доля данного сектора увеличилась с 37% до 50%. Сходные позиции и динамику теневой составляющей имеет в Арктике и в России сельское хозяйство (с входящими в него рыболовством и лесным хозяйством).

Отличительными чертами отраслевой структуры теневого сектора Арктики являются, во-первых, более высокая в сравнении со среднероссийской доля теневой составляющей базовых для арктических регионов отраслей: строительство (10-15%), обрабатывающие производства (10-12%), транспорт и связь (7%), добыча полезных ископаемых (3-4%). Это объясняется не столько удельным весом теневых операций внутри отраслей, сколько значительным объемом ВРП, который в них производится, в сравнении с другими секторами арктической экономики. Вторая особенность - значимая в сравнении с российскими значениями доля нерыночных услуг: образования, здравоохранения, ЖКХ. В силу закрытости и территориальной изолированности экономики Арктики, спрос на услуги репетиторов, нянь, врачей, дополнительные образовательные услуги, услуги по ремонту весьма велик. Закрытость в сочетании с высокой востребованностью этих услуг в период коронакризиса привела к более серьезному, чем в среднем по России, увеличению доли теневого сектора в здравоохранении в 2020 г. Третья особенность заключается в меньшей и быстро сокращающейся доле теневых процессов в торговле в регионах АЗРФ в сравнении со среднероссийскими значениями: в Арктике удельный вес таких процессов в экономике уменьшился с 10% до 5 %, тогда как в России с 12 до 8-9%.

Данные рисунка 5, позволяют выявить особенности пространственно-отраслевой локализации теневой экономики в регионах российской Арктики.

Источник: рассчитано авторами по данным [16-17]

Теневые процессы в сельском хозяйстве регионов Арктики локализованы, в Красноярском крае и Мурманской области. В Красноярском крае наблюдаются довольно стабильно значительные объемы теневой экономики во всем периоде исследования, что объясняется традиционно высокой долей неформальных отношений в сельском и лесном хозяйстве. В Мурманской области рост масштабов теневизации в данном секторе был обусловлен отложенной реакцией рыбной отрасли на кризис, где масштабы неформальной экономики выросли в 2017 г. в 5 раз в сравнении с предыдущим периодом. Заметим, что рыболовство относится к отраслям специализации экономики региона.

Очевидно, что локализация теневой экономики добывающего сектора преимущественно в Ямало-Ненецком автономном округе обусловлена высокими объемами ВРП, производимыми в данном секторе в регионе. Динамические особенности развития теневизации сектора позволяют предположить, что рост его масштабов в 2016 г. и 2022 г. был обусловлен стремлением снизить уровень налоговой нагрузки на предприятия в условиях действия санкционных ограничений, так как основу теневой экономики сектора составляет скрытая теневая экономика на фоне отсутствия неформальной экономики. Аналогичная ситуация наблюдается и в обрабатывающем секторе, теневой сегмент которого локализован в Красноярском крае и в Мурманской области. Реакция добывающего и обрабатывающего секторов на коронакризис была идентичной – рост скрытой теневой экономики с целью снижения налоговой нагрузки. Предприятия этих секторов в Арктике в 2020 г. показали лишь незначительный спад или даже рост производства, решив проблемы распространения коронавирусной инфекции введением строгих корпоративных ограничений и реализацией медицинских программ на предприятиях и в регионах присутствия [9].

Теневой сегмент строительной отрасли Арктики сосредоточился с 2014 г. в Ямало-Ненецком автономном округе, где началось активное строительство порта Сабетта и реализация проекта Ямал СПГ. Адаптация предприятий к санкционным кризисам была связана, главным образом со стремлением снизить налоги на предприятия сектора. Санкционные ограничения слабо повлияли на сектор, так как все поставки оборудования и материалов для строительства были законтрактованы и выполнены, а зарубежные кредитные средства для реализации проектов не привлекались. Скрытая теневая и неформальная экономика отреагировали на кризис 2014 г. с временным лагом в 2 года. Пандемию 2020 г. строительные предприятия в Арктике пережили также как добывающие и обрабатывающие.

Масштабы и динамика теневого сегмента торговли определяется главным образом оптовыми операциями, в связи с чем наблюдается значительное превышение объемов скрытой экономики над неформальной во всех регионах Арктики. Ее динамика неоднозначна и определяется масштабами торговых операций в регионах. Так, например, сокращение торговли с зарубежными странами и перенос таможенного оформления в Екатеринбург обусловили сжатие сектора оптовой торговли в ЯНАО и как следствие снижение скрытых теневых операций.

В секторе транспорта мы наблюдаем очевидный рост скрытых теневых операций в 2016 г. и в 2022 г. как реакцию на кризисы. Снижение теневой активности в 2013-2015 гг. на наш взгляд было обусловлено стабилизацией экономики в посткризисный период 2008-2011 гг. Как и в случае с торговлей в теневом сегменте транспортного сектора с высокой долей корпоративных структур преобладает скрытая теневая экономика, тогда как неформальная составляющая очень мала, а ее реакция на кризис 2014 г. стала очевидной только с 2016 г. и затронула все регионы Арктики. Коронавирусные ограничения не вызвали рост теневых процессов, тогда как точечные санкционные воздействия на грузоперевозки обусловили рост теневых отношений в 2022 г.

Теневые процессы в гостиничном бизнесе также сосредоточены в сегменте скрытой теневой экономики, а их рост с 2015 г. происходит в условиях ограничения поездок россиян за рубеж и быстрого развития внутреннего туризма. В финансовом секторе теневая составляющая рассчитывалась только по неформальному сегменту, который получил развитие с 2015 г. в ответ на кризис. В 2020 г. данный сегмент немного расширился во всех регионах. Явное увеличение было заметно только у ЯНАО, где объем ВРП сектора за год вырос практически в 7 раз и обусловил рост теневых процессов. Масштабные теневые явления характерны сектору рыночных услуг с высокой долей операций с недвижимостью, который, получив ставшую постоянной с 2014 г. государственную поддержку в виде льготного ипотечного кредитования в рамках различных программ, только наращивает масштабы теневизации. Адаптивный потенциал сферы образования был реализован в виде развития неформального теневого сектора в 2014 г., а затем получил новый импульс в постковидные годы с развитием дистанционных моделей обучения. Стабильность теневого сегмента здравоохранения говорит о его постоянном присутствии в экономике, независимо от кризисов и санкций. Единовременный рост теневизации в 2020 г. был очевиден и связан с пандемией, по завершении которой спрос на медицинские услуги резко снизился.

Заключение

Проведенное исследование показало очевидность влияния фактора отраслевой структуры экономики на развитие теневых процессов в арктических регионах. В диверсифицированных регионах теневая экономика носит более масштабный характер, чем в регионах узкой специализации, а в ее структуре неформальная экономика преобладает над скрытой теневой. Диверсифицированные регионы продемонстрировали рост теневизации экономики, как в периоды санкционных ограничений, так и в пандемию, тогда как узкоспециализированные сырьевые – в основном в периоды введения санкций. Но масштабы развития теневых процессов в сырьевых регионах были гораздо ниже темпов их экономического роста, что не привело к увеличению их доли в экономике. На наш взгляд это обусловлено следующими факторами. Во-первых, корпоративный характер организационной структуры отраслей регионов узкой специализации обусловил использование возможностей скрытой теневой экономики в качестве адаптации к кризису 2014 г. с временным лагом 1-2 года, а также позволил успешно справиться с пандемийными ограничениями. Во-вторых, запуск ключевых инфраструктурных и сырьевых проектов, высокая степень заинтересованности государства в их развитии, независимость их реализации от иностранного кредитования, а также своевременный поиск новых рынков сбыта в регионах узкой специализации позволили снизить последствия наложения санкций, но теневые операции были вовлечены в процесс адаптации для того, чтобы повысить финансовую устойчивость предприятий базовых для Арктики отраслей: добывающая, строительная и транспортная. Регионы с диверсифицированной структурой экономики вынуждены были приспосабливаться к новым условиям посредством вовлечения отраслей в теневые процессы, особенно в тех случаях, когда санкционные ограничения носили целевой точечный характер.

Полагаем также, что активное развитие теневых процессов в базовых отраслях регионов ведет к параллельному развитию теневизации в сфере строительства, операций с недвижимостью, финансовом секторе.

Исследование кризисных периодов 2014, 2020 и 2022 гг. позволило предположить, что экономика арктических регионов применяет теневизацию как форму адаптации к санкциям с временным лагом в 1-2 года и использует ее более длительный период времени, тогда как подобная форма адаптации в пандемию проявила себя в тот же год, что и ковидные ограничения и была кратковременной.

Теневая экономика может рассматриваться в качестве механизма гибкой адаптации, проявляя свою компенсаторную функцию, например, в период экономических санкций, накладывающих жесткие ограничения на деятельность отдельных секторов, которые имеют важное значение для национальной экономики. Но в отношении экономики арктических регионов возможности использования данного механизма сужены.