На пути к посткапитализму: от инфляции и свободного обмена к цифровизации и распределительным моделям экономических отношений

Введение.

Говоря о текущей ситуации, становится очевидно, что ускоренный темп инфляции в странах эмитентах резервных валют позволяет на практике осознать, выдвигаемый ранее теоретический тезис о том, что источником глобальных дисбалансов является тип современной монетарной системы. Привлечение капитала преимущественно в низкопроцентные долговые ценные бумаги США (обусловлено прежде всего поддержанием отрицательного торгового баланса при долларе как резервной валюте), финансовые средства по которым вкладываются в долевые и долговые ценные бумаги других стран под более высокий процент, увеличивает тем самым задолженность этих стран. Поскольку современная экономика не способна автоматически решать глобальные дисбалансы и со временем они лишь накапливаются, проблема долгов, ускоренные темпы инфляции и падение производства и занятости (вслед за Мeta: Amazon планирует уволить 10 тыс. сотрудников – самое крупное сокращение в истории компании, банк Goldman Sachs планирует уволить 8% сотрудников, китайский техгигант Xiaomi также планирует масштабные сокращения) ставят перед учеными и практиками всего мира вопрос о новом мироустройстве [1].

Учитывая открытый статус белорусской экономики крайне важно и актуально понимание ракурсов возможной трансформации экономических отношений на глобальном уровне и выработка предложений и рекомендации, способных составить в будущем основу экономической стратегии Беларуси и оптимальной траектории интеграции на евразийском пространстве.

Цель данной работы заключается в попытке выявить, с одной стороны, источники глобальных дисбалансов в экономике и общую «логику» глобальных экономических трансформаций последнего времени, указать возможное направление неблагоприятной для евразийского экономического пространства адаптации (продвигаемая корпоративным сегментом и ОЭСР пост-капиталистическая модель цифровизации), а, с другой стороны, предложить кардинально новый подход к экономическому взаимодействию в виде цифрового консенсусного децентрализованного «планирования» при котором система рассчитывает «план» таким образом, что обеспечивает максимально эффективное использование всех доступных ресурсов, максимально полное решение поставленной задачи каждым из автономных участников «планирования» с учетом информации о существующих рисках.

Таким образом, новизна работы заключается в представлении новой концепции интеллектуального технико-экономического пространства, которое вместо индикативного планирования как формы экономического планирования, реализуемой государством для решения проблемы несовершенной информации в рыночной экономике представляет «план» как совокупность контрактов, заключенных (сначала в пространстве имитационного моделирования, а затем и фактически) между участниками платформы цифрового консенсусного децентрализованного «планирования».

В данном случае мы исходим из гипотезы о том, что «фактический план» является следствием контрактов, заключенных между участниками цифрового технико-экономического пространства, корректируется в реальном времени и позволяет нивелировать проблемы порождаемые монолитными цифровыми платформами традиционной архитектуры: защиты информации, диктата технологических стандартов и нивелирования автономии целеполагающих субъектов участников кибер-экономического взаимодействия по мере углубления автоматизации управленческих процессов.

I. Трилемма в основе стагфляции развитых стран, динамики на рынке нефти и сдерживания России.

Основная причина по которой современная мировая экономическая система не может автоматически разрешать проблему глобальных дисбалансов лежит в невозможности эффективно конвертировать сбережения и монетарную экспансию (в том числе кредиты) в потребление и продуктивные инвестиции. Сама по себе данная невозможность обусловлена рядом взаимоусиливающихся факторов: неравенством, стареющим населением, превалированием психологической склонности к накоплению перед инвестициями и, главное, неопределенностью развития при превалировании рыночной экономики. Сквозная цифровизация экономических отношений нацелена в первую очередь на устранение последнего фактора, деструктивная роль которого уже переходит чисто экономические барьеры в плоскость угрозы глобальной безопасности.

Можно сказать, что данный переход начинает проявляться в нестандартном поведении фундаментальных рынков, наряду с параллельными событиями, катализируемыми прорывными технологиями (искусственный интеллект, блокчейн и новая энергетика).

Говоря о нестандартном поведении фундаментальных рынков, мы видим, что помимо стадии высоких цен и дисбалансов на рынке энергоносителей, развитые страны начинают сталкиваться с дефицитом нефти (падение добычи, в России и США в том числе снижение стратегических и коммерческих резервов в последних). Единственное, что оказывает давление на рынок нефти – это ожидание глобальной рецессии (наиболее пессимистические ожидания можно констатировать со ссылкой на аналитику британской консалтинговой компании «Центр экономических и бизнес-исследований» CEBR [3]) и «потолок» цен на российскую нефть (часть приходится продавать с дисконтом из-за трудностей с поставками морским путем). В глобальном масштабе «потолок» цен сбивает котировки, но не сильно.

Фактически логика глобальных экономических трансформаций последнего времени вращается вокруг необходимости решения основными адептами и бенефициарами постиндустриальной экономики и финансового капитализма следующей трилеммы:

- «затормозить» мировую экономику, дабы держать значение инфляции в приемлемом коридоре достаточном для «ограбления» (тренд «стирания» среднего класса) населения, но не слишком большом, чтобы угрожать статусу резервных валют;

- сохранить цены на нефть на достаточно высоком уровне (причем, невзирая на торможение мировой экономики) для того, чтобы инициировать трансформацию топливно-энергетического рынка;

- сдержать доходы и развитие России, невзирая на рост цен на нефть.

Именно необходимость решения данной трилеммы, а не сугубо экономическая логика развития отношений на глобальном уровне привела к текущей ситуации. Нестандартность этой ситуации достаточно отчетливо проявляется в том, что формирование рецессивных ожиданий обычно «убивает нефть» до значений в районе 40 долл за баррель, а по состоянию на конец декабря стоимость нефти более 80 долл за баррель. Учитывая стандартную динамику на рыке нефти в условиях рецессивных ожиданий, можно сделать вывод о том, что данная цена является достаточно большой.

II. Риски научных прорывов для текущего мироустройства на основе финансового капитализма.

Напряженность с реальной добычей (падение инвестиций), а также ситуация с российской нефтью будет толкать цены вверх и катализировать тренд ухода нефти с рынка топлива в сторону нефтехимии [8]. Данный тренд согласуется с динамикой роста электротранспорта (по показателям общей стоимости владения в ЕС и Великобритании электрокары уже дешевле чем авто на двигателе внутреннего сгорания (ДВС)) и началом новой эпохи в энергетике с точки зрения безопасности и практически неограниченных ресурсов (воды) для получения энергии (США объявили о прорыве в термоядерной энергетике – реакция синтеза дала в 1,5 раза больше энергии, чем ушло на ее запуск [10]). Подтверждением того, что прорыв в термоядерном синтезе может стать началом новой эпохи в энергетике является достаточно прозрачное сравнение: энергия дейтерия заключенного в стакане воды эквивалентна сжиганию 300 литров бензина.

Другой важный тренд по достижению продуктового изобилия в среднесрочной перспективе связан с прорывом китайских ученых в области искусственного синтеза крахмала из углекислого газа [6]. Учитывая широкое применение крахмала в производстве продуктов питания, текстиля, фармацевтических препаратов и многих других товаров значительное повышение эффективности и объемов его производства положительно повлияет на показатели продовольственной безопасности во всем мире.

При этом несмотря на ожидаемое энерго- и продуктовое изобилие мировая экономика все больше уходит от свободного обмена и рынка в сторону распределения как ключевого фактора развития. Основным негативным риском данного тренда является то, что предлагаемый вариант распределения («экономики доступа» вместо «экономики прибыли») навсегда оттеснит и закрепит нас на глубокой периферии экономической жизни.

III. 3D-фактор как предпосылка перехода к экономике распределения на основе цифровых платформ.

Тренд создания экономики распределения будет идти параллельно с созданием замкнутой цифровой экосистемы (на базе Организации экономического сотрудничества и развития, ОЭСР), в которой все хозяйствующие субъекты будут совершать сделки, создавая экономику «прозрачной по умолчанию» (не нужно будет подавать налоговые деклараций, поскольку исчисление и удержка налогов будет происходить момент трансакций автоматически) и достаточно устойчивой для детерминированных (а не вероятностных) прогнозов и планирования инвестиций [2].

Основные контуры новой экономики можно проследить на основе анализа трех докладов Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР): 1) «Введение в деятельность онлайн-платформ и их роль в цифровой трансформации»; 2) «Регулирование труда рабочих платформ в эпоху цифровых технологий»; 3) «Роль цифровых платформ в сборе НДС при онлайн-продажах».

В контексте тренда на создание экономики распределения примечательно то, что ОЭСР выпустила новую международную систему налоговой отчетности для цифровых активов в целях борьбы с уклонением от уплаты налогов – Crypto-Asset Reporting Framework (CARF) [9]. Структура обеспечивает сбор и автоматический обмен информацией о транзакциях. Посредники и другие связанные с цифровыми активами организации, такие как биржи, брокеры и операторы банкоматов, также включены в новый свод правил. Наряду с ним «ведется работа над инициативой для обеспечения согласованного внутреннего и международного применения CARF. В начале октября Европарламент проголосовал за модернизацию налогообложения с помощью блокчейна. В документе определяется, что конвертация криптовалют в «фиат» является наиболее приемлемым вариантом для расчета налогов. Еврокомиссии еще предстоит дать четкое определение возможным налогооблагаемым событиям.

Появление цифровых валют центральных банков (CBDC) и возможные дефолты ряда стран еврозоны могут послужить триггером для перехода к новой экономической архитектуре. В пользу квалификации настоящего отрезка экономической истории как переходного может служить то, что даже среди западных аналитиков появляется все больше адептов инфляционного цикла 70-ых (1971 г. – запрет конвертации долларов в золото; 1976 г. – проведена Ямайская конференция стран-членов МВФ, на которой были выработаны новые принципы мировой валютной системы) в рамках которого мы находимся в первой волне из трех. В качестве доводов приводится аргументация системного воздействия на мировую экономику так называемого 3D-фактора: дефицит рабочей силы из-за старения населения и слабой демографии; дефицит товаров вследствие деглобализации, обусловленной ростом традиционных и появлением новых форм протекционизма, связанных с запретом экспорта высокотехнологичных товаров; дефицит бюджетов, вследствие роста госрасходов.

По сути, коридор данного 3D-фактора будет определять развитие экономик евразийской зоны в ближайшей и среднесрочной перспективе.

IV. Трансформация экономических отношений: риски для Беларуси и краткосрочная адаптационная динамика.

Даже без учета эффекта санкций высокие цены на маржинальных рынках скорее всего не позволят белорусской экономике сохранить в краткосрочной перспективе прежние выгоды образца постковидного «внешнеторгового чуда». В ситуации стагфляции, снижения потребления нефти и, соответственно, объемов производства на маржинальных рынках, прежних физических объемов потребления продукции и услуг на этих рынках не будет. В этой связи в качестве целесообразного представляется ответ на вопрос: что означает для белорусской экономики высокая инфляция на внешнем контуре в условиях того, что возможности зарабатывать за счет экспорта на маржинальных рынках уменьшаются, а прямой и косвенный импорт по более высокой цене увеличивается?

Данная ситуация ведет к ускорению отрицательного сальдо внешней торговли (тенденция уже заметна Беларуси) с устойчивым и отрицательным воздействием на курс белорусского рубля. Аналогично и в Российской Федерации уже начинает наблюдаться тенденция постепенного роста объемов импорта, а это значит и спроса на иностранную валюту. Постепенное ослабление российского рубля к доллару в 2023 году будет происходить согласно ожиданиям аналитикам ЕАБР. По их мнению, уменьшению сформированной в прошлом году переоцененности российского рубля будет способствовать сжатие профицита внешней торговли [7].

Поскольку зависимость от импорта в Беларуси более выражена в среднесрочном периоде чем в России, тенденция ослабления российского рубля к доллару и евро (в целях снижения дефицита бюджета) будет происходить параллельно с его укреплением по отношению к белорусскому рублю. В этой связи общие базовые условия, стабилизирующие инфляцию в Беларуси на протяжении второй половины 2022 года – слабый внутренний спрос и пониженное давление со стороны валютного курса вследствие укрепления белорусского рубля к российскому – будут постепенно нивелироваться. В результате, накопленный в 2022 году профицит ликвидности белорусской банковской системы, который с высокой вероятностью может быть запущен в экономику в рамках нового инвестиционного цикла 2023 года (раскручивающего в конечном итоге внутренний спрос), а также повышенное давление на курс белорусской национальной валюты создадут условия для ускоренного роста инфляции в нашей стране.

В рамках подобного сценария будет активироваться прямой канал импорта инфляции, поскольку недооценка белорусского рубля к российскому будет влиять на удорожание закупок многих промежуточных товаров, сырья и материалов из России. При этом, воздействие косвенного канала, связанного со значительным притоком иностранной валюты вследствие роста экспорта в Россию, также будет увеличиваться.

Учитывая то, что глобальные экономики испытывают именно стагфляцию (одновременное падение выпуска и рост цен), важным представляется вопрос: насколько мы сможем избежать данного сценария, а если не сможем насколько глубоким он окажется с точки зрения последствий? Понимание глубины возможного стагфляционного сценария в белорусской экономике является важным, поскольку так называемая инфляция спроса имеет не настолько негативные последствия как инфляция издержек и предложения. В первую очередь потому, что увеличение совокупных расходов помимо роста цен как побочного эффекта имеет и положительные эффекты в виде роста выпуска. И совсем иначе с инфляцией издержек и предложения.

С учетом обозначенной динамики в основе белорусской траектории сокращения совокупного предложения может быть следующая цепочка. На начальном этапе инфляция детерминируется ростом цен на импортные товары, сырьевые ресурсы и энергоносители. Затем, падение покупательной способности номинальной заработной платы в долларовом эквиваленте будет стимулировать повышение хозяйствующими субъектами заработной платы (уже сейчас мы видим как в ноябре 2022 года начисленная среднемесячная заработная плата в долларовом эквиваленте достигла исторически рекордного значения в 675,5 долл США [11]) и вызывать дальнейший рост цен в стране. Затем, уменьшение доли малого и среднего бизнеса как в Беларуси, так и за рубежом будет приводить к увеличению прибыли монополий. Несмотря на то, что в некоторых случаях (сложных и наукоемких производств) концентрация капитала и подобное положение на рынке может быть оправдано, увеличение прибыли монополий является мощнейшим фактором роста инфляции предложения и сокращения выпуска на фоне роста цен [4].

Дабы сдержать цены западные страны сделали ставку на ужесточение кредитно-денежной политики, Беларусь и Россия, напротив, идут по пути ее смягчения. Безусловно, данная политика будет привносить плоды восстановления выпуска, но следует также учитывать и ее пределы, поскольку отрицательная разница между внутренней и зарубежной процентными ставками, как правило, приводит к ослаблению номинального обменного курса. В этой связи необходимо учитывать, что более мягкие монетарные условия (с точки зрения реальной процентной ставки и с точки зрения реального обменного курса) стимулируют внутренний спрос, инициирующий функционирование экономики выше своего потенциального уровня (положительный разрыв выпуска). Кроме того, следует учитывать ситуацию, связанную даже с частичным соблюдением целевого показателя роста денежной массы в ситуации шока спроса на деньги, которая трансформируется в экономическую волатильность, соответственно, ведет к давлению на спрос и инфляцию [10].

Ослабить данный тренд способна более динамичная реализация программ импортозамещения, с упором на развитие кооперации как внутри Беларуси, так и с дружественными странами (Россией и партнерами по евразийскому пространству), а также упором на более сложные отрасли (микроэлектроника, машиностроение) активно вовлекающие научные организации, цифровизацию в том числе традиционных отраслей и бизнес-модель B2C.

V. Цифровое консенсусное децентрализованное планирование как основа экономической стратегии Беларуси и оптимальная парадигма интеграционных процессов на евразийском пространстве.

Создание цифровой торговой площадки импортозамещения на базе Белорусской универсальной товарной биржи является необходимым, но недостаточным условием для цифровизации нашей станы. В первую очередь в качестве целесообразного представляется упор не на вертикальную модель платформизации, нацеленную на централизацию целеполагания и общее для всех экономических агентов планирование, а на консенсусное децентрализованное планирование при котором каждый экономический субъект имеет возможность планировать свои доходы и расходы на произвольный период времени, самостоятельно (с учетом рекомендаций, основанных на имитационном моделировании) ставить цель и стратегию развития асинхронно действующим в системе экономическим роботам. Консенсусное децентрализованное планирование и асинхронность оказываются важными даже при достаточно стандартных ситуациях: когда у компании могут иметься и иные помимо максимизации прибыли цели – например, развития собственного холдинга, выполнение целевой государственной программы и так далее. Платформа в этом случае должна представлять собой среду и общие протоколы взаимодействия для множества интеллектуальных асинхронно действующих роботов, предлагающих решения, оптимальные с точки зрения выбранных руководителями хозяйствующих субъектов стратегий и целей.

В основе цифровизации, продвигаемой корпоративным сегментом и ОЭСР лежит стремление к устранению целеполагающего звена и рынка как такового. Поскольку базовым условием возможности рынка является парадоксальная невозможность абсолютно точного ценообразования, считается, что глубокая автоматизация бизнес-процессов и экономических отношений естественным образом уничтожит рынок (ведь торги возможны пока стоимость активов не определена однозначно: продавец акции, к примеру, считает, что в будущем цена акции упадет, то есть текущая цена превышает стоимость, а покупатель акции, напротив, полагает, что цена акции вырастет, то есть текущая стоимость превышает цену). Если мы представим гипотетическую ситуацию, когда цифровая система, прошившая всю экономику, «навесит» точный ценник на все компании на бирже, становится очевидно, что большая часть торгов их акциями просто прекратится.

Таким образом, приоритетной для евразийского пространства представляется модель платформизации исходящая из иного целеполагания: не уничтожение рынка, а адаптация к социальной рыночной экономике с помощью использования цифровых инструментов для коллективной разработки плана всеми участниками в режиме реального времени.

Оптимальной представляется ситуация, когда платформа оказывается способной к реализации: точного учета (сбор информации осуществляется по огромному количеству показателей и в максимально автоматизированном режиме); оптимизированного плана (система рассчитывает план таким образом, что обеспечивает максимально эффективное использование всех доступных ресурсов, с учетом максимально полного решения всех коллективно поставленных задач, и с учетом детализированной информации о существующих рисках); корректировки в режиме реального времени (система позволяет уточнять параметры плана и производить автоматический перерасчет всех показателей). В этом случае за счет оперативной реакции на потребительский спрос будет исключен главный побочный эффект планирования – дефицит [13].

Исходя из сформулированной цели платформа может быть реализована в виде ERP-системы с искусственным интеллектом, интегрированной с финансовой системой и позволяющей не только оптимизировать ресурсы в рамках отдельно взятого предприятия, но также выстраивать производственно-экономические цепочки между различными компаниями участниками системы. Финансовая платформа системы должна иметь открытый и децентрализованный механизм, действующий по принципу «сети» (данный принцип может быть назван блокнет или пост-блокчейн), а не «цепочки» блоков. Существенно то, что данный механизм может работать уже сегодня и не требует трансформации действующего законодательства. В блокнет, в отличие от блокчейн не предполагается единая централизованная «счетная ветка» хранения блоков, а, значит, снимаются проблемы большого объема мусорного трафика, а также энергозатрат, связанных с подержанием стабильности и безопасности «счетной ветки».

Таким образом, представленная новая парадигма технико-экономического пространства является современным решением реализации больших интеграционных проектов без рисков потери автономии и суверенитета для их интегрируемых сторон. Если для традиционной парадигмы экономических отношений план на макроэкономическом уровне представляет собой совокупность директив госплана для предприятий и организаций, а его утверждение производится по итогам сбора данных и расчета целевых показателей, после чего он доводится до исполнителей, то для предлагаемой траектории цифровизации экономических отношений «план» представлет собой нечто совсем иное.

В данном случае «план» предстает как совокупность контрактов, заключенных между участниками цифровой платформы консенсусного децентрализованного «планирования» сначала на имитационном уровне моделирования отношений на основе данных о производственных, материальных и финансовых показателей участников этой платформы. «Фактический план», таким образом, является следующим за имитационным уровнем шагом, корректируемым в режиме реального времени и являющимся следствием совокупности контрактов, заключенных между участниками системы.

В итоге, можно сделать вывод, что кардинально новый взгляд на планирование и торгово-экономическое взаимодействие в рамках евразийского пространства в виде цифрового консенсусного децентрализованного «планирования» обладает высоким потенциалом для того, чтобы стать основой экономической стратегии Беларуси и оптимальной парадигмой интеграционных процессов на евразийском пространстве.

Заключение.

Подводя итоги, можно сказать, что трансформация глобальной экономики идет с неотвратимым ходом. Цифровизация далеко не единственный импульс. Главное – это то, что капитализм в его прежнем виде уже не обеспечивает прежних темпов роста экономики, не создает достаточного уровня контроля над научно-техническим прогрессом и возможным продуктовым и энергетическим изобилием, усугубляет социальные противоречия и уровень протестов в мире, создает долговое давление и перманентный инфляционный навес. С другой стороны, мы видим как формируется общественный уклад не связанный с общественным контролем за производством, распределением и процессом социального выбора (демократией). Данный общественный уклад начинается с экономики сверхпотребления, которая зачастую выходит за рыночные границы. По мнению ряда экспертов, уже значительная часть мирового потребления реализуется наиболее богатыми людьми планеты по модели клиентелистской экономики, которая вместо производства на рынок культивирует личную зависимость и индивидуальный заказ, а вместо социальной мобильности – механизмы наследования капитала [5]. «Цифра» в этом случае лишь закрепляет и усиливает подобные неофеодальные тренды, вызревающие в лоне капитализма и размывающие государство как институт и его национальными элитами.

Выстраивание новой экономики вокруг сильного государства с ориентиром на указанные принципы, бизнес-модели и технические решения позволит нам выстроить альтернативный техно-социально-экономический евразийский блок, защищенный от ценовых шоков, шоков волатильности и геоэкономической турбулентности; пространство с высоким уровнем благосостоянием населения, сохранением суверенитета и управленческих функций государств.