Features of digital civic engagement in Russia and abroad

Введение

В современном мире общественный прогресс во многом зависит от состояния гражданского общества. Неслучайно развитие его институтов является значимым направлением, обозначенным в стратегических документах различных стран мира, в том числе и в России. Так, в Концепции долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 года в качестве одного из приоритетов было регламентировано развитие институтов гражданского общества [7]. В то же время достижению поставленных задач препятствует ряд барьеров, среди которых особенно выделяются неразвитость горизонтальных коммуникаций и низкая социальная активность [4, с. 14–15] (Gordeev, 2020, р. 14–15). По мнению С.Г. Кирдиной, это обусловлено преобладанием институтов Х-матрицы (редистрибутивная экономика, унитарное политическое устройство и коммунитарная идеология), в результате чего в сознании людей формируется образ общества, где традиционно ведущая роль отводится государственным институтам, а не населению [6, с. 69–70] (Kirdina, 2012, р. 69–70). Поэтому активизация гражданского участия имеет принципиальное значение для дальнейшего становления гражданского общества в стране.

Исследования феномена гражданского участия предпринимались как зарубежными, так и отечественными специалистами. В научной литературе присутствуют разнообразные трактовки данного явления, а также описания его сущностных характеристик. Например, В.В. Петухов к особенностям гражданского участия относит «ориентированность его субъектов на достижение общего блага или интересов широких групп и слоев населения..., наличие определенной автономии в отношении государства..., добровольность и социально значимую мотивацию участия» [10] (Petukhov, 2019). Как правило, основными видами гражданского участия являются политическое (в политической деятельности) и социальное (в деятельности общественных объединений, а также неформальные практики) участие [14, с. 133–134] (Skalaban, 2011, р. 133–134).

Изучение гражданского участия в условиях российской действительности свидетельствует о неравномерности его развития, а также региональной и поселенческой специфике [8] (Maximova et al., 2019). Кроме того, активность населения в данном отношении преимущественно носит эпизодический и индивидуальный характер, а уровень готовности к участию в целом выше, чем ее реализация на практике.

Распространение процессов цифровизации привело к расширению географии контактов, раскрыв огромный потенциал для взаимодействия, в связи с чем гражданское участие стало стремительно набирать обороты и в сетевой форме. Это касается как традиционных его форм (подписание петиций, обсуждение социально значимых проблем, сбор пожертвований и др.), так и практик, которые могут осуществляться только онлайн (репосты сообщений в социальных сетях, электронные платформы для формирования инициатив граждан, ведение блогов и т.д.). На роль Интернета в развитии данных процессов обратил внимание и Президент РФ В.В. Путин в своем послании Федеральному собранию 15 января 2020 года: «Высокая доступность интернета должна стать конкурентным преимуществом России и наших граждан, создать широкое пространство для образования и творчества, для общения, для реализации социальных и культурных проектов. И конечно, это новые возможности для участия людей в жизни страны. Для нас значима каждая созидательная инициатива граждан, общественных объединений, некоммерческих организаций, их стремление внести свой вклад в решение задач национального развития» [11].

При этом специалистами отмечаются такие положительные аспекты влияния цифровизации на гражданское участие, как расширение его масштабов и форм, быстрая аккумуляция различных ресурсов для решения общественных проблем, снижение затрат на коммуникации и создание новых типов самоорганизации [19] (Boulianne, Theocharis, 2018) и т.д. Наряду с этим существуют также и определенные риски, связанные с возможностью манипулирования общественным мнением, отчуждением людей от реальных проблем, распространением слактивизма [3] (Bronnokov, 2020) и др. Кроме того, развитию цифрового гражданского участия препятствует неравенство в доступности цифровых услуг. Согласно результатам исследования Московской школы управления «Сколково», уровень цифровизации в регионах России значительно дифференцирован [16]. Однако данный разрыв обусловлен не столько нехваткой ресурсов, сколько уровнем запросов и компетенций населения. В то же время и цифровое неравенство первого порядка (доступность компьютерных технологий и телекоммуникаций) весьма существенно, что связано с высокими уровнями социально-экономического неравенства территорий и стоимости цифровых услуг [1] (Basova, 2021). Цифровой разрыв наблюдается также между РФ и странами – лидерами в цифровом развитии [13] (Safiullin, Moiseeva, 2019).

Таким образом, возможности для реализации практик гражданского участия могут быть различны в зависимости от уровня цифровизации территории, потребностей и компетенций населения. В этой связи целью настоящей статьи стал анализ особенностей цифрового гражданского участия в России в ракурсе стран с различной активностью посещения людьми сети Интернет как одной из важнейших характеристик проникновения цифровых технологий в общественную жизнь.

Материалы и методы

Эмпирическая база работы основана на материалах 9 волны Европейского социального исследования (European Social Survey; далее – ESS), проведенного в 30 странах в 2018–2019 годах [1]. Несмотря на то, что более актуальные сведения будут представлены уже в 2022 г., выбранный нами временной период представляется достаточно релевантным, поскольку дает возможность выявить особенности цифрового гражданского участия в России при сравнении с другими странами в доковидное время, когда общественные процессы не были подвержены эпидемиологическим шокам. Организатором исследования по программе ESS с российской стороны традиционно выступил Институт сравнительных социальных исследований (ЦЕССИ) [2].

И хотя в рамках обозначенного исследования отсутствуют тематические блоки, посвященные изучению цифрового гражданского участия, в анкете социологического опроса заложены отдельные вопросы, которые могут быть использованы для достижения поставленной нами цели. В связи с этим на первом этапе мы разделили всех участников проекта ESS на 3 равных группы в соответствии с долей респондентов, ежедневно пользующихся Интернетом (табл. 1). Это необходимо для учета фактора активности в виртуальном пространстве, оказывающего заметное влияние на поведение индивида, в т.ч. на осуществляемые там действия. В результате Россия наряду со Словакией, Болгарией, Сербией, Венгрией и т.д. была отнесена к числу государств с наименьшими значениями показателя, которые варьируются от 32 до 53%. Среднее время провождения людей в Глобальной сети для этой группы составляет 3 часа, а для последующих – 3,3 и 3,6 часа соответственно. При этом с увеличением частоты посещения сети Интернет происходит и увеличение экономического потенциала страны, о чем свидетельствует изменение ВВП на душу населения в зависимости от группы (31588,1 долл. для первой против 56101,3 долл. для последней).

Таблица 1

Группировка стран по доле людей, ежедневно посещающих Интернет для различных целей

Источник: данные Европейского социального исследования, 2018–2019 гг.; GDP per capita, PPP (constant 2017 international $) // World Bank Open Data. URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.PP.KD; расчеты автора.

На втором этапе были отобраны вопросы для анализа гражданского участия, под которым мы понимаем индивидуальные или коллективные действия, направленные на улучшение благосостояния локальных сообществ или социума в целом [20]. Отличительной чертой онлайн-активизма в этом плане является применение информационно-коммуникационных технологий, что подразумевает осуществление определенной деятельности в сети Интернет. В силу специфики информационной базы, тем не менее позволяющей проводить нам межстрановые сопоставления, исследовательский фокус смещен в сторону политической составляющей гражданского участия. Так, содержательная часть работы строится вокруг закрытого вопроса: «Можно по-разному пытаться улучшить положение дел в [наименование страны] или избежать принятия неправильных решений. Предпринимали ли Вы на протяжении последних 12 месяцев что-либо из того, что я сейчас назову?» – ответы на который могли иметь вид «да», «нет», «отказ от ответа» и «затрудняюсь ответить». Всего респондентам предлагалось высказать свое мнение в отношении 8 утверждений, где только одно непосредственно затрагивало тематику нашего исследования (публикация или распространение в Интернете материалов о политике). Именно на этом примере в рамках третьего этапа мы рассмотрели социально-демографические характеристики опрашиваемых, чтобы лучше понять отличия онлайн-активистов применительно к ранее выделенным группам стран и России в частности.

Основные результаты

Анализ опросных данных позволяет проследить следующую закономерность: в странах с высоким уровнем посещаемости сети Интернет люди гораздо чаще выражают свою гражданскую позицию (табл. 2). Исключение составляют такие формы публичного изъявления общественного мнения, как участие в разрешенных демонстрациях и работе политических объединений, где различия между рассматриваемыми группами не столь существенны. Исходя из данных таблицы 1, следует, что причины сложившейся ситуации во многом определяются экономическим развитием территорий, где особая роль отводится демократическим институтам [18] (Acemoglu et al., 2019). Кроме того, интернет-технологии сами по себе расширяют возможности для коммуникации и взаимодействия, что положительным образом сказывается на гражданском активизме, в особенности среди молодежи [21].

Таблица 2

Участие граждан в общественно-политической жизни своей страны за последние 12 месяцев

Источник: данные Европейского социального исследования, 2018–2019 гг.; расчеты автора.

В целом наиболее распространенной формой гражданского участия, все чаще реализуемой в виртуальном пространстве, является подписание петиций, обращений и открытых писем (24%). В группе стран с высоким уровнем посещаемости сети Интернет к ней прибегают более трети населения (37%), в то время как в противоположной группе – лишь каждый седьмой (14%). На втором месте по популярности следует отказ от покупки или потребления каких-либо товаров, чтобы выразить свой протест (18%). Несмотря на пассивный характер такой практики и возможность широкого вовлечения общественности, она весьма редко встречается в странах с низким уровнем онлайн-активности (7%). Впрочем, в их случае это касается почти всех инициатив, представленных в таблице 2, участие в которых за последние 12 месяцев принимали менее 10% опрошенных.

Далее по списку идут работа в общественной организации, публикация или распространение в Интернете материалов о политике, обращение к конкретному политику или в органы власти. На долю каждой из обозначенных форм гражданского участия приходится порядка 15% ответов, имеющих некоторую специфику в разрезе рассматриваемых нами групп. Так, в странах с высоким уровнем посещаемости Глобальной сети люди чаще взаимодействуют с третьим сектором, а в остальных странах – отдают предпочтение онлайн-активизму и использованию инструментов электронного правительства для диалога с властью, хотя различия здесь и не превышают границы статистической погрешности, в результате чего достаточно сложно делать однозначные выводы. Важно подчеркнуть, что такая форма цифрового гражданского участия, как написание/репост сообщений на политическую тематику, уступает место иной активности, даже если подавляющее большинство населения ежедневно пользуется Интернетом.

Реже всего люди прибегают к демонстрации символики какой-либо политической, социальной или иной акции (8%), а также участвуют в разрешенных шествиях (7%) и в работе политических объединений (4%). При этом, как уже было сказано ранее, существенных различий между выделенными нами группами стран не наблюдается. Причины этого, по мнению исследователей, могут быть связаны, прежде всего, со снижением интереса к традиционным формам гражданского участия [12, 22] (Pyrma, 2019; Xenos, Vromen, Loader, 2014).

Что касается России, то ее положение в полной мере соотносится с ситуацией, сложившейся в странах с низким уровнем посещаемости Глобальной сети. Более того, активность граждан в общественно-политической жизни государства даже ниже, чем в среднем по группе. В частности, отказ от покупки или потребления каких-либо товаров с целью выразить свой протест является наименее распространенной практикой (характерна для 3% респондентов против 7%, если говорить в среднем по группе). Чаще всего россияне участвуют в подписании петиций, обращений и открытых писем (12%), публикуют или распространяют в Интернете материалы о политике (8%), а также напрямую обращаются к политикам или органам власти (7%). Однако даже в этом случае речь идет о весьма небольшой группе активистов, что в общем и целом подтверждает тезис о неразвитости гражданского общества в РФ [5].

Для углубления представлений о цифровом гражданском участии рассмотрим социально-демографические характеристики респондентов, имеющих опыт публикации или распространения в Интернете материалов о политике за последние 12 месяцев (табл. 3). При первом приближении складывается впечатление, что различия между рассматриваемыми странами практически отсутствуют. Так, в разрезе по полу мы видим абсолютный паритет, хотя Россия и имеет несколько большее представительство женщин (54%). Возрастные особенности также не являются ярко выраженными. Выделенные нами группы демонстрируют сходство по всем когортам, за исключением лиц старше 65 лет, доля которых выше в странах с высокой онлайн-активностью. На этом фоне Россия заметно выделяется: с одной стороны, удельный вес молодежи в возрасте от 15 до 24 лет более чем в два раза превосходит среднее значение по выборке (28% против 14%), а с другой – представительство наиболее возрастной когорты составляет всего 3% (против 12%). Из этого следует, что в российском интернет-сообществе политическая повестка практически полностью формируется людьми молодого и зрелого возраста.

Таблица 3

Социально-демографические характеристики граждан, участвующих в публикации или распространении в Интернете материалов о политике

Источник: данные Европейского социального исследования, 2018–2019 гг.; расчеты автора.

В силу специфики образовательных систем на международной арене распределение активистов по уровням образования выглядит весьма необычно, в особенности в отношении России, где прослеживаются явные диспропорции в сторону среднего профессионального и высшего образования (29 и 43% против 16 и 38% в среднем по выборке соответственно). Последний пример во многом отражает ситуацию в группе стран с высоким уровнем посещаемости сети Интернет. В остальном же провести какие-либо параллели достаточно сложно.

Размер населенного пункта также играет значимую роль при построении портрета онлайн-активиста. Так, в странах с низким уровнем посещаемости сети Интернет цифровое гражданское участие чаще осуществляется жителями больших городов (34% против 19% для противоположной группы), что особенно актуально для российской действительности (42%). Подобный «перекос» происходит за счет снижения доли респондентов, отметивших в качестве места проживания пригород или окраину большого города и сельскую местность, что в конечном итоге может объясняться не только спецификой расселения и быта населения, но и неразвитостью инфраструктуры, ограничивающей доступ к Глобальной сети. Безусловно, этот и другие выводы, обозначенные в данной рукописи, нуждаются в более детальной проработке. Однако даже в таком виде они позволяют сформировать общее представление об особенностях гражданского участия в России, в т.ч. реализуемого в интернет-пространстве.

Заключение

Таким образом, тематика цифрового гражданского участия находится в фокусе внимания глобального сообщества. В то время как в академической среде делаются осторожные, но решительные шаги для раскрытия особенностей и перспектив развития онлайн-активизма, подчеркивая как положительные, так и отрицательные его стороны, примеры таких практик все чаще появляются в самых разных областях жизнедеятельности. В частности, органы власти по всему миру используют возможности электронного правительства для предоставления государственных услуг и взаимодействия с населением, которое, в свою очередь, реализует потенциал гражданского участия посредством социальных сетей, цифровых платформ и т.д. Вместе с тем нельзя не отметить и обратный вектор, направленный на регулирование деятельности в интернет-пространстве, что нередко оборачивается ужесточением рамок дозволенного. Так или иначе, все это имеет свою национальную специфику.

Анализ данных Европейского социального исследования, проведенного до пандемии, наглядно продемонстрировал межстрановые различия в гражданском участии, в т.ч. осуществляемом в онлайн-формате. Так, в странах с относительно высоким уровнем посещаемости сети Интернет (Бельгия, Великобритания, Германия, Швейцария и др.) население характеризуется не только большей гражданской активностью, но и является весьма гетерогенным в части социально-демографических характеристик, что несет в себе множество преимуществ с точки зрения представленности различных групп в общественно-политической жизни. В то же время повсеместно наблюдается снижение интереса к традиционным формам гражданского активизма, таким как участие в разрешенных демонстрациях и работа в политических объединениях.

Положение России в полной мере соотносится с ситуацией, сложившейся в странах с относительно низким уровнем посещаемости Глобальной сети (Словакия, Болгария, Сербия, Венгрия, Литва и др.), к числу которых она была отнесена. Несмотря на это, гражданская активность россиян даже ниже, чем в среднем у респондентов данной группы. Чаще всего они участвуют в подписании петиций, обращений и открытых писем, публикуют или распространяют в Интернете материалы о политике, а также напрямую обращаются к политикам или органам власти. Однако даже в этом случае речь идет о небольшой группе людей, что подтверждает тезис о неразвитости гражданского общества в стране.

Социально-демографические характеристики онлайн-активистов в России имеют свою специфику, что нашло отражение практически по всем изучаемым параметрам. Особенно наглядно это проявляется в возрастном разрезе, где удельный вес молодежи от 15 до 24 лет более чем в два раза превосходит среднее значение по выборке. Обратная картина наблюдается в отношении старшего поколения. Исходя из этого можно сделать вывод о том, что в российском интернет-сообществе политическая повестка практически полностью формируется людьми молодого и зрелого возраста.

[1] ESS Round 9: European Social Survey Round 9 Data (2018). Data file edition 3.1. NSD – Norwegian Centre for Research Data, Norway – Data Archive and distributor of ESS data for ESS ERIC. DOI: 10.21338/NSD-ESS9-2018.

[2] Исследование проведено с ноября 2018 по февраль 2019 г., размер выборки составил 2416 респондентов методом личных интервью на дому у респондентов по случайной вероятностной выборке населения страны 15 лет и старше. Более подробно методология исследования описана в технической документации проекта на сайте www.ess-ru.ru и www.europeansocialsurvey.org.