О гибридном телеологическом механизме социума

Введение

Актуальность рассматриваемой проблемы обусловлена усложнением стратификации общества, необходимостью поддержки социально уязвимых, незащищенных его слоев.

Целью работы является более глубокое изучение теоретико-методологических основ социального предпринимательства, его исторического предназначения и роли в развитии социума.

Исторический опыт развития мировой экономики свидетельствует о том, что дорога к хорошей жизни, «вымощенная» двумя телеологическими механизмами – «невидимой руки рынка» и «видимой руки государства», государства благосостояния (о равноправии этих двух монад [3] (Kosmin, Kosmina, 2017)), основополагающих элементов бытия, их исторически обусловленного соотношения в многотрудном процессе цивилизованного развития человеческого общества аргументированно заявляли – последователь А. Смита, Симон де Сисмонди, швейцарский экономист, В. Леонтьев, Лауреат Нобелевской премии, П. Самуэльсон и Дж. Стиглиц – Лауреаты Нобелевской премии (США), польский экономист Г. Колодко), отличающиеся друг от друга своей ролью, степенью и интенсивностью воздействия на масштабы и эффективность функционирования экономики, всей социально-экономической системы), оказалась дорогой не прямой.

Государство всегда «размещало» в зоне своей видимости саморегулирующий механизм рынка, систематически перевоплощаясь в диапазоне от «беспристрастного наблюдателя» до «дежурного по рынку», будучи ответственным за выявление и исправление постоянно совершаемых ошибок («провалов») хозяйствующей «невидимой руки», вне зон видимости которой оставались и остаются многие социальные проблемы, решение которых является прерогативой государства, в котором правительство своей политикой способствует общественному благосостоянию.

Но ведь государству, его правительству также имманентно присущи «провалы», детерминируемые факторами экзогенного и эндогенного происхождения, имея в виду, прежде всего, недобросовестность государственных чиновников (государственной бюрократии), преследующих свой частный интерес [1], превышающий их чувство долга, как государственных лиц. Это является признаком государства слабого, гибридного, не способного решать многочисленные социальные проблемы.

Однако фиаско государства, его провалы не могут быть выправлены его партнером, рыночным механизмом. Для этого объективно необходимым и исторически обусловленным является запрос общества на некий прежний – гибридный (сочетающий свойства обозначенных выше телеологических механизмов) телеологический механизм, исключительная роль и назначение которого заключалась бы в решении многих «запущенных» государством социальных проблем.

Этим комплементарным механизмом, дополняющим и исправляющим «провалы» классического, смитианского механизма «невидимой руки рынка» и кейнсианской «видимой руки» государства, является социальное предпринимательство, системной функцией которого является решение конкретных социальных проблем, структурируемых его миссией, но допускающей (системной функцией) замещаемую ее, вторичную функцию – получение экономического эффекта, прибыли, исключительное использование которой – на социальные цели организации.

Своим рождением этот гибридный телеологический механизм обязан, прежде всего, государству, стабильно не исполняющему свои обязательства по социальному развитию общества и потому долженствующему быть «обреченным» на поддержание социального предпринимательства и стать катализатором его развития.

Нынешняя Россия, как и во времена П. Чаадаева [2], также являет собой образчик отлученности России от «всемирного воспитания человеческого рода», духовного застоя, препятствующего осознанию и исполнению предначертанной свыше исторической миссии. Чаадаев, говоря о России, утверждал, что мы призваны решить большую часть проблем социального характера, …ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество.

Но как бы ни было пламенно наше стремление действовать для общего блага, это воображаемое нами отвлеченное благо если лишь то, чего мы желаем для самих себя, а устранить себя вполне нам никогда не удастся: а в желаемое нами для других, мы всегда подставляем нечто свое [3] [16, с. 227] (Chaadaev, 1914, р. 227).

«Пророк своего отечества» П. Чаадаев в свойственном ему лапидарном стиле обозначил причину исторической обусловленности субсидиарного, или даже альтернативного механизма решения проблем социальной сферы.

Неслучайно в послании Федеральному Собранию (2015 г.) президент В.В. Путин в качестве важнейшей задачи, стоящей перед страной, назвал «проведение активной политики либерализации предпринимательского пространства» [18] и как одну из мер такой политики – кардинальное расширение возможного свободного предпринимательства и сферы приложения капиталов.

Социальное предпринимательство, представленное его многообразными моделями и спецификациями, – это искусство конструировать и использовать различные инновационно-нормативные комбинации различного рода ресурсов для решения или ослабления остроты (смягчения) реально существующих социальных проблем, оказавшихся как «пятном невнимания» телеологических механизмов рынка и государства, так и следствием порождаемых ими отрицательных экстерналий (провалов).

Социальное предпринимательство отличается от государства благосостояния главным образом тем, что инициатива оказаться в качестве объекта воздействия низкодоходных слоев населения, безработных и иных уязвимых его групп лежит на стороне института социального предпринимательства, «распознающего» те или иные социальные персонифицированные проблемы и принимающего меры по их решению.

Социальными предпринимателями движет этический императив. Они реагируют на неотложные нужды людей, умеют многое изменить в социальной действительности, используя свои знания и жизненный опыт. Они обладают особым складом ума и видят возможности там, где другие люди видят проблемы (Г. Диз). Их жизненное кредо – минимизировать несправедливость в жизни социума, инициируя экономическое и социальное развитие снизу.

Это люди с неуемным желанием что-то изменить к лучшему, сделать что-то по-настоящему важное, оставить свой «след» в жизни как «инженеров человеческих душ» [4], больше всего радеющих за свое дело сердцем и душой, не теряющих веру в возможность прогрессивных изменений:

«Сердца – такие ж моторы.

Душа – такой же хитрый двигатель…»

(Маяковский В. – «Поэт рабочий»)

Для того чтобы российское социальное предпринимательство в обозримом будущем окончательно институционализировалось, необходимо достижение доверия [5] к этому институту и к личностям высокого «социального качества» (Маркс), «новым двигателям», создателям новых моделей для нового века.

Доверие это должно базироваться на принципе, заложенном еще в римском праве – «верю не лицу, но вещи» [6]. Лучшим ответом на вопрос: «Можно ли доверять социальным предпринимателям?», безусловно, является успешная практика целевых социальных предпринимателей, примеры которой можно обнаружить повсеместно (но есть примеры и неудачных практик), но не как иногда утверждалось, что прежде чем развивать сами социально-предпринимательские проекты, надо проделать большую работу по созданию благоприятного информационного фона и восприятию этого нового героя российской действительности, который должен прийти [2]. Чтобы трансформировать веру «вещи» в веру «лицу», в веру «реальных личностей, из действий которых и слагаются эти отношения» [8, c. 424], достаточным и необходимым является их успешная деятельность по достижению целевых ориентиров в соответствии с социальным запросом общества.

Феномен доверия (как функция нравственного капитала – честности, ответственности, совестливости и справедливости) в ХХI веке обретает «свойства», генерирующие формирование нового типа работника, устойчивый и успешный динамический макроэкономический рост, а также гуманистическую ориентацию общества [5, 20] (Kosmin, Kuznetsova, Kosmina, 2018; Lim, Morshed, Khum, 2018).

Доверие рассматривается как «уполномоченный» представитель, важнейший показатель капитала нравственного, при определенных условиях «перетекающего» в капитал социальный. Лауреат Нобелевской премии А. Швейцер полагал, что нравственность – не только закон, но и коренное (базисное, родовое) условие существования и развития жизни. Он отмечал, что «среди сил, формирующих действительность, нравственность является первой» [17] (Shveytser, 1973). У социальных предпринимателей должен быть более нравственный капитал» (Козьма Прутков), необходимый для реализации социальной миссии

Социальное предпринимательство как совокупность родов, типов, форм человеческой деятельности является таковым по своему нормативному вектору функционального назначения, удовлетворяющего разнообразные, прежде всего социально-перспективные потребности общества, в иерархии которых наиболее значимой является потребность в человеке, выражаясь метафорически, наивысшей «валентности» , инкорпорировавшем в своей личности различные формы капитала (интеллектуального, культурного, нравственного и т.д.)

Примером для подражания различным «специализированным» руководителям социальных предприятий (социальным предпринимателем) является Макаренко Антон Семенович [7], в 20-30-е годы прошлого столетия руководивший трудовой колонией для несовершеннолетних правонарушителей близ Полтавы и трудовой детской коммуной им. Ф.Э. Дзержинского в пригороде Харькова.

Сущность своего предпринимательского опыта он определял принципом: «как можно больше требования к человеку и как можно больше уважения к нему». Он старался «проектировать лучшее в человеке» [10] (Makarenko, 1963).

Всевозрастающий спрос на таких людей обусловливает объективную необходимость их производства. Поскольку источник развития человека заключен в самом человеке (как внутренне присущий ему процесс), для улучшения его человеческой функциональности необходимы определенные типы труда, их специализация на «проектировании» различных лучших качеств человека.

Сэй Ж.Б., основоположник французской классической политической экономики и к тому же реальный «промышленный» предприниматель, отмечал, что для развития предпринимательства требуется формирование определенного типа личности, характеризующейся особыми экономическими и нравственными качествами, продуцировать которые необходимо всем народом [14, с. 55–56] (Sey, 2000, р. 55–56).

Проактивным (в будущем) социальным предпринимателям необходимо полное признание того влияния, которое, полагать надо, должно стать для них непреложным фактом, императивом, которое оказывает эксперимент А. Макаренко по воспитанию нового человека в трудовом коллективе, новых норм поведения и привычек, влияния, без которого в наше время не обойтись в решении проблемы сокращения численности российских граждан, лишенных большинства социальных прав и гарантий, оказавшихся по большому счету в системе координат Сциллы и Харибды, проблемы сбережения детства, молодого поколения, развития человека, у которого, как отмечал А. Макаренко, должна быть единственная специальность – он должен быть большим, настоящим человеком [10] (Makarenko, 1963).

В данном месте уместна следующая ретроспектива.

В свое время Михаил Шемякин разместил на территории сквера 800-летия Москвы, недалеко от Кремля, скульптурную композицию под названием «Дети – жертвы пороков взрослых». В центре композиции – двое детей, а вокруг них 13 фигур, олицетворяющих человеческие пороки: воровство. алкоголизм, наркоманию, невежество, проституцию, равнодушие, садизм, насилие, нищету, эксплуатацию детского труда, лжеученость, войну, беспамятство.

Авторский замысел состоял в том, чтобы призвать всех взрослых «оглянуться вокруг, услышать и узреть то, что происходит», уберечь и спасти сегодняшнее и будущее поколение от всемирного зла. Однако печально то, что на протяжении всей «новой эры» (начиная с Б. Ельцина и по настоящее время) вопрос о защите детей остается сугубо риторическим, а аллегория М. Шемякина превращается в реальность.

По официальным данным, в России 700 тыс. беспризорных детей, а в действительности – от 2 до 5 миллионов. Более 55 тысяч детей и подростков ежегодно находятся в розыске. Большинство из них покидают дом из-за семейного насилия. Ежегодно раскрывается до 100 тысяч случаев, когда родители или опекуны бьют, насилуют или убивают своих детей. Принятые Правительством и Госдумой законы «Об основных гарантиях прав ребенка в РФ» и «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» практически не в состоянии улучшить жизнь российских детей и защитить их от насилия (поскольку «суровость законов российских смягчается необязательностью их исполнения», – М.С. Салтыков-Щедрин). Иначе как объяснить завидную «стабильность» телепередач, напрямую работающих на растление и деградацию молодого поколения [7, с. 937–938] (Kosmina, Kosmin, 2018, р. 937–938).

Телевидение очень сильно подрывает моральное и нравственное благополучие народа, подтверждением чему является ухудшение его генофонда. Телевизионные проекты детерминируют девиантные модели поведения и ценности. В качестве примера сошлемся на молодежную субкультуру под известной аббревиатурой – АУЕ, дословно означающей «Арестантское уркаганское единство», основной контингент которого – дети в возрасте от 10 до 17 лет, являющиеся уже, по сути, правонарушителями, поддерживаемыми своими «патронами», отбывающими наказание уголовниками в тюрьмах и колониях, для комфортной жизни которых эта молодежь собирает деньги со своих сверстников. Многие из них уже пополнили ряды заключенных [19].

Следовало бы переключить усилия российских социальных предпринимателей на целенаправленную работу с этими подростками на другой, отличной от государственной, «платформе», подобной той, которую в свое время избрал Макаренко А.С. со своим принципом перевоспитания молодых правонарушителей.

К сожалению, в перечне целевых социальных предприятий не обнаруживаются такие [3, 12] (Kosmin, Kosmina, 2017; Moskovskaya, 2011), которые были бы ориентированы на реализацию заботы о детях, в соответствии с поправленной статьей 67.1 п. 4 Конституции РФ, где записано: «Дети являются важнейшим приоритетом государственной политики России. Государство создает условия, способствующие всестороннему духовному, нравственному, интеллектуальному и физическому развитию детей, воспитанию в них патриотизма, гражданственности и уважения к старшим… берет на себя обязанности родителей в отношении детей, оставшихся без попечения» [18].

Общенациональное сбережение детства имеет безусловный смысл, поскольку именно детство есть та «пуповина», которая связывает ушедшие поколения с будущими, это всегда надежда нации, ее бесценный капитал [7, с. 937] (Kosmina, Kosmin, 2018, р. 937).

Заключение

Суть социального предпринимательства не в то, что в нем есть в настоящее время ( или что оно представляет собой), но в вере в возможности того, что в нем должно быть.

Социальное предпринимательство, реализуя свое предпринимательское искусство, должно осуществлять свою целенаправленную деятельность по «реконструкции» человека в двух тесно связанных ипостасях.

Первая – чистого исследователя, изучающего данную объективную реальность, причины отсутствующей пассионарности – в нежелании людей развиваться, самосовершенствоваться, жить реально и жить дальше бедственного положения сотен тысяч российских семей, недостаточности элементарных социальных благ для детей, долженствующих быть объектом трепетных забот государства, низком уровне качества образования, медицинского обслуживания, культурной деградации, самозанятости, агрессии и т.д., ставящих под сомнение возможности и способности государства, его алгоритмы решения всей совокупности негативных явлений и процессов, предельно точно формирует «под себя» социальную проблему – она определяется знанием предмета и наличием социального запроса, подтверждения необходимости решения «избранной» социальной проблемы, «запуская» в работу свой совокупный личностный потенциал инкорпорированные в его личности различные формы капитала (интеллектуальный, культурный, нравственный, гуманистический.)

Вторая – инженера, решающего конкретную задачу, применяя (используя) те же формы личностного капитала [8], дополненные вещественно-энергетическим капиталом (общие материальные условия производства, денежные средства, производственные и социальные инфраструктуры общества).

Социальным предпринимателям по умолчанию следует чаще рассматривать свои целевые задачи (проблемы) с точки зрения инженеров и заниматься решением практических проблем.

Социальное предпринимательство как телеологический механизм высокой степени сложности справедливее всего определять как искусство в широком смысле слова, когда практическая деятельность совершается умело, мастерски, искусно не только в техническом и социально-экономическом , но и в эстетическом и этическом смыслах. Такое определение (в отличие от таких определений, как профессия или компетенция) позволит изменить в определенной мере ландшафт, в котором сейчас работают социальные предприниматели, «обремененные» различными формами инкорпорированного в них личностного капитала (интеллектуального, культурного, социального и т.д.) [4] (Kosmin, 2012), имея в виду расширение горизонта выбора объекта, предмета целенаправленной деятельности социального предпринимательства и траектории его (объекта) сопровождения до «конечной остановки» с использованием различного рода алгоритмов, инструментов, чтобы эта деятельность была по-настоящему не только украшением общественного организма, «но и созидающей настоящего человека» (Макаренко).

[1] «Так создан мир, мой Гамлет, так создан мир» – У. Шекспир.

[2] Чаадаев Петр Яковлевич (1794–1856 гг.) – русский мыслитель и публицист. Не сочувствуя социализму, он предсказывал, однако, его победу – «социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники».

[3] Какая же благосостоятельная идея-фикс заложена, например, в новом алгоритме определения минимального размера оплаты труда и прожиточного минимума – повысить качество и увеличить количество первостепенных благ для широких масс, обеспечить возможности для их безопасной жизни, или же правительство «надставляет нечто свое» – облегчить борьбу с бедностью посредством имплицитной ее цифровизации.

[4] Фраза принадлежит писателю Олеше Юрию Карловичу. Означает: знать жизнь как объективную реальность, делать открытия (Н.В. Гоголь «пробудил в нас сознание о нас самих» – А. Чернышевский. Непримиримый, опасный враг у Гоголя, как и у Пушкина А.С. – это лень – «Мы ленивы и нелюбопытны»), обличать неправедные действия власть имущих и конструировать образы лучшей жизни и настоящего человека.

[5] Доверие – чувство или убеждение, что такому-то лицу, обстоятельству или надежде можно доверять, верить; вера в надежность кого, чего» [1, c. 449].

[6] Доверяй делам людей, но не верь их речам» – Демосфен

[7] Макаренко Антон Семенович (1888–1939 гг.) – советский педагог и писатель, осуществивший беспримерный в педагогической практике массового перевоспитания детей-правонарушителей опыт. ЮНЕСКО относит его к четырем педагогом, определившим способ педагогического мышления в ХХ веке.

[8] Вообще все формы капитала являются таковыми лишь в возможности [4, 6]. Действительными они становятся лишь в результате действительного их использования – их потребления, а это их потребление представляет собой здесь сам особый, определенный труд, определенный процесс труда [11, с. 79].