The Chinese view on the strengthening of Japan in Central Asia in the late 2010s – early 2020s: a new focus and approach

Введение

Центральная Азия для КНР – это не только сопряженный регион и своеобразный нестабильный геостратегический тыл, но и объект особых интересов, в котором китайцами-специалистами учитываются изменяющиеся и растущие роли других внешних игроков: США, Российской Федерации, Турции, Индии, Ирана, Афганистана (чисто по теневой экономике трафика), Южной Кореи, Соединенного Королевства, Европейского союза и Японии. В случае с каждым конкретным вышеуказанным государством у Китая есть свои обзоры и прогнозы по перспективам каждого из направлений и ниш присутствия в пяти республиках. Особое внимание в источниках Поднебесной уделяется политике Токио в Центральной Азии [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016).

Хотя география и ареалы сфер влияния японских компаний очерчены вполне прозрачно и ясно, что страна и ее компании в обозримом будущем не смогут занять позиции китайцев на внутреннем рынке пяти стран региона, китайские ученые уделяют особую роль фактору стабильного роста деловой активности японских кругов в регионе к концу второго десятилетия XXI века.

Основная часть

КНР как один из ведущих партнеров Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Туркмении затрачивает огромные средства для анализа позиций других внешних игроков в регионе Центральной Азии. Одним из векторов данных исследований выступает экономическая стратегия Японии в пяти республиках Центральной Азии [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016).

Если раньше китайские источники делали упор на специфику сегментированного присутствия японских компаний или государственных инициатив, и их комплексных стратегий в каждом конкретном государстве Центральной Азии [1, 4, 6, 17] (Van Tszyan, 2412), то к концу 2010-х гг. китайские источники открыто стали писать о слабостях японского участия на фоне контраста перманентного роста отношений КНР с данными странами [1, 4, 6, 17] (Van Tszyan, 2412). При этом в китайских источниках перестал активно внедряться штиль определенного пренебрежения. Наоборот, оценки роста японских показателей позитивно оцениваются китайскими авторами.

Следует отметить скрупулезность подсчетов китайских аналитиков в рамках детального указания объемов товарооборота, более четких акцентов позитивной атмосферы в Центральной Азии для внешних инвесторов (в т.ч. для японцев) в рамках двусторонних или многосторонних отношений. При этом СМИ КНР пишут с весьма прохладными эпитетами в адрес японских коллег и чиновников высшего уровня: министров, руководителей крупных корпораций, ведущих свои интересы в ЦА, в вопросах ограниченных импортируемых линеек японских товаров в регион, часто не доступных по ППС большей части населения пяти стран. В экономических обзорах присутствуют и другие стилистические лингвистические приемы, дающие китайскому и международному читателю понять из официальных источников КНР, что позиции Японии не могут составлять успешную конкуренцию Китаю в ключевых для китайского бизнеса нишах. Японское влияние описывается как сегментированное и вариативное в рамках геостратегической конъюнктуры международных экономических отношений.

Хотя большая часть подобных оценок имеет объективный объем доказательств, некоторые китайские аналитики указывают на определенные осложнения для китайских инициатив ввиду определенных предпосылок сближения Японии со странами Центральной Азии [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016). Существует определенный пласт ниш, где японские компании закрепились таким образом, что компании КНР и инициативы правительства пока не могут вытеснить данных конкурентов из этих полей и ареалов [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016).

Рисунок 1. Зоны активного присутствия японского капитала (черные круги), желаемые ниши в 2020–2030-х гг. (синие круги)

Источник: составлено автором.

Таким образом можно получить относительно объективную оценку китайскими специалистами особенностей развития японского фактора в Центральной Азии с обозримыми перспективами экономического роста в рамках геостратегий экономического развития по линиям двусторонних и многоуровневых переговоров на разных уровнях с чиновниками и деловой элитой региона [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016).

Желание японцев начать экспансию в новые для себя ниши в регионе Центральной Азии вызывают особую озабоченность в политических и деловых кругах КНР [1, 4, 6, 17] (Van Tszyan, 2412), побуждая китайское руководство более активно взаимодействовать с коллегами из пяти республик на высшем уровне в рамках последних визитов ключевых фигур государственного аппарата Китая в регион [17].

Сами же японцы готовы принять активное и скрупулезное участие в развитии новых ниш в энергетическом, технологическом, продовольственном и индустриальном секторах экономик Казахстана, Узбекистана, Киргизии и Таджикистана.

Заключение

Япония как альтернативный партнер, не навязывающий активную агрессивную линию курса, как США, Австралия и КНР, становится все более привлекательным партнером для всех стран Центральной Азии в рамках тех проектов, куда руководство пяти республик планирует привлечь японские инвестиции, технологии, инновационный менеджмент [1-17] (Van Tszyan, 2012; Ledovskaya, 2011; Ledovskaya, 2012; Ledovskaya, 2014; Ledovskaya, 2016; Chzhu Yunbyao, 2007; Prasol, 2009; Ledovskaya, 2015; Krupyanko, 1986; Ledovskaya, 2017; Ledovskaya, 2016). Несмотря на комплексные проблемы каждого государства, влияние волн глобального экономического кризиса, развитие такой политики Токио в регионе создает новую архитектуру и геостратегическую конъюнктуру стабильных отношений, в которых так нуждаются Казахстан, Узбекистан, Туркмения, Киргизия и Таджикистан.