Analysis of the impact of socio-economic indicators on the level of employment in the informal sector of the economy of the Tyumen region

Karimova D.V.1, Sapozhnikova A.V.1, Tokmakova E.G.1
1 Тюменский государственный университет, Russia

Journal paper

Russian Journal of Labour Economics (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку

Volume 6, Number 4 (October-December 2019)

Citation:

Indexed in Russian Science Citation Index: https://elibrary.ru/item.asp?id=42471879
Cited: 4 by 30.01.2024

Abstract:
In the article on the basis of statistical data the assessment of employment trends in the informal sector of the Tyumen region (including Khanty-Mansi Autonomous Okrug – Yugra, Yamalo-Nenets Autonomous Okrug and Tyumen region without districts) in 2009-2018 is given. The relation of changes in the share employed in the informal sector of the economy of the South of the Tyumen region with the main socio-economic indicators, characterizing the level of development of the Russian Federation, unemployment, the nominal wage, gross regional product, volume of investment and number of small businesses, is discussed. The shortcomings of the methodology used by Rosstat to measure employment in the informal sector are revealed. The directions of further research of informal employment in the region are defined.

Keywords: tyumen region, informal employment, level of employment in the informal sector

JEL-classification: J21, J46, E26



Введение

Исследованию неформальной занятости населения посвящено большое количество научных публикаций. Многоаспектность и неоднозначность рассматриваемого социально-экономического явления предопределяют различные векторы его изучения. Традиционно анализ и оценку неформальной занятости на макро- и мезоуровнях проводят с целью определения ее воздействия на рынок труда и долгосрочное социально-экономическое развитие [3, 5, 7, 8, 13, 14, 15, 16, 23] ((Veredyuk, 2016; Glinskaya, 2018; Kasparyants, 2017; Maslova, 2018; Gimpelson, Kapelyushnikov, Roschin, 2017; Salin, Narbut, 2017; Sinyavskaya, Biryukova, 2018; Tumunbayarova, Antsiferova, 2018; Shkiotov S.V., Markin M.I., 2018). Все более актуальными в последние годы становятся исследования, посвященные изучению влияния неформальной занятости на экономическую безопасность государства и отдельных регионов [4, 6, 22] (Gaysina, 2016; Dashkova, 2007; Chumakov, Bdzhola, 2018).

В данной работе предпринята попытка проанализировать динамику уровня занятых в неформальном секторе экономики Тюменской области, а также установить связь доли неформально занятых с основными социально-экономическими показателями, характеризующими уровень развития региона.

Как объект исследования, Тюменская область, в состав которой входят два автономных округа - Ханты-Мансийский автономный округ-Югра и Ямало-Ненецкий автономный округ - имеет свою специфику. С одной стороны, на севере области, в автономных округах, сосредоточены крупнейшие предприятия нефтегазовой промышленности, определяющие общее социально-экономическое положение округов, в том числе ситуацию на местных рынках труда [2, 11, 12] (Bogomolova, 2014; Panenko, 2019; Pogodaeva. Zhapparova, 2014). Особенности состояния и развития экономик двух моноотраслевых северных регионов обуславливают достаточно низкий и малоизменчивый уровень неформальной занятости на данных территориях. С другой стороны, юг области характеризуется более благоприятными климатическими условиями, способствующими занятости населения в личных подсобных и фермерских хозяйствах, транспортной доступностью, развитой инфраструктурой с сосредоточением предприятий торговли, общественного питания, услуг и строительства – сфер деятельности с преобладающим количеством неформально занятого населения. Кроме того, все субъекты Тюменской области характеризуются высокой инвестиционной привлекательностью, сравнительно высоким уровнем жизни и доходов населения, что также, по мнению ряда исследователей, создает определенные предпосылки для развития невынужденной неформальной занятости населения.

Статистическая оценка уровня неформальной занятости населения Тюменской области

В 2018 году среди областей Уральского федерального округа удельный вес неформально занятых в общей численности занятого населения Тюменской области (без автономных округов) имел самое высокое значение - 22,9 %, превышая среднее значение по всему УрФО (рис. 1). В Ямало-Ненецком автономном округе наблюдалось самое низкое значение доли неформально занятых в УрФО - 6,7 %, в Ханты-Мансийском автономном округе - Югре - 7,8 %.

Рисунок 1. Удельный вес неформально занятых в общей численности занятого населения в субъектах Уральского федерального округа в 2018 г.

Источник: составлено авторами по данным [10]

Очевидно, что и внутри Тюменской области наибольший удельный вес неформально занятых в 2018 году также приходился на Тюменскую область без округов (рис. 2).

Рисунок 2. Удельный вес занятых в неформальном секторе в общей численности занятого населения в субъектах Тюменской области в 2018 г.

Источник: составлено авторами по данным [10]

Анализ динамики доли занятых в неформальном секторе за период с 2009-го по 2018 г. также свидетельствует о том, что на протяжении всего рассматриваемого периода наибольшая доля неформально занятых наблюдалась именно в Тюменской области без округов (рис. 3). И если в автономных округах значение удельного веса неформально занятого населения отличалось определенным постоянством, то в Тюменской области без округов видна связь изменения доли занятых в неформальном секторе с трендом экономического развития страны, проявляющаяся с инерцией на один год. При этом если экономический кризис 2008 года повлек резкое сокращение удельного веса неформально занятых с 2009-го по 2010 гг. и его последующее постепенное снижение вплоть до 2015 года, то кризис в экономике 2014–2016 гг., напротив, обусловил резкий рост неформального сектора с 2015 по 2017 гг. Разворачивание финансово-экономической нестабильности, обусловленной последним кризисом, проявляющееся в негативном влиянии санкций, обесценивании национальной валюты, проводимой бизнесом политике по снижению издержек за счет экономии на оплате труда и социальных выплатах, заставило людей искать альтернативные источники заработка, в том числе в неформальном секторе.

Рисунок 3. Динамика уровня занятых в неформальном секторе экономики Тюменской области за 2009-2018 гг.

Источник: составлено авторами по данным [10]

С учетом выявленных особенностей следует обратить внимание на исследование неформальной занятости в Тюменской области без округов, сравнив изменение уровня занятости в неформальном секторе экономики юга области с изменением таких социально-экономических показателей, как уровень безработицы; величина номинальной заработной платы; величина валового регионального продукта (ВРП); уровень инвестиций на душу населения; количество малых предприятий.

Проводившиеся исследования взаимовлияния выделенных факторов, как в краткосрочном [1, 14] (Akhmadeev, 2014; Salin, Narbut, 2017)), так и в долгосрочном [9] (Nureev, Akhmadeev, 2015) периодах, позволили их авторам в краткосрочном периоде установить прямую зависимость между уровнем неформальной занятости и уровнем безработицы, обратную зависимость между уровнем неформальной занятости и величиной валового регионального продукта, величиной инвестиций, количеством малых предпринимателей и среднемесячной заработной платой по регионам. В то же время при анализе общероссийских данных за длительные периоды Р. М. Нуреевым и Д. Р. Ахмадеевым выявлена обратная зависимость между долей неформально занятых и уровнем безработицы и прямая связь с величиной номинальной заработной платы, ВРП, инвестиций и количеством малых предприятий.

Авторами проверено наличие подобных связей с уровнем неформальной занятости на юге Тюменской области. Как видно из рисунка 4, за период с 2009-го по 2018 г. устойчивой связи между уровнем безработицы и уровнем неформальной занятости на юге Тюменской области не наблюдалось: постепенное снижение уровня безработицы с 2009-го по 2013 г. сопровождалось скачкообразным снижением доли неформально занятых; на незначительный рост безработицы с 2013-го г. по 2015 г. неформальная занятость отреагировала продолжающимся сокращением, после 2015-го года эти два показателя развивались в обратной зависимости. Значение корреляции 0,05 показало отсутствие связи между ними.

Рисунок 4. Сравнение уровня занятых в неформальном секторе с уровнем безработицы в Тюменской области без округов за 2009–2018 гг.

Источник: составлено авторами по [10, 19]

При сравнении доли неформально занятых и величины номинальной заработной платы за основу было взято предположение о том, что рост заработной платы в формальном секторе должен привести к уменьшению неформальной занятости. Действительно, снижение уровня неформально занятых наблюдалось в период с 2009-го по 2015 г. Однако с 2015 года доля неформально занятого населения начала резко увеличиваться, при том что номинальная заработная плата устойчиво росла на протяжении всех десяти лет (рис. 5). Рассчитанная корреляция между двумя показателями составила 0,01.

Необходимо отметить, что анализ данных по стране в целом за период с 2001-го по 2013 г., проведенный Р. М. Нуреевым и Д. Р. Ахмадеевым, выявил прямую связь между ростом доходов населения и ростом уровня занятых в неформальном секторе. Причиной такой взаимосвязи, по мнению исследователей, является тот факт, что «неформальный сектор берет на себя ряд не предлагаемых формальным сектором услуг, которые хотели бы получить граждане, имеющие возросшую финансовую возможность» [14]. Данные по югу Тюменской области соответствуют результатам исследования Р. М. Нуреева и Д. Р. Ахмадеева только с 2015-го по 2017 г.

Рисунок 5. Сравнение уровня занятых в неформальном секторе с величиной номинальной заработной платы в Тюменской области без округов за 2009–2018 гг.

Источник: составлено авторами по [10, 21]

Корреляционный анализ показал отсутствие связи и между уровнем неформальной занятости и внутренним региональным продуктом (корреляция 0,18). Логично предположить, что неформальная занятость отрицательно влияет на размеры внутреннего регионального продукта. Чем больше людей трудится в неформальном секторе и производит в этой сфере какую-либо продукцию (работы, услуги), тем меньше величина ВРП, созданного работающими в формальном секторе. Сравнение этих двух показателей демонстрирует незначительный, но неизменный рост ВРП на протяжении всего периода, при том что удельный вес неформально занятых снижался только с 2009-го по 2015 гг. (рис. 6).

Рисунок 6. Сравнение уровня занятых в неформальном секторе с величиной ВРП в Тюменской области без округов за 2009–2018 гг.

Источник: составлено авторами по [10, 18]

Анализ темпов прироста доли неформально занятых и ВРП только подтвердил выводы об отсутствии связи (корреляция 0,09) между уровнем занятых в неформальном секторе и внутренним региональным продуктом (рис. 7).

Рисунок 7. Взаимосвязь величины прироста занятых в неформальном секторе и величины ВРП в Тюменской области без округов

Источник: составлено авторами по [10, 18]

При анализе уровня занятых в неформальном секторе и величины инвестиций также было выявлено отсутствие связи (величина корреляции 0,14) между этими показателями (рис. 8).

Рисунок 8. Сравнение уровня занятых в неформальном секторе и величины инвестиций в Тюменской области без округов за 2009–2018 гг.

Источник: составлено авторами по [10, 17]

Интересную картину демонстрируют и результаты сравнения уровня неформальной занятости и количества малых предприятий (рис. 9). В период с 2009-го по 2014 г. наблюдался рост числа малых предприятий с 17,6 % до 35,1 %, уровень занятых в неформальном секторе сократился за этот промежуток времени с 26,35 % до 13,94 %, однако после 2014 г. обратной зависимости между этими показателями не наблюдалось (корреляция 0, 44 – слабая связь с рассматриваемым показателем).

Рисунок 9. Сравнение уровня занятых в неформальном секторе и количества малых предприятий в Тюменской области без округов за 2009–2018 гг.

Источник: составлено авторами по [10, 20]

Заключение

Во-первых, величина и динамика уровня занятых в неформальном секторе экономики каждого из субъектов Тюменской области существенно отличаются. Если в автономных округах доля неформально занятого населения за период с 2009-го по 2018 г. практически не изменилась (разница между минимальным и максимальным значением не превышает 2,5 %), то в Тюменской области без округов дельта минимального и максимального значений составляла более 12 %. И, если постоянство значения исследуемого показателя за рассматриваемый период в ХМАО–Югре и ЯНАО можно объяснить особенностями местных рынков труда, где значительное количество официальных рабочих мест создают предприятия нефтегазодобывающего комплекса, то на юге Тюменской области изменение уровня неформальной занятости происходило под влиянием экономических кризисов. Несмотря на проявления мирового экономического кризиса 2008 года, уровень неформально занятых в Тюменской области без округов с 2009-го по 2015 гг. имел тенденцию к снижению, второй кризис 2014-2016 гг., напротив, обусловил резкий рост уровня занятых в неформальном секторе.

Во-вторых, сравнение уровня занятых в неформальном секторе экономики юга Тюменской области в 2009–2018 гг. с основными социально-экономическими показателями, которые могли бы определять масштабы неформальной занятости или, наоборот, зависеть от ее масштабов, не выявило наличия сильных устойчивых связей. И если определенные взаимосвязи и прослеживались, то только в период между двумя экономическими кризисами (с 2009-го по 2015 г.), либо после 2015 г.

В-третьих, поскольку уровень неформальной занятости населения отдельных регионов страны складывается под влиянием не только социально-экономических, но и демографических факторов [14], то с целью проведения комплексного анализа неформальной занятости в исследуемом регионе необходимо учесть влияние различных демографических показателей, характеризующих естественное и механическое движение населения, его структуру и пр.

Анализируя официальные статистические данные, необходимо понимать, что они не в полной мере отражают реальное количество занятых в неформальном секторе экономики. Причиной тому является применяемая Федеральной государственной службой статистики России методология оценки неформальной занятости, основанная на «производственном» подходе, «не используемом нигде в мире, кроме России и некоторых стран СНГ» [13]. При производственном подходе занятыми в неформальном секторе признаются лица, работающие на основной или дополнительной работе в производственных единицах, у которых отсутствует государственная регистрация в качестве юридического лица [14]. Вследствие этого в неформальный сектор в России, помимо прочих, попадают официально зарегистрированные индивидуальные предприниматели и лица, работающие у них по найму, а также фермеры, частнопрактикующие адвокаты, нотариусы, врачи и т. д., которых в других странах принято относить к занятым на формальной основе [13]. В международной статистической практике помимо критерия статуса используются и такие критерии, как размер бизнес-единицы и/или наличие у нее официальной регистрации. По мнению В. Е. Гимпельсона, применение к российским данным международных критериев приведет к снижению оценок доли занятых в неформальном секторе на 10-15 %. Примерно такими же оказываются оценки неформальной занятости для России при использовании второго - «легалистского» подхода, когда к неформально занятым относят работников, не имеющих официально оформленных трудовых контрактов либо не уплачивающих обязательные взносы в социальные фонды [13].

С учетом вышеизложенного можно было бы предположить, что среди областей УрФО самое высокое значение доли неформально занятых на юге Тюменской области обусловлено значительным количеством индивидуальных предпринимателей и лиц, работающих у них по найму. Однако по данным Росстата, в 2018 г. численность фактически действующих индивидуальных предпринимателей в Тюменской области без округов составляла 26 478 чел., а численность наемных работников, работающих в сфере индивидуального предпринимательства 24 951 чел., в то время как в ХМАО–Югре эти значения составляют 30 135 чел. и 19 064 чел. соответственно [20].

Другим проблемным аспектом производственного подхода, применяемого российской официальной статистикой, является тот факт, что вне наблюдения остаются официально трудоустроенные работники, получающие часть заработной платы в конвертах, и те, кто работает у зарегистрированных юридических лиц и ИП без официального оформления трудовых отношений.

Для определения скрытого фонда оплаты труда Росстат применяет балансовый метод. Согласно данному методу, расчет скрытой оплаты труда и смешанных доходов осуществляется путем вычитания из расходов населения формально зарегистрированных доходов. Однако такие данные, рассчитанные косвенным путем при множестве допущений, носят примерный характер и представляются без детализации по территориям, отраслям и видам деятельности, что не позволяет провести анализ в региональном разрезе.

Очевидно, что для получения более точной информации о размерах неформальной занятости необходимо уточнять применяемую в России статистическую методологию оценки с учетом международных правил. а для выявления характерных черт неформальной занятости в конкретном регионе использовать также альтернативные статистические данные и социологические методы исследования.

Проведенный анализ динамики уровня занятых в неформальном секторе экономики Тюменской области (как в отдельных округах, так и в Тюменской области без округов) не выявил связи между исследуемым показателем и рядом отобранных социально-экономических показателей. Авторы считают, что одной из проблем анализа неформальной занятости является существующая методология ее измерения. Для более точной характеристики этого явления необходимы как альтернативные статистические данные, так и проведение анализа влияния демографических факторов, в том числе с применением социологических методов исследования.


References:

Akhmadeev D.R. (2014). Analiz faktorov, vliyayuschikh na razvitie neformalnoy zanyatosti v subekte Federatsii [The analysis of the factors influencing on the development of the informal employment in the region]. Journal of economic regulation. 5 (4). 92-104. (in Russian).
Bogomolova L.L. (2014). Regionalnye osobennosti razvitiya ekonomiki monootraslevyh regionov [Regional specifics of the economic growth for the regions having inherited the single-sector advancement practice]. Istoricheskaya i sotsialno-obrazovatelnaya mysl. 6 (6). 167-171. (in Russian).
Chumakov A.A., Bdzhola V.D. (2018). V teni regulirovaniya: neformalnyy rynok truda i ekonomicheskaya bezopasnost Rossii [In the shadow of regulation: informal labour market and economic security of russia]. Public and Municipal Administration. Scientific notes. (1). 126-131. (in Russian).
Dashkova E.S. (2007). Reshenie problemy neformalnoy zanyatosti v tselyakh povysheniya ekonomicheskoy bezopasnosti regiona [The solution to the problem of informal employment in order to increase the economic security of the region] Voronezh: Voronezhskiy filial REU imeni G.V. Plekhanova. (in Russian).
Gaysina I.S. (2016). Neformalnaya zanyatost kak ugroza ekonomicheskoy bezopasnosti Rossii: obschie polozheniya i mery preduprezhdeniya [Informal employment as a threat to economic security of Russia: General provisions and preventive measures]. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 26: Gosudarstvennyy audit. (3). 124-131. (in Russian).
Gimpelson V.E., Kapelyushnikov R.I., Roschin S. (2017). Rossiyskiy rynok truda: tendentsii, instituty, strukturnye izmeneniya [The Russian labor market: trends, institutions, structural changes] Moscow. (in Russian).
Glinskaya M.I. (2018). Analiz rasprostraneniya neformalnoy zanyatosti v Rossii: prichiny, formy i sfery sosredotocheniya [Analysis of the distribution of informal employment in Russia: causes, forms and areas of concentration]. Bulletin of Plekhanov Russian University of Economics. (4(100)). 124-134. (in Russian).
Kasparyants N.M. (2017). Neformalnaya zanyatost i ee vliyanie na pensionnoe obespechenie regiona (na primere Krasnodarskogo kraya) [Informal Employment and its Impact on the Pension Provision of the Region (the Example of Krasnodar Region)]. Eko. (2(512)). 153-163. (in Russian).
Maslova E.V. (2018). Gosudarstvennoe regulirovanie nestandartnoy zanyatosti: sovremennyy podkhod [State regulation of non-standard employment: a modern approach]. Russian Journal of Labor Economics. 5 (4). 1059-1072. (in Russian). doi: 10.18334/et.5.4.39607 .
Nureev R.M., Akhmadeev D.R. (2015). Klassifikatsiya neformalnoy zanyatosti i metody ee otsenki [Classification of the informal employment and the methods of its assessment]. Terra Economicus. 13 (1). 14-29. (in Russian).
Panenko A.I. (2019). Analiz tendentsiy zanyatosti i bezrabotitsy naseleniya monoprofilnyh territoriy Khanty-Mansiyskogo avtonomnogo okruga –Yugry [Analysis of trends in employment and unemployment of population of monoprofile territories of Khanty-Mansi Autonomous district –Yugra]. Russian Journal of Labor Economics. 6 (1). 253-270. (in Russian). doi: 10.18334/et.6.1.39722.
Pogodaeva T.V. Zhapparova D.V. (2014). Analiz vliyaniya neftegazovogo kompleksa na sotsialno-ekonomicheskoe razvitie Tyumenskoy oblasti [Assessing the impact of oil and gas industry on the social and economic development of Tyumen region]. Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. (11). 142-152. (in Russian).
Salin V.N., Narbut V.V. (2017). Neformalnaya zanyatost naseleniya Rossii: otsenka masshtaba i vliyaniya na gosudarstvennye finansy strany [Informal Employment of the Population of Russia: Assessment of the Scale and the Impact on Public Finances of the Country]. Finance: Theory and Practice». 21 (6(1020). 60-69. (in Russian). doi: 10.26794/2587-5671-2017-21-6-60-69.
Shkiotov S.V., Markin M.I. (2018). Otsenka vliyaniya neformalnoy zanyatosti na rossiyskuyu ekonomiku [Evaluation of the effect of informal employment on the Russian economy]. Theoretical economy. (5(47)). 37-46. (in Russian).
Sinyavskaya O.V., Biryukova S.S. (2018). Vozmozhnye mery po snizheniyu neformalnoy zanyatosti i skrytoy oplaty truda [Possible measures to reduce informal employment and hidden wage]. The Journal of the New Economic Association. (1(37)). (in Russian).
Tumunbayarova Zh.B., Antsiferova M.D. (2018). Neformalnaya zanyatost: prichiny i faktory, opredelyayuschie ee uroven [Informal employment: causes and determinants of its level]. Shadow Economy. 2 (4). 139-149. (in Russian). doi: 10.18334/tek.2.4.40935.
Veredyuk O.V. (2016). Neformalnaya zanyatost: struktura i faktory riska v Rossii [Informal employment: structure and risk determinants in russia]. Bulletin of St. Petersburg University. Series 5. economics. (4). 33-48. (in Russian). doi: 10.21638/11701/spbu05.2016.402.
Обследование рабочей силыЕжеквартальный статистический бюллетень Федеральной службы государственной статистики. (in Russian). Retrieved September 25, 2019, from http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140097038766
Официальная статистика. Национальные счета. Валовый региональный продуктФедеральная служба государственной статистики. (in Russian). Retrieved October 02, 2019, from https://www.gks.ru/accounts
Официальная статистика. Предпринимательство. Малые предприятияФедеральная служба государственной статистики. (in Russian). Retrieved October 01, 2019, from https://gks.ru/free_doc/new_site/business/inst-preob/tab-mal_pr_m.htm
Официальная статистика. Рынок труда, занятость и трудовые ресурсы: трудовые ресурсы. Уровень безработицы населения по субъектам Российской ФедерацииФедеральная служба государственной статистики. (in Russian). Retrieved October 01, 2019, from https://www.gks.ru/labour_force
Официальная статистика. Социально-экономическое положение субъектов Российской ФедерацииФедеральная служба государственной статистики. (in Russian). Retrieved September 30, 2019, from https://www.gks.ru/storage/mediabank/sep_region1.htm
Официальная статистика. Среднемесячная номинальная начисленная заработная плата по субъектам Российской ФедерацииФедеральная служба государственной статистики. (in Russian). Retrieved October 01, 2019, from https://www.gks.ru/storage/mediabank/t4.htm

Страница обновлена: 26.04.2025 в 04:48:44