Неформальная занятость в Тюменской области (без автономных округов) в 2010-2021 гг.
Гильтман М.А.1
1 Тюменский государственный университет, Россия, Тюмень
Скачать PDF | Загрузок: 1
Статья в журнале
Экономика труда (РИНЦ, ВАК)
опубликовать статью | оформить подписку
Том 9, Номер 8 (Август 2022)
Цитировать:
Гильтман М.А. Неформальная занятость в Тюменской области (без автономных округов) в 2010-2021 гг. // Экономика труда. – 2022. – Том 9. – № 8. – С. 1281-1294. – doi: 10.18334/et.9.8.115255.
Эта статья проиндексирована РИНЦ, см. https://elibrary.ru/item.asp?id=49375195
Аннотация:
В статье анализируется неформальная занятость в Тюменской области без автономных округов. Специфическая структура занятости в экономике региона, состоящая в сосредоточении значительной части работников в торговле, строительстве, бытовых и личных услугах, то есть отраслях, являющихся лидерами по показателю доли неформально занятых в общей численности занятых на российском рынке труда, определила актуальность данной работы. Целью исследования является анализ изменений неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов в 2010-2021 гг. с учетом периодов спада и восстановления экономики, происходивших как в стране, так и в регионе. Предметом исследования является совокупность индивидуальных характеристик неформально занятых работников, формирующих структуру неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов. Исследование выполнено на открытых микроданных выборочного обследования рабочей силы Росстата. Основным методом исследования является сравнение результатов, описывающих структуру неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов в 2010-2021 гг., полученных с помощью системы фильтров, выстроенных для работы с микроданными по таким переменным как место проживания, возраст, пол, вид экономической деятельности, образование неформально занятого и другим. Результаты анализа показали существенное изменение отраслевой структуры неформальной занятости в рассматриваемой период, а также позволили выявить реакцию неформальной занятости в регионе на шоковые 2020 и 2021 годы.
Ключевые слова: рынок труда, неформальная занятость, региональная экономика, Тюменская область
Финансирование:
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Тюменской области в рамках научного проекта № 20-410-720004
JEL-классификация: J21, J46, R23
Введение
Тюменская область без автономных округов редко становится самостоятельным объектом исследований: как правило, ее рассматривают в совокупности с Ханты-Мансийским и Ямало-Ненецким автономными округами в составе единого субъекта РФ. В ряде случаев такой подход на самом деле оправдан, так как Тюменская область без автономных округов испытывает довольно сильное влияние северных территорий, например, в формировании денежных доходов населения, объеме оказания медицинских и образовательных услуг и т.д. Но в некоторых сферах анализ процессов, происходящих в Тюменской области без автономных округов, без учета экономической и социальной специфики региона может давать неверные результаты. Анализ неформальной занятости, безусловно, одно из таких направлений. Результаты предыдущих эмпирических исследований показывают, что наибольшая доля неформально занятых работников сосредоточена в торговле, строительстве, бытовых и личных услугах [7] (Gimpelson, Zudina, 2011), а структура распределения занятых по видам экономической деятельности существенно различается между северными округами и югом Тюменской области. Так, в ХМАО и ЯНАО пятая часть работников (20–23%) в 2010–2020 гг. были заняты в добыче полезных ископаемых, и это был лидирующий вид экономической деятельности по доле занятых в этих округах. В Тюменской области без автономных округов лидирующими видами экономической деятельности были торговля, где доля занятых выросла с 15% в 2010–2015 гг. до 18% в 2020 году, а также строительство (13% в 2020 году) и бытовые и личные услуги (суммарно более 20% в 2020 году). Отраслевая структура занятости ожидаемо влияет и на разные доли неформально занятых работников между территориями Тюменской области (рис. 1).
Рисунок 1. Доля неформально занятых в общей численности занятых, %
Источник: рассчитано автором на микроданных выборочного обследования рабочей силы Росстата.
Динамика доли неформально занятых в общей численности занятых в Тюменской области без автономных округов в большей степени похожа на общероссийскую ситуацию, чем на динамику того же показателя в ХМАО и ЯНАО (рис. 1). Обращает на себя внимание тот факт, что в Тюменской области без автономных округов в кризисные 2014, 2015, постковидный 2021 годы динамика доли неформально занятых в общей численности занятых была отрицательной, что нехарактерно ни для страны в целом, ни для автономных северных округов (рис. 1). Вероятно, сказывается тот факт, что торговля, бытовые и личные услуги более восприимчивы к кризисным явлениям в экономике, падению доходов населения, чем другие виды экономической деятельности, поэтому большая доля занятых именно в этих отраслях привела к резким колебаниям доли неформально занятых в общей численности занятых в Тюменской области без автономных округов. Таким образом, анализ неформальной занятости именно в Тюменской области без автономных округов имеет важное значение, ведь даже ориентируясь на определение неформальной занятости как занятости вне корпоративного сектора (более подробно этот вопрос будет обсуждаться в разделе методов и данных), мы понимаем, что с точки зрения реализации и защиты прав неформально занятые (особенно по найму) работники очень уязвимы, поэтому разрастание неформальной занятости может потребовать более гибких подходов к регулированию регионального рынка труда. Целью данного исследования является анализ изменений неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов в 2010–2021 гг. с учетом периодов спада и восстановления экономики, происходивших как в стране, так и в регионе. Предметом исследования является совокупность индивидуальных характеристик неформально занятых работников, формирующих структуру неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов. Методы и данные, использованные в исследовании, подробно описаны в следующем разделе. Гипотеза исследования, сформулированная исходя из эмпирических результатов предыдущих работ [7, 9, 10] (Gimpelson, Zudina, 2011; Gimpelson, Kapelyushnikov, 2013; Zudina, 2013) и специфики отраслевой структуры занятости в Тюменской области без автономных округов, состоит в том, что с начала рассматриваемого периода (2010 г.) к его окончанию (2021 г.) структура неформальной занятости сместилась в сторону более молодых и образованных работников. Новизной исследования является то, что впервые на индивидуальных микроданных (выборочного обследования рабочей силы Росстата) проведен анализ изменения структуры неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов за длительный период 2010–2021 гг. с выделением периодов спада и восстановления экономики.
Методы и данные, используемые в исследовании
В представленном исследовании мы ориентировались на подход, отраженный в работе Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011), где структура неформальной занятости изучалась на микроданных Обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ) за 1999–2009 гг. с выделением и особым вниманием к периоду кризиса 2008–2009 гг, так как именно кризисные периоды показывают реакцию рынка труда на внешние шоки. Также исследование Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011) содержит раздел о региональной дифференциации неформальной занятости, где отчетливо показано, что подобная дифференциация действительно существует, в том числе регионы по-разному проходят периоды экономического роста и спада. Работа Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011) уже стала классикой исследований по неформальной занятости на российском рынка труда [1]: в ней четко выделяются границы неформального сектора, которые установлены методологией сбора данных о неформально занятых, используемых Росстатом, использована относительно простая, но достаточная для понимания происходящих процессов методология, полученные результаты интерпретируются с учетом методологических ограничений, включают в себя анализ влияния фаз экономического цикла. Описанные достоинства работы Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011), ее простота, четкость и легкость восприятия в совокупности с аккуратностью применения аналитического инструментария мотивировали нас обратиться к ней в качестве бенчмарка нашего исследования.
Представленное исследование также выполнено на микроданных выборочного обследования рабочей силы Росстата (ОРС). Методология проведения ОРС претерпела некоторые изменения в 2017 году по сравнению с той, которая была описана в работе Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011). В частности, по интересующему нас вопросу измерения численности неформально занятых был изменен возраст с 15 до 72 лет, как это было ранее – до «15 лет и старше». Несмотря на то, что верхняя граница может показаться не такой уж важной с точки зрения занятости (большинство респондентов в возрасте старше 72 лет экономически не активны), все же этот параметр нужно учитывать при интерпретации динамики неформальной занятости в старших возрастах. Выборочное обследование рабочей силы проводится Росстатом ежемесячно во всех субъектах РФ, поэтому за каждый год мы имеем более 900 тыс. наблюдений. Важно, что данные ОРС репрезентативны по регионам (субъектам РФ), поэтому на их основе можно проводить региональные исследования. В нашем случае в качестве объекта исследования мы выделяем Тюменскую область без автономных округов, по которой в ОРС имеется около 6,5 тыс. наблюдений за каждый год.
Неформально занятые по методологии ОРС выделяются на основе критерия занятости в производственных единицах неформального сектора, т.е. таких единицах, у которых отсутствовала государственная регистрация в качестве юридического лица. Более конкретно, согласно Приказу Росстата от 30.06.2017 № 445 (ред. от 11.03.2022) «Об утверждении Основных методологических и организационных положений по проведению выборочного обследования рабочей силы», к занятым в неформальном секторе относятся:
- индивидуальные предприниматели;
- лица, работающие по найму у индивидуальных предпринимателей и физических лиц;
- помогающие члены семьи в собственном деле, принадлежащем кому-либо из родственников;
- работающие на индивидуальной основе, без регистрации в качестве индивидуального предпринимателя;
- занятые в собственном домашнем хозяйстве по производству продукции сельского, лесного хозяйства, охоты и рыболовства, предназначенной преимущественно для продажи или обмена;
- занятые в собственном домашнем хозяйстве по производству товаров для быта и дома, предназначенных преимущественно для продажи или обмена.
Следовательно, мы анализируем данные об указанных категориях населения и не интерпретируем полученные результаты с точки зрения, например, занятости в теневом секторе.
Период исследования мы ограничиваем рамками 2010–2021 гг. по двум причинам. Первая причина объективная – это доступность микроданных ОНПЗ/ОРС именно за указанный период. Вторая причина – это продолжение изучения неформальной занятости в динамике с 2010 года, так как период в работе Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011) был ограничен 2009 годом. В нашей работе выделены 2010 год, который можно интерпретировать как год восстановительного роста после кризиса 2008–2009 гг., 2015 год – год если не кризиса, то стагнации после падения экономики, начавшегося в 2014 гг. [5], 2019 – год восстановления основных макроэкономических показателей [1, 2, 6] (Akindinova, Kuzminov, Yasin, 2016; Bazanova, 2019) и 2020, 2021 гг. – годы ковида и постковида, когда ожидания относительно роста неформальной занятости были очень высоки [8, 11] (Gimpelson, 2022; Kapelyushnikov, 2022).
Выбор методов исследования определен решением задачи анализа изменений неформальной занятости в Тюменской области в 2010–2021 гг. с учетом периодов спада и восстановления экономики как в стране, так и в регионе. В частности, при работе с микроданными ОРС была использована система фильтров, позволяющих проследить изменение индивидуальных характеристик неформально занятых и структуру неформальной занятости в Тюменской области в 2010–2021 гг. Система фильтров выстраивалась на основании результатов предыдущих эмпирических исследований [3, 4, 7, 9, 10, 12] (Barinov, 2020; Varshavskaya, Donova, 2013; Gimpelson, Zudina, 2011; Gimpelson, Kapelyushnikov, 2013; Zudina, 2013; Karpushkina, Voronina, 2019). Так, уже было известно, что доля занятых в неформальном секторе от всей численности занятых росла в течение всех благополучных 2000-х гг. и остановилась в росте в кризисные 2008–2009 гг., поэтому мы также проследили динамику доли занятых в неформальном секторе в Тюменской области в 2010–2021 гг., выделив годы экономического спада. Основная доля неформально занятых в России проживала в городах, поэтому мы анализируем этот показатель. Из работы Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011) известно, что больше половины всех неформальных работников находились в возрасте до 40 лет [7, c. 20] (Gimpelson, Zudina, 2011, р. 20), поэтому были выделены группы до 40 лет (15–39 лет), 40–44 года (со временем возраст наибольшей экономической активности продлевается на более старшие возрасты – данная группа была специально выделена, чтобы учесть эту тенденцию), 45–59 лет и 60 лет и старше. Также на основании предыдущих работ мы отдельно выделили и проанализировали динамику самозанятых и долю мужчин в общей численности неформально занятых (как правило, неформально занятых мужчин больше, чем неформально занятых женщин – мы ожидали такого же результата). В отраслевом разрезе неформальной занятости в предыдущие периоды лидировали торговля, сельское хозяйство, строительство и промышленность, которые мы также выделяем и анализируем в динамике. По образовательно-квалификационному составу лидерами в неформальной занятости были квалифицированные рабочие со средним образованием по доле в общей численности неформально занятых, а руководители и лица с высшим образованием – по положительной динамике (по темпам роста) их доли в общей численности неформально занятых. Соответственно, мы анализируем квалификационную и образовательную структуру неформально занятых. Сочетание более современного периода исследования и сосредоточение только на одном регионе позволили нам достаточно точно и аккуратно выделить тенденции развития неформальной занятости в Тюменской области в 2010–2021 гг.
Результаты анализа и их интерпретация
Результаты анализа, полученные с применением системы фильтров, описанных выше, приведены в таблице 1.
Таблица 1
Структура неформальной занятости в Тюменской области
|
2010
|
2015
|
2019
|
2020
|
2021
|
Доля неформально занятых в общей численности
занятых, %
|
18,78
|
14,77
|
21,99
|
22,25
|
20,14
|
Доля неформально занятых, проживающих в городах, в
общей численности неформально занятых, %
|
49,11
|
44,23
|
66,16
|
66,90
|
66,36
|
Средний возраст, лет
|
39,24
|
40,96
|
38,54
|
39,75
|
39,55
|
Доля лиц соответствующей возрастной группы в общей
численности неформально занятых, %
|
|
|
|
|
|
15–39
лет
|
49,44
|
47,44
|
55,25
|
50,69
|
53,27
|
40–44
года
|
14,01
|
13,25
|
15,47
|
12,74
|
15,89
|
45–59
лет
|
33,01
|
31,84
|
25,69
|
30,89
|
26,48
|
60
лет и старше
|
3,54
|
7,47
|
3,59
|
5,68
|
4,36
|
Доля мужчин в общей численности неформально занятых,
%
|
58,78
|
57,05
|
52,76
|
58,31
|
58,57
|
Доля самозанятых в общей численности неформально
занятых, %
|
32,85
|
23,29
|
19,06
|
20,36
|
20,72
|
Доля лиц с соответствующим уровнем образования в
общей численности неформально занятых, %
|
|
|
|
|
|
высшее
|
13,69
|
17,95
|
18,65
|
16,48
|
16,51
|
среднее
профессиональное
|
41,22
|
53,85
|
54,83
|
47,23
|
47,51
|
среднее
общее и ниже
|
45,09
|
28,20
|
26,52
|
36,29
|
35,98
|
Доля лиц, занятых соответствующим видом
экономической деятельности, в общей численности неформально занятых, %
|
|
|
|
|
|
Сельское
хозяйство
|
27,05
|
19,23
|
7,18
|
9,14
|
10,75
|
Обрабатывающие
производства
|
6,60
|
8,12
|
7,60
|
8,59
|
8,57
|
Строительство
|
10,79
|
9,83
|
11,74
|
15,24
|
13,86
|
Торговля
|
28,99
|
31,41
|
37,85
|
32,83
|
31,46
|
Транспортировка
и хранение
|
7,73
|
8,33
|
12,02
|
11,77
|
14,33
|
Прочие [2]
|
18,84
|
23,08
|
23,61
|
22,43
|
21,03
|
Доля лиц соответствующей группы в общей численности
неформально занятых, %
|
|
|
|
|
|
Руководители
и специалисты высшего уровня квалификации
|
14,81 |
21,15 |
15,06 |
14,27 |
14,17 |
Работники
сферы обслуживания, ЖКХ, торговли и родственных видов деятельности
|
22,54 |
21,79 |
30,66 |
27,98 |
24,30 |
Квалифицированные
рабочие [3]
|
23,41
|
21,58
|
32,04
|
31,72
|
33,18
|
Неквалифицированные
рабочие
|
13,53
|
13,89
|
10,64
|
11,22
|
14,80
|
Прочие
|
25,71
|
21,59
|
11,6
|
14,81
|
13,55
|
Источник: рассчитано автором на микроданных выборочного обследования рабочей силы Росстата.
Самый ожидаемый результат, отраженный в таблице 1, – это преобладание доли мужчин в общей численности неформально занятых. Гендерная структура неформально занятых изменилась только в относительно благополучном 2019 году, когда доля мужчин в общей численности неформально занятых снизилась до 53%, тогда как в остальные годы держалась на уровне 57–59%. Первый вывод, который кажется очевидным, – привлечение женщин в неформальную занятость в период экономического подъема. Но у такого объяснения нет экономических оснований, к тому же 2010 год, также являющийся экономически благополучным, ничем не выделяется с точки зрения гендерной структуры неформально занятых. С нашей точки зрения, интерпретировать этот и некоторые другие результаты лучше с позиции изменения отраслевой структуры неформальной занятости в Тюменской области. Ранее полученные эмпирические результаты показывают, что в России наблюдается самоотбор женщин и мужчин в определенные виды экономической деятельности, например [14] (Roshchin, Emelina, 2022). Женщины чаще заняты в бюджетных отраслях, для которых неформальная занятость нехарактерна в силу методологических особенностей ее определения (торговле и услугах). Таблица 1 наглядно демонстрирует, что доля лиц, занятых в торговле, в общей численности неформально занятых в 2019 году существенно выросла по сравнению с 2010 и 2015 гг. (до 38% с 29–31%). Напротив, доля лиц, занятых в сельском хозяйстве, в общей численности неформально занятых снижалась с 27% в 2010 году до 19% в 2015 и составила всего лишь 7% в 2019 году. К 2019 году структура неформально занятых изменилась и с точки зрения места их проживания – в 2019–2021 гг. более 2/3 проживали в городах, тогда как в 2010 и 2015 гг. этот показатель составлял меньше половины всех неформально занятых. Таким образом, к 2019 году (по сравнению с 2010 и 2015 гг.) неформальная занятость в Тюменской области сместилась из села в город, из сельского хозяйства – в торговлю и услуги, включая транспортные (табл. 1). Следствием такого смещения стали изменения в возрастной, квалификационной и образовательной структуре неформально занятых в Тюменской области, а также рост, собственно, доли неформально занятых в общей численности занятых с 15–19% в 2010 и 2015 гг. до 22% в 2019 году.
Как показывает таблица 1, в 2019 году неформальная занятость стала привлекать более молодых работников по сравнению с 2010 и 2015 гг. Несмотря на то, что средний возраст менялся несущественно, распределение неформально занятых по возрастным группам претерпело некоторые изменения. В общей численности неформально занятых работников до 40 лет в 2019 году наблюдалось более 55%, тогда как в предыдущие годы их было чуть меньше половины. Если учесть более длительный возраст экономической активности населения и смещение пика карьеры и заработков к более старшим возрастам, плавно происходящим в рассматриваемый период времени [13] (Gimpelson, Kapelyushnikov et al., 2020), то можно добавить анализ динамики неформально занятых не до 40 лет, как это было сделано в работе Гимпельсона и Зудиной [7] (Gimpelson, Zudina, 2011), а до 45 лет. В 2010 году доля лиц в возрасте до 45 лет в общей численности неформально занятых составила 64%, в 2015–61%, а в 2019 – почти 71%. Неформально занятые работники в 2019 году стали не только моложе, но и лучше образованы по сравнению с 2010 и 2015 гг.. Так, доля лиц с высшим образованием в общей численности неформально занятых выросла с 14% в 2010 году до почти 19% в 2019 году, со средним профессиональным – с 41% в 2010 году до 55% в 2019 году, а вот доля лиц, не имеющих профессионального образования, в общей численности неформально занятых, наоборот, снизилась в 2019 году до 26,5% с 45% в 2010 году. Переходя к анализу квалификационной структуры, сначала отметим, что к 2019 году стало больше неформально занятых по найму – доля самозанятых в общей численности неформально занятых в 2019 году составила только 19% по сравнению с 33% в 2010 г. и 23% в 2015 г. При этом доля работников сферы обслуживания и торговли в общей численности неформально занятых выросла в 2019 году до 31%, а квалифицированных рабочих – до 32% по сравнению с 22–23% в 2010–2015 гг. Доля руководителей и специалистов высшего уровня квалификации в общей численности неформально занятых оставалась в 2010–2021 гг. почти неизменной на уровне 14–15%, кроме 2015 года, когда этот показатель составил более 21%, что могло быть связано с вариантом занятости в неформальном секторе для части высококвалифицированных работников как варианта, альтернативного трудоустройству в корпоративном секторе во время экономического спада 2015 года.
Итак, к 2019 году неформальная занятость в Тюменской области имела тенденции смещения из села в город, из сельского хозяйства – к сервисным отраслям и торговле, из самозанятости – к занятости по найму, стала привлекать более образованных и молодых работников и в целом охватывать большую долю занятых в экономике региона. Шоковый 2020 год и последовавший за ним постковидный 2021 год, конечно, не могли не отразиться на неформальной занятости как в стране в целом, так и в отдельно взятом регионе. Беглый взгляд на результаты исследования, приведенные в таблице 1, показывает возвращение в 2020 году к показателям, характерным до экономически благополучного 2019 года. В 2021 году мы видим только возвращение доли неформально занятых работников до 45 лет в общей численности занятых к доковидным 70% (в 2020 году – 63%), остальные же показатели в 2021 году почти не отличались от 2020 года. 2020 год демонстрирует наибольшую долю неформально занятых в общей численности занятых за все рассматриваемые периоды – она составила более 22%. Вполне вероятно, неформальная занятость стала альтернативой занятости в корпоративном секторе для ряда работников, а именно лиц старше 45 лет (29% – в 2019 году, 37–39% – в 2010, 2015 и 2020 гг.), занятых без профессионального образования (доля лиц со средним образованием и ниже в общей численности неформально занятых возросла с 27% в 2019 году до 36% в 2020-м, что ниже 45% в 2010 году, но выше 28% в 2015-м), а также занятых в сельском хозяйстве и строительстве (доля занятых в строительстве в общей численности неформально занятых вообще была максимальной именно в 2020 году – более 15%). Таким образом, динамика с 2010 по 2019 г. показывает тенденции, сложившиеся в сфере развития неформальной занятости в Тюменской области, исходя из общей логики развития региональной и национальной экономики, а 2020 год продемонстрировал воздействие кризиса, вызванного внешним шоком, на неформальную занятость в регионе посредством возвращения ряда показателей к более ранним и экономически менее благополучным годам, чем 2019 год.
Заключение
Неформальная занятость является одним из направлений анализа, которое более корректно проводить для Тюменской области отдельно от Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов. Данная ситуация объясняется сосредоточением значительной доли занятых в Тюменской области без автономных округов в таких отраслях, как торговля, строительство, бытовые и личные услуги, которые являются основными «поставщиками» неформально занятых на российском рынке труда. Анализ неформальной занятости в Тюменской области без автономных округов в 2010–2021 гг. показал, что неформальная занятость в регионе чувствительна к фазам экономического цикла, а шоковые 2020 и 2021 гг. вернули большинство показателей на уровень, наблюдавшийся до 2019 года. Наиболее существенные изменения за рассматриваемый период произошли в распределении отраслевой структуры неформальной занятости и месте проживания неформально занятых: к 2019 году большая часть неформально занятых проживали в городах и были заняты в торговле, тогда как в 2010 году большая их часть проживала в сельской местности, а распределение между неформальной занятостью в сельском хозяйстве и торговле было примерно одинаковым. Кроме этого, неформальная занятость к 2019–2021 гг. стала привлекать более молодых и образованных работников. Выявленные тенденции требуют более тщательного изучения мотивов, социального самочувствия, удовлетворенности и доходов неформально занятых, что выходит за рамки данной работы, но необходимо для проведения эффективной поддержки занятости в регионе.
[1] Например, на портале Elibrary.ru на момент написания данного текста, она была процитирована в 52 статьях.
[2] Группу «Прочие» с некоторым допущением можно трактовать как «прочие услуги», т.к. из видов деятельности, не относящихся к услугам, неформально занятые присутствовали только в «Добыче полезных ископаемых» в некоторые из рассматриваемых лет, но даже в эти периоды доля неформально занятых в добыче полезных ископаемых не превышала 1% от общей численности неформально занятых в регионе.
[3] Включает в себя группы «Квалифицированные рабочие промышленных предприятий, строительства, транспорта, связи, геологии и разведки недр» и «Операторы, аппаратчики, машинисты установок и машин».
Источники:
2. Базанова Е. Почему за 20 лет Россия так и не перешла от стагнации к развитию. Российская экономика 1999–2019. Спецпроект «Ведомостей» и «Эксперт РА». Ведомости. [Электронный ресурс]. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2019/10/08/813068-20-let-stagnatsii (дата обращения: 09.08.2022).
3. Баринов А.С. Влияние неформальной занятости на объем собираемых налогов в российских регионах // Вестник Челябинского государственного университета. – 2020. – № 10(444). – c. 88-99. – doi: 10.47475/1994-2796-2020-11010.
4. Варшавская Е.Я., Донова И.В. Неформальный наем в корпоративном секторе (где и чем заняты те, кого не видно сверху) // Мир России. Социология. Этнология. – 2013. – № 4. – c. 148-173.
5. Доклад об экономике России. Группа Всемирного банка. Всемирный банк в России. [Электронный ресурс]. URL: https://openknowledge.worldbank.org/bitstream/handle/10986/28930/121802RU.pdf?sequence=8 (дата обращения: 09.08.2022).
6. Доклад об экономике России. Группа Всемирного банка. Всемирный банк в России. [Электронный ресурс]. URL: https://openknowledge.worldbank.org/bitstream/handle/10986/29913/127254RU.pdf?sequence=4&isAllowed=y (дата обращения: 09.08.2022).
7. Гимпельсон В.Е., Зудина А.А. «Неформалы» в российской экономике: сколько их и кто они? // Вопросы экономики. – 2011. – № 10. – c. 53. – doi: 10.32609/0042-8736-2011-10-53-76.
8. Гимпельсон В.Е. Зарплата и потоки на российском рынке труда в условиях коронакризиса // Вопросы экономики. – 2022. – № 2. – c. 69-94. – doi: 10.32609/0042-8736-2022-2-69-94.
9. Гимпельсон В.Е., Капелюшников Р.И. Нормально ли быть неформальным? // Экономический журнал Высшей школы экономики. – 2013. – № 1. – c. 3-40.
10. Зудина А.А. Формальные и неформальные работники на российском рынке труда: сравнительный анализ самооценок социального статуса // Мир России. Социология. Этнология. – 2013. – № 4. – c. 174-202.
11. Капелюшников Р. И. Анатомия коронакризиса через призму рынка труда // Вопросы экономики. – 2022. – № 2. – c. 33-68. – doi: 10.32609/0042-8736-2022-2-33-68.
12. Карпушкина А.В., Воронина С.В. Оценка детерминант пространственных характеристик занятости в неформальном секторе экономики РФ // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Экономика и менеджмент. – 2019. – № 3. – c. 69-78. – doi: 10.14529/em190307.
13. Гимпельсон В.Е., Капелюшников Р.И. и др. Российский рынок труда через призму демографии. / Монография. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. – 440 c.
14. Рощин С.Ю., Емелина Н.К. Мета-анализ гендерного разрыва в оплате труда в России // Экономический журнал Высшей школы экономики. – 2022. – № 2. – c. 213-239. – doi: 10.17323/1813-8691-2022-26-2-213-239.
Страница обновлена: 14.07.2024 в 23:07:26