Influence of parameters of health and life expectancy on the dynamics of the labor market and socio-economic development of Russian regions

Введение. Эпидемия COVID-19 показала наиболее уязвимые места российского рынка труда и обеспеченности национальной экономики рабочей силой. За прошедшие два года российский рынок труда, который и до этого испытывал недостаток в высококвалифицированной рабочей силе, стал в этом отношении еще более дефицитным [1–4] (Kashepov, Afonina, Golovachyov, 2021; Chekmarev, Lukichev, Konev, 2021; Ilyina, 2021; Popov, Baymurzina, 2021). Негативно на динамику российского рынка труда повлияли и решения федеральных властей отложить реализацию некоторых значимых национальных проектов до 2030 года [5, 6] (Filimonova, Luskatova, Filimonova, 2022; Volodina, Podolskaya, 2021). Прежде всего, к таким наиболее значимым для российского рынка труда проектам следует отнести:

а) инициативы по повышению престижа рабочих профессий, заложенные в проект «Образование»;

б) инициативы по содействию занятости, заложенные в проект «Демография»;

в) инициативы по поддержке самозанятых, а также начинающих предпринимателей, заложенные в проект «Малое и среднее предпринимательство».

И это лишь некоторые из планировавшихся к реализации инициатив, которые могли бы снизить дефицит квалифицированной рабочей силы на российском рынке труда [7, 8] (Vashalomidze, Pak, 2021; Kislitsyna, 2021). Кроме этого, негативно на динамику российского рынка труда влияет общее сокращение рождаемости и тренд старения населения, а также сокращение продолжительности жизни российских граждан вследствие эпидемии новой коронавирусной инфекции.

Цель статьи заключается в анализе параметров здоровья и продолжительности жизни населения на динамику российского рынка труда и социально-экономическое развитие регионов России.

Результаты и обсуждение. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и Всемирного банка (World Bank), смертность в Российской Федерации в 2020 году увеличилась с 12 до 15 человек на 1 тыс. населения, а в 2021 году этот показатель продемонстрировал рост до 17 человек на 1 тыс. населения.

Таким образом, огрубленная оценка смертности в 2020 году увеличилась на 25%, а в 2021 году еще примерно на 13% [9, 10]. Росстат, публикуя данные о динамике смертности населения в последние два года, указывает, что за 2020 год прирост умерших составил около 19%, а в 2021 году – около 14% [11]. Таким образом, данные Росстата и данные международных организаций в целом коррелируют между собой. Вместе с тем Росстат не публикует данные относительно ожидаемой продолжительности здоровой жизни, а также некоторых иных важных данных о бремени болезней в Российской Федерации, поэтому далее мы будем использовать данные международных организаций.

Итак, ожидаемая продолжительность жизни (ОПЖ) в Российской Федерации за 2020 и 2021 годы существенно сократилась (относительно пика, достигнутого к 2019 году), соответственно, сократилось и число лет здоровой жизни (ЛЗЖ), при этом разрыв между мужчинами и женщинами по обоим показателям также сократился (рис. 1).

Рисунок 1. Сравнительная динамика продолжительности жизни населения Российской Федерации, в том числе с учетом пола [10, 11]

Но вместе с тем российские мужчины на 12–15% имеют меньшую продолжительность жизни и, соответственно, число здоровых лет жизни. А в общем случае продолжительность жизни населения в Российской Федерации в результате эпидемии COVID-19 сократилась примерно на три года. Таким образом, на данном этапе мы можем говорить о том, что бремя болезней в российском обществе увеличилось, соответственно, среднее качество рабочей силы снизилось, поскольку:

· во-первых, у мужчин число лет здоровой жизни в среднем меньше, чем принятый пенсионными поправками в 2018 году возраст выхода на пенсию (от 56 до 59 лет здоровой жизни против 65 лет установленного возраста выхода на пенсию). Кроме этого, у мужчин общая продолжительность жизни в 2020 и в 2021 годах лишь на 0,5–1,5 года больше, чем возраст выхода на пенсию;

· во-вторых, женщины в среднем (за 2011–2021 гг.) имеют на 10,5 года больше общей продолжительности жизни, но количество лет здоровой жизни у женщин только на 9 лет больше, чем у мужчин. В 2020 и в 2021 году количество лет здоровой жизни у женщин стало равно возрасту выхода на пенсию (для женщин возраст выхода на пенсию составляет 62 года);

· в-третьих, более высокая общая и здоровая продолжительность жизни российских женщин делает национальную экономику зависимой от них в большей степени, чем от мужчин, однако средний уровень оплаты труда российских женщин на 25–30% ниже, чем у мужчин. Это не способствует повышению производительности их труда или мотивации к повышению квалификации.

Второй момент, на который следует обратить внимание, заключается в том, что при общем дефиците рабочей силы и высоком спросе на высококвалифицированные трудовые ресурсы численность потенциальной, т.е. не вовлеченной в экономический оборот рабочей силы за 2020 и 2021 годы увеличилась. Наиболее значимый прирост был зафиксирован в 2019 году (рис. 2).

Рисунок 2. Сравнительная динамика численности потенциальной рабочей силы по федеральным округам [11]

Так, на начало 2020 года, исходя из официальных данных Росстата, прирост численности потенциальной рабочей силы по всем субъектам Федерации составил 43% относительно данных на начало 2019 года. Максимум прироста – почти в два раза – зафиксирован в ЦФО (Центральном федеральном округе, минимум – всего на 12% – в СЗФО (Северо-Западном федеральном округе). На 42–44% увеличилась в начале 2020 года численность потенциальной рабочей силы в ЮФО, СКФО, ПФО (соответственно, в Южном, Северо-Кавказском, Приволжском федеральных округах). В УФО (Уральском федеральном округе) и в СФО (Сибирском федеральном округе) прирост численности потенциальной рабочей силы составил 32% и 24% соответственно на начало 2020 года. В ДФО (Дальневосточном федеральном округе) рассматриваемый показатель увеличился на 57% на начало 2020 года относительно аналогичного периода прошлого года.

На начало 2021 года в ЦФО, ЮФО, УФО численность потенциальной рабочей силы увеличилась еще на 3–5% относительно начала 2020 года.

Максимум роста показателя пришелся на СКФО – здесь численность потенциальной рабочей силы увеличилась еще на 31% (на начало 2021 года относительно начала 2020 года). СФО и СЗФО показали прирост численности потенциальной рабочей силы на 9–11%, а в ПФО и ДВФО произошло вовлечение потенциальной рабочей силы в экономическую активность – сокращение численности показателя составило 4% и 11% соответственно.

На начало 2022 года во всех субъектах Федерации произошло вовлечение потенциальной рабочей силы в экономическую активность в регионе. Лидерами являются ПФО и УФО – здесь сокращение численности показателя составило 35%, в ЦФО, СЗФО и ДВФО сокращение численности потенциальной рабочей силы составило от 22% до 28%. В ЮФО и СКФО сокращение численности потенциальной рабочей силы составило 16–18% по состоянию на начало 2022 года относительно начала 2021 года.

Вместе с тем за весь рассматриваемый период почти все субъекты Федерации, за исключением СКФО, продемонстрировали общий тренд на вовлечение потенциальной рабочей силы в экономическую активность в регионе (данные рисунка 3). Очевидно, что если по Российской Федерации произошло за десять лет сокращение численности потенциальной рабочей силы на 2,44% (в среднем за год с 2011 по 2021 год), а в отдельных субъектах Федерации сокращение было более заметным – свыше 5–6%, то напротив, в СКФО среднегодовой прирост численности потенциальной рабочей силы составил 7,05% в период с 2011 года по 2021 год включительно. Таким образом, на данном этапе мы можем резюмировать, что стагнация в российской экономике, которая началась до эпидемии COVID-19, а также сама эпидемия способствовали высвобождению рабочей силы из экономической активности. После прохождения пиков эпидемии практически во всех субъектах Федерации произошла обратная кооптация в экономическую активность потенциальной рабочей силы за исключением наиболее бедных регионов Северо-Кавказского федерального округа.

Рисунок 3. Среднегодовой прирост/снижение численности потенциальной рабочей силы в федеральных округах за период 2011–2021 гг. [11]

Пояснение к рисунку: 1 – ЦФО, 2 – СКФО, 3 – ЮФО, 4 – СКФО, 5 – ПФО, 6 – УФО, 7 – СФО, 8 – ДВФО.

Как высвобождение, так и вовлечение рабочей силы в экономическую активность может способствовать росту производительности труда [12–14] (Bayrakova, Romanyuk, Trusevich, 2021; Tyrsin, Vasileva, 2021; Plenkina, Lenkova, 2022). В первом случае – за счет повышения интенсивности использования трудовых ресурсов, во втором случае – за счет увеличения объемов производства материальных и нематериальных благ. При этом для повышения интенсивности использования трудовых ресурсов необходим научно-технологический задел, который должен быть сформирован в национальной экономике и в региональных экономиках, ее образующих. Увеличение масштабов производства материальных и нематериальных благ, в свою очередь, возможно в тех регионах, где уровень социально-экономического благополучия приемлемый или даже относительно высокий.

На рисунках 4 и 5 представлена эконометрическая модель зависимости производительности труда в субъекте Федерации от уровня его социально-экономического развития (за параметр, характеризующий уровень социально-экономического развития, приняты данные по среднедушевым доходам населения).

Рисунок 4. Модель зависимости производительности труда от уровня социально-экономического развития федеральных округов (за 2014 год) [11]

Рисунок 5. Модель зависимости производительности труда от уровня социально-экономического развития федеральных округов (за 2020 год) [11]

Анализ данных показывает, что достоверность тренда аппроксимации и в 2014, и в 2020 году весьма высокая, следовательно, теснота связи между двумя факторами в 2014 году была 70%, в уже в 2020 году – почти 79%. Таким образом, производительность труда в субъекте Федерации коррелирует с уровнем социально-экономического развития.

Это означает, что приемлемый или высокий уровень социально-экономического развития может создавать необходимые стимулы к тому, чтобы рабочая сила региона демонстрировала стремление к повышению производительности труда. И в этом смысле в 2014 году в УФО и ЦФО были созданы приемлемые социально-экономические условия для стимулирования производительности труда, в 2020 году к ним добавились ПФО и СФО. Аутсайдером и в 2014 году, и в 2020 году был и остается СКФО – здесь очень низкая производительность труда при одновременно низком уровне жизни, при этом продолжительность жизни, по данным Росстата, в этом регионе самая высокая в России и составляет 74 года, а число лет здоровой жизни превышает 65. Очевидно, что при таком трудовом потенциале СКФО мог бы существенно увеличить динамику экономического роста и уровень социально-экономического развития. Однако этого не происходит.

Напротив, научно-технологический потенциал субъектов Федерации слабо коррелирует с уровнем производительности труда, достоверность тренда аппроксимации очень низкая, следовательно, теснота связи между двумя факторами в 2014 году не превышала 13,5%, но в 2020 году увеличилась почти до 21% (данные рисунков 6 и 7).

Рисунок 6. Модель зависимости производительности труда от уровня научно-технологического развития федеральных округов (за 2014 год) [11, 15]

Рисунок 7. Модель зависимости производительности труда от уровня научно-технологического развития федеральных округов (за 2020 год) [11, 15]

Вместе с тем в 2014 году лишь три субъекта Федерации (ЦФО, УФО, ДВФО) использовали имеющийся научно-технологический потенциал для повышения производительности труда, но уже в 2020 году к ним добавился СЗФО. Фактически научно-технический и технологический потенциал российской экономики в общем случае используется на 50% – только в четырех субъектах Федерации из восьми производительность труда коррелирует с указанным потенциалом.

Заключение. Таким образом, на основании изложения материалов исследования мы можем резюмировать, что российский рынок труда после эпидемии COVID-19 будет достаточно долго испытывать отложенные шоки, поскольку сократились продолжительность жизни населения и количество здоровых лет жизни. Параметры здоровья, продолжительности и уровня жизни могут оказывать влияние на производительность труда.

Но при этом низкая производительность труда напрямую может зависеть от уровня социально-экономического развития региона – чем ниже уровень социально-экономического развития, тем ниже производительность труда, поскольку отсутствуют необходимые стимулы.

Более длительная продолжительность жизни и более высокие показатели здоровья могут не играть значимой роли в использовании рабочей силы и не влиять на динамику на рынке труда и экономический рост депрессивных регионов.

Кроме этого, в России в экономике и на рынке труда сложилась ситуация, которую следует охарактеризовать как уникальную – научно-технологический потенциал слабо ассоциирован с производительностью труда, и только в четырех из восьми субъектов Федерации этот потенциал используется эффективно и интенсивно, т.е. для создания дополнительной добавленной стоимости. В экономически депрессивных регионах, а также в регионах, экономика которых выстроена преимущественно на эксплуатации ресурсной ренты, вовлечению научно-технологического потенциала не уделяется достаточно внимания, что, вероятно, требует проведения в таких регионах институциональных реформ.